Глава девятая
Осветительная ракета взмывала в небо каждые десять минут и на тридцать бесконечно длинных секунд ослепляла мир призрачным белым светом. А потом все снова проваливалось в непроглядную тьму, как будто на глаза падали бронированные шторки. Тьму такую густую, что собственной руки не разглядеть, даже прикоснувшись кончиком пальца к носу. Единственная возможность быстро восстанавливать зрение — плотно зажмурить глаза и укладываться лицом вниз, как только заслышишь шелест взмывающего над ничейной полосой фашистского фейерверка.
Лежишь, плотно вжимаясь в землю, слепой, беспомощный, и кажется, что все до единого фрицы, притаившиеся в траншее, смотрят сейчас на твою голову и плечи сквозь прицелы автоматов и пулеметов. И вот-вот нажмут на спусковые крючки. Но проходит секунда, другая, десятая… Спасительная тьма возвращается, и снова можно двигаться вперед. Осторожно, но быстро, не тратя ни единого драгоценного мгновения. Ведь противник сейчас тоже слеп, как выползший из норы крот. Вперед, только вперед… До насмешливого шороха очередной рукотворной звездочки, нахально затмевающей все иные — настоящие, но такие далекие и равнодушные к человеческим судьбам вообще и конкретно.
Глядя, как оба сапера аккуратно проверяют разминированный накануне проход, Корнеев в который раз мысленно поблагодарил капитана Басова за отлично проделанную работу. И особенно — за припасенные у ручья доски. Без них преодоление осклизлых, глинистых берегов могло и в самом деле превратиться в нешуточное препятствие. Не вспоминая о том, что грязные и мокрые разведчики непременно наследили бы в немецких траншеях, и вся скрытность операции растаяла бы с восходом солнца, как предрассветная дымка. Какой из тебя, к такой-то матери, «призрак», если маскировочный костюм изгваздан с ног до головы? А каждый твой сделанный шаг оставляет четкий отпечаток на мокрой глине? Отпечаток — умноженный на дюжину пар солдатских сапог. Чтоб обнаружить такую тропу, фашистам не понадобилось бы умение Дерсу Узала или Соколиного Глаза.
Ползли двумя цепочками. Впереди саперы, Петров и Ованесян, за ними умудренные опытом и осторожные «старики», потом «штрафники» с рациями, девушки и — замыкали группу, заметая следы, Корнеев с Малышевым.
Пока все шло, как брехня по деревне. Споро, ловко да гладко.
Немец периодически подсвечивал себе ракетами, несколько раз прочесал нейтралку из пулемета, чередуя обычные пули с трассирующими, но и только. Разведчиков здесь не ждали… Или — наоборот?
Корнеев вспомнил слова полковника Стеклова, сказанные накануне.
«Если я не ошибся, Николай, то к объекту вы пройдете, как по ковровой дорожке. Штейнглицу очень надо, чтобы группа дошла до объекта. Уж чем он там будет тебя убеждать, что цель ложная, я не знаю, но что до места назначения проведет разведчиков без сучка и задоринки — и к гадалке не ходи. Это и будет знак, что мы их прокачали верно…»
Вот и думай, майор, шевели мозгами. Ищи нестандартные решения. На это тебе, товарищ Корнеев, голова и дадена, а не токмо для ношения фуражки или другого форменного головного убора. Подмечай мелочи, анализируй… Хотя, с другой стороны, до тех пор, пока цель и метод выполнения группой поставленной задачи совпадают с вражескими планами, можно с гитлеровцами и в поддавки поиграть. Готовясь к тому, чтобы в любой момент изменить правила, и пока враг очухается — уйти, вывернуться из-под удара.
Ракета опять хищно полыхнула, и все замерли, вжимаясь в землю.
Первая линия окопов была уже совсем рядом, метрах в пятнадцати.
Левее, где немцы оборудовали пулеметное гнездо, слышался негромкий разговор. Какой-то Ганс рассказывал какому-то Дитриху о последнем, полученном из дома письме. И жаловался, что давно не был в отпуске. Мол, соскучился, сил нет… А товарищ участливо советовал ему отвести душу, постреляв по русским. Видимо, Ганс согласился, потому что пулемет быстро затарахтел, выплевывая в ночь рой пуль и ссыпая в кучку, под ноги, излишне говорливым пулеметчикам пустые, дымящиеся гильзы.
