Глава 2. «Паровозик» из Барвенково

Сначала о том, как Дмитрий поседел: сидели под Евпаторией, в блиндаже, принимали сигналы от радиостанции в Кировском. Манштейн осматривает те дома, которые не минированы. В три заминированных дома с садиком не идёт. А там всё готово! Над позицией сильный воздушный бой. Немцы пытаются сорвать штурм Евпатории всеми доступными методами. Неожиданно раздаётся грохот, сквозь три наката пробивается 100-килограммовая бомба с замедлением, и втыкается в середину стола, стол в клочья, бомба в грунт, а старшина 1 статьи Мальцев от неожиданности кидает шерстяные перчатки, которые попадают в кольцо стабилизатора. Инерциальная вертушка, дающая замедление, зажовывает его перчатки и останавливается. Несколько секунд управление роты смотрит на бомбу, потом все вылетают наружу, валятся на землю и ждут взрыва. Тишина. Все начинают отползать от блиндажа. Проходит минуты три, и бомба взрывается. Никого не убило. Ржали все долго, а потом подарили Дмитрию клок его седых волос. Почти сразу после этого пришло сообщение, что подрыв осуществлён, затем, что радист и Анна приняли бой. Старинов запретил сопровождать группу, и был совсем рядом: на КП 177 полка. Радист работал минут семь, потом со связи ушёл. Было понятно, что это всё. Чуть позже Дмитрия вызвали в Симферополь, где на Советской площади в доме бывшей городской Управы, состоялся Военный Совет фронта. На нём объявили, что командующий фронтом генерал-лейтенант Дмитрий Тимофеевич Козлов разжалован и снят с командования фронтом, исполняющим обязанности назначен генерал-лейтенант Батов. Его заместителем и командующим 44-й армией назначен генерал Львов, совмещающий эти две должности. ЧВС остаётся Мехлис. Дмитрий впервые участвовал в совещаниях такого уровня. Он очень стеснялся своих нашивок, тем более что остальные участники были в званиях от полковника и выше. Но, его несколько раз хвалили на нем, и, в конце концов, заставили выступить на совещании. Правда, перед этим, в перерыве, на него насели несколько полковых и дивизионных комиссаров, и заставили его выучить текст выступления. Дмитрий демонстративно прочёл его по бумажке: от «А» до «Я»! Собственно, его держали на совещании, чтобы наградить в присутствии. Наградили. Похвалили. И выпроводили в буфет, обмывать ордена и медали, вместе с такими же окопниками, кто не решал судьбу фронта. В буфете последовал вопрос полкового комиссара Черняева, из 44-й армии:

— Я видел вашу роту на марше в Карасу-Базаре. У вас нештатное вооружение: пулемёты ДТ и МГ-34, снайперские винтовки трех модификаций и автоматы ППД, снятые с вооружения. Другого вооружения я у вас не видел. На каком основании вы используете такое вооружение?

— Товарищ генерал-майор, помимо того, что вы видели, в оружейке роты находится вооружение пулемётной, снайперской и штурмовой роты Вермахта, кроме того, роты фельджандармерии и СС. Но всё сразу не поднять. Вооружаемся в зависимости от задачи. И обмундировываемся, тоже. Рота выполняет специальные задачи. При подготовке к операции приходится учитывать, в том числе, и уставы противника. В какое время вы видели роту, и я смогу сказать, почему она была вооружена именно так.

— Да и так понятно! Нам ведь никто не даёт такой возможности! — ответил капитан Храпов, комроты из 177-го полка. — Нас заставляют сдавать трофейное оружие.

— Тимофей, приказ не даёт тебе возможности получать боеприпасы на трофеи со складов боепитания, и всё. На меня он тоже распространяется.

— Точно?

— Абсолютно, поэтому я использую только то, что захватил во время наступления, или притащил с выходов. Единственное исключение: если работаем с ГРУ ГШ. В этом случае, получаем в полном объёме. Так что: не надо ля-ля!

— Ну, хорошо, уговорил! Всё равно, тебя флот снабжает значительно лучше, чем нас.

— Хочешь посмеяться?

— Ну, давай!

— Форму на мне видишь?

— Вижу, хорошо одели.

— Моя собственная, приобрёл на складах 51-й армии, частью трофейная. Наш штаб и склады в Емрюке. Я там с 1-го декабря не был!

— Вот о чём я и говорю! Все на нас ездят! — сказал комроты разведки 236 дивизии.

На этом спор прервался, так как на сцену вышла Изабелла Юрьева, и зал разразился аплодисментами. Зазвучал «Синий платочек», потом «Сердце моё», затем «Я так любила Вас». Зал активно поддерживал певицу: мало того, что кроме пулемётных очередей, давно ничего не слышали, так и местные девицы ходят в зипунах и грязных кирзачах, а тут, что-то воздушное и небесное. Дослушать Дмитрию не дали: уволокли на совещание. Собственно, оно уже закончилось, в комнате на третьем этаже остались только посвящённые.

— Садись, слушай. Есть данные, что справа от нас сосредоточились 30 пехотных и шесть танковых дивизий. Задача: Баку. — сказал Батов.

— Товарищ генерал-лейтенант! Силы противника раза в три преувеличены. Там их даже поместить негде, плюс они бы нас уже атаковали. А так к нам ломится только одна 22 дивизия.

— Лейтенант! Сведения предоставлены нашей стратегической разведкой. Проверены и переданы нам из Москвы. — достаточно резко сказал Мехлис.

— Лев Захарович, — обратился к нему Павел Иванович, — у нас с товарищем Матвеевым такая форма совещания: вопросы и сомнения говорим сразу, но не всегда их сразу освещаем. Таким образом, мы очерчиваем круг задач и вопросов, на которые у меня нет ответов. Ну, а насчёт сведений разведки, они всегда нуждаются в перепроверке, в том числе, и те сведения, которые принесет Дмитрий.

— Хорошо-хорошо, не буду больше вмешиваться, Павел Иванович! — «Блин! Сама любезность! Точно что-то не так!» — подумал Дмитрий.

В результате переговоров, пришли к мнению, что немцы «разводят» нас, демонстрируя большие силы, чем имеют. Единственная «тёмная лошадь» — 6-я армия Рейхенау, которая куда-то спряталась. Последний раз светилась подо Ржевом в феврале. Ходили упорные слухи, что её командующего уже нет: то ли сняли, то ли заболел, то ли погиб.

— Начинать придётся с севера, Дмитрий, и больше месяца дать не могу. Нужна расстановка сил на участке от Днепропетровска до Таганрога. Сил и средств у тебя маловато, поэтому я дал задание Бархоткину пополнить роту и довести её численность до батальона. Это будет отдельный разведбат фронта. Но, ты сам этим вопросом не сильно заморачивайся. Твоя работа: там, за линией фронта. Командировку тебе выпишем сегодня. Завтра и езжай. И поторопись. Ставка настаивает на начале мая. Успеешь?

— Не знаю, Павел Иванович. Пока — не знаю.

— Самолёты мы Вам выделим! — добавил Мехлис.

— Требуется согласовать с Горшковым, товарищ генерал. Я его сегодня здесь не видел. — задал вопрос Дмитрий Батову.

— Он в Феодосии, готовит совещание, тебе тоже надо быть!

— Может быть, лучше в роте порядок навести?

Батов показал ему кулак.

— Шибко ты разговорчивый стал, лейтенант Матвеев! Укороти свой язык! После совещания представлю тебя новому командующему 51-й.

— А начальства-то развелось! Просто не продохнуть! — съёрничал Дмитрий, тут же получив тумака от Батова. Генерал был молодым и крепким. Служить он начинал в разведке, ещё в Первую мировую. Матвеев сделал серьезную мину и попросил разрешения ехать в Феодосию.

— Езжай, послезавтра быть в Ичке, с группами.

— Есть, товарищ генерал.

— Скажешь Октябрьскому, что мы будем завтра в 16.00. - добавил Мехлис.

Дорога в Феодосию представляла из себя грязную лужу посреди степи. Лишь в горах она становилась чуть более проходимой, но добавлялись дополнительные воронки от снарядов. Ещё недавно здесь шли сильные бои. Пятеро бойцов с радиостанцией тряслись в кузове. «Додж», хоть и считался полулегковой машиной, но был начисто лишён какой-либо амортизации. Водители чуть приспускали колёса, чтобы не отбивать задницу. Впрочем, эта машина, одна из первых, имела централизованную подкачку колёс, правда, не на всех машинах. Грязь и вода часто летели через весь корпус, но, жаловаться было некому! На совещание Дмитрий опоздал, поэтому пришлось отираться в коридоре до перерыва. Бархоткин отчитал его, но потащил в столовую и покормил. Флотских талонов у Димы не было. Весело прожёвывая пищу, Александр Сергеевич ставил перед ним схожие задачи, о которых говорили Батов и Мехлис, но, разворачивал его на то, что он должен обеспечить, в том числе, и проход флотилии в Днепровский лиман.

— Вернусь из Барвенково, схожу, товарищ каплей.

— Только попробуй не вернуться! — и опять ему достался тумак по плечу. Судя по всему, и Батов, и Бархоткин знали что-то о ситуации под Барвенковым и Лозовой, но предпочитали пока молчать. Совещание закончилось затемно, бойцов он отправил давно в роту на попутке. Секретных документов с собой не было. Те записи, которые вёл на совещаниях, он сдал в секретный отдел. По дороге в Ислям-Терек, Дмитрий и решил сделать крюк, и заглянуть в Сары-Гель. Забор, без хозяйки, кто-то слегка завалил. Увидев свет в окошке, он подумал, что в дом кого-то подселили или кто-то его захватил, и был готов «качать права». Постучав в окошко, он неожиданно увидел лицо Десфины, а через несколько секунд её тонкие руки обхватили его шею, а губы жадно искали его губы. По щекам обоих текли слёзы и капли начавшегося дождя. Хорошо, что в вещмешке были продукты, в том числе и вкусные, из Симферополя. И большая банка черной икры, которую выдали в Феодосии участникам совещания. Икра была местного производства. Флот передал немного топлива и предоставил ремонтные доки для рыбколхоза. До войны этим колхозом руководил муж Десфины. Кроме икры, выдали по килограмму копчёной белуги. Вообще-то, на войне всегда голодно, и спать хочется. Обычно, слегка протекают сапоги, надо следить за руками, особенно в районе ногтей, потому, как это место склонно к воспалениям. Поэтому, такие маленькие радости и подарки были приятны, и необходимы людям, вырвавшимся на некоторое время из этого ада: когда тебя трясёт от избытка адреналина, когда с неба льётся сплошным потоком холодный дождь, а ты не имеешь право укрыться от него, когда по 18 часов приходится лежать на снайперской позиции, не имея возможности даже пошевелиться. Война очень грязное дело. Десфина сразу затопила баню. Она у них отличается от русской. Это «турецкая», точнее, греческая баня. Турки — кочевники, бань у них никогда не было, до тех пор, пока они не захватили Византию. «Черноморский вариант» сильно уступает баням Константинополя и современного Стамбула по размерам сооружений, но, хранит в себе ароматы тысячелетий! Десфина «колдовала» с маслами и настойками, Диму разморило в донельзя горячей бане, но, уснуть ему не дали! Чашка крепкого кофе после бани, вкупе с очень энергичным массажем, и путь к обоюдному блаженству был открыт. Уже после, Десфина немного рассказала о своих злоключениях. Она находилась два месяца в пересыльном лагере в Краснодарском крае. Перед самой посадкой в эшелон этапа, её сняли с поезда. Накормили. Отвели в баню. Переодели, потому, что она порядком истрепала свою одежду за это время. Посадили на катер, идущий в Керчь, оттуда на машине привезли домой. Единственное, что ей сказали: вскрылись новые обстоятельства, и постановление по Вашему делу отменено. Она приехала три дня назад. Дмитрий должен был получить её письма, написанные и отправленные сразу по приезду. До этого переписка была запрещена. Десфина ещё была слаба: она здорово похудела за это время.

— Кормили очень плохо, хотя умереть с голоду было невозможно, но есть хотелось постоянно. Контингент разный, в основном, семьи полицаев и предателей, но есть и нормальные люди, оказавшиеся в сложной ситуации. Из подпольщиков Феодосии, тех, кого я знаю, было двое. Один из них — зам. головы управы. Его связник погиб, и он поехал в ссылку. Некому доказать, что он работал на нас. Как этого добиться?

— Не знаю, Фина. Сложно всё это. Завтра, если успеем, сменим тебе фамилию, и ты заменишь все документы на новую фамилию. Ты же в управе не работала?

