Глава V
Сталин выслушал доклад Василевского об окружении 6 армии Паулюса под Сталинградом 20 ноября 42 года. В результате 10 дневных боев войска Донского и Юго–Западного фронтов соединились с войсками Сталинградского фронта в районе между станцией Чир и станицей Цимлянской. Штаб Паулюса находился в городе Калач–на–Дону. Сталинград ему захватить не удалось. Несколько раз он был в шаге от этого, но всегда находилось что-то, мешавшее ему завершить операцию победой. Очень удачно взаимодействовали Еременко, Тимошенко и Рокоссовский. Стоило надавить на одного, как начинал действовать другой, вынуждая перебрасывать войска. Плюс полная неудача на Кавказе, где Буденный отлично потрепал Гота и Клейста. Столкнувшись с эластичной, гибкой обороной русских, новым оружием, Гот откатился к Ростову, но без техники и тяжелого вооружения, застрявшего в страшных вязких черноземах Кубани. Клейст лихорадочно готовил оборонительные позиции на Тамани. Бои за перевалы выиграли русские. Уже 11 ноября они сбросили немецкий флаг с Эльбруса. Появившиеся у русских новый пулемет и новая автоматическая винтовка значительно повысили мобильность русских подразделений и их огневую мощь. Горнострелковые полки двух русских горнострелковых дивизий господствовали на всех перевалах, а 49 горный корпус Конрада нуждался в пополнении и отдыхе. Сбить русских с перевалов не удалось, началась зима, снежная и морозная. А лучшие в мире горные стрелки лежали под этими неприступными горами. Успех летней кампании развить и закрепить не удалось. Теперь русские наступали сверху, выжимая «эдельвейсов» вниз. Началась операция «Горы». Немцы находились в заведомо проигрышной позиции: они были внизу. И 20 ноября, узнав об окружении Паулюса, Конрад начал отводить войска вниз к станице Крымской. Буденный начал активное преследование немцев, стараясь сбить их с позиций до того, как они там закрепятся. Сталин был очень доволен и, с удовольствием, передвигал флажки на карте в своем кабинете.
— Разрешите, товарищ Сталин?
— Входи, Лаврентий! Что там у тебя?
— «Горный стрелок»! На Клухоре обнаружили, что портал, как они его назвали, пропускает только двух человек: Горского и старшего сержанта Еременко, радистку группы. В Афганистане портал непроходим ни для кого. Там есть ответвление в пещере, даже во время когда портал активен, его можно обойти. Предметы не удалось передать на Клухор. Они исчезли. Входят в портал, с обратной стороны не появляются, хотя толщина портала очень небольшая, и исчезают. И еще, Коба, у радистки выросли оторванные взрывом пальцы.
Сталин потряс головой.
— Как такое возможно?
— Горский высказал предположение, что портал разбирает человека на атомы, и собирает по генетическому коду. Предложил проверить наличие у него удаленного в 74 году аппендикса. Мы проверили в Сухуми с помощью рентгена: аппендикс у него на месте. Так что, он прав. Но группу пока не отправить! Надо искать еще людей, способных проходить портал.
— Может быть, это что-то фамильное?
— В первую очередь проверили: из Красного Кута привезли его отца. Для него портал непроходим. И радистка никаким боком им не родственница.
— Может быть…
— Нет, они не имеют никаких интимных отношений. Надо подбирать людей, которые способны проходить портал. А это — время. Отпускать этих двоих туда — неразумно: и погибнуть могут, там же война, и лишиться отличного источника информации по будущему. Тем более, что он успешно работает и в проекте «РДС», и с ракетчиками, и по флоту, и с ОсНаз ГРУ.
— Ты прав, Лаврентий. Он еще нужен здесь, да и, я боюсь, что могут не пойти на контакт их руководители. Судя по тому, что он рассказывал. А так, кто там есть из надежных? Устинов, Огарков, Громыко, да Пельше. Косыгин, конечно, но он сказал, что последнее время он здорово теряет позиции. Так что, только на армейцев и можно положиться. Но он там только лейтенант. К тому же уже «убитый» и списанный. Ну, еще его отец, но он — не велика фигура, и уже на пенсии по здоровью. Работай дальше, Лаврентий! Подбирай людей!
— Знать бы как, Коба!