Пользуясь поднятым шумом, разведчики ссыпались в траншею и, пробежав с десяток шагов, за спинами увлеченных стрельбой немцев, свернули в ближайший ход сообщения. Здесь замерли, сбившись плотной кучкой, ощетинившись автоматными стволами, напоминая настороженного ежа. Еще не свернувшегося клубочком, но уже сжавшегося, готового атаковать или убегать. Как раз вовремя… У пулеметчика Ганса закончилась лента, и траншею накрыла вязкая тишина. А еще мгновение спустя, разбрызгивая искры, рассерженно зашипел, взмывая в небо, светящийся сгусток. Одновременно из приоткрытой двери блиндажа вырвался луч фонарика, к счастью, шарящий по противоположной от группы стенке траншеи.
— Schießen zu aufheben! — заорал кто-то нервно. — Daß darbot sich?
— Schuldiger, Herr Hauptmann! Zeigte sich!
— Donnerwetter! Verfluchter Hund… — все еще раздраженным тоном, но уже гораздо тише проворчал разбуженный стрельбой офицер. — Dummkopf!..
Гауптман потоптался еще немного на пороге, а потом шагнул обратно и плотно закрыл за собой дверь блиндажа.
Корнеев тут же ринулся в ту сторону, давая знак остальным следовать за ним.
Стараясь производить как можно меньше шума, группа гуськом пробежала мимо офицерского блиндажа и свернула в крытый ход сообщения, ведущий во вторую линию окопов. А еще минуту спустя «призраки», подсадив девушек, выметнулись из дальней траншеи, подходившей почти впритык к опушке и, пригибаясь к земле, бросились под защиту леса.
Успели! Ракета взмыла в тот миг, когда Малышев уже привычно придерживал руками слишком раскачавшиеся ветки.
Присели, переводя дыхание. Самое трудное и опасное осталось позади, но расслабляться было рано. Чужой, неисследованный лес мог прятать врагов не хуже, чем разведчиков. А единственной защитой для группы была непроглядная темень, которая в любой миг могла предать, осветившись вспыхнувшей спичкой или сполохом карманного фонаря. Еще хуже — неожиданным снопом света от вспыхнувших фар, укрытого ветками или маскировочной сетью автомобиля.
Опасно. Но и рассиживаться некогда, — летом светает быстро. Корнеев поманил к себе старшину Телегина. И условленными знаками приказал продвинуться вперед на пятьдесят шагов. Кузьмич кивнул и бесшумно исчез во тьме.
«Вот из кого надо было формировать группу, — запоздало подумал Николай. — Хотя, если вдуматься, умение двигаться бесшумно еще не делает из охотника настоящего разведчика-диверсанта. Зато уж если совпадает с остальными навыками…»
Корнеев ткнул пальцем в Гусева и указал направление, в котором выдвинулся старшина. Через пять секунд следом за ними пошел Пивоваренко. От десантника шуму было больше, чем от первых двоих, но лес по-прежнему молчал. Зато, когда пришла очередь выдвигаться саперам, у Николая даже сердце екнуло. Вот где сказалось отсутствие хоть какого-то мало-мальски приличного времени, необходимого для подготовки. Ползали оба капитана отменно, а вот ходить по ночному лесу не умели совершенно. Удирающее от опасности стадо диких кабанов подняло бы меньше треску и шороху. Но и им Корнеев еще смог бы скрепя сердце поставить зачет. Особенно на фоне подарка от полковника Стеклова. Военврач Хохлов — вот кто был настоящим слепцом и неумехой. Этот, наверно, умудрился бы наделать шума и на что-нибудь наткнуться, переходя улицу на зеленый свет.
К счастью, противника поблизости все же не оказалось, и Корнеев поспешил переместить вперед одним броском всю группу. При этом с некоторым удивлением отметил, что в движениях младшего сержанта Гордеевой нет той заполошной суетливости, присущей многим остальным. Девушка передвигалась уверенной поступью бывалого лесника. Но в целом общая, неутешительная картина от этого не менялась. Уповать на везение и ротозейство врага и в дальнейшем не стоило. К сожалению, у этого фактора, столь желаемого, особенно на войне, постоянства и надежности не больше, чем у неразорвавшихся после выстрела артиллерийских боеприпасов.
Николай быстро все взвесил и подозвал к себе Гусева, Малышева, старшину и Степаныча.
— Кузьмич, ты пойдешь впереди группы. Останавливайся примерно через каждые пятьдесят шагов у хорошего укрытия. Жди Степаныча и только после этого двигайся дальше. Если ничего не случится — привал через полкилометра. Там затаись и жди всю группу. Андрей, ты прикрываешь нас слева. Ты, Иван, — справа. Думаю, двадцати, максимум — тридцати шагов хватит. Я сопровождаю основную группу. Сигнал тревоги — крик филина. Отбой тревоги — двойной крик. Тройной крик — «все ко мне»! Движемся максимально быстро. До рассвета необходимо уйти от передовой не меньше чем на три-четыре километра. Задача ясна?.. Выполнять.