— Нет. Я руководила артелью рыбаков.

— Случайно не той, которая нам рыбу подарила?

— Какую?

— Ну, ту, что я принёс!

— Я ещё не видела!

— Посмотри!

— Странно! Феодосия, но я этого названия не знаю. Бог с ним! А икра сделана плохо! Пересолена! И сахар надо добавлять!

— Его же добыть или получить надо!

— Ты знаешь, Дима. Для меня главное, чтобы ты вернулся, всё остальное я сделаю. И ещё, Дмитрий, нас стало трое. Я…

Дима закрыл её губы поцелуем. Он не мог ей пообещать, что вернётся, и если вернётся, то, в каком состоянии. Улицы города были наполнены безрукими и безногими инвалидами. Особенно неприятно выглядели обгорелые лётчики и танкисты. Он ушёл от этого ответа. О том, что он разведчик, Десфина не знала.

Утром их разбудил грохот противнейшего звонка будильника. Требовалось успеть в отдел ЗАГС и на аэродром. Быстро позавтракав, они выехали в направлении центра посёлка. В ЗАГСе возникли некоторые сложности: отсутствовала справка о смерти мужа Десфины. Бюрократия — она бессмертна, в отличие от людей. Дама с красными усталыми глазами монотонно объясняла Десфине, что это была её обязанность зафиксировать смерть мужа и ребёнка. Уговоры, что Десфина надеялась, что оба вернутся, до самой оккупации, были напрасны. А потом ЗАГС не работал. Дмитрий не выдержал, попросил невесту выйти, дескать, надо переговорить с глазу на глаз с заведующей. После этого, заведующая и выдала ему целую тираду о том, что это всё потому, что есть указания на выселение всех греков, а эти подлейшие бабы меняют фамилии, чтобы избежать выселения!

— А ты, где была, когда здесь были немцы?

— В Новороссийске.

— А она здесь, и меня после ранения выхаживала. Мне через полчаса надо быть в Ислям-Тереке.

— Ну, тем более! Вернётесь, и я вас зарегистрирую!

— Сучка! — Дмитрий хлопнул дверью. Многие дома были разрушены, и жители надеялись, что благодаря выселению улучшат свои жилищные условия. Десфина расстроилась и попросила Диму оставить эту затею, и ехать по своим делам.

— Слушай, Фина! Прекрати, садись, поехали! — он дал по газам, и понёсся к штабу армии. Сам штаб уже перебирался в Симферополь, но строевой отдел ещё находился здесь. Полковник Строгачёв был на месте.

— А, лейтенант Матвеев! Дай взглянуть! — пришлось расстёгивать полушубок и демонстрировать новенькую золотую звездочку и орден Ленина.

— Мда! Растут люди! — удовлетворённо крякнул полковник. — Что хотел?

— Зарегистрировать брак с гражданкой Илиади. Вот её паспорт.

— А сама где?

— В машине возле штаба, пропуск нужен.

— Пойдём, проведу.

Процедуру полковник не очень хорошо помнил, поэтому сразу сказал, что повторять дурацкие вопросы не будет, позвал двух свидетелей расписаться, и выдал справку Десфине, что она действительно является женой лейтенанта Матвеева, при регистрации брака взяла фамилию мужа. Брак зарегистрирован при воинской части 65390. Справка подлежит обмену на свидетельство о браке. Быстро и без проволочек!

— Горько! — даже водка нашлась! Попросив кого-то довезти жену домой, Дмитрий понёсся в роту. Успел до того, как рота начала грузиться в машины на аэродром. Разумовский доложил, что рота к посадке готова.

— Сажай людей, сам ко мне! Всё погрузили? — спросил он лейтенанта, после того, как тот сел в машину.

— Так точно! А что задержались, Вы же сказали, что будете вечером? Мы уже волноваться начали.

— Десфина вернулась, и мы поженились.

— Во даёте! Когда?

— Только что! Всё потом!

Они двинулись за колонной. Через полчаса началась погрузка на ПС-84, десять бортов которых ждало их в Ичке. Вкруговую, с одной посадкой, добрались до Воронежа, где находился штаб Юго-Западного фронта. Тимошенко, которому Матвеев передал пакет от Батова и Мехлиса, недовольно посмотрел на него:

— Собственно говоря, я не понимаю, зачем ты сюда прилетел.

— Мне приказали, товарищ маршал.

— Нда, серьёзная аргументация. Чего там Захарыч чудит? Ну-ка, Ильин, позови Никиту.

Вошел маленького роста лысоватый бригадный комиссар.

— Слышь, Никита, что Захарыч учудил! Прислал к нам свою разведку, дескать, сведения о концентрации в Ростовской области 30-ти дивизий ошибочны. То есть, он не верит данным ГРУ, ПУР и стратегической разведки. Прислал сопливого лейтенанта проверить. Представляешь?

— Я знаю. Я разговаривал с «хозяином». Товарищ Мехлис и его сумел убедить в необходимости такой проверки. Так что, Семён Константинович, придётся исполнять.

— А приказ об этом есть?

— Есть, вот он. Подписан «самим»!

— А почему он не у меня на столе?

— Пришёл циркуляром по ГПУ.

Маршал набычился, и зашагал по кабинету резкими шагами. Затем подошёл к вешалке, резким движением снял полушубок, нахлобучил папаху.

— Давай, лейтенант! Показывай своё воинство! — и, резко распахнув дверь, вышел из комнаты. Матвеев пошёл за ним, обогнал и открыл перед ним дверь, придерживая её снаружи.

— Ну, хоть службу знаешь! — недовольным голосом пробурчал маршал. Следом за ними почти бежал бригадный комиссар. Увидев роту, маршал аж побелел: перед ним стояла «немецкая» рота: маскхалаты — немецкие, оружие — тоже.

— Это что за балаган?

— Первая рота отдельного разведывательного батальона Крымского фронта, товарищ маршал. 50 % личного состава — поволжские немцы, добровольцы из Саратова. В совершенстве знают язык, обучены в спецшколе ГРУ, имеют опыт боевых разведвыходов на Крымском фронте. Эта рота взорвала штаб 11-й армии. Весь личный состав роты — орденоносцы.

— Хм. — фыркнул маршал. Он показал пальцем на одного из бойцов, и приказал: «Ко мне!»

— Краснофлотец Штерн! — представился подбежавший радист второго взвода.

— Ну-ка, поймай мне Берлин! — сдернув рацию из-за спины, Володя быстро поймал Deutscher Rundfunk.

— Берлин, товарищ маршал.

— Переводи!

— «Несмотря на некоторые успехи действий русских войск на Южном фронте, наш победоносный вермахт продолжает успешно отражать яростные и бесполезные атаки врага под Петербургом, где в боях уничтожено 5 русских дивизий…»

— Достаточно! Хватит слушать это враньё. Товарищ бригадный комиссар, займитесь размещением и покормите бойцов. А ты, лейтенант, за мной. Давно воюешь?

— Вторую войну.

— И всё лейтенант?

— Мне недавно присвоили, в конце декабря.

— А на Финской где был?

— 15-й отдельный артдивизион Балтфлота, товарищ маршал. Артиллерийская разведка.

— Понятно, проходи.

Дмитрий снял полушубок, повесил его на вешалку. Семён Константинович накрыл часть карты вторым листом, скрыв тыловую часть расположения войск, и пригласил Дмитрия к столу.

— В отличие от вас, фронт у нас большой: четыре армии. Вот смотри. От Курска до Харькова. Напротив стоит армия Вейхса, в составе 6-го и 55-го корпусов. 7 дивизий. Больше моя разведка никого на участке не обнаружила. Южнее стоит 17-я армия Гота, стык армий в районе Сум. От двух до четырёх корпусов. От семи до одиннадцати дивизий. Ещё южнее стоит первая танковая армия Клейста, но это уже сектор Южного фронта. В январе на правом фланге появлялся Рейхенау, затем его части были отмечены подо Ржевом. Здесь он не появлялся. Считаю, что Ставка правильно определила, что его переместили ближе к Вам: в Ростовскую область и под Мелитополь. Дела у немца в Крыму были плохи. Скорее всего, он там.

— Разрешите, товарищ маршал.

— Давай!

— Характер боёв на Перекопском направлении отчётливо говорит о том, что свежих войск у противника там не появилось. После капитуляции 11-й армии, даже боёв местного значения нет. Мы ходили на глубину до 100 км, до Днепра доходили. Там войск, кроме 22-й дивизии, нет. Немцы перевооружили её, сделав танковой, но, они считают, что этих сил и средств хватит, чтобы удержать нас на Перекопе и Чонгаре. В некотором смысле, они правы: место для наступления совсем неудачное. Но, на аэродромы в Херсонской области начал прибывать 8-й авиационный корпус. Так что, в покое нас не оставят, попытаются выбомбить наши войска, как они сделали это прошлой осенью. До захвата плацдарма в Крыму, немцы не станут перебрасывать сюда крупных сил. Так что, наиболее вероятен совершенно другой вариант развития ситуации. Им здорово мешает Барвенковский выступ и Днепр. Загонять, в почти готовый мешок, войска они не станут, товарищ маршал. Ведь удар на Днепропетровск в этой ситуации напрашивается сам собой.

— Угу, но мы имеем несколько другие указания Ставки. Ты же с флота? А что флот планирует?

— Мне даны указания: произвести разведку Бугско-Днепровского лимана. Остальное мне не известно.

— Понятненько-понятненько! Не даст немец это сделать! Поэтому он туда авиацию и перебрасывает!

— Судя по всему: не только он. Части 44-й армии привлечены к восстановлению всех аэродромов Крыма. Приходят новые самолёты американского производства.

— Вот это хорошо! Так, каким образом собрался действовать? Немец у нас сильно закрепился. Разведка работает с большим трудом. Имеем большие потери.

— Самолётами забросим три группы прощупать рокадную дорогу Льгов-Суджа, затем переместимся южнее в район Перещепино-Красноград, потом район Орехово и Токмака. Всего будет задействовано 12 групп. Остальные на подстраховке и восполнении потерь.

Маршал покачивал головой и отмечал места на карте.

— Толково. И сразу рокадки щупаешь. Так далеко мои не ходили. Жандармов много. Когда начнёшь?

— Ночью. Меня очень просили поторопиться с данными.

В этот момент в дверь постучали, и вошёл Хрущёв.

— Разрешите, Семён Константинович? — маршал прикрыл карту, чуть оттолкнулся от стола и выпрямился.

— Заходи-заходи, Никита. А не такое уж и глупое предложение сделал Лев Захарович. Посмотрим, как масть ляжет, но есть возможность словить фон Бока на мизере и прицепить ему «паровозик»!

Дмитрий тоже отошёл от стола и пошёл вслед за маршалом.

— Ух, ты! — воскликнул бригадный комиссар, взглянув на грудь Матвеева. — За что?

— В Указе написано, что за всё сразу, товарищ бригадный комиссар.

— Как написано? Ты что ж, не понимаешь, что от того, как написано, всё и зависит?

— За разработку и осуществление ряда разведдиверсионных операций, обеспечивших успех Крымского фронта по разгрому 11-й немецкой армии в Крыму.

— Вот это формулировочка! У лейтенанта!!! — воскликнул Никита Сергеевич, обращаясь к Тимошенко. Тот покачал головой, соглашаясь с Никитой, но, добавил:

— Поплавок видишь? Высшее военное образование! Голова у него работает, я проверил! Так что, готовь приказ по фронту: оказывать полное содействие, Никита! Чего-зашёл-то?

— Доложить, что дал указания разместить роту ближе к аэродрому и поставить на все виды довольствия по лётной норме, с фронтовыми, как указано в приказе Ставки.

— Добро! Готовь бумаги. А мы продолжим. Ильин! Вызови начальника разведки!

Ещё несколько часов уточняли данные по районам высадки, сгоняли туда «разведчиков» за свежими аэрофотоснимками. Один из них не вернулся, остался закрытым район возле Конотопа. Затем специалисты из ГРУ готовили для них документы и легенды. Первые три группы ушли глубокой ночью в полёт. По заявлениям лётчиков: выброска прошла удачно. Оставалось дождаться сеансов связи. Одна из групп вышла на связь с опозданием на три часа: отрывались от противника. Начали готовить резервную группу для этого района, но, все три группы продолжили работу в заданных районах. Наблюдение за противником ничего не дало, поэтому, было дано указание: захватить и допросить языка. Язык из Новой Слободы дал информацию, что он видел автомашины и танки с жёлтой вздыбленной лошадью на кабинах и башнях, но сейчас этого знака на тех же машинах нет. Машины — те же, водители — те же, а знака 6-й армии не стало. Обер-лейтенант фельджандармерии, захваченный другой группой, сказал, что командующий армией сейчас Паулюс, бывший командир одного из корпусов. Базируются западнее Харькова, и представляют собой резерв фон Бока. К линии фронта их не подпускают. На станциях накапливается подвижной состав на случай переброски резерва. Третья группа на связь не вышла. Дмитрий дал команду группам отходить и выходить к своим. С двумя РДО он пошёл к командующему. Несмотря на глубокую ночь, тот не спал.

