Оглянувшись по сторонам, Софья наклонилась к самому уху сидевшего с левой стороны Антона и что-то заговорщицки прошептала.

Глаза Антона округлились. Он несколько секунд изумленно смотрел на девушку, а потом отчаянно закивал головой. Софья улыбнулась и поднялась со своего места.

– Ребята, – голос ее прозвучал на удивление звонко и все тут же замолчали, устремив взгляды на девушку. Даже Ванштейн со товарищи, прервали свое бурное обсуждение какой-то, по всей видимости интересовавший всех четверых, проблемы. – Я бы хотела спеть для вас, – смущенно улыбнулась Софья.

Последовала секундная пауза, а потом компания разразилась одобрительными возгласами:

– Да!

– Да, конечно!

– Спой!

– С удовольствием…

Сергей и Антон молча переглянулись.

Софья порхнула к Грише и о чем-то спросила в самое ухо. Гриша секунду поразмыслил, что-то вспоминая, потом улыбаясь сказал:

– Без проблем детка! Я могу наиграть даже «Времена года», правда тогда их никто не узнает.

Софья кивнула и повернулась к живому кругу.

Отблески костра плясали на ее прекрасном лице, отражаясь от ее бездонных глаз. Антону показалось, что воздух стал тягучим, и в нем повисло напряжение. Гришины пальцы ударили по струнам, извлекая из гитары первые аккорды проигрыша.

Пока Гриша играл вступление, Антон пытался судорожно сообразить, что же это за песня. Но понял лишь тогда, когда Софья пропела первую строчку, а после этого и до самого последнего слова, он уже не мог думать ни о чем…

Кристально чистый, обволакивающий с ног до головы голос разнесся по поляне. Все замерли.

Софья посмотрела прямо в глаза сидевшему без движения Антону. И как много он сумел увидеть, почувствовать в этом взгляде. Сердце замерло, а внизу живота образовалась тревожная пустота. Она смотрела на него, наверное, меньше секунды. А перед тем как спела следующую строчку, закрыла глаза. Может быть, чтобы лучше прочувствовать настроение песни, а может быть, чтобы не увидеть его слез:

Антон отвернулся.

Может быть, дело было в песне, может быть в голосе, таком чистом, пронзительном, проникающем в самое сердце, но Антон был не единственным, в чьих глазах появились слезы.

Софья продолжала петь. Щеки раскраснелись, голова чуть наклонилась в бок, пальцы теребили замок куртки. Гриша самозабвенно перебирал струны. Он был на грани экстаза. Еще никто никогда не пел под его гитару так хорошо…

Теперь голос набрал полную силу. Он заполнил собой всю поляну и понесся сквозь высокие ели, тревожа мохнатые колючие лапы, нырнул в ручей, растворяясь в бурном потоке, устремился к ночному небу, с которого смотрела только что родившаяся луна.

У Антона возникло ощущение, что лес подпевает ей. И это ощущение было невыносимым, оно разрывало сердце на куски.

Софья открыла глаза и снова посмотрела на него. Их взгляды снова встретились. И он понял все, еще до того как слова припева, обжигая барабанные перепонки ворвались в его затуманенный разум. Он понял все! Он вскочил на ноги, и под удивленными взглядами товарищей по экспедиции, зашагал к ручью. Он мог уйти от ее глаз, но он не мог убежать от ее голоса и этих ранящих сердце как острый нож слов припева этой дурацкой песни, долбанного саундтрека к плохонькому фильму. И слова эти настигли его:

Сидящие вокруг костра забыли про Антона. Все снова смотрели на Софью. Смотрел на нее и Сергей. Обычно холодный, как далекий космос, блеск нестерпимо голубых глаз заметно потеплел, и в этот момент эти неземные глаза были красивы как никогда.

Девушка, набрав полную грудь воздуха, в третий и последний раз исполнила припев:

Софья замолчала, опустив голову. Гриша убрал руку от струн, заставляя замолчать и гитару. Повисла мертвая тишина, через мгновение разразившаяся бурей (насколько на это способны четырнадцать пар ладоней) продолжительных аплодисментов.