«Вот уж никогда не думал, что безалаберность противника будет меня настораживать больше, чем усиленная бдительность… — думал майор, поднимая разведчиков. — Вот запутал мозги полковник, краев не найдешь…»
— Держитесь свободнее, товарищи, не напрягайтесь. Лишний шум производит как раз тот, кто пытается не шуметь и слишком суетится. Ничего, скоро посветлеет и сразу станет легче. А через день-два так ходить наловчитесь, что вас даже заяц не услышит, пока вы ему уши не оттопчете. Двигайтесь парами и поддерживайте друг друга. А если уж упадете, то ни в коем случае не пытайтесь сразу вскочить на ноги. Не торопитесь, полежите пару секунд… Восстановите дыхание, осмотритесь. Вас прикрывают с трех сторон опытные разведчики. В случае непосредственной опасности успеют предупредить… Как кричит филин, все запомнили? Повторяю: услышите птицу — замрите, пока она не подаст голос еще дважды кряду. Если кому-то покажется, что он потерялся или отстал от группы — не волнуйтесь и не шумите, я лично замыкаю движение, подберу всех… И еще — пока не привыкнете, советую свободную руку держать полусогнутой, на уровне лица. Поможет сберечь глаза от веток и сучков. Ну все, вперед.
Произнесенный добродушным, дружеским тоном совет помог. Почувствовав себя увереннее, бойцы успокоились и стали передвигаться гораздо тише. Даже Хохлов перестал сопеть и топать. Они понемногу приноравливались к лесу, а он переставал воспринимать людей как неуклюжих чужаков.
И с каждым шагом группа «Призрак», уподобляясь своему позывному, все больше углублялась в сонно дремлющий тыл вражеских войск.
* * *
Следующие пятьсот метров преодолели довольно споро. Не бегом, но и не замирая при каждом шорохе. Лес по-прежнему молчал, — и у Корнеева опять возникло ощущение, что их ведут. Уж больно гладко все удавалось. Ну не бывает так. Немцы — фашисты, нелюди, сволочи, но воевать умеют. Иначе как бы им удалось пройти аж до Москвы?
— Слышь, командир, — приблизился к нему старшина. — Неладное что-то чудится вокруг. Такое впечатление, словно из чащи на просеку выскочил. Ночью всего подробно не разглядишь, но следов тут уж слишком много оставлено. Свежих. Не успевшие пожелтеть окурки, шуршащие обрывки газет, пахнущие едой консервные банки. Как рассветет, скажу точнее, хотя тогда ты уже и сам увидишь, а пока — думаю, что день-два тому назад в здешнем лесу немцев больше, чем грибов и ягод было. А сейчас — ни души. Хоть свищи… Странно это.
— Согласен, старшина. И мне на душе неспокойно. Посмотри-ка ты, Кузьмич, внимательнее, что вокруг нас деется. До километра — больше не отдаляйся. Только будь начеку. Чувствую: там, дальше, вот так, запросто, погулять леском не получится. И еще: пришли ко мне Малышева…
Старшина понимающе кивнул, поправил ремень автомата, поднял руку к голове и неслышно шагнул в ночь.
— Группа, привал, — приказал Корнеев. — Всем отдыхать… — и не удержался от вопроса: — Оля, ты где так лес чувствовать научилась? Или ты ночью, как днем, видишь?
Спрашивал майор вполне серьезно, без тени насмешки. Приходилось Корнееву слыхивать о людях, которые обладали таким редким свойством. Причем сами они не придавали этому никакого значения, считая, что они — как все. И потом, что тут странного? Если существует «куриная слепота», то почему не появиться какому-то «кошачьему глазу»? Пусть это улучшение зрения не настолько сильное, как, к примеру, у совы, но все-таки…
— Я же родом из-под Брянска, товарищ командир, — шепотом ответила девушка. Дышала она ровно, совершенно не запыхавшись. — Сызмальства за грибами-ягодами хаживала. Мне в лесу сподручнее, чем на тротуаре…
— Тогда понятно, — чуть разочарованно пробормотал Корнеев. — Тогда конечно… И даже — скорее всего.