— А кто нашел радистку?
— Горский.
— Вот ему это и поручи! И все на сегодня. — Берия поднялся и вышел.
Пятые сутки живем в Сухуми в бывшем театре. Теперь тут госпиталь. Проводили какие-то обследования меня и Полины. Она так похорошела! Исчезло злобное выражение глаз, видимо, полученная травма и вид изувеченной руки приводили ее в такое состояние. Первое время, она каждые несколько минут смотрела на свою «новую» руку. Глазам не верила, потом немного успокоилась, когда врачи не нашли у нее даже следов переломов и швов. Поняла, что чудесным образом ее рука к ней вернулась. У меня вернулся аппендикс, исчезли костные мозоли в местах, где были переломы ног и левой руки. Видимо, во время перехода мы разбираемся на запчасти, а потом устройство нас заново собирает по генкоду. Операцию отменили, и возникла длительная пауза. Ребят забрали и сделали инструкторами в разведшколе, а нас с Полиной пока никуда не дергают. Поселили нас тут же при госпитале на третьем этаже в какой-то гримерной. Комнатушка маленькая, но с видом на море! Курорт! Я поднялся рано, и убежал на пробежку, по дороге купил пару кефалин. Вычистил их у моря, занес на кухню, мне их там пожарили. Плеснули в котелок кофе с молоком, я его не люблю, но турецкий кончился, и я поднялся наверх. Полина еще спит, лентяйка! Ну, пусть отдохнет, постараюсь не шуметь. Нет, запах жареной рыбы работает лучше звонка!
— Ой, что это за запах?
— Черноморский деликатес: кефаль жареная! С картошкой.
Она подскочила и побежала на второй этаж умываться. Довольно быстренько она вернулась.
— Ой, а что ж Вы не едите, товарищ майор?
— Тебя ждал! Вместе приятнее.
Она остановилась вытираться и уставилась на меня своими глазищами. Когда она не прищуривается, они у нее огромные и очень красивые. Она повесила полотенце на спинку стула, но по–прежнему смотрела на меня. Сделала два шага вперед. Прикасаться ко мне она побаивается.
— Я Вас даже не поблагодарила за свою руку…
— Садись, кушай, остынет!
Но, она подошла вплотную и обхватила мою голову руками. Удара током не последовало, но тот странный запах почти сразу появился. Вдруг она застонала. Я попытался встать, но она еще сильнее прижала мне голову.
— Сиди! Мне так хорошо! Я… тебя… люблю!!! Андрюшенька ты мой. Никому не отдам. Господи, какая я глупая. Я ведь даже не спросила, нравлюсь ли Вам. А вдруг у Вас жена есть! — она отпустила мою голову, и села, закрыв лицо руками. Вот–вот разревется!
— Иди ко мне! — я развернулся на стуле и протянул ей руки. Она пересела ко мне на колени. — Нет у меня никого. И ты мне нравишься.
— Правда?
— Правда!
— Ты у меня спрашивал, тогда в Кыштыме, что случилось на полигоне. Тоже самое, что и сейчас. Стоит мне прикоснуться к тебе, у меня все внизу сжимается и становится мокро. Просто ужас какой-то… Я потом ни прицелиться, ни бежать, ничего не могу. Все трясется, и такая истома по всему телу. Когда это случилось, дважды!!!, я так испугалась. И там, под Смоленском, если бы ты не попросил меня вернуться, я бы отомстила за ребят, и осталась бы там, вместе с группой. Но у меня был ты, я поэтому и вернулась. Вот только я боялась, что из-за моей руки ты не захочешь любить меня. Я ведь инвалид, меня из жалости в школе оставили. Я снаряжала мину, а тут немец ударил прямо над головой из пулемета. Рука дрогнула и детонатор взорвался. Видимо, о насыпь стукнула. После этого я совсем смерти перестала бояться. Ты правильно сказал в самолете.
— Давай завтракать! Все уже остыло!
— Холодная рыба даже вкуснее!
