Глава одиннадцатая
Хохлов побледнел, хлюпнул носом и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. Руки его не то чтоб сильно, но вполне заметно дрожали.
— К-командир, это ловушка…
— Не понял тебя? Где?
Вместо ответа Хохлов сделал широкий круговой жест.
— Кабинет заминирован?! Позвать Петрова? — Малышев еще раз, более внимательно осмотрел помещение.
Вместо ответа Хохлов помотал головой и прямо через разбитую дверцу достал из стеклянного шкафа несколько марлевых повязок. Одну протянул Малышеву, вторую быстро нацепил на себя.
— Н-адевай… — голос врача звучал чуть глуховато, но по-прежнему встревожено. — Может, еще не поздно.
Капитан не стал допытываться и выяснять причину, если медицина считает что это необходимо, лучше прислушаться. Доктору виднее. Уточнил только после того, как крепко затянул тесемки.
— Объяснишь?
— Обязательно, — Хохлов зло плюнул на труп немца. — Ублюдки… Н-ничего святого… Надо н-немедленно всех детей в-вернуть обратно в боксы! — на Хохлова было страшно смотреть. От волнения он даже заикался меньше чем обычно. — Быстрее, командир! Б-быстрее!
Малышеву приходилось видеть, как в секунду поседел сапер, когда услышал щелчок предохранителя, а фугас после этого не взорвался. Так вот, лицо у военврача сейчас было точь-в-точь, как у того солдата, — заглянувшего в глазницы смерти, но неожиданно получившего отсрочку. Капитан обвел взглядом помещение, но ничего, хоть отдаленно похожего не увидел.
Письменный стол, пара медицинских шкафов с разбитыми стеклами. Два перевернутых набок стула, кушетка. Вешалка для одежды… На ней два халата и офицерский китель. У окна — ничком труп немца в одних подштанниках. На кушетке — лицом к стене молодая женщина в ночной рубашке. Мертвая. Осколки гранаты посекли ее так, что от крови белая ткань стала алой. На полу штаны от мундира, сброшенные взрывом папки, рассыпавшие по комнате какие-то бланки, документы и исписанные листы бумаги.
— Ничего не понимаю.
А Хохлов тем временем выбежал на улицу, сорвал с плеча автомат и выпустил в воздух длинную очередь.
— Внимание! Боксы н-не открывать! К детям не п-прикасаться!
— Что случилось? — из-за угла здания показался старшина Телегин.
Дверь барака хлопнула и почти одновременно наружу выскочил поляк-проводник и младший сержант Гордеева.
Затрещали кусты и с автоматом наизготовку на свету возник Пивоваренко.
— Что за шум, медицина?
— Всем оставаться н-на местах! — закричал Хохлов, внося еще большую сумятицу.
— А что случилось-то? — Оля шагнула вперед.
— С-стой! — врач замахал на девушку руками. — Никому не п-приближаться!
— Смирно! — Малышев понял, что пора вмешаться и прекратить панику. — Группа, слушай мою команду! Всем оставаться на своих местах, вплоть до особого распоряжения! Капитан Хохлов! Ко мне!
— Командир, ты не…
— Отставить! — Малышев, когда хотел, мог одним только голосом, заставить встать по стойке смирно оплывшего на весеннем солнышке снеговика. — Ко мне!
Хохлов непроизвольно подтянулся и даже попытался изобразить строевой шаг.
— Т-товарищ капитан, капитан медицинской с-службы…
— Отставить, — козырнул Малышев. — Приказываю прекратить панику и доложить, как положено! П
— Мы в-в ловушке.
— Попрошу по существу!..
— Дети заражены. Любой к-контакт с ними с-смертельно опасен. Эти нелюди п-превращали их в биологическое оружие. Я еще не п-просмотрел журнал до конца, но д-думаю, что кроме новеньких, все дети носители с-самых смертоносных вирусов. Мы должны в-возобновить изоляцию!
— Что мы должны сделать?
— Всех запереть обратно в-в боксы! — военврач отвечал негромко, но твердо. Видимо, первый шок уже прошел. — А также, — его взгляд мазнул по Оле и поляку, — изолировать в-всех тех, кто уже имел с ними непосредственный к-контакт.
— Погоди, Сергей Фомич… — Малышев мотнул головой. — То есть, как изолировать? А зачем же мы их у фрицев отбивали?
