Глава 1

«Делай „раз“, делай „два“, делай „три“» — раздавалась команды старшины второй статьи Бобича, и отделение кололо штыками соломенные чучела, отбивая штыками и стволами винтовок торчащие из их палки-винтовки.

— Старший краснофлотец Матвеев! Энергичнее! Вам замечание! — послышалось сзади. Матвеев остановился и повернулся лицом к «комоду».

— Товарищ комод! Разрешите взять другую винтовку? Тогда буду энергичнее!

— Вам что, в бою будут оружие менять? — Бобича аж перекосило.

— После таких «упражнений» мне необходимо заново её пристреливать! Снайперская винтовка предназначена для другого! Это всё равно, что микроскопом гвозди заколачивать!

— Отделение! Смирно! Старший краснофлотец Матвеев! Бегом к старшине роты и положите ему о вашем неподчинении!

— Есть! — вскинув винтовку на плечо, и придерживая её рукой, добежал до края площадки, увидел старшину роты на левом фланге и побежал туда. Перешёл на строевой.

— Товарищ главный старшина! Разрешите обратиться! Старший краснофлотец Матвеев!

— Что у тебя? Опять с Бобичем поругался?

— Да, товарищ старшина! Получил замечание от него за неэнергичный отбой «винтовки» противника. Вступил в пререкания, что это всё равно, что микроскопом гвозди заколачивать. Я — снайпер, и эта винтовка не предназначена для штыкового боя.

Филимонов покрутил головой, окрикнул какого-то бойца из первого взвода.

— Гришанин, ко мне! Дай винтовку! Держи! В атаку, вперёд! — и побежал за Матвеевым, наблюдая за его движениями. Тот не ломанулся напрямую, а бежал коротким зигзагом, постоянно смещаясь вправо и влево. Добежав до линии чучел, правильно и резко атаковал четыре подряд мишени. Последовала команда «Стой!»

— Молодец! Умеешь действовать. Ну-ка, пошли обратно.

Матвеев вернул винтовку Гришанину, и они со старшиной прошли к месту, где занималось отделение. Вызвав отделение назад, старшина дал команду: «К бою, вперёд!». Матвеева он оставил рядом с собой. Посмотрев на «атаку», он послал его в строй и подозвал Бобича. Довольно долго что-то выговаривал ему, затем забрал у него винтовку и подозвал Матвеева.

— Матвеев! Держи! — он перекинул ему винтовку, которую тот поймал, и забросил за спину свою.

— В атаку, вперёд!

Пришлось ещё раз показывать атаку. После этого ему разрешили не использовать «его микроскоп для забивания гвоздей». Но, вечером он получил наряд вне очереди за что-то другое от Бобича. Такие мелкие стычки с командованием преследовали его всё время, с того момента, как Кронштадское высшее военно-морское училище имени Фрунзе эвакуировали в Астрахань, а оттуда в Актюбинск. Там четверокурсников произвели в командиры и направили в бригады морской пехоты лейтенантами и командирами взводов, всех, кроме него. Ему же не повезло нарваться на военкома училища бригадного комиссара Ефименко в момент своего бурного свидания на лестничной клетке камбуза с поварихой. В результате спорол нашивки мичмана, стал старшим краснофлотцем и угодил в 83 морскую стрелковую бригаду старшим стрелком.

По приезду в Баку, с помощью «огнетушителя», добытого по дороге на станции Кизляр, получил редчайшую АВС-36 с оптическим прицелом (их всего выпустили 2000 штук), с записью в краснофлотскую книжку, не так давно введённую на флоте и в армии, и был направлен старшим стрелком во второе отделение второго взвода 9-й роты третьего батальона. Командиром отделения был старшина 2 статьи Бобич Роман Васильевич. Из Осиповичей, что под Минском, точнее, из маленького села под Осиповичами под названием Верайцы, в 60 километрах от Минска. Тот служил второй год, а Дмитрий — шестой, из них три с половиной года в ВВМОЛУ имени Фрунзе. Однако, общего языка с командиром они не нашли, и начались постоянные придирки. Шел октябрь 1941 года, РККА отступала по всем направлениям, родная Беларусь отделенного уже была под фрицем, он нервничал, и срывал это на всём отделении.

Филимонов был с ЧФ, служил более 10 лет, добровольно перешёл с «Парижской Коммуны» в 83 бригаду. Весь средний и старший комсостав бригады был с Черноморского флота. Но бригада формировалась как из состава добровольцев с трех флотов, так и из призывников запаса. Военкомы на местах смотрели только на ВУС, он должен был быть флотским. Но, большинство личного состава опыта сухопутных боёв не имело. Поэтому сразу в бой их не послали, а дали месяц на обучение личного состава. Близился ноябрь 41 года, немцы были под Москвой, в Крыму, под Ленинградом, Мурманском и под Ростовом.

Высокий и видный Матвеев сильно выделялся в роте. Он успел получить «практику» в 40-м году под Ленинградом, но, Филимонов, который после учебного дня подошёл с этим вопросом к ротному, старшему лейтенанту Россу, получил от ворот поворот:

— Ты его характеристику видел? Краше в гроб кладут! Хлебнём мы с этим распи-ем горюшка по самое не хочу! И вообще, штат укомплектован, и завтра грузимся в вагоны и выдвигаемся в Коноково. Дальше будем посмотреть. Подъём в 5.30!

Прибывшего на внеочередной наряд Матвеева, старшина отправил спать, ничего не объяснив. Ночью Диме снился сон, как они с Настей в Ленинграде бродили по набережным и наблюдали разводку до утра. Снились её плотные тугие груди и прерывистое дыхание. В самый интересный момент прозвучал голос старшины Филимонова:

— Рота, подъём! Сбор!

«Завтрака не будет!» — первое, что подумал Митя, привычно влезая в клеши и во фланку, быстро зашнуровав «хромачи», вытащил из рундука зелёный вещмешок и побежал к вешалке за бушлатом. Затем в оружейную, достал все 7 магазинов из нижнего отделения, сунул их в вещмешок, выскочил из оружейки, на ходу вешая штык-нож на ремень. На построении был первым и начал строить отделение. Полусонные краснофлотцы собирались довольно долго. Затем последовала команда: выдвинутся на плац. Там на ветру долго стояли, потом была «вдохновенная речь» военкома батальона и команда: «Напра-во! Правое плечо вперёд, шагом марш.» Почти час шли до вокзала, затем погрузка. А патронов не выдали… И еды тоже… Ехать не так далеко: всего 850 км. В мирное время за ночь можно преодолеть. Но, поезд кланялся каждому столбу, ни дров, ни угля к буржуйкам не было. На станции Огни Матвееву удалось выпросить уголь и растопку в теплушку. Опять получил втык от командования, но появился кипяток, и стало чуточку веселее ехать. Ночью чуть не загремел в комендатуру в Новом Кушете, но, сумел купить картошки и лепёшки на станции. Разделили на 11 человек. Утром, наконец, выдали сухой паёк за два дня, обещали к вечеру покормить горячим. Наконец, чуть ускорилось движение, и в конце дня добрались до Прохладного. Там встали на шесть часов, с запрещением покидать вагоны. Железнодорожники пропускали длиннющие составы, шедшие на восток с ранеными, каким-то оборудованием, беженцами и эвакуируемыми. По вагонам разнесли сильно подгоревшую кашу и дурнопахнущий чай. Ночью тронулись далее и остановились уже в Минеральных Водах. Там к эшелону прицепили несколько вагонов с пушками и миномётами. Пришлось выделять караул на вагоны. Медленно двинулись в сторону Невинномысска, пропуская встречные на каждом разъезде. Опять «забыли» покормить. Весь день ушел на эти постоянные гудки, торможения, разгоны. Лишь к двум часам ночи поезд встал на какой-то небольшой станции, и была подана команда: «К вагонам!» Станция называлась Коноково. Справа по ходу поезда небольшая аккуратная станица, но батальон выгрузили налево, затем сооружали помост и по нему выгружали орудия и боеприпасы к ним. Ставили палатки, оборудовали лагерь. Провозились всю ночь, толком не выспались, буржуек было меньше, чем палаток, да и топлива не было. Начальство переместилось в станицу, а остальные мерзли на станции, ожидая прибытия остальных эшелонов бригады. Днем подвезли печки, уголь, дрова, лагерь обустраивался, началась длительная и суматошная процедура с переобмундированием в новую полевую форму. Приближался праздник, была отдана команда закончить переобмундирование к 7-му ноября. Из флотского разрешили оставить тельники и ремни. Но многие пытались припрятать форму 4 и бескозырки. Дмитрий на этот соблазн не поддался, и, пользуясь расположением старшины роты, неплохо прибарахлился для будущих боёв: два маскхалата, куча тряпок для винтовки, отличные меховые сапоги, ватник, ватные брюки, катанки в сапоги, меховые трёхпалые рукавицы. 7-го ноября прослушали речь Сталина на параде в Москве, а восьмого получили приказ сворачивать лагерь, и грузиться по вагонам. Зачем было столько сил вкладывать в оборудование лагеря? Через полтора суток, высадились в Троицкой, там погрузились на баржи и маленькие пароходики. Перед посадкой, наконец, выдали боеприпасы. И двинулись в сторону Темрюка по узкой и извилистой Кубани. Там в Темрюке и в порту Емрюк накапливался десант 51 армии, которому предстояло высаживаться в Керчи. Командовал бригадой полковник Леонтьев, бывший старший преподаватель тактики ПВО в Стрельне, комиссаром бригады был полковой комиссар Василий Навознов из Одессы, командиром батальона был старший лейтенант А. П. Панов. Бригада собиралась не слишком организовано: впервые командира бойцы увидели 8-го ноября. Комплектование происходило «по ходу пьесы»: приходил очередной пароходик с одной или двумя баржами, на нём техника и небольшая группа краснофлотцев и командиров. Их распределяли по комплектуемым ротам, взводам и батареям. 16-го ноября была оставлена Керчь, части 51 армии эвакуировались на Таманский полуостров и занимались строительством укрепрайонов. От места базирования бригады до противника было чуть больше 60-ти километров. А из-под Севастополя приходили всё более тяжёлые новости: Манштейн, сбросив армию Батова в море, начал перегруппировку для решительного штурма города. Ещё через неделю стало известно, что наши войска оставили Ростов-на-Дону, а бригада продолжала медленно пополняться. Все считали, что её перебросят под Ростов. Но, командование медлило. Немецкая авиация господствовала в небе две недели после 16-го, затем её активность упала до нуля. Место расположения бригады ей вскрыть не удалось. Через шесть дней стало известно, что войска Южного фронта перешли в наступление под Ростовом, и 28 ноября ворвались в Ростов.

83 бригада продолжала формирование, Темрюк «считался» тылом, поэтому, норма питания была тыловая, наркомовские были не положены. Единственным «развлечением» были земляные работы. Зато, в большом количестве. Отделенный оказался плотником, поэтому, всё отделение пилило бревна и сбивало сходни и помосты для неприспособленных для десанта пароходиков, барж и кораблей Азовской флотилии. На этих работах на Дмитрия обратил внимание капитан-лейтенант Бархоткин. Ребята потащили сбитый трап куда-то, а Дмитрий забавлялся со штык-ножом, метая его то снизу, то сверху в щит, стоявший от него в 15 метрах. За этим занятием его и поймали Бархоткин и Росс. Росс решил «раскатать» за порчу казённого имущества, но его остановил начальник разведки флотилии и минут десять наблюдал за тем, как нож влетает практически в одно и то же место из любого положения. После этого, они подошли к Дмитрию, у которого застрял нож, попавший в щель между досками. Дима отправил нож в ножны, и доложил Россу:

— Второе отделение второго взвода занимается хозяйственными работами. Старший стрелок Матвеев.

— Да вижу я, какими работами Вы тут занимаетесь.

— Погоди-погоди, старлей! Давно служишь, краснофлотец?

— С весны 36 года, товарищ командир.

— Воевал?

— Немного, с финнами.

— А с немцами?

— Нет ещё.

— Он — курсант, отчисленный из «Фрунзе».

— С боевой подготовкой как?

— Умелый боец, снайпер, но дисциплина хромает, на обе ноги.

— Снайпер, говоришь… А что ещё умеешь?

— Всё, что должен уметь вахтенный начальник.

— На ключе работать можешь?

— 180 знаков.

— Продолжайте работать! — командир отдал честь и пошёл в сторону КП флотилии, вслед за ним двинулся и Росс. Через час подошёл какой-то старшина 1 статьи, перепоясанный пулеметной лентой, с гранатами на поясе.

— Кто тут старший краснофлотец Матвеев?

— Ну, я.

— С оружием и вещами к штабу флотилии. — и, раскачивающейся походкой, двинулся в том направлении.

Пожав плечами, Дмитрий пошёл на БР-15, в трюме которой была плавказарма 9-й роты. Забрал у старшины свои вещи, забрал свой вещмешок.

— Куда тебя? — спросил Филимонов.

— Не знаю, к штабу флотилии.

Старшина 1 статьи ждал его, сидя на крыльце штаба.

— Блин, мешочник! Ну, давай, помогу. — Дима передал ему более удобный для переноски вещмешок, а сам взвалил на плечо холщовый мешок с обмундированием.

— Флотский?

— С Балтики.

— У-у, кореш! А мы с Одессы. Кеша! — представился он.

— Дмитрий.

— Димон? Отлично!

— И куда меня?

— На кудыкину гору, коров пасти. Где ты так прибарахлился?

— Я — снайпер, всё согласно аттестата.

— Вот как! Ну, проходи, пришли! — улыбка слетела с его лица, и он доложился:

— Товарищ капитан-лейтенант! Старший краснофлотец Матвеев доставлен.

В довольно светлой комнате за длинным столом сидело человек пятнадцать, в основном, в нижнем белье, в комнате было жарко. Потрескивала дровами русская печь, возле которой суетилась пожилая женщина в косынке, завязанной на лбу.

— Вот, знакомьтесь, товарищ Матвеев, разведвзвод Азовской Военной Флотилии. Ваше новое место службы. А я — начальник разведки Азовской флотилии, капитан-лейтенант Бархоткин, Александр Сергеевич. Командир взвода сейчас на задании, его обязанности исполняет лейтенант Острец. С остальными познакомитесь по ходу службы. Раздевайтесь, садитесь и расскажите о себе.

Дмитрий снял ватник и ватные штаны, оставшись в гимнастёрке.

— Родился в Петрограде, перед самой революцией, жил на Васильевском, там же пошёл в школу. Закончил 10 классов, пошёл добровольцем на флот для поступления в морское училище, в моей семье все мужчины были военные моряки. Служил два года на эскадренных миноносцах наводчиком, затем поступил в училище имени Фрунзе, на артиллерийский факультет, на практике, на втором курсе, участвовал в войне против белофиннов, в артиллерийской разведке 15 отдельного артдивизиона, перешёл на 4-й курс, тут война. С октября в 83 бригаде старшим стрелком.

— А, почему не стал командиром? Всем же лейтенантов присвоили? — задал вопрос лейтенант Острец.

— Уже после приказа, но, до его объявления, был дежурным по камбузу, отвлёкся от службы на оказание половых услуг в не очень подходящем месте, других мест не было. Меня попытались остановить, я и послал «помощника». А это оказался военком училища. — Матвеев слегка улыбнулся, а взвод закатился в хохоте.

— Всё!!! Наш человек!!! — прохрипел, давясь от смеха, Кеша.