Она пересела на стул, подвинула мне и себе тарелки. Кефаль была еще теплая, а картошка уже подостыла. В комнате было довольно прохладно. Печку мы еще не топили. Позавтракав, сходили в Особый Отдел армии. Для нас ничего не было. Было солнечно и не очень холодно, чуть больше нуля. Полина рассказывала о себе, хотя я и знал это из личного дела, но ей требовалось выговориться, поэтому я не мешал ей. Городишко совсем небольшой, пять кварталов от Особого отдела до госпиталя мы прошли совсем быстро, поэтому пошли на набережную, время от времени приветствуя патрули.
— А почему ты о себе ничего не рассказываешь?
— Потому, что я попал сюда через портал, потому, что это «ОГВ».
Она остановилась.
— Как через портал?
— Случайно.
— Так ты из коммунизма?
— Нет, у нас социализм, развитой! — и я улыбнулся при этом.
— И ты уйдешь обратно?
— Некуда, пока, уходить! Портал находится на территории сопредельного государства, там идет война. Без солидного отряда оттуда не вырваться. Поэтому операцию пока и отменили. Я получил приказание подбирать людей, но как это сделать я не знаю. Все думают, что это я тебя нашел, а я считаю, что это портал тебя нашел. В любом случае, Полина, для нас обоих, этот проект — самый главный. Все остальные дела — второстепенные. Жить нам вместе, и долго. Связал нас с тобой этот портал по рукам и ногам. Но, я очень доволен тем, что я тебе не противен, и мне не придется жить рядом с человеком, который меня ненавидит.
— Андрюшенька, да что ты! Как тебя можно ненавидеть?
— Сама говорила, когда из-под Смоленска вернулась, что вся группа меня ненавидела.
— Потому, что методов не понимали, не понимали, как это можно использовать, а ты не объяснял. Но, то, что ты красивый, умный и сильный, мне очень нравилось! Только я понимала, что я тебе не пара. Вот и ненавидела, но больше свою судьбу, немцев и тот проклятый взрыватель. — она провела мне по лицу своей «новой» рукой. — Пойдем домой, Андрюша!
Андрей уснул. Господи, какой он красивый! Я бы никогда не решилась ему сказать об «этом»! Но, вчера нас обследовали на втором этаже. Две врачихи как только его не вертели! А у самих мужья в действующей! А эти, прости господи!!!, чуть ли не в штаны к нему не залазили своими ручищами. Он так тихонько посылал их куда надо, но ведь рано или поздно не выдержит. Он — большой начальник, почти или совсем генерал. Да еще из НКВД. А всего на три года старше меня! Я для него была: старший сержант Еременко. И он никогда через этот рубеж не переступил бы! Я ж его знаю! Не знаю, что на меня нашло, утром я есть хотела, но, когда увидела, что он к еде не притронулся, и ждет меня, меня как прорвало. Ведь знала, что прикасаться к нему, это все равно, как вывернуться на изнанку. Но остановить себя я не сумела. Еще в Кыштыме я поняла, что если он меня поманит, то я устоять не смогу. А ребята меня подначивали. В группе все знали, что шутки со мной плохо кончаются. Два раза пробовали. Неудачно для них. В последней группе командир несколько месяцев вздыхал и уговаривал. Но не лежала на него душа. А без любви — это грех, как это раньше называли. Сейчас я не думаю о том, грех это или нет? Главное: он — мой. До самой смерти. А она, с косой, рядом ходит. Война ведь! Я его сразу себе отметила, еще, когда его только представили в Кыштыме: высокий, стройный, в незнакомом комбинезоне со странным цветом камуфляжа. Поразило его звание: майор ГБ, но начальство сразу предупредило, что задавать вопросы не по программе запрещено. Теперь понятно: почему. И задача, которую мы никогда не выполняли: обнаружить прямой телефонный кабель Ставки Гитлера и незаметно подключиться к нему. Он принес что-то вроде небольшого миноискателя и учил им пользоваться. А потом начал нас гонять, да так, что с нас только пена летела. Когда ребята попытались побурчать, что тяжело, выяснилось, что групп у него три, то есть он так бегает со всеми, втрое больше нас. Программа у всех одинаковая. Мне так захотелось ему понравиться, и чтобы он отличил меня среди остальных, я ведь была самая опытная в группе: больше всех выходов, что я переусердствовала и сорвалась с турника. А он совершенно не обращал на меня никакого внимания. Я была просто членом группы. Причем — слабаком. И такая меня злость взяла, что я сумела себе внушить, что он — бесчувственный чурбан, зазнайка и задавака. Мы уйдем, а он по тылам ордена зарабатывать будет. Накрутила себя так, что все заметили, что я к нему неровно дышу. И началось! «Да ты по кому сохнешь!» и тому подобное. По нему! И еще как сохну! Вот и сейчас: ведь он ничего мне не пообещал, только сказал, что у него никого нет, и что я ему нравлюсь. Не сказал, что любит: «ты мне нравишься». Скупой он на слова, а девушки ушами любят. Но я не жалею о том, что я сделала. Да, конечно, я мечтала быть самой красивой невестой, мечтала о шумной и красивой свадьбе, война все перечеркнула. Ничего этого не будет. В доме хозяйничают фашисты. И, если я встретила его, человека, которого я полюбила, то почему я не могу насладиться своим счастьем? Ведь завтра, может быть, придет приказ, и он на Запад, а я на Восток. Или вместе где-нибудь ляжем в землю. Жить надо, пока живая. Ой, проснулся! Разбудила своими дурацкими мыслями!