— На этом и с-строился расчет… — потемнел Хохлов. — Н-на милосердии… Что сделают с-советские солдаты, наткнувшись на такой лагерь? П-правильно, освободят, накормят, обогреют и в тыл отправят. А у большинства б-болезней, которые я успел заметить в бюллетенях, инкубационный п-период — месяц и больше. Как раз хватит, чтобы детишки успели к своим д-добраться… Заражая по пути всех, с кем будут общаться. И вспышка множественных очагов эпидемии в стране г-гарантированна. Никакой карантин не п-поможет. Каждый из них, пока обнаружат след, сопоставят и сделают выводы успеет з-заразить тысячи людей. А те, в свою очередь… — Хохлов замолчал.
Малышев представил себе обрисованную картину и судорожно сглотнул.
— Мама родная, это ж… Вот, суки!
Потом до него окончательно дошел смысл сложившейся ситуации.
— Сергей Фомич, надеюсь… ты не предлагаешь их всех уничтожить?
— Мы же н-не фашисты, командир… — опять вытер лоб военврач. — Немцы скрупулезны во всем, а если з-знать наверняка: кого от чего лечить, причем задолго до того, как вирус активизируется, — шанс на п-положительный исход очень неплохой. Т-только, как ты понимаешь, для этого нужны медикаменты и время.
— Твое предложение?
— Ну, во-первых, п-пусть те из наших, кто входил в бараки, не приближаются к тем, кто оставался снаружи. Во-вторых, — мне и всем тем, кто мог заразиться, п-придется остаться здесь. Под моим наблюдением.
— Йоперный театр! Вот влипли! — Малышев стукнул кулаком в ладонь. — На ровном месте, без боя потерять половину группы! И какую?! Проводника, радистку, старшину и врача!.. А по другому никак?
— Можно, — кивнул Хохлов. — Но без гарантии. С вероятностью п-пятьдесят на пятьдесят, что через несколько дней в горячке свалятся все. Успев з-заразить и тех, к кому направляемся на встречу.
— Черт!.. Умеешь ты успокоить…
Малышев присел прямо на землю, по-турецки скрестив ноги, и вытащил сигарету.
— Группа, вольно. Можно курить. Друг к другу лучше пока не приближаться, независимо от того: кто где находился…
— Андрей, — старшина Телегин окликнул командира с того места, где его застиг приказ. Рядом с углом здания. — Меня не торопись списывать. Я внутрь не успел зайти. Захотелось до ветру… Ну и задержался маленько, вот…
— Спасибо, старшина… Хоть что-то приятное. Жаль, что ты проводника за компанию не прихватил. Нам без него, через эти чертовы болота, все равно вовремя не поспеть.
— А кум зачем? — возмутился поляк. — Пусть пан капитан не переживает. Кубусь нас в эту историю втравил, ему и вытаскивать. А леса он не многим хуже меня знает. Доведет, как миленький.
— Думаете, — от второй хорошей новости Малышев заметно приободрился.
— А то… — усмехнулся Збышек. — Если некому, то кум куму… Эй, Кубусь! Покажись людям!
— Чего? — старший Залевский словно не слышал пальбы Хохлова. — Бал закончился, пора по домам расходиться?
— Как бы не так, — в тон ему ответил Збышек. — Вот теперь как раз все только начинается. Впрочем, малого можешь отправить на хутор, чтобы Кася не волновалась. А сам — готовься к новой выцечке* (*пол., - прогулка).
— Шутишь?
— Не приближайся! Як Бога кохам! — видя что кум хочет подойти, воскликнул Збышек. — Стой, где стоишь! Шутки закончились! Последняя была швабов. И нам всем теперь долго предстоит веселиться. Как бы со смеху не лопнуть…
— Не понимаю?
— Ты знаешь, что в этом лагере происходило?
— Откуда? — пожал плечами Куба Залевский. — Я же только издали за ними наблюдал.
— Швабы детей разными болячками заражали, чтобы те, выйдя на свободу, разносили их дальше.
— Пся крев! — выругался хозяин лесного хутора. — Вот лайдаки! Чтоб им подохнуть всем, один поперед другого! Швабам, то есть… И что теперь?
— Да ничего страшного. Доктор у русских хороший. Вылечит. Беда в другом, кум. Меня вместе с ребятишками в карантин определили. Значит, друзей наших к замку графа Соколовского тебе отвести придется.