Вытирая слезу с глаза, каплей Бархоткин сказал:

— Гораздо важнее, что есть опыт корректировки артогня. Так, а ты чего не ешь? Налегай! Василий! Проверь его подготовку и включай в свою группу. Выход через два дня!

Он встал, разведчики тоже встали, прощаясь, накинул шинель и вышел из хаты. Через час после обеда лейтенант Острец объявил тактические занятия. С интересом рассмотрел «боевую сбрую» Дмитрия, у которого магазины лежали в специальных карманах на масккомбинезоне, и его лешак был гораздо гуще увешан различными верёвочками, чем у остальных разведчиков.

— А это что?

— Маска.

— Не мешает?

— Иногда, в основном, помогает.

— Ну, давай, артразведка Балтфлота, показывай, что умеешь.

Вечером лейтенант доложил каплею, что Матвеев полностью готов к выходу, а сейчас занимается со взводом рукопашным боем. Он, оказывается, занимался боевым самбо у самого Ларионова, и был чемпионом Ленинграда.

Через два дня «ТКА-1», типа Д-3, отвалил дождливой ночью от причала в Емрюке, и двинулся в сторону Арабатской стрелки. Разведчики разместились в форпике и в каюте экипажа. Погода не баловала, катер шёл малым ходом к пляжам Ак-Моная. Уже в море был лёд, поэтому даже средним ходом можно было повредить винты, предстояло пройти 108 миль, поэтому через полчаса командир катера лейтенант Овчинников прибавил ход, выставив ещё одного вперёдсмотрящего на баке. Радовало только то, что ветер был юго-восточный, он должен был отогнать лёд от берега Керченского полуострова. В группе было семь человек: лейтенант Острец, старшина 1 статьи Кеша Андрушко, два пулеметчика: Красавин и Хабибуллин, радист Сергеев, связной, похожий на подростка Архипцев, и снайпер Матвеев. Другое плохо, что дно в этом районе каменистое и прибрежная мель довольно большая. Катеру, с его выступающими винтами, там к берегу не подойти. Берег укреплён ещё при турках: через каждые пятьсот метров блок-пост со взводом пехоты. Во многих местах установлены орудия, которых в 46 немецкой дивизии более двухсот пятидесяти. Поэтому за кормой катера на буксире шла шлюпка, а на баке лежали сколоченные плотики на одного человека с грузом. Поверх всей одежды группа надела костюмы химической защиты. Максимально удобной бухтой для высадки была бухта Насыр, но, наверху стояло татарское село, и, четыре пулемётных гнезда немцев и татарских полицейских. Высаживаться там разведке было невозможно.

Высадка у Ак-Моная не состоялась: немцы не дремали, постоянно пускали ракеты, слабая видимость и дождь насторожили их. Поэтому катер высадил группу на траверзе села Корбек, почти в 50 километрах от планируемой точки. Перетащили плотики через Арабат и форсировали на них Гнилое море. Степь да степь кругом, нигде не спрятаться, кроме камышей вдоль берега Сиваша. По наблюдениям в Чуюнчи и в Дмитриевке постоянных гарнизонов нет, но много полицейских. Дважды выходили на связь со штабом. В Некрасовке немцы гоняют местных жителей на какие-то земляные работы, пришлось форсировать Сиваш и уходить плавнями по косе. У немцев где-то недалеко аэродром. Как только стихла погода, с него начали постоянно взлетать и садиться самолёты, но, в сторону Тамани они не летали, уходили к Севастополю. Напротив Чуюнчи — артиллерийская позиция, но орудий нет, охраняется немцами. Вообще, немцев в районе мало. Отдельные посты по 10–12 человек, отделение с пулемётом. Много вышек построили. Лишь на девятые сутки вышли к Владиславовке, конечному пункту высадки. Станцию охраняет до роты немцев, три батареи малокалиберных «Эрликонов» и шесть 88-мм зениток. Санька Архипцев переоделся в гражданку и куда-то ушёл, остальные остались на старых пехотных позициях в разрушенном блиндаже в небольшом овраге на восточном берегу озера Ачи. Вели наблюдение за тремя ветками железной дороги и готовили их подрыв в день «Д». Предположительно, это должно быть 13-е декабря. До него оставалось два дня. Выпавший снег, который парализовал действия группы, наконец, смыло дождём. Продукты практически кончились, оставалась пачка галет на всех шестерых. Кончалась батарея к рации. В этот момент Бархоткин организовал сброс группе продуктов, тола и батарей. Летчики на «У-2» «отбомбились» точно: один из мешков упал прямо на блиндаж и порвался. Как назло, именно в нём были продукты. Их пришлось собирать из-под брёвен, чистить от грязи. Ночью 13-го приняли сигнал о начале операции. Трое пошли к Кош-Асаку, там мост, вторая группа, где был Дмитрий, в мосту у Владиславовки. Мост охраняло 2 отделения немцев и полицейских. 4 пулемётных точки. На троих — это очень много. Последние 800 метров ползли, буксируя за собой три ящика тола. В двухстах метрах от моста неглубокий, почти сухой ручей. Удалось скрытно подползти на 70 метров от южной пулемётной точки. Два немца сидели там, а два полицейских гуляли по мосту. И тут на скате дороги Дима увидел торчащий из земли «веник» немецкой «лягушки». Мины! Сзади подполз командир группы Кеша. Дмитрий отрицательно помотал головой и показал на мину. Командир хлопнул его по плечу и подал сигнал отхода. Ополз на 30 метров. Дмитрий накинул суровую нитку на «веник» и довольно долго отползал назад.

— Удочка. — прошептал он. — Отползайте ещё дальше, займите качественную позицию, так, чтобы видеть дорогу. Сигнал к открытию огня — взрыв мины.

Подождав несколько минут, он снял с предохранителя винтовку, дождался, когда оба немца высунут головы из окопа, и произвел два выстрела подряд. Ударила огневая точка с противоположной стороны моста, но немцы били наугад. Дмитрий щелкнул прицелом, произвел ещё один выстрел. Пулемёт затих. Зато открыл огонь полицейский на мосту. Выстрел. Огонь прекратился. Вновь заговорил пулемёт. Выстрел. Через пути к пулемётной точке метнулось тело. Точку на прицел. Ждать! А по дороге уже топали сапоги немцев. Немец попался опытный, он ждал подмоги. Чуть заметно дернулся ствол, показалась голова, выстрел. И Дима начал подтягивать на себя нитку. Вокруг стрекотали пули, но он был прикрыт берегом ручья. Нитка натянулась. А он, лежа на боку, наблюдал, как приближаются солдаты и полицейские. Рывок! Послышался хлопок подкидного заряда и взрыв. Тут же сзади заговорил МГ, сметая с шоссе остальных немцев, а Дмитрий, подхватив ящик, бежал к мосту. Сзади слышались довольно шумные шаги Андрушко. МГ прекратил огонь. Добив из ТТ пулемётчика с обратного ската, Андрушко заложил ящик под балку, Дмитрий под вторую, а подбежавший Хабибуллин под третью, соединили ящики детшнуром, зажгли огнепроводный.

— Отход! Двадцать секунд! Ноги! — выкрикнул Кеша. Успели нырнуть в любимый ручей. Взрыв!

— Ноги!

Сзади одиноко захлопала винтовка. Кто умудрился выжить.

— Димон! Ты чем занят!

— Нитку наматываю.

— Ты, что, сдурел?

— Пригодится ещё, это ШХБ-20, из парашютных строп.

И точно, ещё три дня с её помощью рыбу ловили, так как путь назад, к продуктам, им отрезали полицаи. 44-я армия и 7-я ОСМБр высадились в Феодосии, но развить успех смогли не очень сильно. Феодосия освобождена, но, бои вокруг города не прекращались. Группа отошла к Дальним Камышам, к реке Песчанке. Там небольшая пещерка, вырытая, видимо, детьми. В Тома Сойера играли. Море видно, видно, как бьют по немцам крейсера и эсминцы, до города всего восемь кэмэ. А связи и хода нет. Сырая рыба — невкусная, но, не даёт умереть с голоду. На пятый день немцы появились на шоссе, и у Ближних Камышей разгорелся сильный бой. Группа вышла из укрытия и ударила по немцам с тыла, захватив водонапорную башню в Ближних Камышах. Немцы драться в окружении не любят, и они начали отход к Узловой и Владиславовке. Через несколько часов отход превратился в бегство. А группа вышла к своим. Впрочем, вышел один Дмитрий. Остальных вынесли из «Башни». Кеша ещё был жив. Диму перевязали на полковом сборном пункте: два касательных ранения, намазали лицо йодом, посекло осколками кирпичей, и он упал спать. Во сне чувствовал, что его грузили на телегу, куда-то везли, он с кем-то разговаривал, но очнулся он в небольшом домике с видом на море. Чернявая женщина принесла ему воды, лепёшек и козьего молока. Её звали Десфина Илиади. С виду — обыкновенная татарка, но высокая, грудастая, и волосы ничем не мажет. Она говорила, что она «румейка»: крымская гречанка. Рассказала, что легкораненых разрешили забрать из Ближних Камышей, выдали справку, и по ней можно получить продукты в Феодосии. До Феодосии тут недалеко. Взяв с собой справку из эвакогоспиталя, Дима пошёл в город. Час что-то доказывал в комендатуре, затем прошел на канлодку «Красная Абхазия» и попросил связать его со штабом Азовской флотилии. Передал, что жив, и находится на Керченском шоссе у самого въезда в Сары-Гель. Затем получил продукты, и пошёл обратно. Десфина обрадовалась тушёнке, муке и другим продуктам, вечером покормила скотину, приготовила мусаку, откуда-то достала сладкое вино. Выпила немного водки, полученной Димой по справке. Постелила ему на постели и куда-то вышла, вернулась в какой-то накидке, долго что-то шептала на образа, потом задула лампаду перед иконой и легла с ним рядом, обдав его ароматами каких-то масел. Всю ночь она неиствовала, лишь немного давая ему отдохнуть. Только под утро, наконец, устала и уснула, крепко прижав его к себе. Однако проснулась раньше него, зажгла свет перед лампадой, долго молилась, а потом побежала по домашним делам. Весь день она его не беспокоила, стыдливо отводила глаза, но, ночью повторила всё то же самое, и опять до утра. А утром у них были гости: приехал Бархоткин из Керчи на машине за Дмитрием. Глаза Десфины наполнились слезами, она, молча, собрала ему еду в дорогу. Проводила до машины, тут её нервы не выдержали, и она бросилась ему на шею, целуя и шепча, что будет его ждать.

— Ну, прям, Таис Афинская! — улыбнулся Александр Сергеевич, после того, как машина тронулась. — Как себя чувствуешь: не спрашиваю! Сразу видно, что я рановато приехал. Но, труба зовёт! Контр-адмирал Горшков присвоил тебе звание лейтенант. Взвод понёс большие потери, твоя задача: восстановить взвод. Так что, принимай командование.

— А, что с Острецом?

— На связь не выходил. Мост в Кош-Асаке цел до сих пор.

— Там подходы заминированы.

— Уже знаем, но у тебя же получилось!

Дмитрий достал катушку с ниткой и долго на неё смотрел.

— Что это?

— Нитка, которой подорвал мину.

— Не дёргайся! Козлов, Батов, и, в меньшей степени, Первушин настаивали на другой последовательности исполнения операции, чем было определено Ставкой по предложению вице-адмирала Октябрьского и нашего командующего Горшкова. Они настаивали на первоначальной высадке в Керчи, и позже. Ваши радиограммы, что на Парпачском перешейке войск нет, и доклад Архипцева, что в Феодосии сосредоточен всего батальон охранных войск, решили исход операции. 46-я дивизия сняла два полка и бросила их на Феодосию, а в этот момент наши высадились на Эльтигене, в Казантипе, Насыре, Хрони, Зюке, Тархане и Камыш-Буруне, и, враг побежал. И мы его преследуем. Снят Шпонек, командир 46 пехотной дивизии, вместо него Маттенклотт, отменён штурм Севастополя, 170 дивизия снимается и перебрасывается под Феодосию.

— Танки нужны… А у нас всего пара недель.

— Танки уже выгружаются в Керчи, сейчас увидишь.

Действительно, у Кенегеза увидели большую колонну танков, машин 100–120, правда, все лёгкие: Т-26. Кого-то увидев, капитан-лейтенант приказал водителю остановиться.

— К машине!

Дмитрий вышел из эМки, и пошёл за Бархоткиным к группе командиров, стоящих на холме. Подойдя к ним, каплей попросил разрешения обратиться. Командиры были все незнакомые Дмитрию. Знаков различия ни у кого не видно, все в полушубках и ушанках. Он приотстал от Александра Сергеевича и не слышал обращения. Поэтому остановился, не доходя нескольких шагов до начальства. Доносились только обрывки фраз. Бархоткин знаком приказал подойти. Дмитрий представился:

— Лейтенант Матвеев.

— Единственный, оставшийся от группы Остреца, это он подорвал мост во Владиславовке, Павел Иванович.

— Лейтенант, сюда подойдите. Покажите, что видели западнее Парпачка.

Дмитрий отметил разведанные объекты, показал два аэродрома, позиции артиллерии, рассказал о состоянии дорог.

— Сергей Георгиевич! Разберитесь с этим дивизионом!

— Извините, товарищ генерал! — вставил Дмитрий, — Вот здесь вот, напротив этих позиций, старая турецкая крепость. Там около батальона немцев и восемь 150-мм орудий. Сектора обстрела у них могут быть круговыми. Собственно, Парпач прикрывало два таких батальона с усилением: один в Феодосии, второй в Ак-Монае. В Феодосии батальон разгромлен, а в Ак-Монае ещё сидит. С моря его не взять. Но немцы там наступать не будут. Там у них нет войск и дорог, они ударят от Старого Крыма и от Коктебеля. Там, пока держится 2-й румынский горнострелковый.

— Это не наш сектор! Это — сектор Первушина. Разговорчивые у Вас лейтенанты, Сергей Георгиевич!

— На этом фланге у противника войск нет, кроме одного батальона, дороги в очень плохом состоянии. Активно работает только аэродром «Ички», за селом Ислям-Терек, и, западнее Феодосии, и в Первомайке, тоже работающий аэродром противника. А нашу авиацию за три недели мы так ни разу и не видели. Чуть погода наладится, будет нам на орехи. — устало проговорил Дима. Ему было всё равно, чем закончится разговор, принимавший нехороший оборот.

Худощавый генерал, которого Бархоткин назвал Павлом Ивановичем, обернулся на него, чуть прищурив левый глаз. На узком, покрытом глубокими морщинами, лице играли желваки. Ему не нравилось, что лейтенант не испытывает благоговейного трепета перед ним. Помолчав несколько минут, он картинно откинул правую руку, в которую адъютант тут же вложил трубку телефона.

— Четырнадцатого!.. Алексей Николаевич! Тут разведка Азовской флотилии вернулась… Да-да! Та самая. Предлагают без задержки нанести визиты на аэродромы противника в Ички и в Первомайке. Говорят, что самолётов там много. У меня закончили высадку и сосредоточение 56 танковая бригада и 24 отдельный танковый полк. У тебя как?… Понял! Принимай 24-й полк, кадровый, справится. Кроме того, разведка говорит, что удар будет нанесён по тебе, с двух направлений: от Старого Крыма и от Коктебеля. Что говоришь?… — указательный палец его левой руки указал на Дмитрия, — Когда?