Как, все-таки, не идет женщинам обмундирование! Такую фигуру и в х/б! Но, надо вставать! И на занятия, хоть у нас и медовый месяц. Полина не заметила, что я проснулся, думала о чем-то о своем. Я несколько минут наблюдал за ней: у нее красивая ровная кожа, чуть худовата, жир накапливать некогда, нагрузки очень большие. Довольно широкие плечи, как у всех разведчиков с твердыми мозолями от ремней. Аккуратная, но довольно большая грудь с красивыми сосками. Ей бы матерью быть, а не таскать «Северок» по горам! Коротко стриженная, гораздо короче, чем разрешено женщинам по уставу: волосы в рукопашке очень опасная вещь. Так что стрижется под мальчика. Лицо обветренное, губы сухие, с трещинками. Руки тоже сухие, с крепкими аккуратными мышцами. Остальное видел только мельком, отметил только длинные сухие ноги и неширокий таз. Ну и руками ощутил набитые мозоли от ремня на бедрах. Ее бы переодеть, сделать ей другую прическу, чуть откормить и на Невский! Все бы заглядывались! Но, война! До Невского нам, как до Пекина босиком, да по колючкам! О, заметила, что я проснулся! Стесняется! Потянула одеяло прикрыться.
— Не делай этого! Дай полюбоваться!
— Не дам! Не смотри, я встану! Мне давно надо было встать, но тебя будить не хотела! Отворачивайся!
Я еще немного покапризничал, но отвернулся. Она набросила процедурный халат и убежала. В наше время девушки так себя не ведут! Я вспоминал свою бывшую, разница — огромная.
Поднялся, перестелил постель, начал одеваться. Вернулась Полина, вся пунцовая. Я подошел и поцеловал ее. Она вся вытянулась в тростиночку, податливую и упругую.
— Ты мое солнышко! Все хорошо? Тебе понравилось?
Она покраснела еще больше.
— Одевайся! Пойдем на стрельбище. Бег на сегодня отменяется, а вот стрелковкой надо заниматься каждый день. Группа у нас совсем маленькая, поэтому каждый должен уметь все, Полиночка. Хорошо?
— Да, Андрюша. Сейчас буду готова.
Все сантименты полетели в сторону, уже никто не прячется, оба облачаемся в сбрую. Я порылся в рюкзаке, достал второй НР.
— Знакома?
— Да.
— Как он тебе?
— Тяжеловат.
— Придется осваивать, и нужно увеличить немного питание. Ты еще не восстановилась после Смоленска. Плюс ежедневный массаж и растяжки. Особенно на левую руку. Нам, видимо, придется первые выходы делать в таком составе, и нужно быть полностью в форме.
— Поняла. Я готова, товарищ майор!
— Попрыгали! Порядок! За мной.
Скоростная стрельба с двух рук у нее совсем не поставлена. И поначалу были большие сложности, особенно с разворотом вправо. Так у всех ярко выраженных правшей. Но, постепенно она стала выравниваться на рубеже. Эйч Пи у нее не пошел совсем, пришлось оставить ей ТТ. Но, достать патроны ТТ в Афганистане невозможно. А патроны в группе должны быть одинаковыми. Пришлось дожимать ей нагрузку на руки, а времени в обрез. Сначала предложил ей Р-38, но она посмотрела на меня так, что я понял: она умрет, но освоит НР. Через 10 дней, наш «отдых» кончился. Нас вызывают в Москву. Идем из Особого отдела «домой», собираться.
