Песнь тридцать третья
И все четверо пустились
на четыре стороны;
но навек с отцом сыны
тайным связаны обетом,
только до поры об этом
мы помалкивать должны.
Лишь скажу, что порешили
(не дивитесь, в наши дни
разве так они одни
поступают?), что отныне
для скитаний на чужбине
сменят имена они.
И, сказав о том, прошу вас -
не подумайте спроста:
мол, на новые места
едут с мыслями худыми,
мол, когда меняют имя,
значит, совесть нечиста.
Не пеняйте, что певец
вас не тешит, но тревожит,
думы тягостные множит.
Ведомо и вам самим:
узел слишком стал тугим!
Кто ж его распутать сможет?
Песнь про гаучо я спел вам,
и пора кончать ее,
хоть бы мог про их житье
петь до смертного я часа,-
ведь не до конца свое
размотал еще я лассо.
Умолкаю, а надолго ль,
сам не ведаю о том.
Хоженым идти путем
легче было бы намного,
только мне милей дорога
прямо к правде, напролом.
Зверь в норе укрыться может,
птица прячется в гнезде,
рыба - меж камней в воде,
только гаучо, беднягам,
неприкаянным бродягам,
нет пристанища нигде.
Мечутся, судьбой гонимы,
словно палая листва!
Нет, нужны тут не слова!
Кто ж подумает о деле -
чтоб дома они имели,
школы, церкви и права?
Время уж распутать узел!
Все нахальней, что ни год,
кружит подлый хоровод
захребетников зубастых
да стервятников горластых,
что терзают наш народ.
Но, даст бог, не навсегда
мы в глубокой этой яме.
Действовать должны мы сами
и при этом твердо знать:
чтобы разгорелось пламя,
надо снизу разжигать.
Власть имущие стремятся
только к выгоде своей,
что им до простых людей,
им нужны лишь лизоблюды:
власть, как дерево Иуды,
губит всех, кто рядом с ней.
И, как водится, все шишки
падают на бедняков.
Но они в конце концов
своего дождутся часа:
ведь из малых ремешков
крепкое свивают лассо.
В этой книге только правда.
Коль ее ты дочитал,
знай, что автор не приврал
и что не был он корыстен:
на поставке горьких истин
не составишь капитал.
Отдохнуть теперь позвольте:
тяжкую я ношу нес,
задал не один вопрос,
на иные дал ответы,
тридцать три мной песни спеты -
столько прожил лет Христос.
Но притом не позабудьте
одного еще словца
утомленного певца:
свой рассказ (коль провиденье
жизнь продлит и вдохновенье)
доведу я до конца.
Если ж не вернусь я к песням
о родимой стороне,
то не по своей вине;
о моей услышав смерти,
каждый гаучо, поверьте,
погорюет обо мне.
Радует меня их радость,
их печаль меня гнетет;
многих мой рассказ проймет,
мало кто его забудет.
Сохранять вовеки будет
память обо мне народ.
Память - драгоценный дар!
Коль ругнул тут кой-кого я
и задет он за живое -
пусть не злобится душа:
если позабыл дурное,
значит, память хороша.
И да не обидит вас
речь правдивая, прямая:
о нужде родного края
песни пел я много лет,
не кому-нибудь во вред,
но добра для всех желая.
, 1872, 1879
Электронная библиотека «Оригинал» - Классическая литература на языке оригинала и переводы на иностранные языки
notes