— Тьфу на тебя, пердун ты старый, я уж было всерьез испугался!.. А это ерунда… Отведу, конечно. Почему не отвести хороших людей? Может, они по пути, еще с десяток-другой швабов пристрелят… — Куба Залевский широко перекрестился. — Пусть пан Бог будет нам всем в помощь.
* * *
Отделив здоровых от условно больных и взяв с товарищей слово, что они не будут нарушать условий карантина, Хохлов повел Малышева в кабинет начальника лагеря. Журнал регистрации болезней лежал сверху на столе, но военврач заприметил в углу за шторкой для переодевания, что-то вроде несгораемого шкафа. И Сергей Фомич очень опасался, что самый главный и неприятный секрет изуверской лаборатории они еще не раскрыли.
— В-вот… — военврач отодвинул ширму и продемонстрировал командиру сейф.
— А ключ?
— Я н-не видел… — мотнул головою Хохлов. — Всех н-немцев я не обыскивал, но что у той п-парочки его нет, м-могу утверждать. Осматривал их одежду т-тщательно.
Малышев заглянул в ящики стола, обвел взглядом помещение, высматривая место, где можно хранить ключ. Чтоб и неприметно для посторонних глаз положить, и одновременно, не слишком хлопотно было доставать, когда сейф понадобиться открыть. Но ничего подходящего не заприметил. Провел ладонью снизу по подоконнику, приподнял горшок с геранью и пожал плечами.
— Да наплевать… — открыл окно и высунулся наружу. — Петров! Виктор! Подь сюда. Работа по твоему профилю нарисовалась.
— Нормальный у меня профиль, — наигранно весело огрызнулся тот, прикасаясь к мясистому носу. — Особенно, если с доктором сравнивать. В нашем роду все мужчины такие… видные. С деда-прадеда… Природные русаки.
— Шутник… — хмыкнул Малышев. — Я не Геббельс чтоб твои данные с шаблоном сравнивать. Шнифером* (*жар., - взломщик) поработаешь? А то у нас тут сейф закрытый и без ключа.
— Распахнуть или приоткрыть? — деловито осведомился сапер.
— Лучше так, чтобы внутренности в целости сохранились. Доктор считает, что там еще кое-какие важные секреты хранятся.
— А м-может и не только с-секреты… — уточнил Хохлов. — П-пробирки со штаммами болезней обычно в-в холодильнике держат, но м-мало ли. Так что, Витя, ты н-на самых мягких лапках сделай. П-пожалуйста… У нас и так здоровых в группе осталось — р-раз-два и обчелся.
— Я понял, — кивнул сапер, входя в комнату и разминая пальцы, будто пианист перед концертом. — Ну, и где тут у нас пациент? Ага, вижу… А вы, товарищи офицеры, в сторонку отойдите. Свет загораживаете. И не волнуйтесь, не волнуйтесь. Сейчас все спроворим в лучшем виде. И высморкаться не успеете, как шашка прыгнет в дамки. Это нам, что семечек налузгать…
Петров постучал костяшками по железному боку сейфа. Потом — по дверке. Вынул из кармана какую-то железку. Сунул ее в замочную скважину, повернул ручку, дернул особым способом, одновременно прижимая коленкой дверцу внизу. Внутри несгораемого шкафа что-то противно хрустнуло, и сапер отошел в сторону.
— Шубки и жакеты, кольца и браслеты, разве ж я тебе не покупал… — пропел он пару слов из популярной воровской песенки. — Готово. Можно пользоваться…
— Капитан, а ты до войны чем на хлеб с маслом зарабатывал? — Малышев с удивлением посмотрел на Петрова. — Больно ловко у тебя получилось. А говорил, что на химика учился…
— Разве ж это сейф? — пренебрежительно махнул рукою сапер. — Этажерка металлическая, не больше. От огня упаковка, чтоб при пожаре не все сгорело… сразу. Так что, получите и распишитесь.
— П-потом, — Хохлов отстранил Петрова. — А теперь п-попрошу мне не мешать. И лучше, если с-с улицы п-понаблюдаете.
— Не вопрос, — капитан Малышев ловко перемахнул через низкий подоконник. — Мне сейчас болеть недосуг. Ты только не копайся там, лады? Время бежит, светает скоро, а нам еще топать и топать…
— Вот и не з-задерживайте меня.
