ГЛАВА XXIII
Лаская землю нежными теплыми лучами, явилась чудесная весна и, уже готовясь превратиться в цветущее лето, как бы предавалась томным мечтам. В ущельях и долинах снега уже не осталось, он держался только на северных склонах обледенелых гор. Вот-вот должно было начаться таяние ледников, и каждый ручеек грозил внезапно выйти из берегов. Солнце вставало все раньше и заходило все позже. В три часа теперь начинался холодный рассвет, а в девять вечера наступали мягкие сумерки. Скоро золотой шар будет непрестанно кружить по небу, и глубокая полночь превратится в светлый, яркий полдень. Ивы и осины давно покрылись почками и уже наряжались в новый зеленый убор, а на стволах сосен выступила смола.
Природа-мать, пробудившись от сна, торопливо принялась за работу. Сверчки пели по ночам в тихих хижинах, и северные насекомые, привлеченные солнечным светом, выползали из расщелин и трещин в скалах; эти большие, шумные, безобидные создания, родившиеся в прошлом году и пролежавшие зиму в спячке, теперь ожили, чтобы, чуть пожужжав в воздухе, умереть снова. Все ползающие, пресмыкающиеся и порхающие существа вылезли на свет божий и торопились вырасти, размножиться и погибнуть. Только раз вдохнуть ароматный воздух, а там опять бесконечные морозы! Они знали это слишком хорошо и не теряли времени. Береговые ласточки отрывали свои старые ходы в мягких глиняных берегах, и малиновки пели на лесистых островах. Над головой настойчиво стучал дятел, а в глубине чащи кричала куропатка, словно гордясь, что пришло и ее время…
Юкон не принимал участия во всей этой лихорадочной суете. Он тянулся на протяжении тысяч миль, холодный, неподвижный, мертвый. Шумные косяки диких птиц, принесенные южным ветром, тщетно искали открытой воды и неустрашимо мчались дальше к северу. От берега до берега тянулся сплошной лед. Кое-где сквозь трещины просачивалась вода. Но в холодные ночи все замерзало снова. Легенда говорит, что в старину бывали времена, когда Юкон оставался подо льдом в течение трех лет. Глядя на него, можно было поверить и в менее правдоподобные вещи.
Так лето проходило в ожидании вскрытия реки, и медлительный Юкон со дня на день откладывал свое освобождение, лишь потрескивая своими крепкими оковами. Иногда на поверхности реки образовывались полыньи и трещины, которые все увеличивались и уже больше не замерзали. Тогда оторвавшийся от берегов лед проплывал по воде какой-нибудь ярд. Но река все еще не хотела освободиться от его власти. Это был тяжкий, медленный труд, и человек, привыкший украшать природу с искусством пигмея, сумевший обуздать смерчи и водопады, ничего не мог поделать с миллиардами тонн замерзшей воды, которые отказывались катиться вниз к Берингову морю.
На Острове Распутья все ожидали вскрытия реки. Водные пути были издавна первыми проезжими дорогами, а Юкон оставался единственным из них во всей стране. Лодочники с верховьев реки сбивали плоты, скрепляя их железом. Лодочники с нижнего течения конопатили лодки и баржи и топором и стругом выкраивали запасные весла. Джекоб Уэлз бездельничал и радовался полному затишью в работе, и Фрона радовалась вместе с ним. Барон Курбертен сильно нервничал из-за отсрочки. Его горячая кровь бурлила после долгой зимы, и весеннее солнце возбуждало в нем пылкие фантазии.
— О! О! Река никогда не вскроется! Никогда! — Он смотрел на неподвижный лед, осыпая его учтивыми проклятиями. — Это заговор, бедная моя «Бижу», настоящий заговор!
И он нежно поглаживал «Бижу», как окрестил он свое сверкающее каноэ, точно это была лошадь.
Фрона и Сент-Винсент смеялись и толковали ему о терпении, которое он упорно посылал ко всем чертям, пока однажды Джекоб Уэлз не сказал ему:
— Смотрите, Курбертен! Вон там, к югу от утеса. Можете разглядеть? Что-то движется! — Будто бы собака. — Слишком медленно для собаки. Фрона, принеси бинокль. Курбертен и Сент-Винсент вместе кинулись за биноклем, но последний знал, где он хранится, и вернулся победителем. Джекоб Уэлз приставил бинокль к глазам и смотрел, не отрываясь, на противоположный берег. До острова была добрая миля, и солнечный блеск на льду сильно мешал ему.
— Человек! — Он передал бинокль и напряженно уставился на реку. — Что-то там неладно.
