Глава 14
Воинская удача Саурага

Саураг был счастлив. Он стал настоящим воином! Его отряд легкоконных стрелков – гиппотоксотов, набранный сплошь из бедноты, – в основном из тех, кого называли «восьминогими» и «бесчестными» – уже который день находится на самом острие военных событий. Задача отряда была простой и одновременно чрезвычайно опасной: не входя в прямое соприкосновение с противником, постоянно дразнить его при помощи мелких стычек, а то и вовсе издали – так, чтобы быстроногие мидийские скакуны конницы Дария не могли догнать скифских лошадок.

Конечно, лошади у скифов были просто великолепными для степных просторов, но не настолько, как скакуны нисейской породы, которые мчались, опережая ветер. Гиппотоксотов спасало лишь одно немаловажное обстоятельство – сама степь, изобилующая кочками и рытвинами. Там, где скифская лошадь полагалась на звериное чутье, отшлифованное веками существования на степной равнине до уровня инстинкта, скакунам-мидийцам приходилось уповать только на своего седока и остроту собственных глаз, что в сумерках, к примеру, не очень и помогало.

Поэтому все погони заканчивались максимум легким ранением кого-нибудь из скифов – персы тоже были неплохими стрелками из лука – или выбраковкой лошади, которая не могла выдерживать длительные перегоны. Лошадь меняли на заводную, из запаса, царапины лечили народными средствами с помощью разных мазей и травок, и на другой день игра в кошки-мышки начиналась сначала. Так приказал басилей Скопасис, который командовал войском, в основном состоящим из его подданных – скифов земледельцев, живущих возле Меотиды, и их соседей-савроматов, к которым был приписан и отряд под началом Ариапифа, сына царя Иданфирса.

Ариапиф был совсем молод. Он имел право, как пилофирик – отпрыск царского рода, командовать каким-нибудь небольшим подразделением «железной» конницы, но там он чувствовал бы себя не очень уютно.

Дело в том, что Ариапиф был сыном Иданфирса от наложницы, и царские регалии если и светили ему, то в весьма отдаленном будущем, хотя нынешнему повелителю скифов уже было много лет. Поэтому он решил, что отличиться в войне с персами можно будет не в общей массе войска, а командуя отдельным, достаточно большим отрядом, что значительно повысит его шансы на царствование. Ведь у скифов кроме знатности происхождения требовались и большие личные заслуги претендентов на царский жезл, который представлял собой богато украшенный золотом и драгоценными каменьями топорик с литыми фигурками двух коней на обушке и рельефными изображениями летящего оленя и пантеры на рукояти, ближе к лезвию.

Иданфирс сразу согласился с его предложением. Его мало волновали личные проблемы Ариапифа, хотя, возможно, он и догадывался о них; для царя главным было то обстоятельство, что теперь будет кому присматривать за басилеем Скопасисом. Его племена были чересчур многочисленны, хотя и не так воинственны, как кочевники Иданфирса, и престарелый царь не без оснований опасался, что Скопасис с поддержкой Таксакиса и савроматов сможет после его смерти претендовать на титул царя всех скифов.

Саураг чувствовал себя на седьмом небе. Он не пас задних, а все время старался как можно ближе подобраться к персам; его стрелы разили без промаха (он даже удостоился похвалы за меткость в стрельбе от самого Ариапифа!); а уж лук, который он изготовил сам, вызывал зависть даже у состоятельных скифов (конечно, состоятельных по сравнению с подростком), и на привалах стрелки с восхищением рассматривали его как диковинку, потому что такое оружие подобало иметь разве что богатому пилофирику. Все хорошо было у Саурага кроме одного – он никак не мог добраться до сраженных его стрелами врагов, дабы заполучить хоть один скальп на уздечку своего коня.

Впрочем, не совсем своего – конь-то был из царского табуна и принадлежал Иданфирсу. Это была еще одна проблема юного стрелка, которую он никак не мог разрешить. Саураг мечтал о личном скакуне, а где еще можно заполучить его, как не на войне? Но что поделаешь, когда скифам приходилось изображать испуганных варваров, не имевших понятия, как воевать с грозным воинством царя Дария. Поэтому они разлетались словно испуганное воронье, в которое бросили камень, когда тяжелая конница персов начинала свой разбег.