Военврач подождал пока сапер шагнет за порог кабинета и только после этого осторожно открыл дверцу. К счастью, в шкафу не было ничего кроме нескольких гроссбухов.
Хохлов взял верхний. Открыл и начал читать. Через несколько страниц отложил и взял второй. Его он уже просматривал бегло. Третий — только полистал. Потом взял, лежащий отдельно, журнал регистрации и расшифровки телефонограмм и прочитал последнюю запись.
— Понятно…
— Что именно? — тут же отозвался Малышев, стоящий хоть и снаружи, но рядом с окном.
— В-в общем, командир, у меня, как в анекдоте, две н-новости: плохая и хорошая. С-с которой начнем?
— Я вижу, Сергей Фомич, что сапер и тебя заразил? — построжел голосом Малышев. — Весело вам, да? Шутки-прибаутки, блин горелый.
— Н-не заводись, Андрей, — примирительно произнес военврач. — Т-такая реакция на стресс, вполне н-нормальна. Это я тебе как врач говорю.
— Да? Ну, если нормальная, то начинай с хорошей.
— Я нашел для вас п-подходящий транспорт. Чтоб почти до м-места встречи добраться, без остановок и п-пересадок.
— Здорово, — серьезно ответил Малышев, видя что на этот раз военврач не шутит. — А какая плохая?
— Н-на нем сюда утром н-немцы приедут…
Петров, стоящий рядом с командиром, не сдержался и фыркнул.
— Точно, как в анекдоте.
— Понятно, — кивнул Малышев. — Считай посмеялись. А теперь доложи внятно и подробно. В смысле…
— Я п-понял. Докладываю. Это не просто лагерь, а м-медицинская лаборатория… Язык не п-поворачивается назвать ее н-научной. В общем, здесь не столько изучали с-способы лечения, как методику продления инкубационного п-периода. Так чтоб носитель в-вируса был заразным, но сам не болел, к-как можно дольше.
— Зачем?
— Цель, как я п-понимаю, простая и изуверская. Поскольку п-позволяет заразить максимально большее количество людей, к-которые до какого-то определенного времени будут оставаться з-здоровыми, а потом — п-под воздействием какого-то фактора — раз, и разразится н-невиданная эпидемия. Одновременно п-по всей стране. Не зря здесь только дети из Советского Союза. В-впрочем, где-то еще, м-могут находиться аналогичные лагеря, но с детьми д-других национальностей.
— Вот сволочи!
— Ф-фашисты… — пожал плечами Хохлов.
— Ну, понятно… А что с транспортом?
— Все эти дети уже более-менее удовлетворяют п-поставленные требования и завтра… в-вернее, уже сегодня утром за ними п-приедут.
— Час от часу не легче… — Малышев, словно ища поддержки, оглянулся на сапера. — Что же тут хорошего? Мы же не успеем увести детей. Еще один бой? Какими силами? Ведь для транспортировки полторы сотни заключенных, пусть и детей, фрицы не меньше взвода охраны пришлют.
— А вот и нет, — отрицательно помотал головою Хохлов. — Это ж н-не просто заключенные, это б-биологическое оружие. И проходит совсем п-по другому ведомству. За ними пришлют специальные грузовики, а с-сопровождение будет в защитных костюмах, резиновых п-перчатках и п-противогазах.
— Думаешь?
— Ну, в-варианты, конечно, возможны. И стопроцентной г-гарантии дать нельзя. Но вероятность изложенного х-хода событий достаточно высока, чтобы п-принять ее за руководство для дальнейших д-действий.
— Здорово, — уважительно прищелкнул языком сапер. — Так завернуть надо как минимум аспирантуру закончить.
— В резиновых перчатках не постреляешь, — выцепил главное Малышев, уже разрабатывая в уме план боя. — Машины нам достаточно одной… Если перенести на вышку у ворот и второй пулемет, а группу расположить… Интересно, интересно… А что, машины Nebeltruppen* (*нем., - туманные войска, химическая служба) действительно не подлежат проверке? Откуда сведения?
— Ну что ты, командир. Такое в принципе невозможно… — усмехнулся военврач. — Но интуиция мне п-подсказывает, что желающих остановить спецтранспорт и подвергнуть д-досмотру без конкретного приказа, особенно, если из кабины в-взирают «чудовища» в противогазах, даже среди полевой ж-жандармерии, будет исчезающе мало.