— Что случилось, Николай? — первым делом спросил подоспевший Малышев, не дав Ольге уточнить, что командир имел в виду. — У меня все тихо. Враг в пределах видимости и слышимости не замечен…
— То-то и оно, Андрей. То-то и оно… — пробормотал Корнеев. — Слишком тихо. Боюсь, как бы Михаил Иванович опять не оказался прав в своих расчетах, и мы не стали пешками в чужой игре. А что хуже всего — на чужой доске.
— А яснее?
— Подождем на доклад Телегина. Вот тогда я и пойму весь расклад окончательно. Надеюсь… Подсвети на карту.
Малышев присел рядом с Корнеевым, накрывая его и себя полами маскхалата, а потом чиркнул зажигалкой.
— Гляди: мы сейчас должны быть где-то здесь. В полутора километрах на запад дорога. За ней — длинный овражек, подходящий почти вплотную к песчаному карьеру. Вокруг оврага рощица. Там остановимся на дневку и помозгуем, как быть дальше. Бери, Андрей, Степаныча и выдвигайтесь вперед. Приготовьте нам местечко поуютнее. Сейчас четыре ноль пять, солнце взойдет в пять восемнадцать. Должны успеть.
— Разреши старшину подождать.
— Нет, Андрей. Не теряй время. Еще успеем поговорить. Целый световой день впереди. Один час ничего не решает. Могу лишь сказать: я почти уверен: мы в заранее приготовленной ловушке. Но немец еще не знает, что мы уже в нее вошли. И в этом наше главное преимущество.
— Но ведь узнает. Не сегодня, так завтра обязательно узнает. Наследила группа изрядно. «Призраки» итить-колотить…
— Завтра это уже будет не столь важно. Есть одна мыслишка, поможет выскользнуть… Как говорится: «Бог не выдаст, свинья не съест». Нет, это глупая поговорка. К нашей ситуации больше применимы слова из гайдаровского «Мальчиша-Кибальчиша». Помнишь?
— «Нам бы день простоять да ночь продержаться…» — хмыкнул Малышев.
— Именно, именно, Андрюха. Врешь, обер-штурмбанфюрерская твоя морда, одессита не возьмешь за рубль, за двадцать. Нашел фраера с Фонтанки…
— Кто б сомневался, Корнеев, — насмешливо хмыкнул заместитель, отлично зная, что коль уж Корнеев начал балагурить и вспоминать родной город, значит, придумал какой-то хитрый ход. — Небось, когда ты из Одессы в военное училище поступать уехал, все торговки с Привоза благодарственный молебен в Преображенском соборе заказали?
— Это ты, типа, пошутил сейчас, да? — проворчал тот. — Потом скажешь, в каком месте надо было смеяться. Иди уже, Филиппов недоделанный. Рассвет ждать не будет. И Гусева пришли ко мне…
— Не волнуйся, командир. E2-E4 — и шашка прыгнет в дамки, — Малышев лихо козырнул, поправил пояс и ушел.
Похоже, переход за линию фронта на капитана подействовал благотворно. Ощутив опасность, подчинив все мысли выполнению задания, офицер смог на время избавиться от жгучей, всепоглощающей боли. Потом наверняка все вернется, но уже не так разительно и остро. К счастью, даже самые страшные раны, если не смертельные, заживают и рубцуются. А шрамы — это уже только память.
— Что-то идет не так, майор? — поинтересовался Колесников. Привычный к среде боевых летчиков, у которых личное мастерство ценится выше просветов и фасона звездочек на погонах, он легче других усвоил специфику взаимоотношений, принятую среди разведчиков. — Вижу, ты чем-то обеспокоен?
— Да как тебе сказать, Сергей. Понимаешь, мы в немецком тылу, а фрицев — почему-то нет? Как думаешь, летун, это достаточно странно или не очень? Лично мне не верится, что все гансы драпанули без оглядки аж до самого Берлина.
Капитан ответить не успел, — чуть шурша листвой, к группе вышел Гусев, а буквально через несколько секунд у него за плечами материализовался старшина Телегин.
— Ну что там, докладывай! — нетерпеливо обратился к нему Корнеев. Жестом приказывая всем остальным молчать.
— Все, как ты и подозревал, командир, — кивнул Кузьмич, доставая флягу и делая небольшой глоток. — Метрах в трехстах левее и до полукилометра правее от нас — немцев гуще, чем пчел в улье во время роения. Если б они не храпели так громко да не воняли своей противоблошиной присыпкой, точно наступил бы которому фрицу на голову. Так и спят покатом, в траве… строем, — потом помолчал и уверенно добавил: — Коридор это, командир. Как пить дать — коридор. А завтра, когда егеря прочешут лес, к ныне гостеприимно откупоренному горлышку бутылки пробку обратно приставят.