— У тебя красноармейская книжка с собой?
— Да.
— Тогда нам сюда! — и я показал на вывеску ЗАГС на одном из домов. Нужно было видеть глаза Полинки! Она ни одним словом не обмолвилась о том, что на фронте у нее бы 100% появилась бы кличка ППЖ. Теперь не появится. Но, это еще и наша дополнительная страховка.
— Проходите, товарищ Горский! — сказал Сталин, в ответ на приветствие. — Каковы, на Ваш взгляд, наши шансы получить реальную помощь от Советского Союза?
— Около нуля, товарищ Сталин. Во–первых, нет уверенности в том, что портал вернет меня именно в то место и в то время, откуда я прибыл. Механизм переноса и его законы нам не известны. Как работает портал — тоже. Исследования ничего не дали, проводятся на примитивном уровне. Пока удалось выяснить, что энергию он получает от солнца. Существуют ли еще порталы и куда они ведут — неизвестно. Не понятен механизм подключения к порталам: почему для меня и Еременко он теплый и упругий, а для остальных — холодный и жесткий? Думаю, что необходимо практическое исследование феномена, но это жестко связано с большим риском: нас всего двое, а нам неизвестно: есть ли возможность пройти туда и обратно в короткое время. В любом случае, выходы должны быть хорошо подготовленными. Где мы окажемся в результате перехода — неизвестно, сколько времени потребуется для возвращения — тоже. Второй момент: положение в СССР-80. Брежнев стар, сильно болен, заметно, что недавно перенес инсульт и является несамостоятельной фигурой. Управляют всем какие-то другие люди, но этой информацией я не обладаю. Армейские структуры в Афганистане могут, теоретически нам помочь тактическим оружием и боеприпасами к нему, списывая это на войну, но масштабы военных действий здесь и там — просто невозможно сравнить. Передача технологий? Тоже маловероятный случай: порталы имеют небольшой размер и расположены в очень труднодоступных местах. Доставка туда оборудования значительно затруднена. Практическое значение эти порталы имеют для науки и техники: передача чертежей, технологических разработок, помощь в планировании и захвате ведущих технологий. Единственно возможный вариант, который может быть осуществлен. То есть, осуществить заброс туда промышленных шпионов. Получить точные карты полезных ископаемых, выяснить действительные характеристики людей. Ведь сейчас тот же Суслов, наверняка, клянется в том, что Вы — Великий Сталин, а там — всячески препятствует восстановлению правды о Вас и этом времени. Основная помощь: физическое получение нами спецбоеприпасов второго и третьего поколения, и их носителей к середине 45 года или раньше, возможно только с помощью высшего руководства СССР. А доступа у нас туда нет.
— Устинов?
— Министр обороны не имеет возможности передать спецбоеприпас без санкции КГБ, а они без санкции Брежнева. Или кто там за него. То, что он долго не протянет — уже отчетливо видно.
— Настолько плохо выглядит?
— Да.
— Когда состоится следующий съезд партии?
— Назначен на февраль будущего, 1981, года. Только, товарищ Сталин, это совсем другая партия, чем та, которой Вы руководите. На съезде вопрос о смене руководства или курса не поднять.
— Вот как!? Что же произошло, товарищ Горский. О делах Хрущева я уже слышал. Про Брежнева тоже, а что же рядовые коммунисты? Вы, например.
— В тех условиях, предпочитаем не вмешиваться в политику, так как это чревато для самого себя. В результате получается, что руководство партии вышло из-под контроля снизу. Оно неподсудно, никогда не ошибается, их дети творят, что хотят. Центральный Комитет составляют 360 человек, но никто ни за что не отвечает. В народе об этом стиле управления говорят, как о коллективной безответственности. Есть, несомненно, честные принципиальные люди в партии, иначе бы она совсем развалилась, но от них стараются избавиться, используя чисто бюрократические «крючки». Внешне, и в прессе, поощряется критика и самокритика, но, к тебе придерутся не из-за нее, а из-за чего-нибудь другого. И схарчат, товарищ Сталин.