— А, разведка! Заходи! Тоже не спится?

— Есть сведения из районов Новая Слобода и Сужда. Вот дешифровка, товарищ маршал.

— Молодцом! А чего невесёлый такой? Устал?

— Одна из групп на связь не вышла.

— Необходимо установить численный состав армии, сынок. Действуй! А, насчёт группы… Не хорони людей раньше времени, лейтенант.

— Прошу разрешения перебазироваться южнее, здесь при разведотделе оставлю радиста.

— Пока работаешь на моём фронте, докладывать мне лично! Самолёты у тебя есть. Никакой радиосвязи! Понял?

— Да, товарищ маршал.

— Ну, ступай, а мне надо доложить о твоих делах! — он снял трубку ВЧ.

— Товарища «Васильева»! — услышал, уходя, Дмитрий. Доклад пошёл в Ставку. Дмитрий сел в приданный автомобиль и поехал на аэродром, оттуда рота вылетела в Купянск.

Типичный южнорусский городок, расположенный на холмах. Самое высокое место: Никольский собор, в котором расположился штаб 57 армии Южного фронта, которой командовал генерал-лейтенант Подлас. Генерал немного косил на левый глаз, имел «ворошиловские» усы, носил полушубок и папаху, как Тимошенко. 57 армия в 41-м была резервной у Тимошенко. Именно она отбила Ростов 28 ноября 41 года, но командовал ею тогда генерал-лейтенант Рябышев. Подлас командует этой армией второй месяц. В штабе вечный переполох, разносы по делу и нет. Короткую передышку, на время сильнейшей распутицы, используют для пополнения частей. Зимнее наступление армия провела довольно успешно, но потом запуталась в сложных инженерных сооружениях немцев. Немцы применяли здесь развитую систему опорных пунктов, с огневыми мешками между ними. При попытках их обхода, пропускали части в огневой мешок, а затем уничтожали. К таким действиям армия оказалась не сильно готовой, поэтому задачу: выйти к Днепропетровску, она и её соседка: 9-я армия, выполнить не смогли. Увязли в боях, выбивая немцев с господствующих высот. Фронт от Купянска совсем близко, с колокольни его отлично видно. Рота расположилась на аэродроме Ковшаровка, в 5 километрах от Купянска. Ночью с пяти бортов выбросили 6 групп. А Дмитрий с третьим взводом выехали в Лозовую через Изюм. Железная дорога работала только до станции Красный Лиман, Славянск был занят немцами. Освободить его 9-я армия не смогла, и отошла за Донец. На севере фронт проходил между Балаклеей и Савинцами. Выдвинутый вперёд «язык» Барвенковского выступа был длиной больше ста километров, а шириной — семьдесят три километра в самой узкой части. На плацдарме было две дороги: одна рокадная, в самом начале между городами Изюм и Славянском, и директриса: Изюм — Красноград по северной границе плацдарма. Остальная территория превратилась в сплошные плавни, из-за разлива многочисленных рек, заполненных водой оврагов, жирного, пропитанного водой, чернозёма, по которому не могла пройти никакая техника. Шоссе находилось под постоянным обстрелом немцами, которые активно применяли авиацию для регулярных бомбёжек шоссе. Весь март противник контратаковал 57-ю и 9-ю армию. 12 марта противник, предпринял сильную атаку, овладел Анна-Николаевкой, Елизаветовкой, Фидлерово и создал угрозу левому флангу 57-й армии. Трое суток непрерывных боёв позволили восстановить положение, а тут ставка потребовала изменить направление ударов: в качестве ближайших целей были названы Краматорск и Первомайка. То есть, последовала попытка начать расширение плацдарма вправо и влево, с целью окружить Славянскую и Балаклейскую группировки одновременно. Для этого в бой введена 6-я армия, начавшая перегруппировку ещё в начале марта. Но, должного успеха это не принесло: дивизии вводили в бой «с колёс», кроме потерь, это ничего не дало. 16-го марта противник прекратил контрнаступление. Наступило затишье. Каждая сторона использовала его по-своему. На территорию плацдарма стремительно накатывалась весна, ухудшая и без того сложное положение со снабжением войск.

Ехали в видавших виды полуторках, которые каждые несколько километров приходилось на руках выталкивать из очередного оврага. 80 километров ехали 9 часов. В Лозовой, конечной части маршрута, взвод разделился. Одна группа следующей ночью перешла линию фронта, и продвигалась в сторону Днепропетровска, вторая двинулась в сторону Сталино. Обоим группам дано задание: нарушить железнодорожное сообщение на перегоне Днепропетровск — Сталино. Ещё две группы отправились из Купянска под Орехов и под Черниговку. Их целями были железнодорожные мосты через Конку и Токмачку. Они должны были подготовить площадки для приёма диверсионных групп. Убедившись, что группы прошли через фронт, Дмитрий выехал назад в Купянск. Там его ждало сообщение, что заработала радиостанция группы, работавшей под Сумами. Она вышла на связь из-под Харькова. Командир группы старшина 1 статьи Мальцев и радист Штерн побывали в Харькове. Штерн под видом чиновника Остканцелярии из Полтавы, а командир в виде полицейского. Захваченный ими по команде «язык», имел на руках командировочное удостоверение в Харьков. Мальцев передал состав 6 армии Паулюса: семь корпусов, один из них танковый, в составе 17 дивизий. Имея такие сведения, не стыдно и перед Тимошенко предстать. Через два часа он был уже в Воронеже.

— Выходит, что немцы дурочку валяли, разрешая нашим войскам сидеть под Барвенковым? И, имея такие резервы, не атаковали? Быть такого не может! Врёт твой Мальцев!

— Нет, товарищ маршал! Немцы пополняли армию Паулюса всё это время. Вот же написано слово: «переформирование». Не готова была армия Паулюса наступать.

— Ладно, что на других участках?

— Вот, товарищ маршал, карта. То, что удалось выяснить по глубоким тылам немцев.

Наиболее плотно немцы стояли в районе Нововодолаги, куда сходились три важнейшие железные дороги. Тимошенко с грохотом стукнул по столу!

— Вот сволочь! Долбаный фон Бок! Ждет он нас! Ладно, лейтенант, иди! Молодец! Задание ты выполнил! Дуй отсюда, к чёртовой бабушке, на свой Крымский фронт. Передай частоты групп, которые находятся за линией, полковнику Серову. По мере выхода, будем отправлять к Вам обратно.

Выйдя от начальства, Матвеев выматерился! Роту он, считай, потерял! Остался один взвод! Вот и делай добро людям! Двое суток собирались, потом вылетели на Ростов. Там Матвееву приказали задержаться, а второй взвод полетел дальше. На аэродроме встретил через сутки Батова, Горшкова и Октябрьского. Горшков сказал ему, что сегодня состоится заседание военного совета Юго-Западного направления, и поздравил его со званием старший лейтенант.

— Если так пойдёт, то скоро меня обгонишь! — улыбнулся командующий флотилией.

— Спасибо, товарищ контр-адмирал! А я-то, зачем нужен на совещании?

— Страна должна знать своих героев! Не знаю, но в приказе по направлению фигурирует твоя фамилия. Тимошенко приказал.

Совещание собралось в здании Ростовского Совета. На нём присутствовали командующие пяти фронтов: Брянского, Юго-Западного, Южного, Закавказского и Крымского, а так же командующие Черноморским флотом и Азовской флотилии. Члены Военных советов этих фронтов и начальники разведки. Выступления начал Тимошенко, и оно было разгромным, для всех фронтов, кроме Крымского. Особенно досталось разведке, которая пропустила сосредоточение и переформирование 6-й армии немцев, под носом у всех. В результате, были напрасно потрачены людские и материальные ресурсы. А над южным направлением нависла угроза нового немецкого наступления, в то время, как сами просили, дополнительно, войска, чтобы освободить левобережную Украину. Войска начали поступать, и тут выясняется, что они не правильно оценили потенциал противника!

— Как это понимать? И каким образом можно исправить сложившееся положение? Я проверил отчёты начальников разведки всех фронтов: разведка ведётся на глубину от пяти до двадцати километров. Дальше стоит «густой туман войны»! Эта дистанция для командира полка или дивизии, но никак не для командующего корпусом, армии или фронтом! Всех начальников разведки всех фронтов и соединений я предупреждаю о неполном служебном соответствии, за исключением Крымского фронта и Азовской Военной флотилии. В результате потерян, отбитый с такими потерями, Белгород. С целью совершенствования способов и методов организации этой работы, я предоставляю слово начальнику разведки АВФ майору Бархоткину, который поделится с товарищами теми наработками, которые сделаны им и полковником Савватеевым, начальником разведки 51-й армии.

«Оригинально!» — подумал Матвеев, — «Что-то я не припомню, чтобы Савватеев что-нибудь делал?» Но, фамилия прозвучала!

Александр Сергеевич выступал уверенно и аргументировано, что во время десанта на Керченский полуостров, в момент, когда положение было предельно неясным, отделом разведки флотилии было принято решение об увеличении глубины операций, причём, с проведением диверсионных действий против войск противника. Используя сложный рельеф местности и дополнительные силы из числа авиадесантных войск, разведка флота смогла задержать продвижение резервов противника, заставила его сойти с шоссе, и атаковать разрозненными силами, тогда ещё очень непрочную, оборону десанта. После первого успеха, было принято решение вместо разведвзвода развернуть разведроту, куда, по согласованию с ГРУ ГШ, были включены курсанты одной из школ ГРУ, хорошо подготовленные к боям и действиям в тылу противника. Роту укомплектовали сверх штата немецкими радиостанциями, обмундированием и вооружением, значительно усилив её боевой потенциал включением большого количества пулемётов немецкого производства. В роте их 20, не считая такого же количества пулемётов ДТ. Рота выполняла рейды по тылам противника на всю глубину полуострова, высаживалась на Кинбурнскую косу, отдельные группы ходили до Херсона и Каховки. Многое для роты сделал генерал-лейтенант Батов, лично следивший за работой разведчиков, который превратил приданную ему роту в надёжный инструмент работы армии и фронта. По результатам боёв и проведённых операций, командир роты лейтенант Матвеев стал Героем Советского Союза и командиром отдельного разведывательного батальона фронта. Дальше он углубился в состав разведбата, который состоял из роты глубинной разведки, двух рот оперативно-тактической разведки, миномётной роты, транспортной роты и роты танков, в составе которой 18-ть танков: восемь Т-34, восемь Pz-IV и два Т-60. Такой состав предусматривает возможность проведения операций по разведке боем, для вскрытия огневых точек обороны противника. Матвеев удовлетворённо хмыкнул: всё, о чём они разговаривали с Бархоткиным и Батовым, было ими реализовано. Вот только первый взвод… Когда люди вернутся, и в каком состоянии — неизвестно! Бархоткин закончил выступление, тут, с места, Тимошенко и сказал, что именно первая рота этого батальона вскрыла полную картину положения на Южном участке фронта. Участие Матвеева в совещании было ограничено тем, что он встал, по приказу Тимошенко, и показал присутствующим, что он — реальный человек, а не «очередной миф пропаганды»!

Назад летел вместе с «большим начальством», но в хвосте самолёта. Батов и Мехлис много переговаривались между собой и хохотали, но из-за рёва двигателей, было не слышно: о чём они говорят. Сели в Аэрофлотском. Оттуда Бархоткин подвез его в Рейзендорф, где и базировался батальон. Старший политрук Костин доложился, что происшествий не случилось, за исключением… — и, таинственно, замолчал.

— Ну, что встал, докладывай! Что случилось!

— Пройдёмте, товарищ командир! — они вышли из штаба, немного прошли по улице, затем Володя показал на уютный небольшой домик. — Проходите, товарищ командир!

Дима вошел в сени через незапертую дверь, постучав, вошёл в комнату, из второй комнаты вышла Десфина! Она была в форме с нашивками старшины второй статьи.

— Как это? Ты почему здесь?