— Не журись, Кузьмич… — похлопал его по плечу Корнеев. — Что будет завтра, только Господу Богу и вышестоящим начальникам ведомо. Мы же воспользуемся затеянной фрицами игрой и попытаемся их переиграть. Хоть и на чужом поле, зато — по нашим правилам. Группа, подъем. Держать дистанцию. Не отставать. Старшина Телегин, замыкающий. Скрытность минимальная. За мной бегом марш…
* * *
К лесной дороге вышли с рассветом и едва успели перебежать на другую сторону, как слева, из-за поворота выскочила мотоциклетка и протарахтела в противоположную сторону, откуда отчетливо доносился гул работающего на холостых оборотах танкового мотора.
Казавшийся ночью таким мирным и уютным, притихший на время отдыха лес просыпался с приходом нового дня не звонким и благостным щебетаньем птиц, а едва сдерживаемым рычанием затаившихся в засаде «пантер», «тигров» и прочей бронированной, смертоносной «живности». Готовой растерзать, раздавить, уничтожить все живое и не немецкое… Но пока разведгруппа не обнаружена, совершенно бессильной. Словно медведь, яростно размахивающий лапами, в тщетной попытке отбиться от роя наседающих и жалящих лесных пчел.
Дождавшись благоприятного момента и перебежав на другую сторону дороги, разведчики вполне комфортно расположились на дневку в узком лесистом овраге. Укрывшись в неприметной пещерке, образовавшейся осыпавшимся грунтом из-под старого граба. Дерево росло на самом краю обрыва и, только благодаря мощным корням, глубоко и крепко вцепившимся в почву, удерживалось от падения.
— Разрешаю оправиться и позавтракать. Отдыхаем три часа. Телегин, Гусев — в боевое охранение. Кому невтерпеж, можно курить, — распорядился Корнеев и, увидев, как все штрафники дружно потянулись к карманам, специально для них уточнил: — Не толпитесь, парни. Курить по очереди или одну по кругу… Вряд ли нас сегодня до обеда кто потревожит, но наглеть не стоит. Фортуна благоволит смелым — но как истинная женщина презирает развязность и хамство.
Майор уселся на вещмешок, прислонился спиной к барельефному плетению корней и распустил шнуровку маскхалата, но капюшон снимать не стал. Свод пещерки от любого неловкого движения щедро осыпал людей легким песочно-земляным дождиком, а нет на марше хуже напасти, чем заполучить за шиворот горсть песка. Который потом будет натирать в самых неподходящих местах, а в лучшем случае переместится в сапоги.
— Держи, Коля. Подкрепись, — протянул Степаныч располовиненную банку тушенки.
— У меня же свой паек.
— Свой карман не тянет, — проворчал ординарец. — Ты командир, работаешь не только ногами, но и головой. Значит, и есть должен больше. И мне, старому, облегчение. А то, как мы с Андреем ни следили, Кузьмич все равно так расстарался, что, наверное, половину НЗ роты нам в вещмешки запихнул.
— Ох, и хитрый ты, Степаныч, — добродушно усмехнулся Корнеев. — Так и норовишь на чужом горбу выехать.
— Так ведь на чужом-то завсегда сподручнее было. Учись, пока я жив, тьфу-тьфу-тьфу…
— Тьфу… — эхом повторил за ним майор.
— Вы что, суеверны, товарищ майор? — возмутилась Гордеева. — Пожилому человеку я не удивляюсь, но вы же коммунист! А потакаете разному мракобесию, пережиткам царского режима. Поповским выдумкам, которые не что иное, как опиум для народа.
— Совершенно с тобой согласен, — серьезно кивнул Корнеев, украдкой подмигивая Степанычу. — Абсолютная отсталость и полуда на глазах прогрессивного человечества. Но если старательно отделить зерна от плевел, то среди примет можно обнаружить и крупицы практичной народной мудрости.
— К примеру? — ехидно поинтересовалась девушка, почувствовав себя в привычной обстановке.
В школе комсорг старших классов Ольга Гордеева охотно принимала участие во всех диспутах, начиная от «Есть ли жизнь на Марсе?» до «Что было раньше — курица или яйцо?» и прославилась умением ловко загонять в тупик своими едкими вопросами любого оппонента. Даже из учительского состава.
Корнеев взглянул на оживленно раскрасневшееся личико девушки, которая в предчувствии увлекательного спора совершенно позабыла о том, что находится во вражеском тылу, и решил ей подыграть.
— Легко… Вы же, милая Оленька, не станете оспаривать… — Корнеев сделал таинственное лицо и продолжил почти шепотом: — Что очень плохая примета: переходить улицу на красный свет?
