По возвращении на родной аэродром мы доложили о выполненном задании, и никто больше не вспоминал об этом и не говорил по этому поводу ни со мной, ни с Динго. Так мы с моим ведомым никогда и не узнали, кого именно штурмовали в той уэльской деревушке в то памятное воскресенье и удалось ли нам кого-либо там уничтожить или нет. Правда, совершенно неожиданно нам засчитали по четыре сбитых британских «Спитфайера», поэтому мы на фюзеляжи своих BF109E нанесли по четыре звездочки, означавшие четыре сбитых вражеских истребителя, и по одному взрыву — за успешную штурмовку объекта. Полковник Цигевартен хотел было заполнить на нас наградные листы на «Медаль за храбрость», но сверху ему посоветовали не спешить и подождать с наградами.

С того воскресенья прошла неделя, а штаб армии продолжал хранить упорное молчание по этому поводу, и было очень похоже, что там об этом событии уже все забыли. Еще и потому для нас с Динго то воскресение стало памятным, что с тех пор на боевые задания мы начали вылетать по нескольку раз в день, в основном на перехват штурмовой и бомбардировочной авиации противника. Сотни и сотни британских бомбардировщиков «Галифакс» и «Ланкастер» покидали Остров и, тяжело нагруженные авиабомбами, медленно плыли к границам рейха, чтобы нанести бомбовый удар по гражданским или военным целям в городах и промышленных центрах нашего рейха. Если «Галифаксы» были устарелыми бомбардировщиками, то по крайней мере обладали достаточно высокой скоростью и имели сильное бортовое вооружение, одних только пулеметов «Браунинг» имелось на борту до восьми штук.

За вторую неделю боевых действий я увеличил общий счет сбитых мною вражеских машин на шесть — два «Галифакса» и один «Ланкастер», а также два «Спитфайера». Лейтенант Динго не отставал от меня, он сбил два британских истребителя — «Тайфун» и «Харрикейн», а также два бомбардировщика «Ланкастер». Еще две вражеские машины мы с Динго серьезно повредили в одном из воздушных боев, но британцы не свалились на землю, а с большим трудом перевалили за береговую полосу и скрылись в Северном море. Мы совершенно случайно столкнулись с этими машинами, у нас с Динго не было времени, чтобы окончательно добить этих поганцев, потому что мы спешили на выполнение основного задания в тот день. Вражеские самолеты были серьезно повреждены, но не сбиты, поэтому и записать их на свой счет мы не могли. Но зенитчики одной нашей береговой батареи неожиданно попытались записать их на счет сбитых батареей самолетов.

Командир полка, подполковник Цигевартен, будучи прирожденным летчиком, с лютой ненавистью относился поголовно ко всем зенитчикам на земле. Когда он случайно услышал, что эти «рожденные ползать» претендуют на британские самолеты, которые вышестоящий штаб отказался записать на наш счет, то он из одного только чувства противоречия написал новую заявку на эти самолеты и отправил ее в вышестоящую инстанцию. Подполковник Цигевартен был на сто процентов уверен, что никогда не получит ответа на этот свой запрос. Обычно офицер штаба, получив такую бумажку из истребительного полка, клал ее под зеленое сукно и тут же забывал о ней. Но не в нашем случае! Уже на второй день Арнольд Цигевартен держал в руках официальный ответ из вышестоящего штаба и, честно говоря, не знал, что с ним делать. Майор Киммель, человек, который не теряется в любой ситуации, забрал конверт из рук Цигевартена, надорвал его и прочитал ответ. В письме сообщалось, что два британских самолета-разведчика, подбитые летчиками десятого истребительного полка, упали в Северное море. Таким образом, мы с Динго увеличили свои личные счета сбитых самолетов еще на один самолет. Позже совершенно случайно выяснилось, что когда в штаб армии поступила наша заявка на эти поврежденные самолеты, то из штаба морского флота только что пришло сообщение. В этом сообщении говорилось, что эсминец, патрулировавший в Северном море, стал невольным свидетелем падения в море двух поврежденных британских самолетов. Дежурный по штабу офицер сопоставил эти два факта и направил в наш полк официальное подтверждение, подписанное командующим армией, согласно которому эти сбитые самолеты-разведчики закреплялись за десятым истребительным полком. А мы с Динго подумали, когда собственноручно рисовали дополнительную звездочку на фюзеляже истребителя, что дежурный по штабу офицер, по всей очевидности, в душе так же ненавидел зенитчиков, как и наш командир полка.

Все эти самолеты, которые были на моем счету, были сбиты в течение второй недели службы на новом месте. Росли, но не так быстро, разумеется, и личные счета сбитых самолетов летчиков первой эскадрильи, которых я тренировал дни и ночи напролет. С ними мне пришлось совершить немало вылетов на учебные задания, в ходе которых я делился с ними своим боевым опытом и навыками пилотирования истребителя. В течение этой недели летчики эскадрильи повысили уровень взаимопонимания, ведения группового воздушного боя, неуклонно рос их профессионализм. Они становились все более и более уверенными в себе и опытными бойцами, которые были способны принимать быстрые и правильные решения.