— А мой дом кто-то поджёг. Но твои друзья: Александр Сергеевич и Строгачёв, мне помогли. Теперь я служу в твоём батальоне военфельдшером, курсы я перед войной заканчивала. Ты не рад?

— Рад, милая, просто совершенно не ожидал тебя увидеть, и всё время думал, как попасть в Сары-Гель. — он обнял жену и поцеловал её.

— У меня все готово, так, что, товарищи командиры, прошу к столу! Проходите, Александр Сергеевич и Владимир Николаевич!

— Минуточку, Десфина Георгиевна, сейчас Архипцев подойдёт, я за ним послал. — сказал Костин. Вошли оставшиеся бойцы того самого первого взвода: лейтенант Архипцев, старший краснофлотец Соня Красовская, старшина 1 статьи Юра Головин и, полная неожиданность: главный старшина Иннокентий Андрушко!

— Живой! — воскликнул Дима и обнял, вернувшегося из госпиталя, Кешу.

— Не полностью, Дмитрий Васильевич, врачи, вот, полкисти оттяпали. Так что… Назначен командиром хозяйственного взвода.

— Это ничего, Кеша, главное: живой и вернулся.

— Я Александра Сергеевича в Емрюке поймал, меня ж комиссовать хотели. Но мы не просто так, мы по поводу!

— Проходите, проходите! — сказала Фина. Во второй, большой комнате стоял накрытый стол.

— Не понял, а у кого праздник? — спросил Дмитрий.

— Вот гад! Свадьбу зажилить хотел! — рассмеялся Бархоткин.

Дмитрий стукнул себя по лбу.

— Точно! А у меня с этими путешествиями это совсем из головы выпало! К столу, товарищи.

— Нет-нет-нет, Дмитрий Васильевич! — захлопала в ладошки Сонечка, — Мы подарки принесли!

Долго и церемонно вручали подарки, а потом закричали «Горько!», и обвязали молодых длинным рушником. Десфина смущённо улыбалась. Сидели довольно долго, затем раздался сильный гул моторов.

— Что это?

— Американцы взлетают. Пошли бомбить Плоешти и Германию. Сядут в Англии. Челночные рейсы. — ответил Бархоткин.

— Такие приставучие, просто слов нет! — добавила Соня, но покраснела.

— Что, Сонечка, никак роман закрутила?

— Ну, не роман, но ухаживают красиво! Умеют!

— Вот-вот! Из-за этого батальон будет передислоцирован в Биюк-онлар, приказ уже получен, Дмитрий Васильевич. Здесь организуется авиабаза особого назначения. Завтра и начнёшь, но, хватит о делах. Горько! — сказал Бархоткин.

Утром поспать не дали. Начались сборы, к обеду первая колонна ушла на Биюк-онлар. Расположили их в опустевшем посёлке у аэродрома. Здесь базировался полк ПВО, но, только часть техников и зенитчики, а лётчики жили в Биюк-онларе, где было много опустевших домов: несмотря на татарское название, село было русско-немецкое. До войны жило много еврейских семей. Немцев выселили наши, евреев расстреляли немцы. Многие сельчане находились в армии и в партизанском отряде, который не расформировывали, а использовали в качестве отряда милиции, в том числе и для выселения татар из Крыма. На полуострове шла незаметная гражданская война: вспоминались старые обиды и новые злодеяния. В городах и сёлах постоянно заседали суды и трибуналы. Вешали тех, кто сотрудничал с немцами. По словам Десфины, сразу, как она переоформила документы на новую фамилию, и переделала ордер на дом, ей аккуратно подпалили крышу. Соседи прибежали довольно быстро, дом погасили, но крышу надо было переделывать. Одной ей было не справиться, и она пошла к полковнику Строгачёву. Тот сходил в поссовет, внес Дмитрия в домовую книгу, и предложил Десфине записаться добровольцем в армию. В этом случае, дом отремонтирует военкомат, дом могут использовать для расквартирования военнослужащих, но, по закону, он остаётся в собственности военнослужащих, находящихся на фронте. Так что, если они не погибнут, то вернутся туда после демобилизации. Для самой Десфины: это через пять месяцев. Дмитрий согласился, что это было правильным и своевременным решением. За полгода страсти чуть поутихнут, да и «служба в Рабоче-Крестьянской Красной Армии трудна и почётна» и гарантирует довольно большие права и привилегии.

Тимошенко не обманул! Бойцы роты, выходившие с той стороны, начали возвращаться в батальон, пока вернулось 11 человек, но и это что-то. Три дня дали на обустройство и организацию, затем вызвали в штаб фронта. На Тамани начала концентрироваться 18-я десантная армия генерала Камкова, часть которой ночами перебрасывается в Крым, и концентрируются в районе Сиваша. Туда же переправляется большое количество лодок и плотов. А в Емрюке опять появились десантные средства Азовской флотилии, ранее располагавшиеся в Новороссийской бухте. В Симферополе собрались все командующие: Батов, новый командующий 51 армией генерал-майор Шепетов, генерал-лейтенанты Львов и Камков, командующие Октябрьский и Горшков. На совещании присутствовал Мехлис. Начальник разведки фронтом Савватеев, майор Бархоткин с группой других начальников разведок стояли недалеко от кабинета командующего, и что-то обсуждали, когда к ним подошёл Дмитрий. Он доложился о прибытии. Савватеев стал расспрашивать его о том, как перебазировались и устроились. В общем, стал проявлять заботу и интерес, чего раньше никогда не делал. Видимо, последствия того совещания в Ростове. Дмитрий отвечал на вопросы, иногда бросая недоумённые взгляды на Бархоткина. Но, тот почему-то помалкивал. Затем вышел адъютант командующего капитан Гаврилов и пригласил всех в кабинет. Вошли плотной толпой, встали по стойке смирно. Батов, по очереди, вызывал начальников разведки каждой из армий, и, разбирался с их картами и схемами. Стоять пришлось долго. У Дмитрия, самого, были только те данные, которые он привез из Воронежа. Батальон находился в стадии формирования и на фронте не работал. Из нового, было только восемь радиограмм от восьми групп 1-й роты, сведения которых нанес на карту новый начальник штаба батальона Филатов. Командующий закончил опрос Савватеева, и хотел перейти к другому вопросу, но поймав недоумённый взгляд Дмитрия, спросил:

— И у тебя что-то есть, Дмитрий Васильевич. Ты уже работать начал?

— Да мы, вроде, и не прекращали… — пробурчал Дмитрий, протискиваясь вперёд к столу. Он передал по очереди дешифровки сообщений, затем положил на стол карты.

— Сколько человек в первой роте?

— 35-ть на утро, к вечеру будет 38-мь. Вылетели в Ростов трое.

— Да-да, я читал. Хорошо, по поводу остального — позже.

— Есть! — Дмитрий прошёл на место.

— Товарищи командиры! Ставка и штаб направления разработали новую задачу для нашего фронта, и мы приступили к проработке будущей наступательной операции. Её выполнение во многом зависит от ваших активных действий и успехов ваших подчинённых. На совещании в Ростове маршал Тимошенко отметил успешные разведывательные действия на нашем фронте и пожелал вам таких же успехов в летней кампании. Николай Петрович, раздайте пакеты начальникам разведок! — обратился он к начальнику штаба фронта. Тот быстро раздал пакеты и получил расписки.

— Вскрыть в расположении!

Дмитрий и Бархоткин пакетов не получили.

— Все свободны! Бархоткин и Матвеев — останьтесь! Прошу к столу!

Родинцев расстелил новую карту, на которой был росчерк Сталина. Дмитрий внимательно рассмотрел план операций.

— Задача фронта: совместно с Южным фронтом, не допустить манёвра сил и средств 1 танковой армии, завершить её окружение и уничтожение под Таганрогом и в Донбассе. Наша задача Очаков, Херсон и Запорожье, кроме того, отвлекающие десанты на Мариупольском направлении. На твоём батальоне, Дмитрий, самые сложные задачи: мосты через Днепр и Карачекрак в Васильевке. Шесть мостов, Дима. Очень серьёзные инженерные сооружения. С соответствующей охраной.

— Много, товарищ генерал.

— Проработай задачу и завтра ко мне с предложениями. Вы, майор, тоже, по обеспечению этих операций! — сказал Батов Матвееву и Бархоткину. — И с Вас, обоих, не снимается задача по обеспечению отвлекающих десантов, товарищи. Часть сил и средств выделите и на это! Но, с этим позже, пока не определены точно точки высадки. Пусть армейские поработают вначале. Всё, свободны!

Бархоткин и Дмитрий вышли от командующего в лёгком недоумении от поставленной задачи. С точки зрения стратегии, всё верно! Немцы имеют под Харьковом сильную группировку, а чуть ниже — Барвенковский выступ. Срезать его можно только ударами с двух сторон. Понятно, что сверху будет давить Паулюс, а снизу может ударить только Клейст. В распоряжении Клейста вся насыщенная сеть железных дорог Донбасса. Он может, при необходимости, быстро и скрытно перебросить значительные силы к Славянску, который прочно и надёжно удерживает. А вот наши армии на выступе, практически лишены дорог. Стоит им тронуться с места, как обязательно образуется пустота, по которой и пройдут танки Клейста. Сил и средств у Южного и Крымского фронта хватает, но немцы бросили на весы 8-й авиакорпус Рихтгофена, который расположился в Таврии и начал свою работу. В небе над Таврией сошлись свежесформированная Четвертая воздушная армия и 8-й авиакорпус Люфтваффе. Здесь начала сказываться разность полученных задач: немцам требовалось выбомбить русских на Перекопе, поэтому, они прислали сюда много JU-87D-1, новейшую модификацию «лапотника». А задача 4-й армии была сформулирована: не допустить бомбёжек наших позиций, поэтому в войска через Иран поступило более 300 истребителей «Кобра Р-39 серий „К“ и „N“». Которые имели высотность равную или большую, чем «Штуки», мощную 37мм пушку и большое количество пулемётов с большим боезапасом, позволявшим успешно бороться и с «лапотниками», и с «Мессершмиттами серии „F“». Кроме того, немцы считали, что им предстоит второй раз штурмовать Севастополь, поэтому, они подтягивали Рихтгофену тяжёлые тонные и полуторатонные бомбы.

Этим и решил воспользоваться Дмитрий. Он прибыл к командующему на следующий день, сказав, что выделил 6 групп по 3 бойца на выполнение задачи по уничтожению мостов.

— С ума сошёл?

— Почему? Сил и средств достаточно! Их задача заложить радиоуправляемый заряд в платформу с авиабомбами большого калибра, пометить платформу, и вести наблюдение за ней, в момент прохождения платформой опоры моста, дать сигнал взрывателю. Отобраны только бойцы хорошо знающие немецкий. Пойдут в форме и с документами люфтваффе. И нами подготовлен запасной вариант: в помощь основным группам будут высажены дополнительные группы, задача которых остановить поезд с авиабомбами на перегоне, совместив это с воздушным налётом на него. И заложить туда радиовзрыватель.

— Он ведь довольно большой.

— Не очень, примерно половинка кирпича. И замаскирован под кирпич. Кирпичами немцы крепят клетки с бомбами, чтобы не шатались на переездах и стрелках.

— Немцы усиленно охраняют станции.

— Совместим закладку с налётом на станцию.

Из Москвы и Ростова приехали специалисты готовить группы, полковник Старинов лично привез свои модернизированные мины. Появились американские радиостанции, поэтому размер мины удалось немного уменьшить. Теперь мина состояла из трех частей и собиралась вместе либо заранее, либо непосредственно перед закладкой. Была возможность заменить батарею, от которой многое зависело. Остальные спецы проверяли лексикон, готовили документы, обучали поведению в различных ситуациях, проверяли обмундирование и легенду каждого из забрасываемых бойцов. Дмитрий проводил первую группу на причале в Черноморске. Звено торпедных катеров выскользнуло из порта, и полетели в ночь в направлении Одессы. Вторая группа ушла на подводной лодке, чтобы высадиться у Херсона. Партизаны отряда Куцевола под Никополем, приняли три группы, выброшенных на парашютах в районе поселка Кирова, севернее Никополя. Партизаны обеспечили выход этих групп к Днепропетровску, Запорожью и в сам Никополь. Судя по проявленному интересу некоторых представителей из Москвы к четырём бойцам, их назад ждать не стоит. После выполнения задания, «ждёт их дорога дальняя и казённый дом». ГРУ, скорее всего, наложит на них лапу. Уж больно тщательно их готовили, и отдельно вручили им приказы. Но, такова жизнь. Подойти к последнему мосту, в Васильевке, никакой возможности не было. Кругом степь, раскисшая и превратившаяся в болото, довольно высокая насыщенность территории войсками противника.