— А еще хуже, — сделал зловещее лицо Малышев, присаживаясь рядом с командиром, — засовывать в розетку оголенные металлические предметы… — но не выдержал и рассмеялся. — По непроверенным мной лично, но упорно распространяемым несознательными монтерами слухам, очевидно с целью запугать гражданское население грядущей всесоюзной электрификацией, — может ударить током.
— Да ну вас, товарищи офицеры, — обиженно надулась девушка. — Я же серьезно…
— А если серьезно, — произнес Корнеев, придавая голосу командные нотки и прекращая смех, — приказываю всем отдыхать. Семеняк, Пивоваренко, через час смените дозорных.
— Есть, есть…
— Хохлов? Вы как?
— Не скажу, что это самый спокойный день в моей жизни, но вы не беспокойтесь… — военврач смотрелся среди разведчиков, как белая ворона в стае. Стараниями старшины Телегина он полностью преобразился. И выглядел как самый настоящий сельский интеллигент. Причем именно военного розлива. — Я только с виду такой нелепый, а чтоб оперировать пару суток кряду, тоже выносливость нужна.
— Это хорошо… — Корнеев машинально зарыл в землю пустую банку, прижал каблуком образовавшийся холмик и разровнял грунт, а потом разложил на коленях карту. — Андрей, гляди сюда. Склад стратегического сырья, который приказано разыскать нашей группе, находится где-то в этом квадрате. Считаю, что для его размещения и маскировки немцы могли использовать одно из трех строений, стоящих отдельно от поселка городского типа. На кодированной карте обозначенного литерой «Д». Вот они — католический монастырь, свечной заводик и сторожевая башня. Ближайший объект расположен в двадцати трех километрах отсюда.
— Почему именно там? Откуда такое предположение?
— Воздушная разведка и аэрофотосъемка показали, что к сторожевой башне немцами проложена и содержится в отличном состоянии асфальтовая дорога. К католическому монастырю через лесной массив зачем-то подведена узкоколейка, соединяющая духовную обитель с узловой станцией, расположенной в пятнадцати километрах на север. А деревянная пристань, у свечного заводика, была совсем недавно расширена и усилена. На снимках отчетливо видны дополнительно установленные мощные металлические конструкции. Речка здесь хоть и не слишком широкая, но достаточно глубокая для прохода небольших барж. Впрочем, все эти работы могли производиться по иным причинам, когда считались глубоким тылом, но других мест, обеспеченных возможностью быстрой переброски грузов, я не наблюдаю…
— Получается классическое уравнение с тремя неизвестными?
— Увы, все гораздо сложнее, — накрыл карту ладонью Корнеев. — Ждут нас здесь, Андрей, понимаешь?
— Понимаю, командир, — кивнул тот. — Но особого повода для чрезмерного треволнения не вижу. Ждут или нет — разница несущественная. Фрицы нам всегда не рады и обязательно пытаются поймать или уничтожить.
— Отличие в том, Андрей, что обычно враг не знает ни места, ни времени нашего появления в своем тылу. И так как охрана физически не может находиться везде и в боевой готовности, мы имеем шанс нащупать слабое место в их защите. Внезапность — главное преимущество диверсанта-разведчика.
— Николай, а ты, вообще, сейчас со мной разговариваешь, размышляешь вслух или исподволь читаешь лекцию личному составу группы, который усиленно делает вид, что крепко спит? Если со мной, то опусти прописные истины и перестань пугать, а если со всем «Призраком» — то говори чуть громче, а то они даже дышать перестали, боясь пропустить нечто важное.
— Тебя испугаешь, — проворчал Корнеев, окидывая взглядом усердно засопевших носами разведчиков. — Ладно, кому не спится, слушайте… За линией фронта гриф «Совершенно секретно» недействителен. Операция «Прикрытие», в которой мы с вами главные действующие лица, на самом деле разработана немецкой контрразведкой. И, если верить информации, добытой нашими разведчиками, мы идем к замаскированному складу стратегического сырья, необходимого для создания сверхмощного оружия. Но, по предположению наших же аналитиков, вполне вероятно, что это специально подсунутая обманка. В надежде, что мы лопухнемся, поверим в подставу — разбомбим ее и успокоимся. А если и разоблачим подлог, то время все равно будет упущено. Спецгруз уже эвакуируют.
— Хитры, гады. Но ведь наши тоже не сидят сложа руки?
