Во влип! И что делать? Как он умудряется меня полностью контролировать? Где он? Вопросы роились в голове, но ответов не было. Как и присутствия Сергея. Вопрос к нему остался без ответа. Может быть, мне это всё почудилось? Но сохнущая гимнастёрка подчеркивала, что я действительно был в воде. Пока, в задумчивости, сидел – успел получить замечание от старшины роты. Переоделся во второй срок и пошёл читать наставление по управлению двигателем М–25. Начал откровенно скучать и перевернул недочитанную страницу. Вдруг рука сама вернула прежнюю!

— Сергей?

— Да!

— А почему ты не отвечал?

— Ходил гулять с собаками, и в магазин заходил. Я хоть и на пенсии, но всё равно не могу проводить всё время за компьютером.

— Зачем тебе наставление?

— У тебя же завтра – контрольные полёты, а я ничем не смогу тебе помочь в вопросе управления двигателем, если не прочту это.

— Так ты этого не знаешь? И никогда не летал на УТИ–4?

— Их списали за 13 лет до моего рождения! На таком старье я никогда не летал. Только виртуально.

— Что такое виртуально?

— Как бы летал, но в другой реальности. Прога, написанная на основе ТТХ. Не заморачивайся с этим! Всё равно, пока не поймёшь. Не мешай!

Рука перевернула страницу. Читал Сергей очень быстро. На мой вопрос об этом, буркнул:

— Тренируйся, для лётчика это важно.

Буквально через час наставление было закрыто, я или мы??? потянулся и встал.

— Во сколько начало полётов?

— В четыре тридцать построение!

— О, чёрт, так рано вставать! Сверим часы? Ну, всё, пока!

Подъём и зарядка прошли в обычном режиме, а вот на завтраке меня стало трясти. Маренков, мой инструктор, был очень требовательным человеком и не прощал малейших ошибок в управлении. И имел на меня зуб из–за сломанного мною бескрылого ишака. У меня плохо получается парировать гироскопический момент на взлёте и прогазовке. Впрочем, если меня отчислят, то, может быть, «этот» отвяжется?

— Не отчислят! И не отвяжется! Привет!

— Привет! А я уже думал, что всё кончилось!

— Всё только начинается! Я уже пью кофе и дожёвываю бутерброд! Ты чего дрожишь? Холодно? Ой, а мысли–то какие глупые! Лучше, повтори полётное задание!

Построение не заняло много времени, все получили указания и, от руки написанные, полётные задания. Маренков не забыл упомянуть, что сегодня у меня последний вылет с инструктором. Вообще, последний вылет! Моя очередь была третьей. Первым взлетал Василий. Сергей меня не беспокоил. Два самолёта взлетели, и я услышал свою фамилию, встал и обречённо пошёл к самолёту. Забрался в кабину, пристегнул поясной, затем, почему–то??? пристегнул плечевые. Подвигал ручкой управления, педалями, затем наклонился к переговорной трубе и вежливо попросил инструктора снять ноги с педалей, мешают! Из переговорника послышался басок Маренкова: «Что ты сказал?»

— Товарищ старший лейтенант! Снимите, пожалуйста, ноги с педалей, вы мне мешаете! — повторил Сергей моим голосом.

— Ну, ты даешь, курсант Андреев! К запуску!

— Действуй, как вчера в море, просто расслабься и запоминай движения! — послышался голос Сергея. От его слов, я почувствовал себя много увереннее. При старте, машина даже не дёрнулась, чего не скажешь о моих ногах. Они вовсю работали, а не стояли на месте, как у меня.

— К взлёту – готов!

Я поднял руку и увидел взмах флажка финишера! Плавно стали прибавляться обороты, ноги двигались, гася попытки самолёта развернуться, отпущен тормоз, «ишачок» стремительно начал набирать скорость, отрыв, кручу ручку уборки шасси. Высота двести, плавно сбрасываю обороты, небольшой доворот, лег на курс, продолжаю набирать высоту. Высота 1000 метров, перевожу машину в горизонтальный полёт, убавляю обороты.

