Попрощался с ребятами и поехал домой. Риту нашел в зале на диванчике: обложилась книгами и увлечённо читает. Ещё и делает пометки в тетради. В обеде – отказано! Дескать, сам найди всё на кухне и в холодильнике, пока некогда. Есть одному не хотелось. Пошел в кабинет и позвонил Судоплатову:

— Товарищ Павел. Только что вернулся из Чкаловского, смотрел Мессершмитт–109 из Испании. У него: перевёрнутый Юмо, с непосредственным впрыском.

— Ты же говорил, что этого никто не делает!

— По моим данным, в июле этого года таких двигателей не было. Сейчас – есть.

— Похоже на наше?

— Принцип одинаковый, аппаратура – разная. Наша – проще по изготовлению. У немцев две дополнительных точки управления, а у нас – автоматическое управление.

— То есть, ты считаешь, что взяли не у нас? Самостоятельная разработка? Или улучшили то, что мы сделали?

— Нет, товарищ Павел. Больше похоже, что сами делали, а вот автомат регулировки сделать не смогли.

— И то хлеб! Вы оба дома?

— Да!

— Я сейчас освобожусь и приеду.

Позвонил Аркадию Дмитриевичу. Он внимательно выслушал, но резко не прореагировал. «Это ожидаемый результат! Скоро все двигатели будут такими. Удобнее!» Новостей больше не было, он только с самолёта. Звоню Николаю Николаевичу, и рассказал о «мессершмитте», и визите Микояна. Его больше заинтересовал Микоян, а я пытался развернуть его на планер «худого».

— Андрей, пойми! У нас разная производственная база! Если я выдам цельный металл, то меня сожрут металлурги! Но, все несущие поверхности 185–го я планирую сделать из дюраля. Включая все рули. По прочности результаты расчётов я уже имею. При положительном ускорении мы не проигрываем, но тяжелее почти на 300 кг. С отрицательным – много хуже, зато двигатель должен работать. А «мессер» даст сбой двигателя и рулей глубины. К сожалению – на пределе. Усиливать киль некуда. Слишком велика прибавка в весе. Давай, быстрей возвращайся, ты мне нужен в КБ.

Расстроился ещё больше, пошёл в зал к Рите. Меня встретил английский, который мы немного забросили за последние три–четыре дня. Она, оказывается, читала какую–то монографию об особенностях поведения различных языковых групп в Северо–Американских Соединённых Штатах и решила попрактиковаться на мне!

Мне было сказано, что отныне мы будем не только говорить по–английски, но и кушать, и спать. Здорово, подумал я… Но эти замечания не вселили в меня оптимизма. Если кушать мы будем так же, как и сегодня, то меня это совсем не устраивает… И я еще больше расстроился. Рита начала меня расспрашивать о том, как прошёл день и постоянно поправляла мое произношение, подтрунивая надо мной и говоря, что это не английский, а смесь английского с нижегородским. Особенно тяжело мне давался злополучный R… После 10 минут попыток правильно произнести слово, я вдруг увидел у Риты в руках драже «лимонное», она заставила положить под язык штук 5 конфет и говорить с ними во рту. Это была мука! Из–за сладкого потекла слюна, и приходилось довольно тяжело. Я, конечно, не сдавался. После того, как у меня наконец–то получилось, Ритуля сказала, что у меня есть выбор – либо прожевать конфеты, либо выплюнуть, но если я буду неправильно произносить слова, то она вернется к «лимончикам» и показала рукой на стоящий бумажный пакет. «Я купила 2 килограмма, так что надолго хватит», — улыбнулась она.

Потом подъехал Павел, и они занялись мной вдвоём. Пришлось звать Сергея, в результате я получил оценку Судоплатова, что словарный запас у меня огромный, а пользоваться им – я не умею! На что Сергей пробурчал: «Ну не знаю! Меня все понимают, и я всех понимаю! А когда я рявкаю: «РРРАЙТ» по рации, то ни у кого желания сделать что–нибудь не так не возникает! Проверено на учениях в Росфорде. Фиг с ним, проехали!» Получили от товарища Павла все документы, билеты, последние напутствия. Предстоял долгий путь и полная неизвестность. Обстановку немного разрядил Чкалов, который позвонил сообщил, что нашёл двигатели М–25В для всех 12 машин! Я представляю это «нашёл»! Бедные снабженцы! Завтра их обещали отгрузить в Ленинград и Одессу. Двигатели, не снабженцев!