— Двадцать восьмого — тридцатого.

— Через пять — семь дней, Николаич… Задача? Феодосия. А уж потом за меня примутся.

— Уходим! — послышался шёпот Бархоткина. Дойти до машины они не успели. Танки взревели моторами, и пришлось пропускать полколонны. В машине каплей вздохнул:

— Мда, с дисциплиной у тебя, действительно, не очень. Впрочем, разведка, которая врёт, никому не нужна. Но, это я так, себе.

Оставшуюся дорогу до Керчи они молчали. Командный пункт флотилии располагался в здании управления Керченским Судоремонтным заводом, взвод разведки занимал помещение бывшей столовой. Во взводе осталось 8 человек: два радиста, три пулеметчика, три автоматчика, один радист не сильно годился для выходов: девчонка. Коротко представив Дмитрия, Бархоткин перешёл к постановке задач. Его интересовал аж Геническ и Перекоп. Вскользь он, правда, упомянул, что Перекоп находится в зоне ответственности Черноморского флота. Выслушав с каменным лицом командира, Дмитрий заметил, что стоит ли так замахиваться? Испокон веку одна крепость у Арабатской Стрелки отлично держала это направление. На косе не спрячешься, и окоп не выроешь, сразу вода проступает. Если речь идёт о Генической Горке и о Стрелковом, то, да, некоторый смысл это имеет, а сам Геническ не удержать. И, вообще, его учили, что ко всему надо готовиться заранее. Он бы, например, сделал закладки в Аджимушкайских каменоломнях в виде топлива, продовольствия и боеприпасов. А то 51-ю армию, месяц назад, вышибли из Керчи, и в момент высадки поддержать десант с тыла оказалось некому. А немец воевать в окружении не любит. И вообще, требуется сейчас сосредоточиться на поддержке десанта, а не на распылении его сил, которых и так не много.

— Что ты паникуешь! Видал, сколько танков перебросили?

— Видал! И все с противопульной бронёй. Их самих защищать надо, а их пошлют вперёд, как танки прорыва. Это танки поддержки пехоты, и они должны действовать позади неё, поддерживая её огнём. Вот увидите завтра. Мужиков жалко. Вы же видели, что танки шли без пехоты, и без ПВО.

— Стратег! Но, доля истины в твоих словах есть. Что предлагаешь?

— По машинам и туда. Использовать наше положение, как разведки флота.

— Ты думаешь, что нас кто-нибудь будет слушать?

— Ну, выслушал же, как его, Павел Иванович, подъедем, дескать, прибыли на усиление.

— С десятью человеками?

— А, больше никого нет?

— Нет, обещают послезавтра прислать пополнение.

— А сколько раций на складе?

— Пять.

— И ещё одна в блиндаже у Ачи. У вас станции с собой? — спросил он у радистов. Те подтвердили. — Вот и повод, и это — поддержка. Вы с… Тебя как зовут? — спросил он у радистки.

— Соня, краснофлотец Красовская.

— Вы с Соней на КП армии, а мы по частям. Всё, открывайте склад!

Через 15 минут, не забыв погрузить продовольствие и боеприпасы в машину, выехали в обратном направлении. КП 51-й армии находился на том же холме, но занял какой-то каменный амбар чуть ниже по склону. Александр Сергеевич доложился командующим контр-адмиралу Горшкову и генерал-лейтенанту Батову, что, так как пополнение пока не прислали, то принято решение прибыть в их распоряжение с восемью радиостанциями, с целью обеспечить управление войсками и взаимосвязь с флотилией. На проводную связь в таких условиях надеяться не приходится. Батов улыбнулся:

— Небось, твой неугомонный лейтенант придумал? Ты-то, сам, без рации ездишь!

— Он, товарищ генерал. Он — опытный, вторую войну тянет. Артиллерийский разведчик.

— А вот это — дело! А что без наград?

— Разгильдяй и бабник! Всё через это!

— Давай его сюда!

Матвеев подошёл и доложился.

— Значится так, лейтенант, смотри сюда: вот здесь стоит дивизион корпусной артиллерии 152мм. А тут 24-й танковый полк и 177-й полк 236-й дивизии 44-й армии. Они проведут атаку на аэродром в Первомайке. Твоя задача обеспечить, по необходимости, корректировку огня крупнокалиберных пушек-гаубиц. Бери ещё одного радиста и мой приказ. Дуй туда и побыстрее налаживай связь. Тебя будут ждать.

По приезду в дивизион выяснилось, почему «по необходимости»: снарядов на позициях 18 штук на орудие, меньше трети комплекта, остальное ещё на Тамани. Оставив там радиста, Дима понёсся в Феодосию. Путём опроса местных жителей нашел 24-й отдельный полк. Его штаб располагался западной окраине посёлка Солнечное. Полковник Лебеденко уставился на приказ.

— Нет впереди никаких немцев, румыны. И аэродром румынский. Щаз ударим и побегут.

— Не побегут. Это 2-я королевская горнострелковая дивизия, гвардейская. Вооружена она неплохо, а Ваши танки крупнокалиберным пулемётом пробиваются. Зато пушка мощная и снарядов много. Вот и поддержите огнём пехоту, следуйте за пехотой на расстоянии 250-ти — 3-хсот метров.

— То есть, как бы прикрыться пехотой?

— Нет, вы прикрываете пехоту, а она прикрывает вас.

— Это не по уставу!

— А товарищ дело говорит!

— Кто сказал?

— Я! Старшина Маслов, командир первого взвода первой роты. Мы так в Финскую действовали.

— Я с Финской, 15-й отдельный артдивизион. — сказал Дмитрий.

— Северные форты? Так же, как там, прикроешь?

— Снарядов мало, постараюсь.

Созвонились с 177-м полком, уточнили задачи, и, как только стало темнеть, начали атаку без артподготовки. Пехота двинулась вперёд, вслед за ней пошли танки, и они, шрапнельными снарядами, прижали румын к земле. Полк был, действительно, опытный, стреляли танкисты очень хорошо: всаживали 45-мм снаряды прямо в амбразуры дотов с первого или второго выстрела. Артиллерийскому дивизиону на первом этапе стрелять не пришлось. Затем пехота уселась на броню, и танки двинулись к аэродрому. Дмитрий ехал на концевой машине. Из-за лесопосадки ударили «Эрликоны», сожгли две машины и были расстреляны остальными танками. Обнаружив на противоположном конце поля ещё установки, танкисты, пользуясь большим калибром, расстреляли остальные пушки. Поднялась пехота, тут заговорили 88-мм «флаки», и Дмитрий вызвал пристрелку. Недолёт, метров 300! Пересчитав поправку, передал:

— Влево два, больше ноль три!

По направлению легли точно, перелёт.

— Вилка! Меньше ноль-ноль-пять, беглым, три!

Три огромных чемодана перепахали всю позицию. Опять поднялась пехота, пошли танки. Медленно, но верно. Танки давят последнее сопротивление, а затем танкисты с удовольствием раскатывают «Капрони» и «Мессершмитты». 44-я армия пришла в движение, к ночи взят Старый Крым, передовые отряды к утру заняли Олений и Грушевый перевалы, и начали укрепляться.

Наступление на правом фланге дошло до Золотого Поля и встало на берегу разлившейся небольшой речушки. Левый фланг 51-й армии тоже продвинулся вперёд на 13 километров, а правый штурмовал Ислям-Терек, где пытались закрепиться части 46-й дивизии немцев, но без тяжёлого вооружения. Трофейные пушки Батов активно приобщил к делу, благо, что немцы оставили в Керчи большие запасы снарядов к ним. 56-я бригада была обучена ночным боям и все её танки были оборудованы для их проведения. Так как он слышал переговоры между 24-м полком и 177-м, а атаку он начал позже, то Батову так же сопутствовал успех.

Манштейн забеспокоился: передовые отряды русских за ночь продвинулись на 40 километров по шоссе на Симферополь. «Неужели и здесь повторится успех русских под Ростовом и Москвой. Ситуация на фронтах развивается так, что фюрер вряд ли сможет выделить мне дополнительные средства, как обещал. Необходим успех, но погода! Чёртова погода прижала авиацию к земле! Необходимо убрать две „группе“ пикировщиков из „Ичке“, но туман не даёт никакой возможности для этого. Остаётся один способ: удерживать Ислям-Терек». Он стал диктовать приказ Маттенклотту, но через 10 минут Маттенклотт прислал шифровку, что выбит из Ислям-Терека, и отходит на Киянлы, противник продолжает преследование. Второе неприятное известие было о том, что русские восстановили повреждённый мост на перегоне Феодосия — Владиславовка, и пустили по нему восстановленный самими немцами бронепоезд «Орджоникидзевец», который русские повредили при взятии Феодосии в бою между ним и крейсером «Красный Кавказ». Его 85-мм универсальные корабельные орудия уже ведут огонь по аэродрому «Ичке». День 24 декабря Манштейн запомнит надолго! Хорошенький рождественский подарок! Части 170-й пехотной, посланные взять обратно Феодосию, были вынуждены частично сойти с более или менее «приличного» шоссе, и немедленно утонули в грязи. Части 132-й ПД пока продолжали движение по приморскому шоссе и только что передовые отряды миновали Алушту. Впереди много километров труднейшей горной дороги.

А генерал Батов вошёл во вкус, сменил уставшие части 302-й дивизии свежей 83-ей бригадой морской пехоты, и продолжал гнать немецкую 46-ю пехотную. Кругом степь, деться немцам некуда. Они практически лишились автотранспорта. 224-я дивизия спешно грузилась в вагоны на станции Владиславовка, и поезда отправлялись вслед, ушедшему вперёд, бронепоезду, с целью прикрыть его действия и закрепить успех, если таковой случится. У Первушина выступили 9-я и 63-я горнострелковые дивизии с целью надежно захватить перевалы. К сожалению, автомашин не хватало, предстоял пеший марш. Автомобилей у Крымского фронта было: кот наплакал! Чуть больше 400 полуторок. И сотня трофейных. Каждое колесо на вес золота! Все самолёты в Ичке прищучить не удалось, но 135 машин остались на аэродроме. Остальные поднялись и куда-то улетели. Хотя, в такую погоду сесть практически невозможно. Батов начал выравнивать линию фронта, наступая левым флангом. В результате марша и боевых столкновений 56-я бригада потеряла более 20 машин. Часть из них танкисты грозились реанимировать. Вернувшегося от соседа Матвеева принял приветливо, но виду не подал, что копировал действия 44-й и 24-го полка.

— Сколько танков потеряли? — спросил он после доклада.

— Мне не докладывали, я видел два на аэродроме. Хороший полк, только командир у них своеобразный: «Это не по уставу!», и техника устаревшая. Надо бы, товарищ генерал, попытаться блокировать дорогу Алушта — Судак.

— Как и чем? Слушай, а что ты за 44-ю так беспокоишься? Азовская флотилия придана мне! У меня Джанкой и Симферополь. Вот туда и смотри.

— На них идут две дивизии, у нас, пока, всё в порядке, только левый фланг надо укрепить.

— Навязался ты на мою голову. Откуда ты такой умный?

— Из Ленинграда.

— А воевать где научился?

— Финны обучали.

— Хорошая школа. Ну, и что там было интересного?

— Подвижность и скрытность их частей и соединений. Поэтому параметру мы отстаем и сейчас. Но, когда финны куда-то не успевали, то впереди их войск всегда действовали лыжные отряды, которые организовывали завалы на дорогах, минные ловушки, засады, обвалы и тому подобные мероприятия. С единственной целью: задержать противника и дать успеть своим закрепиться, и подготовить оборону.

— Дам я тебе батальон с усилением, но гляди у меня! — генерал снял трубку и запросил «Берёзу». — Ко мне, срочно!

Минут через тридцать вошёл командир с автоматом ППД на груди.

— Командир отдельного авиадесантного полка ЧФ майор Няшин.

— Значит так, майор! Есть сведения, что по шоссе от Алушты к Судаку выдвигается колонна противника, численностью до дивизии. Конкретно, если интересно, 132-я ПД противника. Требуется максимально задержать её на этом шоссе и, по возможности, нанести ей максимальные потери. Много сил выделить не могу: не мой участок! Но, дам человека, который проведёт эту операцию. Лебедев твой ещё не десантировался?

— Нет, сидит в Геленджике, сегодня ночью обещали пригнать недостающие машины и вооружения.

— Тогда так: батальон Андрейченко переходит в подчинение Матвеева, разведка АВФ, ибо туман и когда сможет вылететь Лебедев не известно. А батальон Лебедева сменит Андрейченко уже в Ичке. Батарею 82мм миномётов придать Андрейченко. Вопросы?

— Вопросов нет.

— У меня есть, товарищ генерал! — подал голос Дмитрий.

— Задавай!

— Автомашины будут?

— От сердца отрываешь! Будут!

— Нужны 150 или 152 мм снаряды, взрыватели и километра три детшнура, мины, всех образцов, тол, огнепроводный шнур, подрывные машинки, трофейные пулемёты, немецкая униформа.

— Машины освободить сразу после выгрузки и у себя не держать!

— Слушаюсь, знаю, что нужны по горло.

— Всё, майор. Действуй, времени совсем нет.

— Разрешите идти?

— Идите!

Дмитрий вышел вместе с майором. Майор тихо матерился, было понятно, что его такой расклад не устраивает. Его батальон взял Ак-Монак почти без потерь, а теперь, когда наметилась перспектива, его куда-то забирают. Ехали на «козлике», молча, прибыли в Ак-Монак, майор вызвал Андрейченко. Тот оказался сокурсником Дмитрия, уже старший лейтенант и командир десантного батальона: в предыдущем десанте из всех командиров выжил только он. Володя радостно улыбнулся, когда увидел Диму, потом нахмурился, выслушав задание. Предстоял стокилометровый рейд по тылам противника, скорее всего, в одну сторону. Пока обсуждали задачи, прибыло 35 автомобилей, пять из них были загружены «сапёркой»: три тонны снарядов, полторы тонны мин, около тонны принадлежностей. Доставил инженер 51-й армии. Погрузку закончили в 00.30 25 декабря.

— По машина-а-ам!

До Судака 90 километров. Средняя скорость километров 40, постоянно кто-то встаёт, колонна рассыпается. После трех дошли до Грушевой, ещё 15 километров и наших войск не станет. Дальше — как повезёт! Уточнили положение у командира батальона 177 полка, тот сказал, что в Переваловке находится его группа БРД (боевой разведдозор). Контакта с противником не имеет. Колонна двинулась дальше. Остановились у отворота вправо на околице за селом. Подали «К машинам» и майор Няшин зачитал приказ командующего армией, представив Матвеева батальону. Дмитрий поздоровался с бойцами, и приказал первому взводу первой роты, автомашине «Бюсинг» и двум мотоциклам «БМВ» выйти из колонны для получения отдельного задания. Остальным свернуть направо и выдвигаться по просёлочной дороге к лесничеству. Диверсионному взводу оставаться на месте со всем имуществом.

— Исполнять!

Он попрощался с майором, и тот, на мотоцикле, выехал в Феодосию. В «Бюсинг» погрузили 30 немецких 150мм снарядов, две катушки детшнура, три подрывных машинки, 50 противотанковых мин и полсотни противопехоток. Шесть человек из диверсионного взвода пошли переодеваться в немецкую форму вместе с первым взводом, остальные помогли выгрузить необходимое, и уехали к лесничеству. Два человека в 1-м взводе говорили по-немецки, бумаг, естественно, не было.