Малышев вспомнил последние довоенные учения, когда курсантам приходилось преодолевать задымленный район с использованием индивидуальных средств противохимической защиты, то — как при этом выглядели его товарищи и ухмыльнулся.
— А ведь сработает, черт меня дери… Действительно сработает. Молодец, Сергей Фомич. Выношу тебе благодарность.
— С-служу трудовому народу!
* * *
Пять тентованных пятнистым брезентом грузовиков выползли из леса ровно в одиннадцать тридцать, как и было указано в телефонограмме. Двигалась колонна, как и предположил Хохлов, без сопровождения. Да и чего им опасаться в своем тылу?
Помигав фарами, быстрой, размеренно рычащей моторами змейкой машины подкатили к воротам лагеря, даже не сбрасывая газ, явно рассчитывая сходу въехать на территорию. Но лагерь безмолвствовал. Водитель переднего грузовика за несколько метров от ворот дважды коротко и требовательно просигналил, но ничего не изменилось. И он вынужденно затормозил, почти уткнувшись бампером в опущенный шлагбаум.
Из кабины грузовика хорошо был виден пустой двор лагеря и фигура часового на вышке. Он смотрел вниз, удерживая колонну машин в прицеле пулемета. И больше ничего. Никакого движения.
Сидящий рядом с водителем офицер, приоткрыл дверцу, встал на подножку и что-то возмущенно прокричал. Подождал ответа и прибавил еще одну фразу. Громче и резче. Видимо, что-то очень обидное. Потому что в ответ протарахтела пулеметная очередь, изрешетившая и офицера, а заодно и водителя первой машины.
И пока немцы, сидящие в следующих грузовиках, еще не поняли настоящей причины задержки и только недоуменно завертели головами, услышав выстрелы — из леса к грузовикам подскочили диверсанты. Одновременно с обеих сторон. Фрицев выдергивали наружу и кончали ножами. Что бы детей лишний раз не пугать.
И только у предпоследней машины вышла заминка. Увидев перед собою усатое лицо старшины Телегина, ни капельки не похожее на европейца, водитель поднял руки и крикнул:
— Товарищ! Гитлер капут!
— Брянский волк тебе товарищ, — проворчал Кузьмич, но удар придержал.
— Товарищ, я-я!.. — быстро подтвердил немец, видимо только одно это слово и поняв. — Эрнст Тельман! Камрад…
— Чего? — опешил пробегающий мимо Пивоваренко и громко окликнул Малышева. — Слышь, командир. Тут у нас вождь немецких коммунистов объявился.
— Отставить балаган! Вечно ты, Виктор, со своими хохмами! — Малышев быстро подошел к ним. — Старшина! В чем дело? Одного фрица кончить не можете? Откуда здесь товарищ Тельман? Он же в концлагере. Об этом когда еще газеты писали. И потом — фрицу не больше тридцати лет, а Тельману…
— Нет есть товарищ Тельман, — замотал головою шофер, видимо сообразив, что происходит недоразумение. — Их бин Дитрих Хорстман. Их бин коммунист.
— А-а, — протянул Малышев. — Понятно… Товарищ, говоришь? А сам с нами воюешь. Солдат…
— Найн, нихт зольдатен!.. — отчаянно замотал головою пленный. — Их бин… шафёр. Fahrer… Ich musste… Meine Familie… Meine Frau ist… Meine Tochter… Оh, meinem kleinen Else (*нем., - Водитель… Мне пришлось… Моя семья… Моя жена… Моя дочь… О, моя маленькая Эльза).
Немец торопливо расстегнул прорезиненный плащ, вытащил из кармана гимнастерки портмоне и вынул из него слегка выцветшую фотографию. На изрядно потрепанном глянцевом снимке радостно улыбалась молодая белокурая женщина с таким же улыбчивым и кудрявым ребенком на руках.
— Богородица прямо, — проворчал старшина. — И что? Прикажешь нам на нее молиться? Ты видел, скольких таких ангелочков, за которыми ты, кстати, приехал… ваши изверги к смерти приговорили? Нет?.. Так пойдем, покажу!
— Шофер, говоришь? Коммунист? — Андрей понимал чувства Кузьмича, как никто другой. Но знал так же, что всех под одну гребенку стричь нельзя.