— Естественно. Собственно, в этом и состоит одна из задач группы. Своим появлением в ожидаемом районе мы должны подтвердить, что поверили полученной дезинформации. Тем самым давая возможность немцам успокоиться и приступить к транспортировке сырья. Потому что только так они раскроют настоящее место его хранения.
— В общем, ничего нового. Они дурят нас, мы — делаем вид, что поверили в сказку, и пытаемся обвести вокруг пальца их, — кивнул Малышев. — Тогда я вообще не понимаю, в чем проблема, командир? Давай посмотрим на фашистскую бутафорию и быстро обратно, пока те не очухались. Не выходя в эфир. А еще лучше — уводи всех «лишних», пока коридор открыт, обратно за линию фронта, а я со «старой» гвардией пойду дальше. Пощупаю, так сказать, предложенный товар руками. Можно незаметно, а можно, если прикажешь — с шумом, гамом, пением и плясками, нагло топоча сапогами и наяривая на гармони…
— Увы, Андрей, все не столь прямолинейно. Стеклов считает, что фрицы под видом ложного объекта, именно потому что ожидают от нас подобных действий, вполне могли специально указать расположение настоящего склада. А в этом случае группе предстоит не только обнаружить, но и захватить стратегически важный груз. Причем есть прямой приказ Ставки: уничтожить сверхсекретное сырье только в самом крайнем случае.
— Провести захват одним отделением? — недоверчиво хмыкнул Малышев. — Как они себе это представляют? Николай, ты же не хуже меня знаешь, что охрану объектов подобного уровня осуществляет как минимум рота автоматчиков. И то, если там всего лишь склад, а не производство или перевалочная база. Вполне можем столкнуться с целым батальоном СС и егерей.
— Обещают подкрепление.
— Парашютный десант? — удивленно присвистнул Пивоваренко. — Сколько? Роту, две?.. Да любое подразделение ниже полка после выполнения задания обратно за линию фронта не прорвется. Да и то… Тридцать километров до переднего края! Полягут все, до единого бойца. Что же в этом складе такого важного, оцененного Верховным командованием в сотни солдатских жизней? Что за сверхмощное оружие?
— Возможность для советских ученых спасти многие и многие тысячи жизней других людей!.. — веско ответил Корнеев. — Заметь, не только солдатских… Все, дискуссию прекратить. В любом случае дать более точный ответ я не имею права. Да и не знаю подробностей, если честно.
— Подробнее и не надо, — потемнел лицом капитан-десантник. — И так все понятно: гитлеровцы опять какое-то изуверство задумали. Никак не уймется бесноватый фюрер. Так и норовит вместе с собой весь мир в могилу утащить…
— Чему же тут удивляться? — пожал плечами Корнеев. — Такова звериная сущность фашизма. Но лично для нас хуже другое… Несмотря на то что мы знаем о подготовленной нам ловушке — группе все равно предстоит в нее войти. И не прокрасться, а громко уведомить врага о своем прибытии. Иначе никакой игры не получится. Немецкая контрразведка непременно должна узнать, что советская разведка клюнула на ее наживку. И фрицам ни в коем случае нельзя догадаться, что «Призрак» совсем не улов, а живец для более крупной дичи. Да такой живец, который сам кого угодно слопать может.
— Лично мне нравится подобный подход. Как в боксе, — одобрительно проговорил Купченко. — Раскрыться, выманить противника на атаку и самому нанести упреждающий удар. В окопе что за война? Пиф-паф… Попал, не попал… Ты убил, тебя убили… Случай, лотерея. А тут можно с костлявой пофинтить. И еще неизвестно, кто кого нокаутирует… Верно, командир?
— Верно, Василий. Поэтому, учитывая изменение условий и физические особенности каждого, я решил изменить прежний план действий. Двигаемся, как и раньше, двумя группами, но шуметь и оставлять следы будет только «Призрак-один». Со мной остаются Купченко, Петров, Ованесян, Колесников, Пивоваренко, Лейла и Хохлов. Остальные бойцы поступают в распоряжение капитана Малышева и составят группу «Призрак-два». Андрей, именно вам придется стать настоящими «Призраками». Исчезнуть, раствориться. Вас здесь нет, и никогда не было. Обнаружив наш след, немцы поспешат захлопнуть капкан, а вы к этому времени должны оказаться снаружи кольца.
— Положим, это не столь сложная задача, — кивнул Малышев и угрюмо поинтересовался: — А что дальше? Прикажешь наблюдать из укрытия, как вас уничтожат, и доложить командованию о выполнении задачи? Чтобы группа «Призрак» не числилась среди без вести пропавших?