— Смотри сюда, лейтенант! Впереди деревня Лесное, вот дорога, на втором повороте уходишь направо на старую окружную дорогу. Вот здесь вот. Не промахнись! Если будет пост — снимай в ножи. Выскочишь на западной окраине Судака, и ещё раз направо в сторону Морского. Здесь постарайся проскочить тихо, если получится. Нет? Уничтожай пост, оставляй заслон. Если сможешь по-тихому, то вот точка для засады. Закладываете снаряды через каждые 10 метров, готовится снаряд — вот так! Он взял ключ, кусок шнура и показал несложную процедуру.

— Если будет время, можно по шашке добавить, положив под снаряд, как при подрыве. Понятно?

«Диверы» покивали головами.

— Места: на подъёме со стороны Морского, и так, чтобы с обратной стороны был обрыв. Самим находиться не ближе 200 метров! Разлёт осколков до полукилометра. Укрытие должно быть надёжным! Первый взрыв: самый восточный, потом — хвост, потом — серёдка. Твоя задача, лейтенант, обеспечить безопасность работ и прикрыть отход. Отходить вот сюда. Если закладки сделаете удачно, то немцы будут вынуждены свернуть на объездную дорогу, а это больше тропа!!! через Межреченскую. Здесь мы их будем ждать. Если серьёзного завала создать не удастся, даёшь по радио сигнал «666», в случае удачи: «777». Всё понятно, лейтенант Иванов?

— Разрешите выполнять?

— Действуй! — Дмитрий сел на мотоцикл, и тронулся вслед за основной колонной.

Мотоциклами десантники разжились у немцев, так же, как и «Бюсингом». Довольно быстро догнав колонну, которая еле плелась по раскисшей дороге, он отправил три мотоцикла вперёд на разведку к лесничеству. Через час разведчики доложили, что там расположился взвод румынских горных стрелков. Остановились на горке, где дорога поворачивает на юг, разгрузили машины, разобрали оставшиеся снаряды и мины, распределили всё по бойцам, отозвали разведку и углубились в довольно густой лес, отослав машины и погрузив на них мотоциклы. Двое десантников отправились проследить, чтобы «баллоны» не замылили мотоциклы, вместе с колонной. Через шесть часов радист принял РДО от Иванова, что закладки они произвели. Автомашину замаскировали и подготовили к взрыву, приготовив «подвижный заряд» для тех немцев, которые подъедут из Судака, помогать восстанавливать дорогу. Противника пока не видно. В ответном РДО Митя поблагодарил первый взвод за оперативность и инициативу, хотя, было понятно, что кто-то стал смертником. Красное солнце село в море, батальон продолжал спускаться и подниматься по густому смешанному лесу, покрывшему все горы в этом месте. Так прошло 25 декабря 1941 года. За день прошли 21 километр. Бойцы устали, в 22 часа сделали большой привал. У многих оказался сухой немецкий спирт, так что, даже подогрели консервы и попили чаю. Андрейченко сварил себе и Дмитрию кофе, знал, что Дима его любит.

— Ну, рассказывай, как дошёл до такой жизни! — попросил Володя Дмитрия, кладя ему в кофе кусок сахара и подвигая ближе открытую тушёнку с хлебом.

— Вы уехали, а меня ещё трое суток держали на «губе», потом сунули в руки предписание, и включили в маршевую роту 83-й бригады, направили нас Баку. Там покантовался две недели, потом в Емрюке. 27-го ноября перевели в разведку Азовской флотилии, оттуда сюда. Здесь с первого декабря. Завтра шторм будет. Видел солнце на закате?

— ОБС? Или прогноз?

— Народная примета.

— Что дальше делать будем?

Они взяли карту и разобрали предполагаемые шаги командира 132 пехотной Вернера Гальвица и его начальника Эриха Хансена.

Под утро проснулись от холода: дул пронзительный юго-западный ветер, хлопьями валил тяжёлый мокрый снег, горы закрыты плотными облаками, в трех шагах ничего не видно. Деревья скрипят, и за их шумом ничего не слышно. В общем, погода: хороший хозяин собаку на двор не выгонит. Батальон построился, проверили снаряжение и укладку, тронулись в путь. Особое место занимало ориентирование в таком тумане. Скорость продвижения меньше двух километров в час. Подъем на гору занял 7 часов. Вышли к верхней дороге. Затем вернулись чуть назад, и вышли на связь со штабом армии. Те передали, что тоже не получали сигнала от Иванова. Связи с отделом разведки АВФ не было. Попытались оборудовать позиции, но, кроме небольшой пещерки ниже по склону, больше ничего не нашли. Сигнал от Иванова поступил в 03.24 27.12.41. «777»! Диверсия удалась! Тут же получили поздравления от Батова и Первушина, которые ждали этого сигнала не меньше, чем Дмитрий. Он построил батальон, несмотря на то, что глубокая ночь, рассказал о задании первого взвода первой роты, бойцы закричали «Ура». После этого, он приказал минировать дорогу. А третью роту отправил по дороге к развилке у перевала Маски и урочища Ай-Серез. Вторая рота перешла к хребту Орта-Сырт, и начала готовить позиции там. Первая рота осталась на месте, и занялась дорогой. Все минные поля делали управляемыми. Спустя два часа от Первушина пришло сообщение, что 9-я горнострелковая дивизия начала движение с задачей захватить Судак. А 63-я получила приказ выдвигаться к Судаку от Коктебеля. 63-ю усилили 126-ым отдельным танковым батальном армии, в составе которого были и КВ, и Т-34, и Т-60. 9-я наступала с батальоном 24-го полка. Воодушевляющее начало, но погода совсем не радовала. Утром 27-го шторм стих, облака чуть поднялись, из штаба 44-й армии пришло РДО включить привод. Включили. Через некоторое время послышался стрекот мотора «Шаврушки», и в небе одиноко хлопнул парашют, раскрытый на минимале. Через пару часов в расположении первой роты появился майор Няшин. Он принес приказ по 51-й армии лейтенанту Матвееву возвратиться во Владиславовку, в штаб армии. Ночью на левом фланге слышались выстрелы сорокапяток, майор сказал, что румыны в лесничестве уничтожены. Принял командование, выделил двух бойцов, проводить Матвеева до своих. Диме всё это не нравилось, но не починиться он не мог, поэтому собрал нехитрые пожитки, бросил на плечо АВС, и пошагал с бойцами вниз. Погода была средней паршивости, шли довольно быстро. К утру вышли к лесничеству. Там ждала машина, маленький открытый американский грузовик повышенной проходимости, и пять бойцов сопровождения. Быстро долетели до штаба армии.

— Товарищ генерал-лейтенант! Лейтенант Матвеев прибыл по Вашему приказанию.

— Садись! Чай будешь?

— Поесть бы?

— Щаз сообразят! Гаврилов! Ну-ка, собери что-нибудь поесть! Не обижайся, я сам весь в обидках! Операцию у нас забрали! Сейчас ей командует Октябрьский и Первушин. А я получил втык от Верховного, что нет данных разведки по Симферополю и Джанкою. Но, то, что ты сделал, остановив продвижение 132-й дивизии… За тебя! За нового Героя Советского Союза! — генерал поднял стакан с водкой, а второй пододвинул Дмитрию.

Выпили, закусив рукавом.

— Много времени дать не могу. Требуются данные по двум направлениям, но до первого числа — отдыхай. Можешь штабной «Додж» взять!

Принесли вкуснейшую говядину с каким-то кислым соусом и жареную картошку. Генерал ел быстро и шумно. Еще пару раз выпили. После этого, Дмитрий сел в машину, забросил туда продукты, вино и водку, выделенные Батовым, в кармане лежала бумажка о предоставлении ему отпуска до 12.00 01.01.42 года. Расспросил водилу: как переключаются передачи, выслушал его нытьё, что осторожней, товарищ лейтенант, запустил двигатель и, с визгом, развернулся на площадке перед штабом и рванул в Сары-Гель. Погудел у дома Десфины, свет зажегся. Но никто не вышел. Он выпрыгнул из «Доджа», подошёл к окну и постучал. В маленьком окошке появилось её лицо, потом она прижала ладошку к губам и исчезла. Звякнул засов, Десфина выскочила под дождь с босыми ногами и повисла у него на шее. В перерывах между поцелуями, он сумел сказать:

— Машину надо во двор поставить! Танками могут раздавить. И обуйся! Холодно ведь!

Десфина подхватила его под руку, и они вошли в сени. Там она обтёрла ноги какой-то тряпкой, сунула их в низкие сапожки, накинула плащ, и пошла открывать воротца. Дмитрий въехал во двор, заглушил машину, вытащил вещмешок, который сунули туда поварята Батова. В хате передал его Десфине.

— Я в отпуске до Нового Года.

Десфина уткнулась ему в плечо и тихо всхлипывала: «Пришёл, пришёл, не забыл!»

— Я ждала! Я знала, что ты будешь цел.

Три дня пронеслись, как один миг. Дмитрий из постели, практически, и не вылезал. Только на двор по естественным надобностям. Десфина светилась счастьем. Но всё когда-то кончается! Без двадцати двенадцать первого января он снял её руки с плеч:

— Мне пора! — рыкнул двигатель, при пересечении ворот, он, через борт джипа, поцеловал её, и дал газ.

В 11.58 сдал отпускное свидетельство в строевой отдел штаба армии, и тут же получил втык от начальника строевого отдела за неуставной вид: на его чистенькой и заботливо заштопанной гимнастёрке на рукавах была пришита красная звезда с золотистым кантом, соответствующая званию старший краснофлотец. Званий морской пехоты ещё не вводили, поэтому петлиц не было. На правой стороне одиноко висел белый «поплавок» с надписью «ВВМОЛУ им. Фрунзе», который Дмитрий повесил с целью не потерять. Командирскую форму одежды он получить так и не успел, о чём и было доложено полковнику Строгачёву:

— Воинское звание лейтенант мне присвоено несколько дней назад, штаб флотилии, где я стою на вещевом довольствии, находится в Емрюке. Я там ещё не был, отпуск проводил в Сары-Гель. Полуостров Крым не покидал, так как не имел проездных документов, товарищ полковник.

— Что, так и будете щеголять в форме рядового состава? Архипов!

— Слушаю, товарищ полковник!

— Старшина, у тебя есть на складе морская форма?

— У меня много чего есть, товарищ полковник. У товарища есть вещевой аттестат?

— Нет, мой аттестат в Емрюке.

— Тогда: не положено, товарищ полковник.

— Я знаю, что не положено, Архипов. Войди в положение товарища, он — прикомандированный, а ходит по нашему штабу, а ну, как, на начштаба попадёт?

— А Вы откуда, товарищ лейтенант?

— Командир взвода разведки Азовской флотилии, прикомандирован к штабу армии с 23 декабря.

— Слышал-слышал о Вас, разведчиках! Я схожу, посмотрю по закуткам, товарищ полковник. Мож чаго и найдётся!

— Сходи, сходи, Трофимыч! Идите с ним, лейтенант.

Старшина неторопливо собрался, надел полушубок, опоясал его командирской портупеей с новенькой кобурой от ТТ. Надел новенькую шапку старшего командного состава, взял в руки меховые лётные перчатки. Вид у него был прижимистый и фасонистый. Войдя на склад, и видя, как порхнули во все стороны кладовщицы, Дмитрий сразу понял, что нужно делать. Скинул вещмешок, развязал его, засунул туда руку и сказал:

— Товарищ старшина, а что Вы с таким несолидным оружием-то ходите?

Старшина хлопнул себя по боку, вытащил новенький ТТ, и внимательно рассмотрел его.

— А что тут такого несолидного? Трофейный носить запрещают.

— Так смотря какой! А как насчёт вот такого? — и Дмитрий положил на прилавок Browning НР.

— Немецкий?

— Союзнический!

У старшины загорелись глаза.

— Вот что значит: разведка! Богато живут! Но и мы не бедствуем! Глаша, Клава, Людочка! Одеть требуется героя-разведчика по высшему классу! Он — флотский, лейтенант!

Девочкам ушла бутылка шоколадного ликёра и пачка летного немецкого шоколада. Со склада Матвеев вышел, имея повседневную, парадную и полевую форму старшего комсостава, с пришитыми нашивками, и в новеньком белом полушубке, мечте всех младших командиров. Но, в строевой отдел он больше не пошёл, дабы не подводить старшину. Заглянул в разведотдел, там, практически, никого не было, кроме радистов. Пошёл в оперативный, надеясь найти кого-нибудь из своих, флотских, там. Никого! Даже странно! Пришлось идти на узел связи и искать Бархоткина через разведотдел флотилии. Связисты из Емрюка сообщили, что он в штабе армии на полуострове. «Сам знаю!» — подумал Дима, делать нечего, надо идти к Батову. Помощник из орготдела сообщил, что командующий сейчас под Джанкоем, в дивизиях.

— А капитан-лейтенанта Бархоткина или контр-адмирала Горшкова не видели?

— Они в Феодосии, на совещании у командующего флотом.

«Черт! Зря машину отдал!» — подумал Дмитрий, и вышел из штаба. Водитель «Доджа» пристраивал тент на машину.

— Ефрейтор! Мне надо в Феодосию, не подбросишь?

— Я бы рад, но путёвки у меня нет. А вы свою сдали или нет?

— Нет!

— А посмотрите: до какого времени она выписана?

— До второго, включительно.

— Дайте посмотреть!

— Держи!

— Она на Вас выписана, товарищ лейтенант. Так что, сейчас тент доставлю, и езжайте, я не могу, меня в ней нет.

Дмитрий с удовольствием положил надоевшую винтовку и два тюка с формой на заднее сиденье, дождался окончания работ. Водитель с удовольствием побежал греться в казарму, а он поехал в Феодосию. Бархоткина нашёл в штабе 44-й армии. Тот выходил из него вместе с Горшковым. Спросил разрешения у адмирала обратиться к капитан-лейтенанту, но, такого разрешения не получил.

— Вот его и задействуйте, Александр Сергеевич. Приказание Филиппа Сергеевича должно быть выполнено точно и в срок. От этого зависит судьба Севастополя и всего флота. Идите, оба!

Взяв под козырёк, развернулись и пошли к машинам.

— Ну, ты и распижонился! Где так прибарахлился?

— На складах штаба армии. Полковник Строгачев послал переодеться, я же так и не успел форму получить.

— Где тут и чего успеешь! Поехали!

— Не могу! Я на машине, и там вещи лежат. А где взвод располагается?

— Ух, ты! Откуда такое богатство?

— Батов дал до конца второго числа.

— Васильев! Поезжай за нами!

Он сел справа, Дмитрий сел за руль.

— Куда?

— Дом культуры во Владиславовке знаешь? Это по дороге в штаб армии.

— Видел.

— Вот там твоя рота и находится. Давай, погоняй! Времени в обрез. Через пару часов Батов будет в Джанкое. Манштейн развернул 170 дивизию туда, бои у Земляничного он проиграл. Похоже, что у него нет танков, или их очень мало. В основном, действует на бронетранспортёрах. Пожгли их 177-й и 24-й полки немало. Через Олений перевал их не пропустили. А Батов, воспользовавшись, что 170-я дивизия увязла в боях и грязи, ударил вдоль шоссе на Джанкой, а там, кроме разбитой дивизии Маттенклотта никого не было. Джанкой обороняют два батальона охранных войск и около полка 46 дивизии. По состоянию на 14.00: Батов ворвался на аэродром и вокзал, ведёт уличные бои за Днепровку. То есть, шоссе и железная дорога им уже перерезаны. Ближайшая станция — Отрадная. Но там поработали наши пикировщики, и успешно! Черноморский флот готовит десант в Красноперекопск. Наша задача — Чонгар. Авиаразведка мало чего даёт. Море замёрзло, высадить Вас кораблями не можем. А тут еще видишь: морозы ударили. Как можно попасть туда? Как считаешь?