— Он ползет! — воскликнул барон. — Этот человек ползет на четвереньках! Смотрите! Вы видите? — Его рука вздрагивала, когда передавала бинокль Фроне.
По ту сторону искрящегося белого пространства почти невозможно было различить небольшой темный предмет, смутно выступавший на таком же темном фоне земли и кустов. Но Фрона ясно увидела человека и, сузив глаза, уже могла следить за каждым его движением, в особенности когда он добрался до поваленной ветром сосны. С трудом она продолжала наблюдать. Человек дважды тщетно пытался, карабкаясь и извиваясь, переползти через огромный ствол и лишь после третьей попытки почти на исходе сил одолел его только для того, чтобы беспомощно свалиться в густой кустарник.
— Да, человек. — Фрона передала бинокль Сент-Винсенту. — Он едва двигается. Только что упал по ту сторону ствола.
— Шевелится? — спросил Джекоб Уэлз. И, когда Сент-Винсент покачал головой, старик принес из палатки свою винтовку и выстрелил в воздух шесть раз подряд.
— Шевелится! — Журналист напряженно следил за ним. — Он ползет к берегу. Ах!.. Нет, подождите секунду. Да! Теперь он лежит на земле и поднимает шляпу или что-то другое на палку. Машет… (Джекоб Уэлз сделал еще шесть выстрелов.) Снова машет. Все. Уронил палку и лежит без движения.
Все трое вопросительно посмотрели на Джекоба Уэлза. Он пожал плечами.
— Откуда мне знать? Белый или индеец? Наверно, изголодался или ранен…
— Но ведь, может быть, он умирает? — умоляюще сказала Фрона, как будто для ее отца, совершившего в жизни так много, не существовало ничего невыполнимого. — Мы ничего не можем сделать.
— Ах! Ужас! Ужас! — ломал руки барон. — На наших глазах! И мы ничего не можем сделать! Нет! — воскликнул он, внезапно решившись. — Нельзя! Перейду по льду.
Он побежал было вниз, но Джекоб Уэлз схватил его за руку.
— Не торопитесь, барон! Не теряйте головы. — Но…
— Никаких «но». Что нужно этому человеку — пища, лекарства, что еще? Подождите минутку. Пойдем вместе.
— Считайте, что я иду с вами, — немедленно вызвался Сент-Винсент, и глаза Фроны заблестели.
Пока она в палатке готовила сверток с провизией, мужчины достали шестьдесят или семьдесят футов легкой веревки. Джекоб Уэлз и Сент-Винсент привязали себя к обоим концам ее, а барона посередине. Барон заявил, что о провизии будет заботиться он, и навьючил сверток на свои широкие плечи. Фрона следила за ними с берега. Первые сто ярдов они прошли без труда, но она сразу заметила перемену, когда они перешли границу сравнительно плотного прибрежного льда. Ее отец уверенно вел их вперед, нащупывая путь палкой и постоянно меняя направление.
Сент-Винсент, шедший последним, прежде всех провалился под лед. Но голова его не окунулась в воду, несмотря на сильное течение, и спутники вытащили его, сильно дернув за веревку. Фрона видела, как они посовещались минуту и барон все показывал на что-то и жестикулировал, после чего Сент-Винсент отвязал себя и пошел обратно к берегу.
— Бр-р-р… — поежился он, приближаясь к Фроне. — Это невозможно.
— Так отчего же они не вернулись? — спросила она с легким оттенком неудовольствия в голосе.
— Они сказали, что сделают еще одну попытку. Этот Курбертен — горячая голова, вы же знаете.
— И отец мой — упрямец, — улыбнулась она. — Не хотите ли переодеться? В палатке есть запасная смена.
— О. нет! — Он прилег на землю рядом с ней. — На солнце тепло.
Целый час они следили за обоими мужчинами, которые тем временем превратились в черные точки. Им удалось пробраться на середину реки и продвинуться на милю вверх по течению. Фрона внимательно следила за ними в бинокль, но они часто исчезали за ледяными глыбами.
— Это нечестно с их стороны, — жаловался ей Сент-Винсент, — они сказали, что сделают только еще одну попытку. Иначе я бы не вернулся. Но им это все равно не удастся. Это совершенно невозможно.
— Да… Нет… Да! Они возвращаются, — заявила она. — Но слушайте! Что это?
Глухой гул, словно отдаленный гром, шел с середины реки. Фрона испуганно вскочила. — Грегори, неужели река вскрывается? — Нет, конечно, нет! Видите, как все стихло. Гул, поднявшийся сверху, замер где-то внизу реки. — Вот! Опять!