Воспользовавшись дождливой погодой, вторая и миномётная роты высадились в Хорлах, предварительно создав управляемое минное поле на перешейке. В коротком ночном бою вырезали батарею береговой обороны и два взвода немцев, захватив восемь 88мм орудий. Вокруг этого десанта и завертелась воздушная карусель. Немцы, базировавшиеся под Херсоном и Каховкой, с грунтовых аэродромов, и наши, действовавшие с крымских аэродромов, заботливо заасфальтированных самими немцами ещё осенью-зимой 41–42 года в целях подготовки к штурму Севастополя. Мост в Херсоне был взорван 13 апреля. Сдетонировало 14 платформ с бомбами. От моста совсем мало чего осталось. Немцы расстреляли полностью жителей села Приднепровское, и раскатали его танками. В тот же день рванул мост в Каховке, рухнуло четыре пролёта. Немцы перебросили гешвадер в Чернобаевку, на правый берег Днепра, а из Таврийска, аж в Снегирёвку, за 80 км, ближе ничего не нашлось. Снижение активности вражеской авиации немедленно отразилось на линии фронта: был высажен десант в Скадовске, Лазурном и Железном порту, а в далёких Трихатах и в Ингуле упало ещё два моста. Шли повальные аресты железнодорожников, так как всё движение на юге Украины оказалось парализованным. Две группы сработали великолепно, но, продолжали функционировать мосты в Никополе, Запорожье и Днепропетровске. Немцы перебросили снабжение 1-й танковой через эти станции. Очень мешала Чернобаевка, и, в одну из ночей, 200 «В-17» из Рейзендорфа уложили на неё весь свой груз, облегчились и пошли на Лондон. 23-го апреля части 18-й десантной и 51 армии, ночью начали высаживаться на широком фронте от Геническа до Железного порта, форсировав Сиваш и Каркинитский залив. С моря их поддерживал Черноморский флот и Азовская флотилия. 22-я дивизия немцев не смогла оказать серьёзного сопротивления и начала отход, потеряв большую часть тяжёлого вооружения. Степь была уже проходима для наших танков, а немецкие — ещё вязли в ней. На третий день боёв части 18-й армии вышли к Днепру в районе Голой пристани, а третья рота, усиленная 1-м авиадесантным полком ЧФ перерезала единственное шоссе у Цурюпинска. Почему в таком порядке? Первой высадилась третья рота, и обеспечила приём первого полка. Им навстречу пробивалась 14-я гвардейская стрелковая дивизия 18-й армии. 51-я армия развивала наступление на Каховку. Таврия — наша! Батальон собрали и пополнили, предстояло взять небольшую крепость. Готовились очень серьёзно. Ночью с подводной лодки высадили разведгруппу. К Кинбурнской косе прижались, в ожидании, торпедные катера с десантом. Нервы на пределе: с моря эту крепость ещё никто не брал. Вдруг от разведки приходит РДО с тремя семёрками! Остров зачищен! На нем было отделение солдат, обслуживающих прожектор. Трое морских пехотинцев справились с ними, сняв двух часовых и метнув в жилое помещение противотанковую гранату. Так как стены толстые, то даже взрыва никто не услышал. А столько времени готовились!

— Где твои группы? — довольно злобно спросил Батов.

— Не знаю, товарищ генерал! Высадились успешно, партизаны их встретили. Мы получили 26 дней назад подтверждение о том, что они приступили к исполнению заданий. Но, результатов нет, на связь они не выходят. — ответил Дмитрий.

— Готовь второй вариант.

— Они готовы, но ГРУ не дает их высаживать.

— Это ещё почему?

— Не знаю! Этими группами особо интересовалось ГРУ, и меня не допустили к работе с ними.

Батов взял телефон и позвонил в Москву, вызвав какого-то «товарища Успенского». Задал вопрос о том, почему не дают высаживать группы-дублёры. Замолчал. Потом повесил трубку.

— Иди! Говорят: не вашего ума дело! Работа групп на контроле Ставкой.

Продолжали возвращаться люди с Юго-Западного фронта. Не все, потери большие. Три дня назад группа старшины 1 статьи Савинкова доложилась из-под Сталино, что задание выполнено: мост через реку Бык у Калинино взорван. Чуда не произошло: пришлось штурмовать мост, это обошлось в семь человек. Отходят, имея на хвосте эСэС. До линии фронта 68 километров. Максимум, что смогли дополнительно организовать для них: сброс боеприпасов и продовольствия через разведотдел Юго-Западного. Весь месяц был нервным, постоянно куда-то дёргали, что-то кого-то не устраивало, где-то кто-то не те данные отослал, потом выяснялось, что всё отправлено верно, и именно по адресу. Просто все ждали более добрых вестей. А их не было! Немцы активно противодействовали, усилили репрессии против мирного населения, сняли несколько батальонов с фронта, и гоняли по степи партизан, так как до них ещё не дошло, что это действуют не партизаны: плохо вооружённые и слабо подготовленные, а бойцы армейских и фронтовых разведок, руководителям которых накрутили хвоста, и все были вынуждены равняться на уже известного в узких кругах Матвеева.

Наступление Крымского фронта было неожиданным и стремительным. Уж больно неудобным местом был Крым: один перешеек шириной в 9 километров! Там у 22-й дивизии было море средств и сил: доты, дзоты, вкопанные танки, 400 орудий. А бойцы 18-й и 51-й переправлялись на сколоченных плотах, гребя сапёрными лопатками, а когда плот упирался в мель, ползли по жидкой вонючей солёной жиже до двух-трех километров, выходили из непроходимых солёных болот и атаковали противника. Фронт развернулся за 10 дней! Укрепил левый фланг и начал наступление в сторону Ростова. Миус-фронт, атаку которого продолжал Малиновский, оказался в тактическом окружении.

Зашевелился фон Бок: начал запоздалое перемещение частей 17-й армии южнее. В Синельниково начали погрузку в вагоны две дивизии. Здесь ещё не просохло, поэтому войска были вынуждены использовать железную дорогу. Именно там сработала очередная мина, полностью выведя из строя узловую станцию, огромное количество техники и личного состава. После взрыва станцию немедленно «обработала» авиация АДД, разбив пятитонными бомбами восточную и западную горловину. Старший группы краснофлотец Видерман был представлен к ГСС и получил звание лейтенанта. Батальон покинул обжитые места и переместился в Чкалово. Рядом маленький полевой аэродром, на котором базировался 55-й полк подполковника Иванова. 12 мая три фронта начали наступление: Брянский фронт на Белгород, Юго-Западный на Харьков, Южный, поддержанный двумя армиями Юго-Западного, двинулся на Днепропетровск. Батов создал мобильную группу, в которую собрал почти все танки фронта, посадил на броню 7-ю гвардейскую дивизию и придал группе конный корпус. Группа разрезала фронт у Ивановки, и, через шесть часов, ворвалась в Мелитополь. Оставив часть пехоты разбираться с гарнизоном, повернула на Новобогдановку и перерезала последнюю железную дорогу, которая ещё функционировала на фронте у Клейста. Видя, что положение становится чрезвычайно опасным, фон Бок снял 11-й корпус Карла Штрекера из 6-й армии, и начал переброску его под Никополь, с целью ударить Крымскому фронту во фланг. Три дивизии сели в вагоны, пересекли Днепр в Днепропетровске, после прохода поездов с войсками, Ставка дала команду взорвать последние три моста: в Днепропетровске, Запорожье и в Никополе. 17-я армия была разрезана надвое. Гот и Паулюс смогли остановить наступление, закрепившись на болотистых берегах реки Самара. Преодолеть эту преграду войска фронта не смогли, и перешли к обороне. Не слишком удачное наступление Брянского фронта, который не смог прорвать оборону немцев на всю глубину, и, ограничился тем, что ещё раз отбил Белгород, позволило немцам удержать Харьков и Днепропетровск. Наличие рокадной железной дороги давало возможность немцам нормально снабжать войска Паулюса и Гота через Кременчуг и Полтаву. Барвенковский выступ расширился на 50 километров в результате операции, и 1 танковая армия была полностью блокирована к 22-му мая 42 года. Южный фронт продолжал атаки на неё со всех сторон, Крымский исчерпал наступательные способности, заняв Токмак и Запорожье. Возникла пауза, которой воспользовались немцы, ударив от Краснограда по войскам Тимошенко и Малиновского. Завязались тяжелые оборонительные бои. Но, потрёпанные люфтваффе, потерявшие в весенних боях 8 авиационный корпус, который отвели на переформирование, не смогли помочь Паулюсу прогрызть оборону Тимошенко. Операция по деблокаде Клейста не удалась. Но самым слабым звеном был наш Крымский фронт! Трех армий, одного кавкорпуса и одной авиационной армии не хватало, чтобы создать надёжную оборону. А Клейст готовился выпрыгнуть из кольца. Первые признаки этого доложили лётчики 55-го полка. В транспортниках стало перевозиться много топлива. А агентурная разведка дала информацию, что топливо сразу распределяется по частям армии, не задерживаясь на складе. Плюс, штаб армии переехал из Мариуполя, установить новое место его базирования не удавалось. Дмитрий приехал в штаб фронта и вошёл в кабинет к Батову. Тот разговаривал по ВЧ, сильно волновался, часто вытирая лоб свободной рукой, и доказывал, что ему требуются подкрепления, а не советы, как залатать тришкин кафтан. Потом вдруг вытянулся, даже лицо изменилось, он замолчал, слушая собеседника.

— Я Вас понял, товарищ Васильев! Постараемся! Будем надеяться, что в течение двух недель ничего не произойдёт. — после этого он отвёл трубку от лица, выразительно посмотрел на неё, и аккуратно положил её на место.

— «Сам» сказал, что перенаправил в наш адрес 20-ю армию с Центрального фронта.

— Поздно, товарищ генерал. Читайте! — сказал Дмитрий, и положил перед командующим разведсводки.

— И как будем выполнять приказ Сталина?

— Единственный шанс: высадка в Мариуполе.

— Чем, чем высаживаться???!!! Ты думай, что говоришь!

— В Керчи стоит 404-я дивизия.

— Ты охренел? Она практически небоеспособна, а ты её в десант! Там по-русски почти никто не говорит! — закричал Мехлис, находившийся возле командующего.

— Мой батальон пойдёт в первой волне, товарищ арком. Главное: зацепиться за Азовсталь и её причалы. Потом рассую своих бойцов в качестве командиров рот, только приказ нужен, и Ваша, персональная, накачка всех этих «слонопотамов», товарищ Мехлис, что это так, и эти бойцы являются командирами с исключительными полномочиями.

Мехлис, в очередной раз, выматерился, ругался долго и складно, потом, успокоившись, сказал:

— Давай свой батальон, лейтенант! И поехали в Керчь!

Это надо было видеть! Как он разносил комдива 404-й!

— В общем, так, шакал недоделанный! Вот командир десанта, а вот мой маузер! Я передаю его ему! Чтобы он тебя, осла вислоухого, пристрелил, если твоя дивизия в очередной раз обо-ётся! Понял???

— Понял, батоно. Всё сделаю!

— На погрузку!