— Лучший способ — аэросани. Хотя я не понимаю, зачем? Что сейчас мешает двинуть туда «Ордженикидзевца»?

— Батов говорит, что этот бронепоезд ему нужен, чтобы удержать Джанкой. А Емрюк встал по ледовой обстановке.

— Тогда «Шаврушками», но тоже ненадёжно. Плюс, почему они считают, что снабжение Манштейна прервётся, если перерезать железную дорогу?

— Октябрьский говорит, что суда в Евпаторию он не пропустит. А мы настилаем ледовую дорогу через Керченский пролив. На той стороне пролива скопилось около 5000 автомобилей с грузами и войсками. Автомобили хорошие, американские, как этот.

— Он же маленький!

— Есть большие, Студебеккеры называются. До 5 тонн берут. И в Феодосию идут несколько судов с тяжёлыми и средними танками.

— Всё, приехали! Здесь?

— Здесь.

Они вошли в расположение. Дневальный рявкнул: Смирно! Подбежал дежурный и начал докладывать капитан-лейтенанту, но тот остановил его:

— Докладывайте командиру. — увидев смущение дежурного по роте, добавил: лейтенанту Матвееву.

— Товарищ лейтенант! За время моего дежурства происшествий не случилось. Рота находится на занятиях по парашютной подготовке в посёлке Ичке. Дежурный по роте старшина 1 статьи Мальцев.

— Вольно!

Каплей провел Диму за сцену, там, в небольших комнатушках, находились жилые помещения комсостава.

— Твоя комната. — указал он на одну из дверей.

— Так я — командир роты? — удивлённо спросил Дмитрий.

— Да, Горшков утвердил твою кандидатуру. В роте 72 человека, 80 % — курсанты из разведшколы в Саратове. 18 человек имеют фронтовой опыт, остальные не обстреляны. Кроме тебя, еще три командира взводов и политрук. Двое, из командиров, не имеют опыта в разведке, но все фронтовики. Люди разные, присматривайся. И, хотя Горшков настаивает, чтобы ты шёл на Чонгар, пойдёт Разумовский, командир 1-го взвода. Надо обкатать и проверить его. Он из 83-й бригады, может быть, ты его знаешь.

— Нет, не слышал.

— Итак, ты говоришь аэросани или «шаврушки».

— Можно на «У-2». Но, проще всего: на буерах. Во-первых, бесшумно, во-вторых, расстояние великовато для саней. Может закончиться топливо. В сороковом их активно применяли в последней фазе войны. Очень эффективное средство в ветреную погоду! Экипаж три человека: рулевой и два «балластника». Скорость до ста километров в час, абсолютно бесшумные, паруса белые, корпус можно выкрасить в любой цвет. Зимой — в белый! Ходят и на коньках, и на лыжах. Поднимают до двух тонн груза, и больше. Хорошая штука!

— А где взять буера?

— Я думаю, в Ейске или Новороссийске есть, в Ленинграде у нас было их много. Главное, это мачты и паруса, а остальное не так сложно сделать. Плюс, их можно использовать для перевозки грузов с Тамани.

Каплей позвонил в Емрюк, и поставил задачу дежурному по базе: найти буера. Они нашлись в Ейске. Третьего января произвели разведку состояния железнодорожного моста в районе Чонгара. Немцы мост не восстанавливали. Из похода не возвратились три человека, в том числе, и командир 1 взвода лейтенант Разумовский. Они вернулись аж через шесть дней: обмороженные, голодные и злые. На отходе зевнули, и влетели на небольшой торос, потеряв конек вместе с креплением. Их случайно обнаружил патруль на буерах, который контролировал Сиваш и Азовское море. С лёгкой руки разведроты, буера продолжали эксплуатироваться на фронте. Используя морозы, Манштейн перебросил в район Новожиловки 73-ю пехотную дивизию, и навязал Батову бои. Батов же, получив дополнительно с Большой Земли пополнение и танки, пересадил обстрелянных и проверенных в боях танкистов 56-й танковой бригады на КВ и Т-34, но оставил там, оставшиеся у них, Т-26. А легкие Т-60, которые превосходили Т-26 по бронированию, скорости и надежности стали использовать как тягачи для противотанковой и дивизионной артиллерии. Особенно для транспортировки трофейных пушек, коих было много, но немцы не дураки, пушки они бросили, укатив на запад на их тягачах. Поэтому, подвижность сформированных из трофеев частей была нулевой. Выяснив, в первых же боях, что боевая эффективность нового «танка» близится к нулю, Батов, с подачи Дмитрия, превратил их в огневые точки и тягачи. Тут новая беда! В наступившие морозы начали активно выходить из строя катки Т-26. С них слетала старая и не очень качественная резина. В Керчи на Судоремонтном заводе, рабочие и техники смогли наладить выпуск литых опорных катков для 24-го полка и 56-й бригады. Таким образом, рабочим удалось восстановить много танков.

Рудольф фон Бюнау, прусский генерал, кавалер двух железных крестов ещё за первую мировую войну, командир 73-й пехотной, был старым опытным воякой. В отличие от 170-й пехотной, которая, по сути, была почти корпусом, так как в её состав входила 240 дивизия резерва, что существенно повышало её огневую мощь и мобильность, 73-я была чисто пехотной дивизией, вся артиллерия и обозы перемещались у неё на лошадях и подводах. Эта дивизия предназначалась для непосредственного штурма Севастополя, где техника пройти не могла, где лошадь и солдатские руки решали всё. Снятие её с Севастопольского участка было вынужденной мерой. После того, как две дивизии застряли в горах и грязи, а сын потомственного промышленника генерал-майор Виттке, который, благодаря связям своего отца в Берлине, натаскал в свою дивизию кучу бронетранспортёров SdKfz 251 «Hanomag», якобы, в качестве эксперимента, встал, без возможности подвезти топливо ещё 27-го декабря, после этого Манштейн приказал обеспечить подвоз топлива и боеприпасов тыловым частям 73 пехотной. Вслед за тылами, и сама дивизия развернулась на северо-восток. Когда 28-го декабря стало ясно, что армия генерала Батова решительно перешла в наступление на Джанкой и, имея неповреждённую железную дорогу, превосходит немецкие части в подвижности и огневой мощи, стал ясен замысел русских: отрезать 11-ю армию от снабжения, окружить её по частям, и уничтожить. До этого русские всегда наступали всем фронтом, «держа линию», здесь же применили излюбленный немецкий приём: танковые клинья. Как назло, 1-я танковая армия, понёсшая большие потери под Ростовом, ничем существенным помочь не могла. Она сама с трудом сдерживала атаки русских на Миус-фронте. 3-го января Черноморский флот высадил тактический десант у Красноперекопска, похоронив надежду на подход резервов ставки. 11-я армия оказалась в техническом окружении. Манштейн поставил новую задачу фон Бюнау: захватить Джанкой и деблокировать армию. С наступившими морозами зашевелилась и 170-я дивизия. Оставшимся бронетранспортёрам подвезли горючее, в воздух поднялись немногочисленные самолёты, оставшиеся после удачного рейда русских по трем аэродромам. Подготовка заняла три дня и, четвертого января, 11-я армия перешла в решительное наступление на Джанкой. Поначалу всё складывалось удачно, но, заменивший нерешительного генерала Первушина на должности командующего 44-й армией генерал-лейтенант Львов, правильно предположив, что немцы ослабили правый фланг, ударил на Карасу-Базар, подрезая во фланг позиции 170-й дивизии Виттке. Виттке был вынужден ослабить давление на Батова. Оставшиеся у Манштейна 85 самолётов не смогли предотвратить удары русской авиации по наступающим немцам. За сутки немцы продвинулись на 6 километров, но, 5-го января налетел ураганный шторм, авиация была прижата к земле, русские перешли в контрнаступление, забрали обратно эти 6 км и двинулись дальше, пользуясь своим превосходством в танках и артиллерии. Виттке бросил в бой свой последний резерв: остатки 240-й дивизии резерва, смог остановить продвижение 44-й армии, захватившей часть Карасу-Базара. В городке начались упорные уличные бои.

Там, у Карасу-Базара, и «обстреляли» роту Матвеева. Послали их туда с благой целью: подвезти боеприпасы, быстренько их загрузить и разгрузить. Тот фланг, вообще, снабжался боеприпасами хуже, чем правый фланг фронта, где была железная дорога. Фронт, видимо, экономил горючее, поэтому боеприпасы доставлялись в Керчь автомашинами, там перегружались в вагоны, 120 километров ехали в них, затем перегружались на станции Владиславовка опять в машины или шли дальше на Джанкой. Рота располагалась недалеко от вокзала, командовал там подполковник Нечихайло, который взял за правило подключать роту разведки к разгрузке боеприпасов. И, в случае чего, тыкал в нос бумажкой, что имеет право привлекать на работы любые воинские части, и расстреливать командиров, отказывающихся выполнять его распоряжения. С одной стороны, всё правильно: если налетит немецкая авиация, и звезданёт эшелон с боеприпасами, то от станицы и станции ничего не останется. А с другой стороны иметь такого соседа было и опасно, и тяжело для бойцов, которые весь день или ночь бегали по полям, а всю ночь или день разгружали эшелон с тяжёлыми снарядами. Пятого января Нечихайло потребовал не только людей, но и все машины поставить на станцию, плюс дал свои 5 «Студебеккеров». Грузили вразнобой, по разнарядке, потом пришло сообщение, чтобы Нечихайло обеспечил выгрузку в Карасу-Базаре, так как свободных войск там нет. Колонна из 15 «Студеров» и одного «Доджа», которого Батов «подарил» Дмитрию: передал в роту разведки, двинулась через зимнюю крымскую ночь вдоль гор к Карасу-Базару. Вместо разгрузки, рота ввязалась в отражение ночного штурма станицы, предпринятого солдатами «свежей» 73-й дивизии. Воевали подготовленные и опытные солдаты рейхсвера, а не юнцы из резервистов. Это чувствовалось по всему: не торопясь, прокладывали себе дорогу гранатами, под прикрытием пулемёта. Если что не так, зажигали соломенную крышу хаты зажигательными пулями или факелом. Три роты 236-ой дивизии они уже смяли, в батальоне кончились патроны, танки, если их так можно назвать, расстреляли напрасно свой боезапас, большая часть из них сгорела, остальные отошли на восточную окраину, куда и подъехала рота. Ещё во Владиславовке, узнав, что предстоит ехать и «разгружать» боеприпасы в Карасу-Базаре, Дмитрий не поленился остановиться возле расположения, несмотря на матюки сопровождающего, и рота полностью экипировалась. Увидев зарево пожаров ночного боя, остановились, Дмитрий собрал командиров, в том числе и отделенных, на карте ознакомил всех с возможной ситуацией. Бойцы разобрали гранаты, командиры — трассирующие патроны для целеуказания. Ночной бой рота недавно отрабатывала, ну и, надо отметить, что этому виду боя в спецшколах учат и много. Основной вид боя разведки. Подъехали в тот момент, когда в держащем оборону батальоне боеприпасы практически закончились, и он был готов отходить.

— Мои твоих подменят, комбат! Это рота разведки АВФ.

— Давай! Смотри сюда! — комбат раскрыл карту с текущей обстановкой. — Немцы вышли к реке Биюк-Карасу и сейчас накапливаются у трех мостов.

— Понял, обеспечь тремя-пятью танками, 20мм в трех машинах в середине. Я пошёл.

— Ни пуха!

— К чёрту.

Рота развернулась, установили связь. Диму чуть потряхивало из-за адреналина, радист бежал сразу за ним. Триста метров, отделявших МТС от речки, преодолели быстро, затем порядок расстроился, так как вошли во дворы. За рекой немцы развертывали миномётную батарею и готовили четыре 37мм пушки. Снайпера взяли их под обстрел, а рота перебежками двинулась вперёд. Часть бойцов несло боеприпасы для батальона. Их начали расхватывать бойцы.

— Вовремя вы! — сказал комроты Бирюков, подбегающему Дмитрию. Дмитрий упал рядом с ним и через прицел рассматривал картину боя. «Офицер!» — увидел он человека в фуражке. Привычно ударило в плечо отдачей. Взяв микрофон рации, передал:

— Снайперам работать по офицерам и унтерам. Особое внимание пулемётчикам.

Попав под плотный огонь, немцы вызвали артиллерию. С нашей стороны артподдержки не оказалось. Напрасно связист кричал в трубку телефона: «Ольха, Ольха!»

— Ольха, я — Брелок! Подавите огонь батареи у изгиба шоссе! — сказал Дмитрий.

— Брелок, я — Ольха! Корректуру обеспечите?

— Давай пристрелку!

На шестом залпе «полкачи» пристрелялись, и перешли на беглый. В это время начали перебегать немцы, пытаясь задавить роту, но, снайперы не давали возможности пулемётчикам поддержать атаку. Атака захлебнулась. Немцы поняли, что вместо батальона подошло другое подразделение. Началась охота за командирами и снайперами уже с их стороны. А Дмитрий начал выдвигать вперёд пулемётчиков. В роте их сорок. С тыла поднесли ещё боеприпасы для Бирюкова. Тот неспешно распределял их по ротам и взводам. Его связисты восстановили связь.

— Эй, ротный! Хлебнёшь?

— В бою не пью, и тебе не советую!

— Оно и верно, но, нас чуть не смяли.

— Да выбили вас, чего прибедняешься.

— Ну, метров на шестьсот отошли, щас заберём взад.

Дмитрий непрерывно наблюдал за боем, иногда производя выстрелы, затем сменил позицию. Заметил появившихся огнемётчиков у немцев, и устроил там «подсветку». Пламя осветило разбегающихся немцев, по которым ударили пулеметчики. За кочующей миномётной батареей немцев вели охоту часа четыре. Немцы меняли позицию после двух-трех залпов, располагались за хатами, и вели беспокоящий огонь. Начало светать. Бойцы Дмитрия уже форсировали ручей и залегли на довольно высоком берегу. Он сам находился сзади, лежал под довольно большим и толстым тополем на другой стороне реки. Подал команду:

— Перебежками вперёд! — внимательно следя за противником. Восход слепил немцев, и их приборы наблюдения бликовали, поэтому участились выстрелы снайперов. Несколько пулемётов противника захлебнулись, в этот момент Бирюков поднял свою роту в атаку. Дмитрий недовольно поморщился, глядя, как пехотинцы в рост пошли в атаку.

— Поддержать огнём! — скомандовал он.