— Командир, ты же не хочешь… — начал было Телегин.
— Почему нет? — Андрей еще раз внимательно посмотрел на притихшего немца. — Нам надо добраться на место быстро и не привлекая внимания. А фриц уж точно лучше нас с тобою грузовик водит. К тому же — правила движения в немецком тылу знает. Где газануть, где притормозить или там… просигналить. Сечешь, старшина?
— Да, но…
— Остынь и угости человека сигаретой.
— Обойдется.
— Зря ты так… Не пацан ведь. Должен понимать, что жизнь не только приласкать умеет. Но если не дать человеку шанса, то он так и может умереть врагом или трусом. Знаешь, Кузьмич, я в штрафбате недолго побыл, пару суток всего, но увидел и услышал больше чем за год…
Старшина молча кивнул. Ни один политрук и уж тем более особисты не одобрили бы этого решения, но в словах капитана действительно была простая, житейская мудрость. Без затей… И Кузьмич полез в карман за куревом.
— Сергей Фомич! — Малышев увидел Хохлова, вытаскивающего из соседнего грузовика какой-то чемоданчик помеченный большим белым крестом. — Иди сюда…
— Очень удачная находка… — военврач довольно похлопал рукой по саквояжу. — Тут у них запас разных противоядий. Кое-что очень даже может пригодиться.
— Кузьмич тут, тоже… кое-кого нашел. Поговори с пленным. Объясни. Если просто жить хочет и не вредный, оставь себе в помощь. Куда он отсюда денется… Болота одни кругом. А если решительнее настроен — с нами поедет. Точнее, машину поведет.
Хохлов такому поручению не удивился. Три месяца в штрафбате и военврача научили смотреть на все более философски.
Немец слушал его внимательно и, как заведенный, только головою кивал и поддакивал. Потом произнес что-то скороговоркой и даже кулак поднял в старом антифашистском приветствии.
— Рот фронт!
— Он говорит, что устал бояться. И что готов… — перевел общий смысл разговора Хохлов.
Немец еще что-то произнес.
— А еще Дитрих говорит, что у их офицера, в первой машине, должен быть специальный пропуск. На право проезда в любую зону.
— Вот, — удовлетворенно произнес Малышев. — Уже моя доброта начинает окупаться.
— Лишь бы выделка дороже овчинки не встала, — по прежнему не до конца одобряя поступок командира, проворчал Телегин, направляясь к первому грузовику и обыскивая убитого офицера.
— Ну что, нашел?
— Нашел… Только в нем дырка, товарищ капитан.
— Большая? Очень заметно?
— Нет. Кровью не пропуск заляпан. Так что, если из рук не выпускать, можно пальцем прикрыть. А бумажка знатная. Такие цвета и издалека ни с чем не спутаешь. Может, на лобовое стекло прицепим?
— Фомич, спроси шофера…
Хохлов перевел вопрос и тут же — ответ.
— Нельзя. Пропуск должен храниться вместе с документами старшего колоны или транспортного средства и предъявляется только по требованию.
— Понятно… — Малышев рассеянно кивнул. — Ладно, пора собираться. Скажи, пусть машину выберет, на которой поедем. Лучшую. Чтоб не заглохла на полпути. И если бензин нужен, пусть до полного зальет. В общем, объясни, чтобы как следует понял и проникся. Ехать нам километров двести с гаком. Сюрпризов быть не должно. Скажи, что мы ему верим, но если подведет… то кляйне Эльза вмиг осиротеет. С гарантией.
— Хорошо, Андрей… Только пугать не буду. Со страху человек часто делает глупости. А оно вам надо? Лучше надежды нет допинга, — Хохлов взял у немца фотографию и долго разглядывал. — Какое милое лицо. Даже не вериться, что вот такая же добродушная фрау принесла на свет самое страшное чудовище…
— Майн фрау, я… — улыбнулся шофер. — Майн либен Ирен.
Военврач кивнул и вернул немцу фотографию. Потом взял его за плечо и повел к машинам, попутно разъясняя задачу, поставленную Малышевым.
Дитрих Хорстман слушал внимательно и только один раз быстро оглянулся. Увидел, что никто не смотрит ему в спину и заметно успокоился. Похоже, эти русские не такие уж и страшные, как о них говорит доктор Геббельс.