Караван отошёл от Керчи в 14.00. Ход маленький, поэтому к Мариуполю подойдут только в три ночи. Самое то! Боевые корабли отойдут чуть позже, и нагонят караван в пути. Через пять часов стемнело. К часу ночи подошли к косе Долгой. ТК-1 подвалил к борту СБ-12, на которой находился комдив-404, и Дмитрий ещё раз напомнил ему, что высаживаться на причалы и быстро! Торпедные катера рванулись в темноту, ориентируясь по усам впередиидущего. Немцы открыли заградительный ещё на подходах, и их начали давить мониторы, бронекатера и эсминцы флотилии. 519 человек первой волны высадились быстро и организовано, сходу выбив немцев с площадок у причалов по обе стороны ковша. Пулемётчики и снайпера ломанулись наверх, занимать позиции, заранее распределённые ещё перед боем. Немцы не ожидали такого плотного огня, и отошли, но попали под артиллерийскую подготовку с кораблей. Через час двадцать повалила неорганизованная толпа 404-й дивизии, все, кроме снайперов и пулемётчиков, разведчики ушли в свои роты. Где пинками, где оружием, заставили рыть окопы на берегу Кальмиуски, два наиболее толковых батальона зачищали завод. 1368 полк занял оборону на востоке. Требовалось создать видимость того, что нас можно сбросить в море, задержать начало прорыва на 14 дней. Первый день прошёл довольно спокойно, расширили плацдарм до Виноградного, немцы вели обстрел, но он был не шатким, не валким. Удалось навести хоть какой-то порядок в частях, принять ещё одну волну десанта, в том числе, свою танковую роту. Поставили их в качестве огневых точек в узловых местах обороны. А утром началось! Завыли «ишаки», появились немецкие «трешки», пошла пехота. Под давлением противника отошли от кладбища за заводом. Отход удалось выполнить нормально, подстраховывая 1368-й полк при отходе пулемётами. Задержались у домов, и полтора суток вели бой в поселке Орджоникидзе. Затем отступили на 300 метров до Волнистой улицы. Там попытались задержаться, но место больно не удобное, пришлось отойти глубже. К пятым суткам Драгонишвили перестал прижимать голову при каждом взрыве, и начал понемногу руководить боем, так как не всегда русский язык доходил до уроженцев Мингрелии и Сванетии. Дела пошли чуть веселее. Да и бойцы обвыклись, хотя стрельбы наугад и без прицеливания было много. Разведчикам приходилось много внимания уделять бойцам. Удивительно, но в дивизии было много людей старшего возраста, мало молодёжи, а средний возраст практически совсем отсутствовал. Обучены они были из рук вон плохо. Несколько человек во второй день попытались сдаться противнику, но были уничтожены огнём пулемёта с домны. Больше такие случаи не повторялись. К 9-му дню весь посёлок был уже у немцев, десант находился только на заводе. Потери в составе дивизии превысили 35 %, батальон потерял 26 человек. Ночь прошла спокойно, приняли несколько кораблей с боеприпасами. Отремонтировали сбитые гусеницы трех танков. Утром до рассвета подняли бойцов. Но, вместо немецкой атаки — жиденькие очереди нескольких пулемётов. Клейст догадался, что происходит и начал отводить войска. Дмитрий связался со штабом и получил указания начинать штурм города. Указания, конечно, ценные, но десантники подорвали все мосты через Кальмиуску. Поэтому, ограничились занятием поселка строителей, а на правый берег переправилась одна рота. Немцы отходили на север к Сталино, но по-прежнему удерживали улицу Ленина и Металлургов, видимо, ожидая кого-то из Бердянска. Там 404 дивизия дралась ещё четыре дня. А батальон сняли катерами, так как с очередной волной десанта подошли свежие дивизии Южного фронта.

Клейст ударил от Славянска, и не по Крымскому фронту, как все ожидали, а по 6-й и 28 армиям, пытаясь напрямую соединиться с Паулюсом, но, от Красного Лимана по нему ударила 20-я армия, как только наметился его успех у Славянска. Огнем тридцати шести 203мм гаубиц 517 артиллерийского полка Резерва Верховного Главнокомандующего, генерал Макс Рейтер, бывший полковник царской армии, проломил оборону у Славянска, и, ввел в прорыв три дивизии и две танковые бригады на КВ. Фланговый удар такой силы не держит никто, тем более потрёпанные во многих боях «тройки» и короткоствольные «четвёрки» остатков армии Клейста. Клейст потерял в этом бою почти все танки и отошёл к Сталино.

Батальон выгрузился в Геническе, это уже «тыл». Дмитрий стоял на причале и наблюдал, как выносят раненых и убитых. Батальон никого на Азовстали не оставил. Сзади раздался скрип тормозов, остановился ГАЗ-61, и из него вылез вездесущий Мехлис. Он начинал нравиться Диме своей удалью и храбростью. Начальники его ранга гораздо более, как бы это помягче сказать, осторожны. Этот мог лично поднять батальон в атаку. Бывало.

— Товарищ армейский комиссар! Отдельный разведбат фронта вышел из боя. Мариуполь находится под контролем войск нашего и Южного фронта. Потери: 28 — безвозвратно, 64 — ранены. Из них 35 — тяжело. Сгорело 11 танков танковой роты, остальные оставлены на плацдарме. Командир батальона старший лейтенант Матвеев.

— Вольно! Живой?

— Да вот, зацепило. Ваш маузер, Лев Захарыч, спасибо, не пригодился. — сказал Дмитрий, стаскивая с себя перекидной ремень кобур-маузера.

Мехлис взял пистолет, подкинул его в руке.

— Жалко, конечно, с 18-го года со мной. Держи! Подарок! — он сунул руки в карманы реглана, и зашагал прочь к машине.

Потом хоронили погибших, ждали машины из Чкаловской, тряслись на них через пол Таврии. Наконец, добрались на место. Короткий доклад Бархоткину, и падение в койку.

Через день в штабе фронта возникла потасовка: Матвеев врезал по зубам какому-то курчавому капитану из штаба фронта, который поинтересовался у него: каково командовать «туземцами». Драку прекратили Батов и Мехлис.

— Старлей Матвеев! Прекратить! В чём дело?

Матвеев встал по стойке «смирно» и замолчал, потом сдвинул вперёд командирскую сумку, и достал оттуда рапорт, подал его комфронта.

— Что это?

— Представление на звание Героя Советского Союза на красноармейца 404 дивизии Иоселиани Георгия Иосифовича, 96 года рождения. Лег под прорвавшийся немецкий танк у домны номер 5 с гранатами. Их просто очень плохо учили, товарищ командующий, и он остановил его, как сумел. А этот козёл их «туземцами» назвал, сволочь.

Батов посмотрел представление.

— Сумку!

Дмитрий перевернул командирскую сумку, и подал её Батову. Тот положил на неё представление, подписал, и передал ручку Мехлису. Мехлис проставил недостающую запятую, и тоже подписал его.

— Пять суток ареста, капитан. На досуге подумайте: в какой стране живёте, и сколько у нас национальностей. — сказал Мехлис.

Прибыло пополнение, новые танки с пятиступенчатой передачей. Несмотря на то, что бои на Донбассе продолжались: там добивали 1-ю танковую и части 17-й армий, основной задачей стали Очаков, Николаев и правый берег Днепра. Фронт изменил название и стал 3-м Украинским. 20 армия, наконец, дошла до места, заняв побережье от Запорожья до Воронцовки. Она стала 2-й гвардейской армией. В центре встала 51 армия, а южный фланг держала 18-я десантная. Части 44-й находились в Крыму, на Перекопе и у Чонгара. 404-я дивизия продолжала действовать у Сталино. Жизнь в обороне приятна и удивительна, для всех, кроме разведки, для неё начинается самая беспокойная жизнь: постоянное наблюдение за противником, ведение и анализ журналов наблюдений. Поиск возможных путей проникновения в тыл противника. Изредка выходы или попытки выходов туда. Потери, которые неизбежны при неудачном пересечении линии фронта. Плюс проведение разведок боем, во время которых засекаются огневые точки противника. Всё это компенсируется нормальным питанием и более-менее размеренным образом жизни. В июле 42 года ввели погоны и офицерские звания, таким образом, отметили успехи РККА в боях на юге, где остатки двух немецких армий сдались под Сталино, и на Северо-Западе, где усилиями трех фронтов: Карельского, Волховского и Ленинградского, была прорвана блокада Ленинграда. Захвачены Синявинские высоты, проложена узкоколейка до Шлиссельбурга и наведён наплавной мост.

Второй и первый Украинские фронты располагались правее Третьего, были более крупными и держали оборону от Белгорода до Запорожья. Им было тяжелее, здесь, на Третьем, происходили только артиллерийские перестрелки через Днепр, поэтому в июле фронт несколько расширили до села Терновка на границе Днепропетровской и Запорожской областей, прибавив фронту ещё 60 км. Благо, что инженерные работы выполнять не пришлось. Здесь Днепр делает крутой поворот, и левый берег становится выше правого. Во многих местах — это наоборот. На фронте затишье, бои идут много севернее, где 2 Украинский пытается сбросить Паулюса с позиций на берегу Самары. Наблюдение за противником показало, что этот участок держат венгры и румыны. В самом Запорожье стоит эсэсовская дивизия «Мертвая голова», попытка захватить там плацдарм закончилась, для 18-й армии, провалом, да и течение там быстрое. Дмитрий направил на правый берег группу из трех бойцов-сапёров: проверить подходы. Всё прошло тихо, сняли 20 мин, сами солдаты противника к минному полю и близко не подходили. После этого собрались у Батова. Москва таких задач уже пару месяцев не ставила. В резерве — одна дивизия, правда, боезапаса почти два армейских комплекта. Начали поступать американские плавающие бронетранспортёры. Но их ничтожно мало пока. Тимошенко забрали на север, командующего направлением нет. Наш «медвежий угол» мало кого интересует. Основные бои идут подо Ржевом.

— Вот здесь вот, в этом овражке, можно спрятать переправочные средства. Тут — сбросовое течение, как только его пересекаешь, начинает тянуть к тому берегу. Здесь — село Вовниги, несколько причалов, самопальных, в селе — командный пункт батальона на западной окраине. Шесть наблюдательных пунктов. Здесь дзоты, шесть штук, ниже по течению — немцы, 11-й корпус. Вот здесь, между оврагами, плацдарм удержать можно: направление не танкоопасное. И, главное! Левее сто метров блок старой паромной переправы.

— Уговорил, хорошее место. Вот сам туда и пойдёшь, а мы от Васильевки. По течению. — сказал Макс Андреевич.

— Со Ставкой надо согласовать. — осторожно предложил Батов.

— Да, по шеям могут надавать. — запросили Москву. Там думали сутки, затем разрешили подготовку. Шесть дней готовились, потом погоду ждали. Наконец, вечером прошёл дождь, ночью лёг туман. Дмитрий пошёл с первой группой из 10 человек. Пошли в ИДА, уравновесившись на метровой глубине. За ними тянулся линь. Попали почти в точку. В заливчике чуть не прошумели! «Мамалыжники» сетку поставили, рыбу ловят, стервецы. «Рыбаки» спали на берегу возле небольшого костерка, который с нашего берега не видно. Экспресс-допрос дал пароль и отзыв для караульных, но, он и не потребовался. Верхний пост сняли тихо. Через двадцать минут в овражке было уже 90 человек второй роты. Три группы под прикрытием пулемётчиков двинулись вперёд, к дзотам и позициям 75мм пушек-гаубиц. Дмитрий метнул нож, и снял часового у первого орудия. После этого дали сигнал на тот берег, что разведрота 2-й гвардейской армии может начинать переправу. Долгие-долгие тридцать минут ожидания, затем у Никольского взлетели в небо ракеты и загремели взрывы. Выбежавших по тревоге румынских солдат встретили взрывы «растяжек», дзоты взорвались через десять секунд. На Дмитрия выскочил офицер, который был сбит с ног и запеленован. Его тут же потащили к переправе. А через Днепр, ревя моторами, пошли катера двух батальонов гвардейцев, натягивался трос переправы, от левого берега отошли плоты с 57мм пушками, а 517 артполк начал обстрел позиций немцев слева и справа от плацдарма. За ночь успели перебросить полк 33-й ГвСД и 475 истребительно-противотанковый полк. Войска 2-й армии заняли населённые пункты Башмачное, Ореховка и Николаевка, создав плацдарм глубиной до 10 километров. Создана паромная переправа и два наплавных моста. 90 человек в батальоне и 85 человек в разведроте 2-й гвардейской были представлены к ГСС. Но тем, кто его уже имел, ГСС заменили на орден «Богдана Хмельницкого», статус которого предусматривает форсирование водной преграды, учреждённого ещё весной, как только началось освобождение Украины. Наиболее тяжелые бои шли в районе Николаевки и Башмачки. Но, переправы были скрыты от артиллерийского огня, позиции быстро укрепили, авиационная поддержка была хорошей. Потери на плацдарме были довольно большими, но держался он крепко. Получив от Резервного фронта два корпуса: 52-й и 53-й, и 1-ю танковую армию генерала Катукова, в августе 42 года войска фронта взяли город Днепропетровск и освободили правобережную часть Запорожья. Действия фронта были признаны успешными, и у них забрали Батова, Рейтера и Мехлиса. Командующим фронтом стал Малиновский, ЧВСом назначили Желтова. С Малиновским и Желтовым сразу же «не сошлись характером», в итоге, вместо второй звезды получил Дмитрий «Богдана», тут он и вспомнил, что он «прикомандированный», и вернулся в Азовскую флотилию.