— Подходим к первому повороту! 30 секунд!

— Действуй!

На вираже мы не потеряли ни одного метра, машина выровнялась точно на курсе. Вся «коробочка» была выполнена безукоризненно. Сбрасываю газ, перевожу машину в планирование, на посадку. Даже не задумываюсь о том, кто из нас ведёт машину. Кручу ручку шасси, выпускаю закрылок, выравниваю, обороты в ноль, поднимаю нос и притираюсь, плавно на три точки. Зарулил. Поднял руку выключить двигатель. «Отставить! На второй круг! Вот задание!» Смотрю на задание и глазам не верю: в зону на пилотаж!

Взлетаем без замечаний, набираем 3000 метров, запросил «добро» и выполнил все 8 обязательных фигур с небольшими «полочками» между ними. «Молоток!» – послышалось сзади. «Тащ лейтенант! Разрешите свободный пилотаж? Топливо есть!» «Ну, давай, Андрюша!» «Пристегнитесь!» «Не учи учёного!»

Мотор взревел, машина поставлена вертикально, обороты убраны, она зависает на мгновение, но, тут же, сваливается на крыло и переходит в отвесное пикирование, без всякой площадки в боевой разворот с тремя бочками, спираль, ещё одна вертикаль и неизвестная мне фигура: самолёт как бы раскачивается и падает, как лист, затем два витка штопора, глубокий вираж вправо, за крылом аж белые полосы потянулись, но самолёт точно вышел в ту же точку, откуда начал и мгновенно начал вираж в обратную сторону. Затем иммельман, бочка с фиксацией каждых 90 градусов, петля и горка с выходом на 3000. Слышу Сергея: «Всё, топливо! Пора домой!»

— Пилотаж закончил! Прошу добро на выход из зоны!

— Выходи!

Иду по коробочке, а у самого аж зубы трясутся. Я впервые в жизни побывал в таком полёте!

— Сам садись! Ты можешь!

Сел я, действительно, сам и без огрехов. Остановил двигатель, выскочил из кабины: «Товарищ старший лейтенант! Разрешите получить замечания!» Вместо замечаний Кузьма Иванович меня облапил: «Талант! Талантище! А я тебя выгнать хотел! А почему так сразу не летал?» «Боялся, товарищ старший лейтенант. А вчера у нас лодка перевернулась, а я плавать не умею… Жить захотелось. Выплыл. И бояться перестал.» Я знал, что это за меня говорит Сергей, но где–то понимал, что я действительно стал другим… «Часок отдохни, Андрюша! И – самостоятельно! Только без фокусов! Строго по заданию! Ступай!» – сказал инструктор и начал снимать реглан. Спина у него была мокрая! Я отошёл в тень под деревьями, и устало повалился на землю.

— Сергей! Ты откуда так можешь?

— У меня налёт раз в 100 больше, чем у твоего инструктора. И не на таких гробах. Я – летчик–испытатель 1 класса и мастер спорта международного класса по самолётному спорту.

— Понятно. Ты откуда?

— Сейчас? Из Ленинграда. Только он теперь Санкт–Петербургом называется.

— Мы что, проиграли ту войну, о которой ты говорил?

— Нет, мы, то есть вы, её выиграли. Не ты конкретно, тебя уже не было. Мы проиграли потом. Не время сейчас об этом. Сейчас тебе надо учиться драться и учить других, как это делается. Чтобы победить меньшей кровью. Я родился после войны, а вот мой отец прошёл её от звонка до звонка.

— Летчик?

— Нет, сейчас он только призвался в армию и служит в горнострелковой дивизии, летчиком станет в 43–м. Отдыхай, тебе ещё в воздух! Через полчаса разбужу.

— А ты не устал?

— Нет, все перегрузки – ваши. Я просто сидел за столом.

Полёт меня, действительно, вымотал и я быстро уснул. Впрочем, поспать особо не пришлось, минут двадцать, после этого меня мой взвод поднял. Все уже слышали о том, что я делал в пилотажной зоне. А ещё, спустя полчаса, я уже стоял перед одноместной «пятёркой», осматривая её перед полётом. Полёт прошёл нормально. Сергей сказал, что он и не вмешивался. Всё–таки, мышцы и спинной мозг всё быстро запоминают, раз это уже делали.