Второй раскат, более глухой и зловещий, спугнул малиновок и белок. Он прозвучал, словно грохот поезда, мчащегося по эстакаде. Третий раскат, перешедший в продолжительный рев, начался сверху и пронесся мимо них. — О, чего они медлят!
Обе точки остановились: по-видимому, путники совещались. Фрона поспешно навела бинокль на реку. Снова раздался гул, но она не видела никаких изменений. Лед оставался по-прежнему спокойным и неподвижным. Малиновки снова запели, а белки начали верещать, казалось, с некоторым злорадством.
— Не бойтесь, Фрона! — Сент-Винсент покровительственно обнял ее. — Если есть опасность, то они понимают ее лучше нас и выжидают.
— Я никогда не видела, как вскрывается большая река, — сказала она, примиряясь с необходимостью ждать.
Тул то раздавался вновь, то затихал, но других признаков начала ледохода не было, и двое мужчин, бредя по воде, постепенно продвигались к берегу. Они промокли насквозь и дрожали от холода, поднимаясь наверх.
— Наконец-то! — Фрона схватила отца за руки. — Х Я боялась, что вы никогда не вернетесь.
— Хорошо, хорошо. Давай скорее обедать. — Джекоб Уэлз засмеялся. — Опасности не было никакой. — Но что же это было?
— Река Стюарт вскрылась, и ее лед заплыл под ледяную корку Юкона. Мы там ясно слышали треск ломающихся глыб.
— О, это было ужасно! Ужасно! — воскликнул барон. — И тот несчастный! Мы не можем его спасти!
— Нет, можем. Мы еще раз попытаемся после обеда. Отправим собак. Поторапливайся, Фрона.
Но и собаки потерпели неудачу. Джекоб Уэлз выбрал самых умных вожаков, привязал к их спинам пакеты с провизией и хотел заставить их спуститься с берега. Но собаки не могли понять, что от них требуется. При каждой попытке вернуться их снова гнали к реке палками, камнями и криками. Это только сбивало их с толку, и, отойдя на почтительное расстояние, они поднимали свои мокрые, холодные лапы и жалобно выли, глядя на берег.
— Если бы удалось согнать вниз хоть одну, они поняли бы, что мне от них нужно, и дело пошло бы как часы. А ну, вперед, Мириам! Вперед! Вся суть в том, чтобы хоть одна из них спустилась на лед.
Джекоб Уэлз наконец заставил Мириам, вожака упряжки Фроны, пойти по следу, проложенному им и бароном. Собака храбро поднималась вперед, карабкалась и барахталась, иногда пускаясь вплавь. Но, добравшись до того места, откуда они повернули назад, Мириам беспомощно села на задние лапы. Потом она бросилась наперерез к берегу, выбралась на пустынный остров, расположенный выше, и через час вернулась домой без пакета с провизией. Тогда две собаки, притаившиеся в сторонке, окончательно испортили дело, пожрав Друг у друга продовольствие. После этого пришлось отказаться от дальнейших попыток, и собак позвали домой.
В течение дня гул все учащался, а ночью стал непрерывным. К утру он, однако, совершенно прекратился. Река поднялась на восемь футов, и во многих местах вода просочилась сквозь ледяной покров. Всюду слышался треск и хруст, и трещины разбегались по всем направлениям.
— Лед с реки Стюарт застрял ниже между островами, — пояснил Джекоб Уэлз. — Это вызвало подъем Юкона. А в самом устье реки Стюарт образовался затор, и теперь лед идет обратно. Когда же он прорвется назад, то пойдет к нижнему затору у островов. — И тогда? Тогда? — ликовал барон. — «Бижу» поплывет.
Когда рассвело, они принялись высматривать человека на той стороне реки. Он не сдвинулся с места, но в ответ на ружейные выстрелы слабо шевелился.
— Ничего нельзя сделать, пока не вскроется река, барон. Но скоро мы махнем на «Бижу». Сент-Винсент, вам лучше принести ваши одеяла и переночевать здесь. Нам понадобятся трое гребцов, и я думаю взять Макферсона.
— У меня нет необходимости оставаться здесь, — поспешил ответить журналист. — Лед тверд, как алмаз, и я поднимусь с зарей.
— А я? Обо мне забыли? — спросил барон Курбертен. Фрона засмеялась.
— Вспомните, что вы еще не взяли первого урока. — И что для него завтра едва ли найдется время, — прибавил Джекоб Уэлз. — Мы должны спешить. Боюсь, что команда будет состоять из Сент-Винсента, Макферсона и меня. Очень сожалею, барон. Поживите с нами еще год, и тогда мы от вас не откажемся.
Но барон Курбертен никак не мог утешиться и дулся еще целых полчаса.