Немцы отошли на одну линию домов, и открыли сильный огонь, находясь в мёртвой зоне для разведчиков. Пришлось выдвигаться вперёд, оставив удобную позицию. Дома здесь сложены из известняка, и каждый дом — маленькая крепость. В ход пошли гранаты. Дмитрий заменил магазин и перескочил через ручей, гордо считающийся рекой. Шесть домов — шесть гранат, улица Зелёная, как написано на покосившейся табличке. С рассветом заговорила дивизионная артиллерия, сзади подошёл свежий полк. Какой-то чудак, на букву «М», послал вперёд танки «БратскаяМогила-2» типа Т-60, пехота за ними не успела, и немцы со смаком и удовольствием их сожгли, все 20. Дмитрий грязно выругался, и подал команду выходить из боя на исходные. Увидев, что приказ выполняется, пожал руку Бирюкову, выслушал его многочисленные «Спасибо», и, вместе с радистом, пошагал к машинам. На дворе МТС был остановлен вопросом:

— Почему отходите, боец? — и, с удивлением, повернулся в сторону говорящего.

— Командир роты разведки Азовской Военной Флотилии лейтенант Матвеев, товарищ армейский комиссар. Рота прибыла для разгрузки боеприпасов, немцы мешали нормальной выгрузке, поэтому, я дал команду выдвинуться вперёд и прикрыть выгрузку. Выгрузка закончена, рота следует к месту расположения в станицу Владиславовку.

Вокруг них стали скапливаться командиры и краснофлотцы. Несколько бойцов были ранены, их сразу несли к машинам, а комиссар разошёлся, стал кричать что-то о приказе Сталина.

— Я не получал такого приказа, товарищ армейский комиссар. Сталин в Москве, а я у Карасу-Базара. Я получил приказ подполковника Нечихайло: погрузить боеприпасы и выгрузить их на территории МТС в Карасу-Базаре. Приказ мной выполнен.

Тут в дело вмешалась Соня Красовская, потрясающей красоты полуполячка-полуеврейка, которая весь бой находилась на КП 655 полка, и, что-то отрывисто и с возмущением сказала по-еврейски.

— Молчать! — подал команду Дмитрий. Но, армейский комиссар уже повернулся к ней. Девчонку спасло то, что она еврейка, и комиссар был им. Соня с вызовом смотрела на него, и он опустил глаза.

— Следуйте в расположение! — сквозь зубы процедил он.

— Есть, товарищ армейский комиссар! Рота! Становись! Командирам взводов доложить о потерях!

Выслушав доклады, Дмитрий повернулся к, продолжавшему стоять рядом, незнакомому комиссару:

— Товарищ армейский комиссар! Отдельная рота разведки разгрузила боеприпасы на МТС Карасу-Базара. В ходе разгрузки имела боестолкновение с противником. Потери: 1 убитый, 11 легкораненных. Командир роты лейтенант Матвеев. Прошу разрешения следовать на погрузку!

— Демагог! Следуйте!

— Рота! Напра-во! На погрузку шагом марш! — повернулся к комиссару и, вскинув руку, сказал:

— Разрешите идти?

— Девчонке спасибо скажи! Свободен!

— Есть объявить наряд вне очереди!

— Это за что?

— Чтобы не вмешивалась в разговор старших по званию, товарищ армейский комиссар!

— Клоун! Идите!

Дмитрий бегом побежал к машинам, на ходу подав команду «по машинам».

Вернувшись на базу, Дмитрий доложил о происшествии и бое Бархоткину, и попросил его перевести роту подальше от фронтового склада боепитания. В тот же день перебрались в Ичку, на самую окраину в какую-то старинную кошару, палуба которой была покрыта толстым слоем овечьего навоза. Сверху набросали соломы, заделали часть окон, старшина добыл досок, и соорудили нары, комнаты для комсостава и единственной девушки-радистки. Дмитрий поинтересовался у неё, что она сказала аркому.

— Ничего особенного, товарищ командир, напомнила ему, что он, только что, хвалил роту и обещал дать Героя их командиру.

— Угу, даст! Если догонит.

Как в воду глядел! Где-то через неделю, «Крымский воин» опубликовал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении званий Героев Советского Союза трем командирам Крымского фронта: подполковнику Няшеву, капитану Андрейченко, старшему лейтенанту Иванову и краснофлотцу Суничеву (посмертно). Под указом громадный подвал, где в красках описан их подвиг. Они остановили 132-ю пехотную дивизию, нанесли ей тяжёлые потери и долго мотали тех по лесным горным дорогам и тропам. Остатки батальона в количестве 25 человек были представлены к орденам Ленина и Красного Знамени. Об участии в этом приключении взвода разведки АВФ ни одного слова не было написано. Прочитав статью, Дима специально зашёл к радистке и показал её. Он, вообще-то, сторонился Сони: она была красавицей и знала себе цену. Плюс, воспитание соответствующее, романов ни с кем не крутила, хотя охотников было хоть отбавляй.

— Как же так, товарищ командир? Ведь… — Дима прижал палец к своим губам, показывая ей соблюдать тишину.

— Видишь, всё описание начинается без дат, даты появляются после 29-го января. Сразу после того, как меня в отпуск отпустили. Всё тонко! Я в отпуске был, и имеются документы об этом. Поняла?

— Это несправедливо! Надо Сталину написать!

— С ума сошла? Не смей! Этим ты не поможешь, только хуже будет. Переживу, ордена — дело наживное! — забрав газету, коснулся свернутым кончиком носа Сони, и вышел из помещения радиостанции. Спустя несколько секунд оттуда выбежала, вся в слезах, радистка. Старший политрук Костин посмотрел на неё и на командира:

— Что с ней? Ты, что ли, её обидел? Чё ты к ней пристаёшь? Она же недотрога?

— Поэтому и пристаю! — улыбнулся Дмитрий, хотя на душе скребли кошки, и хотелось так же, как Соня, выплакаться, но он понимал, что в том бою, под таким чутким руководством, можно было полностью потерять роту. А так, и овцы целы, и волки сыты. Рота работает, за последнюю неделю восемь выходов. Морозы стоят на загляденье. Он никогда и не думал, что в Крыму бывают такие! Немцы прекратили наступать, и перешли к обороне. Начальство, помладше армейского комиссара Мехлиса, довольно, и, хвалит за точные и своевременные данные о противнике. А комиссара он переживёт, если не расстреляют! С такими «весёлыми» мыслями, он собрал сводки за последние сутки, взял охрану и поехал в штаб армии. Конечно, находиться во Владиславовке ему было удобнее: и штаб рядом, и, иногда, к Десфине успевал забежать. Теперь об этом приходится только мечтать. Тут же внизу стало немного жарко и стало неудобно сидеть! Десфина ему нравилась. Но, мечтая о жарких ласках, он не забывал внимательно смотреть за дорогой.

— Стой! К бою! — он заметил легкое шевеление в придорожной канаве и натянутый через дорогу трос! Перекувыркнувшись через плечо, распластался на дороге, изготовив ППД к бою. Но, засада молчала! Скаты, явно, заминированы. Либо группа в мёртвом пространстве, либо… Краснофлотцы начали проявлять нетерпение, пришлось прикрикнуть: Лежать! Он достал бинокль, и старался рассмотреть: с какой стороны немцы. Немцы не выдержали первыми! Поверх голов ударил пулемёт, а камыши у дороги зашуршали в сторону от шоссе.

— Вызывай роту и разведупр! Сообщи о засаде! — прокричал он радисту.

— Станция в машине осталась, товарищ лейтенант.

Немец прошёлся по «Доджу», тот загорелся и взорвался. «Каюк рации!» Дмитрий перевернулся на спину, посмотреть в другую сторону, и тут же дал очередь по выскочившему из камышей немцу. «Становится жарковато!» — подумал он. В этот момент на шоссе появилась колонна автомашин со стороны Владиславовки. «Пуфф!!!» — выдохнул Матвеев, видя, как спешиваются бойцы, открывают огонь по пулемёту.

— Держим спину! — подал он команду, впрочем, бойцы и без этого чётко заняли круговую оборону. Спустя несколько минут по шоссе уже можно было ходить. Одна рота преследовала немцев справа от шоссе, вторая слева. Камыши здесь узковаты, поэтому через некоторое время бойцы провели мимо четырёх задержанных: трех немцев и одного гражданского, остальные были убиты. Сапёры проверяли скаты и канавы вдоль дороги, а Дмитрий отчитывал радиста за брошенную рацию. Добрались на попутках. Допрос пленных показал, что они работали без наводки, просто хотели взять офицера, желательно штабного. Бархоткин скупо похвалил Митю, что без потерь справился с засадой.

— Матереешь! Скоро таким волчарой станешь, что и не подходи! Удачненько я тебя присмотрел в Емрюке! Пойдём, доложимся!

Горшков был очень доволен действиями разведчиков, и тут же вручил Дмитрию Красную Звезду. Пятерым остальным разведчикам достал из стола пять медалей «За Отвагу»! Дмитрий отложил одну медаль в сторону.

— Савельеву вручим, но позже, товарищ контр-адмирал. Он рацию в машине оставил.

— Да, ерунда! Он у нас давно, заслужил! А награды, только что, пришли из Москвы.

— Так я и говорю, что вручим, но позже, пусть проникнется. А пока у меня полежит.

— Ишь, воспитатель! — улыбнулся Сергей Георгиевич. — Ну, как знаешь! Где твои?

— Во дворе.

— Пошли, сам вручу!

Дмитрий построил ребят, и они получили из рук адмирала первые свои награды. После этого, Сергей Георгиевич приказал ехать в Феодосию, и получить новый «Додж», взамен подбитого, и радиостанцию. На обратном пути Матвеев решил заехать к Десфине и показать ей орден. Остановились возле её дома, Дмитрий открыл калитку, подошёл к двери и увидел, что дверь опечатана! «Вот это номер!» — подумал он, и пошел на выход со двора. Когда закрывал калитку, услышал:

— Особый отдел армии! Попрошу предъявить документы!

— Лейтенант Матвеев, командир отдельной разведроты Азовской флотилии. Прошу!

— Здесь, по какой надобности, товарищ лейтенант?

— Тут живет женщина, которая меня выхаживала после ранения. Привез ей немного продуктов.

— Покажите!

Дима раскрыл вещмешок, показал буханку трофейного хлеба в целлофане, трофейные консервы, трофейный шоколад и несколько пачек трофейных сигарет. Десфина не курила, но сигареты можно было легко обменять на что угодно. Ничего армейского внутри не было.

Хмыкнув, контрразведчик вернул мешок Дмитрию, вернул документы, отдал честь и сказал, что Дмитрий свободен.

— А Вы не подскажете, где хозяйка?

— Согласно постановления от 31 января 1938 года, лица греческой национальности, проживающие в Крымской области, подлежат депортации. Она — депортирована.

— И куда?

— Я не знаю, контрразведка этим не занимается.

— Спасибо! — «Странно! — подумал Дмитрий, — А, почему, именно сейчас, выполняется довоенное постановление? Обидно!» Сел, справа от водителя, и они поехали в штаб армии, доложить командованию, что всё получили, и получить новые задания. По дороге вспоминал, что ему известно о подружке: рано вышла замуж, в 16 лет, вдова, муж и 7-милетний сын, в первые дни войны, погибли в море: самолёт проштурмовал фелюку, на которой они ловили кефаль у Судака, активная участница подполья, и в госпиталь за ранеными сама приехала. Не за что её выселять! Что-то тут не то! Конечно, идиотизма на войне хватает, но, чтобы вспомнили какой-то устаревший приказ, да ещё в момент активных боевых действий… И, почему у дома крутились контрразведчики? Либо Десфина говорила неправду, либо… «Додж» затормозил у штаба, Дмитрий выпрыгнул из него и вошел в штаб. Комфлотилией был у командарма. Пришлось ждать возле адъютанта, но не долго. Из кабинета вышел Бархоткин, и махнул ему рукой:

— Дмитрий! Зайди!

Он попытался доложиться о прибытии: Батова он не видел больше недели. Тот отмахнулся от рапорта:

— Что у тебя произошло с Мехлисом?

— Собственно говоря, ничего, товарищ генерал. Я доложил об этом по команде: мою роту направили выгрузить боеприпасы под Карасу-Базар. А там, у батальона, который держал посёлок, заканчивались патроны, пришлось выдвинуться вперёд и прикрыть район разгрузки, иначе бы их смяли. Удержали правый берег Биюк-Карасу, с помощью полковых гаубиц подавили батарею на западной окраине, а затем миномётную батарею. Захватили плацдарм на левом берегу: три квартала поселка по фронту, и сдали их подошедшему 509-му полку. Потери: один человек убит, одиннадцать легко ранено. Носимый боекомплект подходил к концу, патронов к МГ, а их у нас 20 штук, на складах боепитания не было. Я вывел роту из боя.

— А причём здесь Мехлис?

— Он находился на МТС возле КП 655-го полка. Я отходил первым, вместе с радистом, его за забором не видел. Он слева был, а я шёл к машинам. Я был в камуфляже, он меня с бойцом перепутал, у меня же винтовка. Он меня окликнул и спросил: Почему отходите, боец? Я представился и доложил, что вышел из боя, так как выполнил свою задачу. Он начал говорить про какой-то приказ Сталина, который нам не доводили. Я ответил, что никакого приказа Сталина я не получал, получил и выполнил приказ подполковника Нечихайло. Тут влезла со своими замечаниями краснофлотец Красовская, которой я приказал замолчать и не вмешиваться. После этого рота отбыла в расположение.

— С кем согласовал отход?

— С командиром 509-го полка майором Рыльцевым, с командиром роты, на позициях которой мы располагались, старшим лейтенантом Бирюковым. Мы подменили его сводную группу.

— А с армейским комиссаром, почему вопрос не согласовали?

— А откуда я знал, что он находится там? И, что произошло, собственно? Приказа штурмовать Карасу-Базар я не получал. Помог мужикам удержать посёлок и отошёл, так как не своим делом пришлось заниматься. Мало того, что постоянно Нечихайло роту третировал разгрузкой-погрузкой, так ещё и за 44-ю армию воевать, что-ли?

— Ладно-ладно, ты не шуми! Ты что-то не договариваешь! Я тебя, как облупленного, знаю! Ты, просто так, из боя хрен выйдешь! Не ври, а говори, как есть!

— Я бы расстрелял командира 236-й дивизии. — выдавил из себя Дмитрий.

— Я бы тоже, дальше!

— В общем, пока было темно, и, командовали всем комбат Шаронов и комполка Князев, всё шло нормально. У меня 40 пулемётов, двадцать из которых с оптическими прицелами, 20 снайперов и 23 автоматчика. Задавили мы немцев, только миномётчики сильно мешали. Мотались туда-сюда по посёлку, никак их накрыть не могли, а в полку миномётов нет. Охотились за ними с помощью гаубиц, а стреляют их артиллеристы херово. До утра с ними и промаялись. Тут какой-то козёл послал батальонную группу вперед. Немцы отошли на квартал, оставив в каждом доме прикрытие. И положили на землю мужиков. Пришлось идти вперёд и выбивать «прикрышку», так как у батальона гранат почти не было. Прошли квартал, но запасы гранат не резиновые. Тут кто-то посылает вперёд танки, с 20мм «пукалкой»! А они даже стену пробить в доме не могут. Пехота не пошла, танки сожгли. Двадцать штук. Следующим номером программы явно был бы штурм посёлка моей ротой. С пустым боекомплектом. Под таким командованием идти в бой бессмысленно. Рота вела бой грамотно и почти без потерь. Бойцы у меня, что надо. А управлять боем надо уметь, и точно рассчитывать каждый шаг, и каждое движение. Была бы безвыходная ситуация, я бы остался, а так, класть роту из-за какого-то…

— Прекрати немедленно! Ладно, всё понятно. Тут тебе Мехлис какой-то подарок оставил. Возьми! — он достал из стола и протянул Дмитрию пакет. Дима покрутил пакет в руках, и вскрыл его! Совершенно непроизвольно у него вырвалось:

— Ах, ты ж, сука!