Учиться стало гораздо легче. Меня включили в пилотажную группу, которая готовилась к параду в Москве. Через несколько дней мне удалось ещё раз удивить инструктора. Я выполнял стрельбу по конусу. В первый раз заход выполнил неточно и отвалил, не стреляя. Вдруг услышал: «Помочь?» «Да, не получается!» «Расслабься и не мешай, но будь предельно внимателен!» Самолёт перевернулся через крыло и начал соскальзывать к цели, выравнивая угловые скорости. Конус въехал в прицел, и раздалась очередь. Конус оборвался и упал. В нём насчитали 26 пробоин из тридцати возможных.

— Понял как?

— ДА!!! Уравнять скорости и подойти поближе!

— Правильно! По истребителям при атаке сзади 3/4. Но, к бомбёрам так не подходи! На них надо идти в мёртвых зонах стрелков.

Что было на земле – словами не передать. Правда, попало за опасное сближение с мишенью.

В августе мы показали групповой пилотаж в Москве, и я познакомился с легендарным Чкаловым. После группового, мы показали воздушный бой, я выиграл все три боя, и индивидуальный пилотаж. Валерию Павловичу очень понравился мой пилотаж, и он сказал, что хотел бы видеть меня в НИИ ВВС.

— Но я ещё курсант!

— Но летаешь, как бог! Пошли!

И он потащил меня к правительственной трибуне.

— Вот, товарищ Сталин! Нашёл! — и показал на меня. Я вытянулся: «Курсант Андреев! Качинская авиашкола!»

— Летает – как бог, с самолётом такое вытворяет, что мне и не снилось! Хочу его к себе забрать! Буду готовить из него лётчика–испытателя!

— Так кто мешает? Забирай. Товарищ Смушкевич! — обратился Сталин к сидящему в кресле лётчику, с загипсованной ногой, — Удовлетворим просьбу Валерия Павловича?

— Конечно, товарищ Сталин! Пусть после парада подойдут ко мне!

Смушкевич поговорил сначала с Чкаловым, потом со мной. Набросал на листочке в блокноте несколько фраз, вырвал его, передал мне, и приказал завтра с утра быть в управлении кадров ВВС. Похлопывая меня по плечу, Валерий Павлович увлечённо рассказывал о машине, которую он готовит к испытаниям. Так я впервые услышал аббревиатуру: И–180. Сергей молчал, хотя я знал, что это он провёл все бои и индивидуальный пилотаж. Сказал, что это – как Чемпионат мира, здесь проигрывать нельзя. Вечером я спросил его, почему он молчит. «Думаю, и подбираю литературу. Ты просто ещё не знаешь, во что мы вляпались! Я, конечно, подозревал нечто подобное, чтобы так, и сразу. А ты – молодец! Не растерялся! Всё, спи. Утро вечера мудренее».

Поставив меня в тупик, Сергей исчез: «Пошел гулять с собаками!». Самая частая отговорка у него. Почему–то во множественном числе? У нас разрешается иметь одну собаку в доме, даже если служебная порода. Вообще–то у меня претензий к нему нет. Учит он меня серьёзно и без дураков. У меня не получался «кленовый лист», так он раз пять его показывал и подробно разбирал мои ошибки. Стреляет он, вообще, как будто у него все пули сами летят в цель. Пилотаж? Он может быть абсолютно правильным, как на схеме в штабе, а может быть рваным, резким, незаконченным и непредсказуемым. Очень любит вертикаль и штопорить, и всё время говорит мне, что ему очень жаль, что на моей машине нет дополнительного бака для «перевёрнутого» пилотажа. Что это такое я не знаю, но, скорее всего, это очень красиво. Его, а, последнее время, и мой пилотаж всем нравится. Я, правда, никогда его не видел со стороны, но после него вылезаешь из кабины просто мокрым! Всю душу вынимает. С этими мыслями я уснул в казарме Центрального аэродрома.