— Охолонь, Андрейка… — неожиданно отозвался старшина Телегин. — Тебе ли, капитан, не знать, как важна для родных солдата, особенно бывшего осужденного, смерть на виду? Хотя я уверен, командир подразумевал нечто иное.
— Верно, Кузьмич. Пока мы, «Призрак-один», неуклюже будем играть с немецкими егерями в прятки да поддавки, вам предстоит изучить всю округу. Просчитать возможные пути отхода. Гляньте, вот здесь и здесь на карте отмечены лесные поляны. Оцените их с точки пригодности использования для посадки самолета. А главное, ни при каких обстоятельствах не обнаруживайте себя. Только в этом случае у всех остается возможность выполнить задание и уцелеть.
— Извини, Николай, погорячился, — повинился Малышев. — Уж больно не хотелось после штрафбата без дела сидеть. Но в таком разе попрошу придать моей группе Колесникова вместо Гусева. У тебя летчику заняться нечем, а у меня он главным экспертом будет. Кому, как не пилоту, лучше знать: годится поляна для взлета-посадки или нет?
— Согласен. А Гусева почему отдаешь?
— Командир, пять человек — это группа, шесть — уже толпа. Да и тебе чуток полегче будет. Парень хоть и не из нашей роты, а все-таки разведчик. Имеет не просто боевой опыт.
— Ладно, убедил. Махнем не глядя. Еще вопросы есть?
— Связь как будем поддерживать?
— Включайте рацию на прием каждый непарный час. Младший сержант Гордеева!
— Я.
— Выходить в эфир запрещаю категорически! Отмена приказа — трижды повторенное слово «Закат». Только после этого группе разрешается использовать режим передачи.
— Есть.
— Капитан Малышев! — Корнеев сделал паузу и менее официально продолжил: — Андрей, я подчеркиваю: к выполнению основной задачи «Призрак-два» может приступить исключительно в случае подтвержденного уничтожения группы «Призрак-один».
— Принято, командир.
— Вот и хорошо. Я очень на вас рассчитываю. Пока фрицы ничего не знают о существовании второй группы, есть шанс оставить их с носом.
— Николай, ну а если нас раньше обнаружат? — продолжал настаивать Малышев. — Мало ли что, на войне всякое случается… Как предупредить основную группу о постигшей нас участи?
— Вот об этом как раз беспокоиться не нужно. Спящими егеря вас не вырежут, — а звук боя и без рации далеко слышен. Хотя это уже не столь важно… Пойми, Андрей, задание будет выполнено любой ценой, но только вы сможете вытащить нас из расставленного немцами капкана. И гибель твоей группы почти равнозначна смерти всех. Теперь от вашей ловкости, скрытности, умения стать невидимыми, хитрости, изворотливости и ума зависит и наша жизнь. Наш билет домой. Не подведите, братцы, а то я обещал Дашеньке жениться на ней после войны… Поэтому придется постараться. Нехорошо обманывать тех, кого любишь.
— Понятное дело, — вполне серьезно кивнул Малышев. — И все же? Мало ли какую информацию надо будет сообщить.
— В самом крайнем случае пришлешь гонца. Для особо непонятливых диверсантов повторяю приказ: «В эфир не выходить!»
— Ладно, Корнеев, ты командир — тебе виднее, — сдался Малышев. — Давай уточним маршрут…
— Резонно. Гляди. Мы начнем со сторожевой башни. Из всех интересующих нас объектов она одна находится на восточном берегу реки. Обследуем ее, и если мимо — еще нынешней ночью переправимся на ту сторону. Потом проберемся к свечному заводу. Из-за новенького причала именно он кажется мне наиболее перспективным. Это займет все вторые сутки. Ну и напоследок — если опять не то, осмотрим монастырь.
— Не слишком ли долго? Фрицы могут не дать нам столько времени.
— Вообще-то, время работает на них. Чем дольше мы возимся, тем больше у них возможностей перебросить груз в другое место. Приглядывать за нами будут, но торопить не станут. Хотя ты прав, Андрей, возиться нельзя. А вдруг все это и в самом деле липа? Что предлагаешь?
— Позволь мне двигаться вам навстречу и осмотреть монастырь.
— Не успеете. Маршрут длинный. Начнешь торопиться — наследите, шум поднимете.
— Мы аккуратненько. Разреши, командир. Обещаю на рожон не лезть. Если успею — целые сутки выиграем. Ну а нет — тогда там и встретимся.
— Ладно, действуй. Только прошу тебя…
— Не надо лишних слов, Николай… — остановил его Малышев. — Лучше покурим и будем разбегаться. Как там в песне: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону. Уходили комсомольцы на Гражданскую войну…»