— Что ты сказал? — спросил Батов, но увидев побелевшее лицо Матвеева, протянул руку, — Дай!

Дмитрий покачал головой, но Павел Иванович с силой забрал пакет и вытряхнул его на стол. Оттуда выпала упаковка немецких презервативов.

— Что это? — спросили Горшков и Бархоткин.

— Не понял, что за дурацкий подарок? — сказал Батов.

Дмитрий забрал упаковку со стола.

— Объясни, в чем дело, и почему ты такой белый?

— Разрешите не объяснять!

— Нет!

— Это — личное!

— Тем более!

— Мою девушку депортировали.

Все замолчали.

— За что?

— Командир из особого отдела 44-й армии сослался на какое-то постановление от 1938 года.

— Сядь! Ты мне всё сказал?

— Абсолютно, товарищ генерал. Даже то, что никому бы не сказал.

— Хорошо, Дмитрий. Успокойся, и, пожалуйста, ничего не предпринимай против него. Найдём мы твою девушку. Обязательно найдём. Если, конечно, дело не связано с контрразведкой. Она же в оккупации была?

— Была. Активная подпольщица.

— Ну, тогда легче. В общем, я подключу нужных людей, но обещай мне: самостоятельно ничего не предпринимать.

— Есть, товарищ генерал.

— Иди! Займись делами, будет легче.

— Есть! — Дмитрий развернулся и вышел из кабинета. Его била дрожь, ненависть просто захлестнула все его мысли. Бойцы, ожидавшие его возле машины, видя не совсем обычное выражение лица начальства, быстренько и без разговоров уселись в машину.

— В роту! — приказал Матвеев, и всю дорогу молчал. Сжав нервы в кулак, Дмитрий выслушал доклад дежурного. Откозырял, сказал: «Вольно!», и прошёл в свою комнату. Полчаса никто его не беспокоил, затем раздался осторожный стук в дверь.

— Товарищ лейтенант, разрешите? — раздался голос Костина.

— Заходи, Владимир Николаевич.

— Что случилось? Почему на Вас лица нет? — тут он заметил орден, и попытался поздравить Дмитрия.

— Не надо об этом, товарищ старший политрук. Вот, возьмите медаль, удостоверение, и вручите Савельеву. Я не приду на построение, у меня был очень тяжёлый день.

Серьёзные бои развернулись у села Рейзендорф или Фрайлебен, некогда богатого колхоза. Населения там не осталось, до войны в колхозе жили почти исключительно евреи. Перед самой войной рядом с селом был открыт один из крупнейших аэродромов на территории Крыма. Здесь базировались тяжёлые бомбардировщики ТБ-3 Черноморского флота. Во время войны стояли бомбардировщики Хейнкель-111 сотой дивизии люфтваффе. Ко дню высадки, Манштейна поддерживало три дивизии бомбардировщиков и одна, 77-я, дивизия истребителей. Из допросов захваченных в Джанкое лётчиков и штабных офицеров 27-й бомбардировочной дивизии стало известно, что одной дивизии: 51-й, более не существует. Её потери после проведённых рейдов по аэродромам и усиления штурмовок, составили более 150 самолётов, 27-я дивизия пострадала меньше, более половины лётчиков сумели улететь из Джанкоя в Евпаторию и Сарабуз, но технический состав по большей части погиб, плюс потеряно техническое и автомобильное обеспечение этой дивизии. Для восполнения потерь, люфтваффе решило перебросить из Германии четыре «группе» из первой учебной дивизии, которая базируется в Кёнигсберге. Ожидаемое время прибытия: март месяц. Посылать только самолёты, без наземного обеспечения, Геринг, с согласия Манштейна, отказался. В Крым перелетело дополнительно 24 самолёта Ме-109F для усиления 77-й дивизии. Хотя наша авиация и вела воздушную разведку, но облачная погода, многочисленные снегопады и метели, не позволяли широко развернуть воздушную войну. Плюс, большое количество наших самолётов находилось в плачевном состоянии. На территории полуострова базировалось четыре неполных полка истребителей, значительно уступающих основному истребителю немцев. Поэтому основная часть этой войны легла на плечи разведчиков армии и флота. К тому же, в Сарабузе находился штаб 11-й армии. В очередном циркуляре, полученном Матвеевым, именно Сарабуз числился как важнейший пункт для диверсий. Штаб 11-й армии находился на улице Октябрьской в здании школы N 1. В том же квартале, но с входом со стороны улицы Карла Маркса, проживал небезызвестный генерал-полковник Манштейн. Недалеко протекает речушка Салгир. Сведения добыла агентурная разведка ГРУ ГШ. От них в роту приехал из Ростова-на-Дону начальник оперативно-инженерной группы Илья Старинов, знаменитый диверсант, с группой опытнейших минёров. Началась разработка операции по уничтожению штаба 11-й армии и её командующего.

Полковник Старинов сразу взял быка за рога: начал проверку подготовки личного состава, хотя и поставил ограничения. Рота должна была сопроводить и обеспечить подход к объекту группы его «спецов». Вся остальная часть операции ложилась на плечи восьми, совсем неприметных, одетых в гражданку, человек, двое из которых были девушки. Старинов гонял роту на проверке до потери пульса, затем удовлетворённо хмыкнул, и дал сутки отдыха. Планировал операцию сам Старинов, никто в роте и в группе не знал ни маршрута движения, ни точки назначения. Только Старинов. Косвенно о цели выхода догадывался Дмитрий, исходя из циркуляра. Занятия группа Старинова проводила отдельно от роты. Линию фронта перешли в 22 км от Улу-Узеня, высоко в горах. Оттуда, ночью, рота двинулась к Первому Симферопольскому совхозу. Марш в 32 километра по горной местности с 40-50-тикилограммовым грузом. Рота была экипирована в немецкую полевую форму разведчиков. Под утро форсировали шоссе Симферополь-Феодосия. Впереди три татарских села: Чуюнча, Чуйке и Джурчи. По ручью Тубай перебежали в одноимённую балку. Там куча карстовых пещерок, здесь и разгрузили свой груз. Отдыхали до вечера, вечером группа Старинова ушла. Из-за этого у Матвеева со Стариновым возник спор: впереди был хутор Беки-Эли, 12 домов, там, 100 %, был полицейский пост. Была необходимость нарушить связь, но Старинов не соглашался.

— Нельзя нарушать спокойствие! Я дал указание пройти тихо.

Сам однорукий диверсант остался в пещерах. Он был слишком известен в узких кругах. Сразу после отхода группы, Илья Григорьевич приказал Дмитрию отходить и уводить людей.

— Товарищ полковник, а если что-то не так пойдёт? Кто подстрахует группу?

— Чем? Чем ты можешь их подстраховать?

— Мы можем пройти маршем в Сарабуз, товарищ полковник. Доставить всё прямо на место, и атаковать обе цели.

— Какие обе? У нас одна цель! Того, что понесли с собой мои люди, для неё достаточно. Маленький домик в «Плодоводе».

— А, зачем тогда столько тола?

— Закладка, приказано доставить для какого-то партизанского отряда.

— В этой части Крыма нет партизан!

— Есть. Два отряда. Видимо, для них.

— Товарищ полковник! Здесь, абсолютно точно, никаких партизан нет. Есть два отряда, которыми руководит гауптман Штольц. Базируются в Азеке и Бай-Кияте. Недалеко отсюда. 100 % немцы будут использовать этот тол для подрывов в Симферополе.

Старинов выматерился.

— Это — точно? Нас же повесят за одно место!

— Эти сведения дал татарин, которого взяли вместе с немецкой группой 12 января. Мы же посылали копии допросов в Ростов!

— Такие сведения не поступали! Так! Подсвети!

Их накрыли плащпалаткой, полковник достал немецкие бланки, и начал их заполнять.

— Готово! Строй роту, вместе с грузом.

Рота вышла на дорогу, обрубили провода в Симферополь, двинулись дальше. Старинов, изображавший немецкого майора, шел спереди колонны. Дмитрий, гауптман, шел позади, и зачищал полицейские посты с помощью 3-го взвода. К переезду подошли в тот момент, когда одна из девушек пыталась через него пройти, но жандармы к ней пристали. Требовали показать содержимое сумочки и трусиков. В ножи взяли пост, заменили жандармов. Отсюда до штаба армии ровно 1154 метра. Пропустили эшелон, идущий сторону Джанкоя: пополнение на фронт. В садике, на изгибе шоссе, подготовили жерди и заряды. Их несли в середине колонны. На перекрёстке Октябрьской и Карла Маркса комендантский пост, с двумя пулемётными точками. Роте подана команда: правое плечо вперёд. Бдительный жандарм помахал красно-белым кружком: Стой! Майор пошёл к нему. Не доходя двух шагов до жандарма, майор уронил смятую бумажку, сигнал атаки. Нож «гауптмана» Матвеева «из-под руки» влетел в горло пулемётчику, второго пулемётчика заранее прикрыли от «кино», и взяли тоже в ножи. Майор вместе с бумагами «подал» кинжал в горло. На всё ушло около секунды. Рота проследовала к зданию штаба, а несколько человек проскользнули в сад колхоза «Садовод». Штаб обошли, оставив его охрану у входа нетронутой. В 22.00 завыли сирены воздушной тревоги, появились самолёты, и рота атаковала штаб армии. Охрана у входа ничего не подозревала до того момента, пока не посыпалось стекло в окнах первого этажа, и на первый этаж штаба на жердях были доставлены 54 ящика тола с зажжёнными шнурами, а в транспортёры у штаба влетело по противотанковой гранате. Несколько пулемётов поставили жирную точку на посту фельджандармов.

Рота отходила в полном порядке. Задание «два» осталось невыполненным. Домик Манштейна был подорван, но его в этом домике не было. Он находился где-то в частях на фронте. Отходили на Беш-Терек, немного изменив маршрут движения. Рассвет застал роту двух километрах от леса возле села Бура, и Старинов приказал идти в село, и «искать партизан». В разгар проверки, приехал взвод фельджандармов, его командир переговорил со Стариновым, довольно усмехнулся, глядя, как солдаты тщательно осматривают каждый дом. Тут захлопали выстрелы и кого-то погнали в горы. Дали уйти, выстроились в цепь и двинулись в горы, имея на хвосте жандармов. Рота углубилась в лес, собралась, и ускоренным маршем двинулась наверх. «Кинокомедия» удалась. Всё время в гору, особо не побежишь. Через час пришлось делать привал, и восстанавливать сбитое дыхание. Илья Григорьевич помотал головой, и платком вытер пот.

— Я уже собирался их атаковать! Как вовремя кто-то из татарчат побежал!

— Да это Кузнецов побежал. Накинул татарский пиджачок, отдал пулемёт и рванул в лес, а мы мимо стреляли! — рассмеялся второй взвод. — Вон он лежит!

Но, через час над горами повисла «Рама», а снизу начал подниматься батальон в боевом порядке. Немцы, всё-таки, догадались, что видели диверсантов. Поэтому опять рота изменила маршрут следования и двинулась на восток, перевалив в соседнее урочище. «Рама» несколько раз кого-то обстреливала на старом маршруте. Через некоторое время стал слышен бой, яростный, но короткий. Так и отходили лесами в сторону фронта, а у Карасу-Баши свои чуть не обстреляли. Но, обошлось. Позже стало известно, что группа Старинова взорвала крупное бензохранилище в Сарабузе. А Манштейн куда-то переехал. «Старик», уже в Ислям-Тереке, в расположении роты, прощаясь, сказал:

— Ну, Дмитрий Васильевич, дай «краба»! Как ты умудрился сформировать такую роту? Даже немецкий знают!

— Это не я! Это Бархоткин выбил пополнение из спецшколы, после того, как у нас во взводе осталось восемь человек.

— Из Саратова, что-ли?

— Оттуда.

— Так получается, что вы — наши! Эту школу я и организовывал, ещё до войны.

— Ну, получается, что так.

— Я тебе парочку инструкторов пришлю по минной подготовке. Мы тут много чего в Ростове придумали.

— Не откажусь! Есть несколько задумок на тему: «Как нам преобразовать рабкрин». Так, чтобы удобнее было использовать силы специального назначения. Но, видите, весна началась, зима здесь короткая, хоть и злая. Лед растает, пойдём Вам навстречу, к Ростову. До свидания, Илья Григорьевич!

— До свидания, Дмитрий Васильевич!

Гибель, почти в полном составе, штаба армии несильно повлияло на положение на фронте, и, немцы довольно быстро восстановили управление. Но, значительно усилили части охраны тыла, сняв несколько частей с фронта. А это, в свою очередь, ускорило продвижение наших частей. Наступившая распутица остановила движение наших частей в направлении Черноморска. На Перекопе нас продолжала атаковать 22 пехотная дивизия, пытаясь прорвать там оборону. Немцы её переделали в танковую, вооружив её 48-ью танками Т-IV. К 28 января части 44-й армии сумели пополниться, прорвали фронт и продвинулись на 21 километр, заняв Зую. А 51-я заняла Пролётную и немецкое село Китай. Оба немецких аэродрома под Симферополем оказались под артобстрелом, и немцы были вынуждены перебросить авиацию оттуда в Евпаторию и в Новофедоровку. Черноморский флот закончил переброску одной пехотной дивизии и одной морской бригады в Севастополь, и севастопольский гарнизон, при поддержке Черноморского флота, взял Бельбек. Но, состояние дорог было таким, что вязло всё! Как у нас, так и у немцев. К сожалению, немцы наладили воздушный мост в Евпаторию, а у авиации фронта и флота не было возможности прервать его. Тем не менее, попытки сделать это не прекращались весь январь, а в первых числах февраля над расположением роты загудели незнакомые моторы. На аэродром Ичке село 32 истребителя «Аэрокобра». У них были подвесные баки, и они были предназначены для того, чтобы охотится за транспортниками немцев. Немцы контролировали около трети полуострова. Затем состоялся Евпаторийский десант: крайне неудачный, немцы сбросили его в море, но десантники значительно повредили порт в Евпатории, плюс флот обстрелял из крупнокалиберных орудий аэродромы в Каче, Новофедоровке, Евпатории и Донузлаве. В принципе, положение 11-й армии было катастрофическим, но Гитлер приказал держаться до последнего солдата, и Манштейн предпринимал всё для этого. Рота продолжала работать в интересах 51-й армии, но сделала два выхода для 44-й. Затем Батов вызвал Дмитрия и приказал выдвинуться в район Ангарского перевала, и попытаться провести диверсию на шоссе Симферополь-Алушта. Был тяжелейший переход по лесистым горам, где ещё лежал снег. Подходы к шоссе были плотно минированы немцами. Посты, собаки, полно фельджандармерии. Немцы не из тех, кто любит наступать на одни и те же грабли. А оборонялась здесь 132-я пехотная дивизия, уже знакомая с методами Дмитрия. Первый взвод сумел подобраться и заминировать дорогу у Курлюк-Баша, второй в районе Лаванды, третий взвод потерял семь человек, но подойти к Ангарскому перевалу не смог. Нанести серьёзные повреждения дороге не удалось. Места, где была вероятность это сделать, охранялись очень хорошо. А скрипучий снег выдавал движение собакам. Общие потери, в том числе и на отходе, были непривычно большими: двенадцать человек. Операция длилась десять суток. Вышли у Бурульчи. Однако, при отходе от перевала, бойцы третьего взвода Сагалаева обнаружили, а взводный нанёс это место на карту и нарисовал план, довольно обширную пещеру, имевшую несколько выходов на разные стороны хребта. Входы малозаметные. Боец прятался от карателей, заполз под камень, там оказался провальчик. Переждал. Там сухо, гораздо теплее, микроклимат. Походил немного, нашёл ещё один выход, вернулся к первому, нашёл своих и показал место. У Дмитрия родился план, с которым он подошёл к Бархоткину. Всё вроде оговорили, пошли к Горшкову. Иметь такую базу в таком месте было выгодно. Немедленно отправили отделение Мальцева туда, рядом небольшая площадка, куда организовали сброс продуктов, снаряжения и боеприпасов. Затем доложили об этом начальству. Батов недовольно пробурчал:

— Вечно тебя на тот фланг тянет!