Этому событию предшествовали другие, не относящиеся к боевым, действия, просто: «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Случилось это в Москве, на «разборе прыжков в сторону» в Ставке, по окончании ликвидации 1-й и 17-й армий немцев. Выступавший первым генерал Малиновский присвоил в докладе все лавры Южному фронту, лишь однажды упомянув действия Крымского фронта. И то, в контексте, что у него забрали 18-ю армию в Крым, поэтому, он не смог нарастить силы на плацдарме на реке Миус, и был вынужден отойти, оставив плацдарм. Батов усмехнулся, но промолчал, а Мехлис, со свойственной ему прямотой, начал уличать Малиновского в подтасовках:

— Южный фронт, имея вчетверо больше сил, чем Крымский, не сумел наладить взаимодействие с авиацией и флотом. После удачно проведённой операции по освобождению Ростова, кстати, проведённой другим командующим, в течение более полугода не мог взломать 15 километровую глубину укреплений на Миусе. Не смог: ни обойти противника, ни растянуть его силы. А гробил людей и технику в лобовых атаках. И, даже на последнем этапе, 20-я армия — это армия Крымского фронта, и действовала она по приказу командующего Батова. Я лично возил этот приказ генерал-лейтенанту Рейтеру. В приказе однозначно говорилось, что если Клейст начнёт прорыв, определить место прорыва, и нанести фланговый удар. Что он и сделал, а с правого или левого фланга, это значения не имеет. Плюс, я был на допросах Клейста, он восемь дней считал, что в Мариуполе высадился Малиновский, у которого достаточно сил и средств, чтобы организовать преследование его корпусов. Во второй день у него появились пленные из десанта, но они не говорили ни по-русски, ни по-немецки, и их не смогли допросить. Только на исходе восьмого дня в плену оказался раненый офицер 404-й дивизии, который сообщил немцам, что дивизия снята из Крыма, а товарищ Малиновский его преследовать не собирается! Но, перебросить войска к рубежам в Чаплино он уже не успевал. Его удар из-под Славянска никто из немцев поддержать не смог. Так что, дело решил десант отдельного разведбатальона Крымского фронта и 404-й дивизии 44-й армии нашего фронта, и добивали группу Клейста воины Южного фронта при активной поддержке войсками 51-й, 44-й и 2-й гвардейской армий. Лишь 18-я десантная армия нашего фронта не участвовала в последних боях с Клейстом, но, она обеспечила форсирование Сиваша и выход Крымского фронта на оперативный простор, что, в конечном итоге, и предопределило судьбу всего южного фланга немцев.

Все в кабинете Сталина молчали, ждали реакции «хозяина». Тот, не спеша, раскурил трубку, несколько раз затянулся и тихо сказал:

— Мы согласны с такой оценкой операции, товарищ Мехлис. Именно настоятельные просьбы товарища Батова, который верно просчитывал ходы противника, предупреждал их, и малыми силами наносил сокрушительные удары по противнику, он вовремя остановился и озаботился своими флангами, и доказал нам, что без дополнительных сил может произойти катастрофа, поэтому он и получил дополнительные резервы, которые и решили исход сражения.

— Батов получил две армии, и за мой счёт. — пробурчал Малиновский. — И его ещё и флот поддерживал!

— Ви нэ правилно считаэте, товарищ Малиновский! — с раздражением сказал Сталин. — У вас было 7 армий! На фронте в 280 километров, а у товарища Батова — три, гораздо меньшего состава, на фронте в 540 километров. А вот подвижность и активность войск Батова в несколько раз превосходила Вашу! Поэтому, товарищ Батов поедет на Первый Украинский, Второй возьмёт генерал-полковник Рейтер, а Вы возьмёте вспомогательный 3-й Украинский. Потому, что опять пробуксовываете, и не можете выбить немцев с берегов Самары.

Но, между этими словами и приказами прошёл месяц с лишним, поэтому, вернувшегося с правого берега Дмитрия встретили неласково. Батов и Рейтер опять отличились, а Малиновский и молодой Желтов вынуждены отражать атаки 11-го корпуса немцев и танковой дивизии «Мертвая голова». А пять дней назад на Первомайском форту погиб Бархоткин: немецкий снаряд попал в наблюдательный пункт. Командовал теперь полковник Савватеев, которого Дмитрий не жаловал. Дима связался с Горшковым, и объяснил ситуацию. Сергей Георгиевич прислал приказ, отзывающий батальон к месту службы, и, в связи с гибелью начальника разведки, назначил Дмитрия на его место. Но, Малиновский понял, что остаётся без разведки и упёрся: флотилия, по-прежнему, придана 51-й армии, даже не фронту. Горшкову пришлось выходить на Октябрьского, доказывать тому, что 51-я армия находится далеко от моря, и флотилия её поддерживать не может, тогда, как 18-я армия — нуждается в такой поддержке, и готовится к десантам. Адмирал Кузнецов, до которого дошли эти дрязги, распорядился забрать батальон во вновь формируемую Дунайскую флотилию, костяк которой составляла Азовская флотилия, и, новая флотилия активно получала бронекатера и корабли, готовясь к новым боям. Пока шли штабные дрязги, мимо пролетело представление к званию майор морской пехоты, вторая звезда Героя, благо, что сумел сам проводить Десфину в Сары-Гель, ей скоро рожать, поэтому её отпустили свободно. А в батальон вцепились зубами и не отдавали.

Самого «скандалиста и карьериста» особо не держали, но Горшков и Октябрьский поставили ему задачу забрать всех, кто имеет отношение к флоту и соответствующий опыт. К флоту имели отношение все: формировал батальон Бархоткин. В итоге «штабного сражения» потеряли восемьдесят человек, оставшихся служить на 3-м Украинском. Батальон перебазировался в Таврию, в Железный Порт, и с сентября приступил к разведке подступов к Очакову. Положили цветы и поставили водку на могилу Александра Сергеевича, которому посмертно, но, все же, дали Героя. Пять человек, оставшихся в живых от того самого первого разведвзода флотилии, распили наркомовские на его могиле и дали трехпатронный залп. Чем немедленно вызвали артобстрел Первомайского: 18,3 артиллерийских кабельтова отделяет их от ближайшего немецкого орудия. Немцы и румыны минировали подступы к Очакову, минировали вход в Березанский лиман. Есть сведения, что Березань тоже минирован и проход между ним и берегом. Периодически мины появляются и в других местах. Немцы продолжают минирование с воздуха. Доложил обстановку: «Противник успел подготовить противодесантную оборону. Ускоренными темпами строят аэродром севернее Очакова. Насытили местность 88 миллиметровками. Крепость и аэродром надёжно защищены от ударов с воздуха. Большое количество орудий не даёт возможности вести траление.»

Операцию признали невозможной, потому, что флот пока не получил должного количества боеприпасов, чтобы «снести» Очаков. Тогда Дмитрий предложил разместить в Покровке 152мм орудия, прикрыв их батареями МЗА и КЗА, плюс, пока погода позволяет, переместить сюда один из истребительных полков для прикрытия батареи.

— У немцев нет орудий, способных достать эту батарею. Мы можем вести беспокоящий огонь, как по крепости, так и по аэродрому.

— Шестидюймовых снарядов у нас хватает.

Ночью на Первомайку доставили дальномер, отъюстировали его, замаскировали. На следующую ночь привезли тяжеленные бронесегменты, снятые с Северного форта, которыми три ночи укрывали дальномер. Обстреливали и бомбили форт часто. Сегменты не сильно помогли, дальномер, всё-таки, повредили немцы, но он позволил нормально пристреляться и, в последствие, использовали таблицы, полученные с его помощью. Первый налёт дивизион МЛ-20 совершил утром 22 сентября. Флот прислал три тральщика, работу которых должна была прикрыть артиллерия. На глазах у немцев они начали тралить подходы к Кинбурнской косе. Немцы начали пристрелку. Последовала пристрелка со стороны нашего дивизиона. Через залп перешли на поражение. Батарея была подавлена, больше открывать огонь они не решились. Тральцы пробежались между Кинбурном и Березанью, вытралили несколько мин и расстреляли их. Отошли. Немцы, со второй батареи, открыли огонь по Первомайке и получили сразу точный ответ по своим позициям, так как привязка уже была. Батарея замолчала. Дима доложился командующим флотом и флотилией.

— Давай сюда!

«Давай сюда!» — это в Севастополь! Пришлось трястись на полуторке до аэродрома, потом лететь в Херсонес. Оттуда в штаб флота. Намечалась операция, поэтому он взял с собой Соню Красовскую, которая обычно находилась в штабе или на КП руководителя операции. С апреля месяца, сразу после свадьбы, Дмитрий стал ещё более официально относиться к ней: подвыпив на свадьбе, она расплакалась с Финой, и сообщила той, что для неё существует единственный мужчина, который её привлекает, и это муж Десфины. Фина, естественно, почти сразу сообщила об этом Диме, тот фыркнул, но, решил про себя, что надо быть настороже: может подставить. Впрочем, Соня поняла, что болтнула лишку, и тоже заняла такую же позицию: строго официально, сухо и выдержано. Обоих это устроило. Со временем, это вошло в привычку. Полёт на малой высоте над тёплым морем в условиях начинающейся осени: это нечто! В Херсонесе Соня вышла из самолёта совершенно зелёной, её шатало. Благо, что машина, присланная командующим, пришла с небольшим опозданием. Отказавшись от кабины, она залезла в кузов. Там её проветрило, она раскраснелась, повеселела. Подъехали «Г»-образному двухэтажному зданию штаба, с трехэтажной башенкой, на Матросском бульваре, машину пропустили во двор, оттуда по ступенькам поднялись в приёмную командующего флота. Вдруг, Соня как заверещит:

— Дядя Степан! — и кинулась на шею какому-то лётчику, который оказался генерал-майором Красовским, командующим 2-й воздушной армией, которая недавно прибыла на Южный фланг фронта для усиления. Шуму было довольно много, среагировал даже Филипп Сергеевич, вышедший из кабинета на шум. Дмитрий доложился, а генерал-майор представил свою племянницу командующему. Октябрьский сказал Матвееву пройти в кабинет.

— Шуму-то, шуму сколько! Откуда она взялась в штабе?

— Начальник радиостанции моего батальона, товарищ комфлота, прибыла со мной, будет обеспечивать связь со штабом флота.

— А справится? На вид, вроде, кукла! — недоверчиво спросил вице-адмирал.

— Она с начала войны в разведке АВФ, ещё раньше меня начала служить здесь. Всегда её в этом качестве используем. Никогда не подводила.

Горшков тут же подтвердил, что это так.

— Ладно, как знаете. Вам виднее. И так! Задача: провести дивизион бронекатеров проектов 1124 и 1125, и монитор «Железняков» в устье Днепра. Задача очень непростая, товарищи. Эти скорлупки по морю ходить не могут, мореходность у них «0». Однажды «Железнякову» повезло, и он добрался до Азова. Второй раз может и не получиться. Пока погода стоит нормальная, Сергей Георгиевич, давай, переводи его сюда, и свои скорлупки тоже. Ставь на станцию размагничивания все. И начинай готовить базу! Теперь ты, майор!

— Я — старший лейтенант, товарищ комфлота.

— Не понял? — Филипп Сергеевич недоумённо посмотрел на Дмитрия, — Я сам, лично подписывал!

— Не объявляли, и приказа в штабе нет, товарищ вице-адмирал.

— Как так?

— Мир не без добрых людей, Филипп Сергеевич.

— Касатонов! — рявкнул командующий.

Вбежал молодой порученец, замер и вытянулся.

— Где-то полтора-два месяца назад был приказ о присвоении звания майор старшему лейтенанту Матвееву. Найди, и копию ко мне!

— Есть! — порученец крутнулся и выскочил из кабинета.

— Так вот, майор, коли получилось один раз протралить, надо создать видимость у немцев, что мы готовимся высаживаться в Очаков, а самим подготовить позицию для ещё одного дивизиона, но уже не нашего, а 18-й армии. Есть ещё два места, где немец может прищучить наши корабли: мыс Станислав и Кизомыс. По нашим прикидкам, наиболее удобное место для дивизиона находится на южном берегу озера Аджиголь.

— Там же сплошное болото и дорог нет!

— Ну, есть такое дело, но вот тут вот — старые кошары и небольшая возвышенность. Посмотри это место и если надо — привлеки сапёров. Камков выделит, он согласен. Вслед за дивизионом, начнём протаскивать туда десантные средства Дунайской флотилии. На тебе: визуальная и артиллерийская разведка северного берега Днепровского залива. И поторапливайтесь! До ледостава Херсон должен быть наш!

— Здесь же обычно не замерзает!