— Невеселую картину Вы рисуете, товарищ Горский. А армия?
— Основное направление использования армии — народное хозяйство. Организовано затыкаем дыры в его управлении. Собираем урожай, работаем на мясокомбинатах, ездим на целину убирать хлеб, в этот момент во всех дивизиях дай бог 15 процентов автомашин остается. Хлеб — это, конечно, важно, и картошка, тоже. Но, боеготовность падает до нуля. Послали нас в Афган, а армия не имеет вооружений, приспособленных действовать в этих условиях. Стволы у нас высоко не поднимаются на всей технике. Пришлось «шайтан–арбу» изобретать.
— Это что такое?
— Зенитная установка ЗУ-2–23, установленная и закрепленная в кузове автомобиля «Урал». Может стрелять в любую сторону и под любым углом, кабина немного мешает, и из-за подвески сбивается прицел и снижается точность. Афганцы прозвали ее «шайтан–арбой». — Сталин заулыбался.
— Велик на выдумки у нас народ. Вот к народу и надо обратиться!
— Вся пресса и телевидение под полным контролем партийной верхушки. Никто из руководства лишаться партбилета не захочет.
— Вы Огаркова лично знаете? Вы говорили, что он лично готовил и проверял Ваше подразделение. Я поинтересовался его службой у нас, на Карельском фронте, очень инициативный и думающий военный инженер.
— Сказать, что лично и хорошо его знаю… Нет, конечно, я же всего на всего «группер», командир группы. Несколько раз виделись, он меня хвалил. Этот орден вручал лично. По идее, должен меня помнить. Но, он не все время находится в Афганистане. В основном, в Москве. В Москве к нему попасть на прием сложно. Да и в Афганистане это тоже не просто.
— Сержант Еременко далеко?
— Старший сержант Горская сидит в приемной, документы она, правда, еще не сменила.
— Вот и не надо менять! Пока! — Он снял трубку телефона, — Товарищ Поскребышев! Пусть войдет товарищ Еременко.
Вошла Полина.
Сталин пошел ей навстречу.
— Здравствуйте, товарищ Еременко–Горская. Дайте-ка на Вас посмотреть! А губа не дура у нашего Андрея! Поздравляю Вас с законным браком, товарищи. Товарищ Горский, если Вы вдвоем пойдете сейчас в Файзабад. Именно в Файзабад, не в Хорог, пройти вдвоем сможете?
— Зимой? От погоды зависеть будет, но вероятность — практически нулевая: следов будет не скрыть. Лучше весной, в конце февраля–марте, по зеленке. Есть, правда, один вариант, сразу уйти наверх и вызвать вертушки, но район раскроем. Не хочу я пока показывать, где находится портал.
— Правильно говоришь, товарищ Горский. У тебя только один шанс: довести старшего сержанта Еременко до своих. Иначе, тебе никто не поверит. Готовьтесь к выходу, а мы будем готовить Ваше прикрытие.
Через несколько дней нас отправили под Алма–Ату на Туюк–Су. Там, на левом берегу Алмаатинки, под самой мореной, был разбит лагерь, где проходили обучение горные стрелки. Немного низковато, всего 3.500 метров над уровнем моря. Но выше ничего и нигде не было. Мы занялись маршами, маскировкой, горными лыжами. Давненько я на таких «дровах» не катался! Но выбирать было не из чего. После пары спусков, я вычеркнул лыжи напрочь из расписания тренировок: сломать ногу было — раз плюнуть, особенно для Полины, вес большой, только что скорость. Сюда приехал капитан Бирюков, он возглавлял Гиндукушскую экспедицию, которая исследовала пещеру с порталом. И мы стали прорабатывать обратный маршрут. Сличили две карты: более подробную и поднятую его карту. И мою двухкилометровку. Нашлись отличия. Населения за это время здорово прибавилось. Сейчас там полная глухомань. Более или менее определили маршрут движения и расчетные дневки. Напрягало то обстоятельство, что маршрут был один. Несколько мест блокировало изменения маршрута: дело портила дорога, проходящая вдоль массива Сафед–Херш. Наблюдать за этой дорогой нас и посылали. И большой глетчер на другой ее стороне. Очень много разломов. Подход к Файзабаду прикрывало большое село Ахмадр. Так что, только по хребту. Хорошо, что у духов нет авиации! Местность голая. Почти нет растительности, но снег сходит рано. Обидно, но дороги в 42 году там не было. Ячья тропа. Это китайцы ее построили. Бирюков сказал, что незаметно не пройти. А если идти по маршруту, то понадобится 8–10 ночей, если не больше. Сами они прошли по тропе, это заняло 15 суток, но это здорово вкруговую.