— Местность там удобная для диверсий. А оттуда оседлаем шоссе, и доставим много неприятностей Манштейну. И потом, Пал Иваныч, я туда один взвод отправлю, только.

Тут выяснилось, что район «занят»! Крымский обком заявил, что в этом районе действует его партизанский отряд номер 12. В 14 километрах от этой точки. За последние два месяца провёл три операции. Уничтожил до взвода фашистов.

Горшков не выдержал и брякнул от всего сердца:

— Если бы моя флотилия так воевала, я бы со стыда сгорел. Там будет действовать моя рота разведки. Там рокадная дорога, по которой противник перебрасывает значительные объёмы грузов и войск. Дорога хорошо охраняется, и партизанам она не по зубам. По докладу командира роты, даже его людям было сложно проводить там диверсии. К тому же погода не позволяла. А имея такую базу, где можно держать значительные объемы взрывчатки и продовольствия, роту можно использовать более эффективно.

После короткого спора, вопрос был решён, Сагалаев с бойцами отправился туда уже ночью. Через неделю, туда прибыл и Дмитрий с остальными. Пещера оказалась довольно солидных размеров. Антон Сагалаев, увлекавшийся историей, показал Мите наскальные рисунки древних людей и их стоянку. Особое внимание уделили обработке следов на отходе. Немцы активно использовали собак для охраны и во время преследования. Готовился штурм Симферополя, перед ротой была поставлена задача: не допустить переброски резервов с юга на помощь Симферополю. Рота скрытно подготовила проходы в минных полях немцев, и сделала закладки зарядов на протяжении семи километров. Заминировала двадцать мостов, установив радиоуправляемые взрыватели Старинова. 23-го февраля начался штурм Симферополя. 25-го 132-я дивизия получила приказание передислоцироваться в Симферополь, и не допустить его сдачи. Выполнить приказ она не сумела. Её зажали на дороге, обе стороны которой были заминированы самими немцами, а оставленные проходы заминировали разведчики. Колонна, растянувшаяся на 40 километров, была остановлена и блокирована. Хорошая погода позволила разведчиками и авиации разгромить её на месте. Одновременно с освобождением Симферополя, были взяты Алушта и Ялта. Севастопольцы доложили, что немцы прекратили обстрелы города: у 11-й армии начался снарядный голод, была урезана продовольственная норма, так как вместе с Симферополем большая часть продовольственных запасов армии перешла в руки Крымского фронта. Казалось, что всё уже сделано, но, в этот момент в Черноморск прорываются три румынских и два болгарских транспорта со снабжением для немцев. Черноморский флот зевнул в тумане этот караван. Попытка потопить транспорты в порту не удалась: «Красный Кавказ» получил 210мм снаряд во время обстрела города, и был вынужден уйти в Севастополь, а плотнейший зенитный огонь не дал возможность нашим самолётам даже подойти к порту. Немцы понимали, что это их шанс на спасение. Пароходы назад они не отпустили и реквизировали их на случай эвакуации из Крыма. И Манштейн издал приказ, что фюрер помнит и заботится об Одиннадцатой армии, и требует от её солдат и офицеров до конца выполнить свой долг. Гитлер, прочитав приказ командарма, прослезился, закатил пафосную речь по радио и присвоил генерал-полковнику Манштейну звание фельдмаршала. А линию фронта перешла та самая неприметная девчонка, которую рота выручила под Сарабузом. Её доставили в штаб 51-й армии. Там она и рассказала, что фельдмаршал живёт в Саках, в пустом селе Горопашник. Его жители были расстреляны 21 ноября 41 года, так как по национальности они были евреи. Всё село забито войсками. Дом, в котором живёт Манштейн, находится у дороги в вишнёвом саду. С обратной стороны дома — площадка МТС. Он не каждый день бывает там, иногда остаётся ночевать в штабе фронта, который находится в Саках на улице Куротной на берегу Тобе-Чакпака или Сакского озера. Там в парке санатория есть музей, в нём часто ночует командующий. Теперь штаб занимает не одно здание, а несколько, чтобы исключить такие диверсии, как в Сарабузе. Анечка ещё не отошла после перехода линии фронта, поэтому рассказывала всё сбивчиво. Она была слегка контужена. Приходилось направлять её рассказ. В этот момент у командующего армией появился армейский комиссар Мехлис. Дмитрия аж передёрнуло, когда он его увидел. Выслушав доклад Батова, Мехлис с интересом подключился к допросу Ани, сел рядом с ней, поздравил с возвращением, очень умело направил ход её рассказа, достал из шинели шоколадку и дал ей. Через полчаса выжал из неё всю информацию. Вызвал своего адъютанта и вручил девчонке орден Боевого Красного Знамени, напомнив ей, что это самый первый орден СССР, и что он, от имени Верховного Совета СССР и всего советского народа, благодарит её за тот подвиг, который она совершила. Проводил её до дверей, передал своим адъютантам, чтобы позаботились о ней и переправили её в Новороссийск в госпиталь на отдых и лечение. А сам повернулся к Батову, и задал вопрос:

— Как считаете, товарищ генерал-лейтенант, пленение или уничтожение фельдмаршала заставит полностью окружённых немцев сдаться или нет?

— Ну, — протянул Павел Иванович, — сдаться, они вряд ли сдадутся, но повлиять в худшую сторону, такое событие, конечно, может.

— Саки находятся в полосе наступления Вашей армии?

— Да, в моей.

— Может быть, стоит продумать вариант осуществления подобной операции? Тем более, что именно Ваша армия наиболее часто их проводит, даже взорвала штаб армии.

— Собственно, главный специалист по подобным операциям как раз здесь. Наверное, стоит спросить его.

— Вот как! И кто это? — спросил Мехлис, обводя глазами присутствующих.

— Лейтенант Матвеев, товарищ армейский комиссар. Он вчера вернулся с Ангарского перевала.

— Лейтенант? Интересно!

Дмитрий опустил руки, встав по стойке «Смирно» и представился.

— Я Вас где-то видел! — сказал Мехлис и протянул руку, но, Дмитрий так и остался стоять по стойке «Смирно».

— У Карасу-Базара, товарищ армейский комиссар первого ранга! Я — командир отдельной роты разведки Азовской Военной флотилии.

— Да-да, припоминаю. — сказал арком, и опустил руку. — Так что Вы думаете о проведении подобной операции.

— Судя по тому, что рассказала товарищ «Анна», проведение подобной операции в настоящее время нереально. Манштейн предпринял шаги для своей защиты, находится настороже и готов к проведению подобной операции, товарищ арком.

— Вот как! Объясните!

— Прошу к карте, товарищ комиссар. Смотрите: здесь три солёных болота: два средних, и одно очень большое. Они непроходимы. В Новофёдоровке: крупный гарнизон немцев, насыщенный скорострельными зенитными орудиями от 20 до 88 миллиметров. В Горопашнике двести домов, соответственно, по нормам немцев, там расквартирован полк фельджандармерии на бронетранспортёрах. В Бай-Кияте располагается разведдиверсионный отряд гауптмана Штольца. Численность до батальона, отличное знание местности, так как они местные: татары. Плюс они знают, что их даже в плен брать не будут. В войсках такое настроение.

— Есть такое! — заметил Мехлис.

— Численность гарнизона в Саках неизвестна, но Манштейн не ночует постоянно в одном месте, а меняет их. Площадь парка санатория примерно 4 квадратных километра, 11 зданий, бомбоубежища. И, главное, подход только один: вот по этой дамбе, длиной более километра. Единственная зацепка: вот это здание, Сакский историко-краеведческий музей. Но, прекрасно обученная для таких операций товарищ Анна не смогла заложить там свои заряды. Так что штурмом или десантом его там не взять.

— А диверсионной группой?

— Я не являюсь специалистом по легальному проникновению в города, оккупированные противником, товарищ армейский комиссар. Я — специалист по войсковой разведке. Так что, не смогу быть вам полезным. И потом, у меня ещё тот Ваш подарок не кончился!

— Какой подарок?

— Вот этот! — Дмитрий положил на стол упаковку презервативов. — Разрешите идти?

Мехлис, огорошенно, взял со стола упаковку, но сказал: Идите!

— Что это? Причём здесь это? Откуда? — спросил он тихо стоящих командующих.

— Подарок, от Вас. Мне его принесли, с просьбой вручить от Вашего имени. — сказал Батов.

— Что? Кто принёс? Вот так?

— Нет, он был в пакете.

— Где пакет?

— Вот! — Батов из стола достал злополучный пакет, и передал его Мехлису. Тот, взглянув на почерк, заорал: Михайлов! Захарченко ко мне!

Он положил упаковку и прикрыл её пакетом.

— Мне, действительно, не понравился выход из боя роты, только что успешно отражавшей атаки 73-ей дивизии, и умело продвигавшейся вперёд. Командир роты, как мне показалось, вместо прямых ответов, начал «откручиваться», что, дескать, участок не мой, я выполнял прикрытие второстепенных действий, и выполнял приказ какого-то неизвестного полковника. Приказал разобраться с этим вопросом полковому комиссару Захарченко. И, увидев в ходатайстве о присвоении звания Героя Советского Союза его фамилию, вычеркнул её до выяснения обстоятельств. Захарченко передал мне характеристики на него, где он характеризовался крайне отрицательно. Что и в случае с действиями батальона отдельного авиадесантного полка в тылу у немцев, он вышел из боя до того, как батальон начал активные боевые действия. И сказал, что он уже наказан. Я, естественно, о нём и думать забыл, пожалел только, что не расстрелял его перед строем. Никаких подарков я ему, естественно, не передавал.

В комнате стояла тишина, все понимали, что Мехлис на пределе, и лучше молчать.

— Вы сказали, генерал, что это лучший специалист по диверсиям в Вашей армии. Это так?

— Хоть он и не в моей армии, а у товарища Горшкова, но с 23 декабря он прикомандирован к штабу армии. Единственный, выживший из группы, посланной на перешеек 1-го декабря. Обеспечил точными данными фронт, что можно высаживаться в Феодосии. Разработал и осуществил остановку продвижения 132-й дивизии немцев в декабре, а сейчас полностью её уничтожил. Обеспечил разведку Чонгара, удержал Карасу-Базар. Взорвал штаб Манштейна. Много что сделал для армии и фронта. Резок, за словом в карман не лезет. Но, если ему что-то поручаешь, то либо это будет выполнено, либо это невозможно было выполнить. Он и капитан-лейтенант Бархоткин создали самое боеспособное подразделение, которое мы используем на всех самых сложных заданиях.

— Награды имеет?

— Мы ждали присвоения звания героя, но, 12 января он был награждён мною за уничтожение и пленение разведгруппы немцев у нас в тылу орденом Красной Звезды. За подрыв штаба Манштейна написано ходатайство о присвоении звания Героя Советского Союза. Ответа нет. — ответил Горшков.

Вошёл и доложился полковой комиссар Захарченко.

— Подойди к столу!

Мехлис снял пакет и положил его рядом с пачкой презервативов.

— Узнаёшь? Твоя работа? — тот побледнел и кивнул головой.

— Расстрелять! Оформите протоколом! — сказал арком Михайлову.

Матвеев лежал у себя в комнате, когда услышал: «Рота! Смирно! Товарищ армейский комиссар!..»

— Вольно! Командир у себя? Проводи!

Застегиваясь на ходу и натягивая портупею, он выскочил из комнаты, но, Мехлис, широким шагом, в расстегнутом реглане, уже подходил к его комнате.

— Товарищ армейский комиссар! Отдельная рота разведки находится на боевом выходе и полевых занятиях! Командир роты лейтенант Матвеев.

— Вольно!

— Рота, вольно.

— Разрешите? — Мехлис указал рукой на дверь в комнату командира.

— Прошу.

Мехлис вошёл в комнату, и первое, что ему бросилось в глаза, была лежащая на столе крупномасштабная карта Сакского района. На ней непонятные значки, написанные аккуратным мелким почерком. Он повернулся к Матвееву и сказал:

— Вас совершенно незаслуженно оскорбили от моего имени, и, хотя не я это сделал, я приношу Вам свои извинения, и прошу меня простить! — и протянул Дмитрию руку.

Дмитрий подал руку и сказал:

— Извинения принимаются, товарищ армейский комиссар, но, совершенно невинно пострадал ещё один человек. Поэтому, простить смогу только тогда, когда увижу Десфину Илиади в её домике в Сары-Гель, где она выхаживала меня после ранений в бою у Ближних Камышей.

— Мне об этом никто ничего не сказал. Я посмотрю, что можно сделать. А почему вы карту Сак смотрите? Не всё мне сказали? Есть возможность достать Манштейна?

— Проверял сам себя. Нет, возможности его достать в этом месте, действительно, нет. Разрешите? — Мехлис дал пройти Дмитрию к карте.

— Я нанёс обстановку, по вот этим аэрофотоснимкам и по той информации, которую принесла товарищ Анна. Рассчитал скорости движения при атаках с трех разных сторон. Минимальное время сближения с противником при атаке через дамбу, но, она простреливается насквозь вот с этого берега, и всё равно у Манштейна фора почти тринадцать минут. А дамба может быть заминирована. Вот, смотрите, ни на одном из снимков на ней не видно ни людей, ни машин. Так что, задание невыполнимо. Но, как только войска возьмут Старый Лез, он оттуда уедет. И скорее всего, это будет Кировское, Черноморского района.

Дмитрий достал из-под карты другую карту.

— Скорее всего, поселится он возле вот этих вот домов. — он ткнул в здания совхозного дома культуры и школы. — Мне кажется, что вот здесь.

— Почему?

— Он всегда селится в домах с садом.

— Мда, а ты — психолог! — улыбнулся комиссар, хлопнул Дмитрия по плечу, и вышел из комнаты.

Через десять дней Манштейн поселился в доме директора школы посёлка Кировский. Как только он вошёл в дом, проверенный сапёрами 11 армии несколько раз, с миноискателями, собаками, и тому подобное, домик взлетел на воздух. «Утерянные победы» остались ненаписанными. Аня, а это была её работа, отстреливалась до последнего патрона и застрелилась. 11-я армия сдалась 16 марта 42 года.

В тот день Дмитрий поседел. После совещания в Феодосии, он проехал через Сары-Гель, и увидел свет керосиновой лампы в окошке. Десфина выскочила опять босиком на сырую землю. Ночью она сказала, что у них будет ребёнок.

— Вот и хорошо, Фина! Пусть будет! Вот только меня переводят под Барвенково. Но, это будет завтра!