— Шуга идёт такая, что мама не горюй, Дмитрий Васильевич. — сказал Горшков.

— Но, основная задача: проход бронекатеров, эта задача должна быть выполнена как можно быстрее, до начала штормов! Понял, майор!

— Так точно! Разрешите идти?

— Идите! Копию приказа забери!

Касатонов заканчивал печатать, затем забежал в кабинет к комфлота, выскочил оттуда, поставил печать, зафиксировал в журнале и попросил Дмитрия расписаться.

— Поздравляю, товарищ майор!

— Спасибо, товарищ капитан 3 ранга.

— И, извините, товарищ майор, у нас не принято в полевой форме приходить в штаб.

— Спасибо, товарищ капитан 3 ранга береговой службы, я непременно учту это положение! Соня! Перенеси станцию в штаб флотилии!

— Есть!

Смерив худосочного кап-три презрительным взглядом, Сонечка гордо продефилировала мимо него и вышла из приёмной командующего. Штабу флотилии выделили три комнатушки на первом этаже. Дождавшись Горшкова, определили место для Сони. Тут же выяснилось, что с первого этажа связь с батальоном неустойчивая. Ей пришлось тащить станцию в башенку, туда же протащили телефон для связи с обоими штабами. Решив организационные вопросы здесь, Дмитрий вылетел из Херсонеса в Каланчак, где находился штаб 18-й десантной армии. Генерал Камков, кавалерист до мозга костей, как нельзя лучше подходил на должность командующего десантной армией. «Всё своё ношу с собой!» — основной принцип кавалерии и десанта. Принял он Матвеева радушно, тем более, что в момент подготовки десанта через Сиваш они много раз встречались. Уточнили задачи, удалось разжиться приличными машинами в батальон, так как Малиновский зажилил всю транспортную роту отдельного батальона и передал ее в 18-ю армию. Теперь Камков «прикомандировал» роту обратно к батальону. Таким образом, батальон стал вновь полнокровным. Проблема заключалась в том, что Черноморский флот и Дунайская флотилия получали исключительно отечественную автотехнику, а лендлизовские машины шли в первую очередь к сухопутчикам. Ссылаясь на приказ Верховного, Малиновскому и удалось «оттяпать» транспортную роту, в которой почти весь личный состав был с сухопутным ВУС. Пересев с «полуторки» на полюбившийся «Додж», Дима почувствовал себя человеком! Загрузили приданных сапёров и поехали в Памятное. Дороги избитые, плохие, добирались долго. Как сюда тяжёлые орудия тащить? В сельсовете сразу сказали, что в Аджигольских хуторах почти никого не осталось: активно сотрудничали с немцами и ушли с ними. Немцы в полицию набирали не русских, а украинцев. Всё мужское население хуторов служило в полиции. Осталось несколько семей, но ни одного мужчины. Через день подошли трактора батальона, и начали укреплять дорогу. Ещё через пять дней начали подходить орудия и личный состав второго дивизиона артиллерийского полка РВГК. Вместо более-менее лёгких МЛ-20, пришли тяжеленные Б-4 510-го полка. 18 штук пришлось протаскивать по солончаку. Наконец, их установили, Дмитрий выехал в Виноградное вместе с корректировщиками дивизиона. Провели стрельбу по мысу Станислав, затем пристрелялись по Кизомысу. Доложили о готовности, и Дима выехал на Кинбурнскую косу. Оттуда ночью в шлюпке в Первомайский. На следующую ночь назначили выход из Железного порта, где уже стоял дивизион и «Железняков». Ближе не подойти, негде укрыться. Дивизиону предстояло преодолеть 87 миль. А у «Железнякова» парадный ход: 8,3 узла! Остальные катера, переоборудованные двумя двигателями Паккард по 1200 сил, могли дать до 20 узлов, но грохот будет стоять такой, что «мама-не-горюй». У «Железнякова» машины тоже довольно громкие. А погода, как на зло: ни ветерка, полный штиль, хорошо, что новолуние и ночь тёмная! Горшков не выдержал и сам прилетел в Таврию, добрался до Первомайки. Сидит в каземате, подзуживает. «Железняков» вышел за четыре часа до заката, чтобы подобраться поближе. У немцев есть довольно мощный прожектор и три «ночника» Ю-88 на аэродроме. Ночью, они, периодически, не каждую ночь, взлетают: патрулируют акваторию, производят минные постановки. У нас есть шестёрка МиГ-3 с летчиками-ночниками ВВС флота. Всё что есть! Пока тихо! Слышно, как у Горшкова тикают часы, где он такой будильник достал?

— Союзники подарили! — недовольно буркнул он. — Швейцарские, хронометр.

Вышли покурить из каземата. Небо звёздное, немцы сидят спокойно, изредка стреляют ракетами, проверяя, не высаживаем ли мы десант.

— Хоть бы туман, что-ли! — сказал адмирал, разглядывая вражеский берег.

— Тогда они вообще не доберутся! — резюмировал Дмитрий.

— Эт-точно! — усмехнулся Сергей Георгиевич. Из батальона передали по телефону, что монитор на траверзе Тендры.

— Час сорок ходу!

— Это: если напрямую, напрямую он не пойдёт, будет к косе прижиматься.

И точно! Передали, что сделал поворот, следует курсом 30 градусов к Кинбурнской косе. Затем командир монитора кап-лей Харченко доложил, что следует курсом 300 градусов вдоль косы самым малым ходом, с промером глубин ручными лотами. Они обогнули косу, и пошли к Первомайскому. Ещё через час, оставив остров слева, они прошли Первомайский. С кабельтова монитор смотрелся большим стогом сена: весь был увешан ветками, мачта завалена, легкий булькающий звук выхлопа двигателей. Как тень, он проскользнул в залив. А к Кинбурну уже бежали 14 катеров. Шли тем же фарватером, Харченко передал все свои обсервации.

— Похоже, что «Юнкерс» готовится взлетать! — передал Мальцев, выскочивший из каземата.

— В укрытие! «Тарань», я — «Бекас»! Цель 4, заградительным, беглым, огонь!

Где-то далеко на востоке полыхнуло огнём, над головами пропели шестидюймовые снаряды, нанося удар по аэродрому и его ВПП. У немцев зажегся прожектор.

— «Тарань», цель 2, три! Огонь!

— «Тарань», ближе ноль-ноль-один, повторить!

Прожектор погас. Через полчаса мимо острова на самом малом ходу проскочили катера. У Станислава стрелять не пришлось, а вот у Рыбачьего разгорелся артиллерийский бой: «Железняков» был обнаружен воздушной разведкой немцев. «Рама» пыталась корректировать огонь немецких батарей, но, они были подавлены артиллеристами 510 полка.

Днем с Первомайского не выбраться, Горшков достал припасённый армянский коньяк, пара бутылок водки нашлась в загашниках у главстаршины Мальцева. Отметили удачную проводку, Горшков долго смешил всех занятными морскими байками. Затем отдохнули, и, как стемнело, перебрались на косу. Три километра по песку и ракушечнику до развалин Покровского, там стояли машины, и на аэродром.

— Снимай разведчиков отсюда, их заменят артиллеристы. Займись островами в устье, их надо очистить от немцев, от Кизомыса до Янтарного. Задача ясна? — спросил он, прощаясь.

Дмитрий откозырял. Через четыре дня пришло сообщение, что 29 сентября у него родился сын. Назвали Сашкой. Дмитрий отказывался «проставляться»:

— Ребята! Он уже большой! Смотрите, как поздно письмо пришло. Ему уже две недели! Съезжу, привезу его в батальон, и обмоем! Каждую пяточку! Десфина тоже не посторонняя в батальоне!

— Хорошо, командир, уговорил! Обмоем вживую!

Через пару дней, ночью, ему постучали в дверь хаты, где он квартировался. Вошла Соня:

— Товарищ майор, разрешите обратиться?

— Да, что у тебя?

— Вот, меня переводят.

— Ну, хорошо! Куда?

— В полк связи ЧээФ. Разрешите, я пройду?

— Проходи! А, в чём дело?

— Я не хочу туда ехать!

— Кто приказ подписал?

— Вице-адмирал Октябрьский.

— Не понял? Младшего сержанта морской пехоты переводят по личному приказу командующего? Охренеть!

— Да. И сегодня мой дядя приезжал, просил не отказываться и сказал, что Октябрьский подходил к нему и посватался.

— Хм — усмехнулся Дмитрий, — так я же не задерживаю, Соня!

— Вот это и плохо! Задержите меня, товарищ майор! Понимаете, сердце моё давно отдано другому человеку, а он — женат…

— Садись, Соня. Знаю я эту притчу. Давай на чистоту! Мне Десфина всё рассказала.

— Я знаю. Знаю, что у вас ребёнок, знаю, что вы её любите. Знаю, что у меня никаких шансов. Нужно было быть смелее и настойчивее, а я ждала, когда всё само собой решится.

— До того, как я познакомился с Финой, я видел тебя пару раз во взводе, и ты открыто демонстрировала, что я тебе не нравлюсь. Было?

— Ну, не могу же я кинуться на шею первому же встречному! Хоть он и понравился, внешне. А когда узнала Вас, то было уже поздно. Разрешите мне остаться у Вас, сегодня, завтра я уеду.

Дмитрий отрицательно покачал головой.

— В тебе говорит обида, злость на то, что произошло, а это не лучшие советники, Соня. И потом, как я смогу посмотреть в глаза Фине? Да и остальным… Перевод я подпишу, давай!

Она резко подала бумагу, Дмитрий подписал, и она выскочила из хаты, даже не закрыв дверь.

Ещё через полмесяца потребовалось доставить в Севастополь секретные бумажки: журналы наблюдений и операций в устье Днепра. Можно было лететь самолётом, но в этом случае Феодосия была бы недоступной. Доложив Горшкову ситуацию на участке фронта, в том числе, что его задача по очистке островов устья выполнена, Дмитрий попросил разрешения съездить домой.

— На денёк, Сергей Георгиевич! Туда — обратно! Жену и ребёнка заберу, и в батальон.

— Ну, давай, счастливчик! Первого быть в батальоне!

— Без вопросов!

Выписали командировочное и пропуск на 7 человек, и рванули! Ехать туда почти сутки. Кравченко, водитель, успел расспросить других «баллонов»: как лучше ехать. Решили кружным, через Судак, там дорога получше. Рассмотрели место подрыва, которое сделал лейтенант Иванов в 41-м. Теперь там мост. Несколько раз придиралась «комендатура», но документы были в порядке. Заскрипели тормоза возле дома, окна горят, и уже есть электричество! Неожиданно дверь оказалась открытой! Дмитрий зашёл в дом, а там не сильно трезвые лётчики сидят, выпивают и зовут за стол, присоединиться.

— А, где хозяйка?

— Не знаем, никого не было. Ключи и предписание получили в комендатуре. Присаживайтесь! Вы откуда? Мы — с 1-го Украинского, за новыми самолётами! Давайте, мужики, а сами вы: откуда?

— Дунайская флотилия. Где комендатура? — спросил Дмитрий, разглядев, что в комнате стоит детская кровать.

— В Феодосии, Айвазовского, 7. На горке.

Они рванули в комендатуру. Помощник коменданта сообщил Дмитрию только то, что домом давно пользовались, потом был перерыв, а недавно на него опять была подана заявка как на свободный.

— Честно говоря, товарищ майор, мы этим не занимаемся, списки формирует военкомат. Это рядом: следующая улица направо, потом ещё раз направо, угловой дом на Куйбышева.

Там было довольно много людей, но майор прошёл к помощнику комиссара.

— Товарищ старший лейтенант, майор Матвеев, Азовская флотилия. Есть несколько вопросов по моей квартире.

Он объяснил ситуацию.

— Я не могу ничего сказать, товарищ майор. С середины октября квартира числится свободной. Вот смотрите: Матвеев Д.В — ДА (Действующая армия), Матвеева Д.Г. — СВ. N 645791. Примечание: доступен для квартирования.

— Что такое: СВ. N 645791?

— Номер свидетельства о смерти, товарищ майор.

Дмитрий сел.

— Чьей смерти?

— Матвеевой Д.Г., конечно, постойте, товарищ майор! Как Ваша фамилия? Господи, извините, ради бога, товарищ майор, столько посетителей, что сразу всё не сообразить. Так вы не в курсе?

— Нет, это моя жена.

— Я советую, товарищ майор, обратитесь в милицию, в райотдел, я сейчас позвоню, там у меня приятель работает. Он поможет. Петров его фамилия. Знаете, где?

— Проезжали мимо.