— Может быть, все-таки, пойти к Памирскому тракту? Шансов будет больше!
— Сам приказал идти в Файзабад.
— Это нереально! Я доложу в Москву!
— Докладывайте! Я Ему говорил, что это очень сложно. Но Он хочет выйти на человека, которому Он доверяет. Я тоже считаю, что уходить надо в Таджикистан.
— Сколько Вы здесь?
— Две недели. Тренировки здесь ничего не дают, кроме акклиматизации. Я эти места знаю наизусть, поэтому мне не сложно здесь ориентироваться. А там придется идти ночами и по незнакомой местности. Ваши панорамные снимки с земли я посмотрел. Так, примерно, представляю маршрут и ориентиры, но… Может быть, стоит вернуться в Сухум и попробовать портал без дальней разведки? Просто узнать, куда выбросит? А вдруг, все, что мы делаем — напрасная трата времени и сил? Кстати, газеты свежие есть? Что там на фронтах?
— Паулюс сдался! Триста тысяч пленных! Наши взяли Ростов и добивают группировку Гота. Освобожден Новороссийск, Анапа, бои у Крымской. Харьков взять не удалось, фронт остановился в 50 км от него.
— Тогда запросите разрешение лететь в Москву. На этой волне нам могут разрешить попробовать портал.
По прилету в Москву, собрались все вместе: Сталин, Берия, Меркулов, Бирюков и мы с Полиной. Бирюков доложил свое мнение. Надо отметить, что он, практически, не волновался. Четко, довольно громко, расставляя акценты в нужных местах, показывая фотографии. Его выслушали молча.
— Товарищ Горский! На какое число назначен 26 съезд? — спросил Сталин.
— По–моему, на 23 февраля. Плюс–минус один день.
— У нас времени: три недели! По докладу товарища Меркулова, неизвестные люди, управляющие сейчас СССР, находятся в КГБ СССР. Скорее всего, это Председатель КГБ товарищ Андропов и его заместитель товарищ Цвигун, ты его видел в Тбилиси. Границу охраняют их люди. Если попадете к ним, то операция не состоится. Требуется доставить два фильма, старшего сержанта Еременко и ее документы, несколько писем товарищам Устинову, Огаркову и Громыко. На последнем этапе подключить Пельше, Косыгина и Ахромеева. Обращаться к остальным запрещаю. На первом этапе стоит подключить командира 15 бригады Мосолова, так как он знает систему ОсНаз со времен войны, и сможет отличить настоящие документы от поддельных. Мы подготовили некоторые документы, которые требуется осветить во время съезда партии непосредственно участникам съезда. У Вас оборудование все готово, товарищ Горский?
— Да, кроме глушителей на снайперскую винтовку. Требуется вернуть мне мое оружие, зеленые патроны к нему, ПБС и документы. Иначе неприятности у меня начнутся раньше, чем нужно.
— Товарищ Берия! Есть возможность это выполнить?
— Да, но патронов осталось 25 штук из сорока.
— Что есть, этого достаточно. Товарищ Сталин, необходимо срочно опробовать портал на Клухор–Баши, может оказаться, что он ведет ни туда. И еще, товарищ Сталин, я могу ознакомится с материалами, которые мы понесем?
— Да, это необходимо сделать Вам обоим.
— И, товарищи, Вам необходимо начать готовить пути отхода сразу, как Вы объявите о своем присутствии в 1981 году. Товарищ Горский, Вы меня понимаете? — спросил Берия.
— Да, товарищ Генеральный Комиссар. Это я хорошо себе представляю.
— Так что, товарищи Горский и Еременко, идти придется в Файзабад. По–другому не получается. — резюмировал Сталин. — Вылетайте в Сухум. Не позднее 20–го надо быть Файзабаде.