Британцы внимательно следили за развитием обстановки на авиационном фронте. Проанализировав свои потери бомбардировщиков, они пришли к весьма неутешительной мысли, что эти потери чрезвычайно высоки. В этой связи британское авиационное командование приняло решение о том, что во время налетов на рейх бомбардировщиков будут сопровождать истребители. Уже со следующей недели британские «Ланкастеры» тянулись к границам рейха в сопровождении «Тайфунов» или «Спитфайеров». Одна из таких комбинированных групп сумела прорваться к цели и успешно бомбить артиллерийский завод Круппа, были разрушены два цеха, и погибло много рабочих и инженеров. Наши истребители-перехватчики несколько раз пытались перехватить эту группу, но «Спитфайеры» успешно нейтрализовали атаки наших истребителей, позволив «Ланкастерам» выйти на цель и успешно отбомбиться.

Новость о таком успешном прорыве бомбардировщиков британцев была мгновенно доведена до сведения фюрера, который, спокойно выслушав доклад, потребовал, чтобы впредь ничего подобного не происходило. Фюрер вызвал Геринга и в нескольких словах объяснил этому борову, бывшему летчику, что его будущее напрямую зависит от того, как будет в дальнейшем воевать Люфтваффе и как будет защищать границы рейха. Герман Геринг тут же издал приказ по Люфтваффе, в котором потребовал от подчиненных заняться поднятием воинского духа немецких летчиков-истребителей по защите границ рейха. Помимо этого, в приказе Геринга перечислялись кары, которые обрушатся на головы воинских начальников и рядовых летчиков в случае невыполнения параграфов и положений этого приказа.

Поэтому, когда в полк поступил очередной приказ, в котором высшее командование потребовало активизировать действия полка и провести профилактическое мероприятие по уничтожению вражеских бомбардировщиков, командование полка впало в горестные размышления. Оно, разумеется, слышало об успешном прорыве британских бомбардировщиков, который, к счастью, имел место не в нашей зоне ответственности, и слышало о вызове Геринга в Верховную ставку для беседы с фюрером. Поэтому подполковник Цигевартен и майор Киммель, посовещавшись, решили свои головы доверить первой эскадрилье, летчики которой, по их просвещенному мнению, были лучше всего подготовлены для ведения боевых действий в воздушном пространстве, и приказ на исполнение был спущен в первую эскадрилью. Причем данный приказ не сопровождался советами и мнением штабного начальства о том, как следует его исполнять. Расписавшись о получении настоящего приказа, я несколько раз его перечитал, чтобы разобраться, в чем же его смысл. Получалось так, что на плечи первой эскадрильи возлагалась ответственность за сохранение воздушных границ рейха в неприкосновенности, по крайней мере, в зоне ответственности всего полка. Но неприкосновенность границы состояла из многих различных факторов, которые напрямую не подчинялись ни мне, ни командованию полка. Летчики моей же эскадрильи представляли собой самую последнюю ступень в иерархической организации охраны границы. Они непосредственно противопоставляли врагу свое мужество, знания и навыки, чтобы победить врага и не пустить его на территорию нашего рейха. Но я же не командовал станциями РЛС, которые контролировали воздушное пространство, в том числе и зону ответственности полка. Если они допускали ошибку и не проинформировали полк о появлении вражеских самолетов в нашей зоне ответственности, то как я должен был поступать в этом случае?

Я бросился в штаб полка за разъяснениями и указаниями, но встретил там глухое молчание и нежелание разговаривать со мной офицеров штаба. Парни были готовы нам помочь, но не знали как. Помогли разведчики, они недавно получили данные аэрофотосъемки, которую только вчера осуществил соседний полк. Аэрофотосъемка раскрывала некоторые вражеские секреты: на фотографиях красовались «Ланкастеры», сорок бомбардировщиков которых располагались на двух прибрежных аэродромах Острова, подальше в глубь побережья Северного моря. Аэродромы имели мощное зенитное прикрытие. К тому же рядом находился аэродром, на котором расположился полк «Спитфайеров», их использовали для охраны побережья Острова, и они часто ходили в прикрытии бомбардировщиков. Эти три аэродрома образовали треугольник со сторонами в тридцать-сорок километров.

Вместе с разведчиками проанализировав схему расположения этих аэродромов, я пришел к выводу, что в качестве профилактики можно было бы осуществить налеты на аэродромы с бомбардировщиками, уничтожение сорока таких машин было бы серьезным поражением для врага. Тем более что мы с Динго недавно осуществили бомбоштурмовой удар по одной уэльской деревушке. Тогда наши истребители выдержали нагрузку в три двухсотпятидесятикилограммовые бомбы. Восемнадцать таких бомб и пулеметно-пушечный огонь могли бы нанести серьезнейший ущерб противнику, а мы тремя парами истребителей могли бы осуществить мгновенную бомбоштурмовую атаку каждого аэродрома с бомбардировщиками. А одна пара с бомбами и пулеметно-пушечным огнем должна была бы блокировать аэродром со «Спитфайерами». План атаки на противника очень красиво смотрелся на бумаге, но я знал, как будет трудно выполнить это задание, всего было невозможно предусмотреть. Приходилось полагаться на удачу, а это штучка непостоянная, она может повернуться к тебе любой стороной. Подполковник Цигевартен долго изучал наше совместное с разведчиками творение, что-то мычал себе под нос, порывался несколько раз спросить меня о чем-то… А затем взял и просто размашисто подписал приказ на боевое задание.