Поначалу персы относились к скифам всерьез, изрядно наслушавшись разных баек о могуществе и большой численности конных варваров; к тому же свежий пример царя Кира Великого, которого убили, как крысу в западне, настораживал персидских военачальников, и они жестко держали строй и дисциплину в своих подразделениях. Но с течением времени, видя перед собой толпы орущих дикарей, у которых даже не было панцирей и мечей и которые убегали, едва за них принимались всерьез, настроили персов на презрительный лад и они изрядно расслабились. С кем воевать?! Что могут сделать с ними эти оборванцы, у которых нет ни строя, ни порядка?

С мечами и впрямь у легкоконных стрелков было совсем худо. Акинаки стоили дорого, не все могли их приобрести, больше обходились боевыми топорами. Они и на войне необходимы, и в хозяйстве пригодятся. Что касается панцирей, то отряд Ариапифа их и вовсе не имел.

Выставив ночные дозоры, Ариапиф присел у костра и задумался. Он был изрядно раздражен. Ему не нравился приказ Скопасиса не принимать бой до особого распоряжения. Так можно всю войну пробегать по степи, изображая собой зайцев, а когда начнется серьезное сражение, пенки снимет кто-то другой, а он со своим отрядом так и останется в тени.

Конечно, Ариапиф понимал, что Скопасис такие приказы шлет отрядам, которые находятся в его подчинении, не по своей воле; это было решение совета царей и военачальников высокого ранга. И он хорошо понимал причину такой «трусости» скифов. У Ариапифа хватило ума на то, чтобы понять замысел Иданфирса и других вождей: они хотели заманить царя Дария поглубже в степи, а уж там видно будет, кто чего стоит.

Тем не менее ретивая, бурлящая молодая душа Ариапифа не давала ему покоя. Нужно что-то делать, чтобы сбить с персов спесь! А то скоро они вообще перестанут гоняться за отрядом, посчитав его воинов совсем никчемными и не стоящими особого внимания. Будто легкоконные стрелки, это как блохи в шерсти пса; покусывают иногда, беспокоят, но сильно не мешают.

– Господин… – тихий голос из темноты; Ариапиф даже вздрогнул от неожиданности.

– Кого там нелегкая носит?! – раздраженно спросил царевич. – Спать нужно, а не бродить в потемках. Завтра подъем рано.

– Это я, Саураг. – И возле костра нарисовалась фигура подростка.

Впрочем, он выглядел старше своих лет. Жизнь ему выпала нелегкая; с малых лет он заменял в семье рано погибшего отца, и этим все сказано. Ведь мужскую работу должен выполнять только мужчина, пусть и совсем юный. Поэтому Саураг был широкоплеч, жилист, и сила в нем была немалая.

– Что тебе нужно? – Ариапиф постепенно успокаивался.

– У меня есть план…

– Какой план?

– Как воевать с персами…

– Надо же! – Ариапиф неожиданно развеселился. – А ты, оказывается, стратег? Шел бы спать, малец. Стрелок из тебя получился отменный, для отряда очень полезный и нужный, поэтому полноценный отдых тебе просто необходим. А насчет плана… Ко мне со своими соображениями, как победить персов, почти каждый день приходит кто-нибудь из стрелков, да только не нам решать, как воевать. Для этого есть царь и высокий совет вождей. Поэтому иди и не мешай мне думать.

– И все-таки выслушай меня, господин. Очень прошу!

– Вот прилип! Ладно, говори, только недолго. Время-то бежит, мне тоже отдохнуть надо.

– Эту степь я знаю, как свои пять пальцев. Здесь мне пришлось год назад пасти табун. Тут есть одно местечко, очень удобное для засады. Главное, что для нас не будет никакой опасности, а вот персам придется туго…

– Ну-ка, ну-ка! – Ариапифа словно обдало жаром изнутри; неужели у него появился отличный шанс? – Присаживайся к костру, поговорим обстоятельно…

Утро выдалось свежее и очень бодрящее – ближе к предутренней заре по степи прокатился холодный северный ветер. Поэтому все поднялись быстро, даже любители подольше поспать.

После завтрака Ариапиф, Саураг и еще несколько стрелков поехали на разведку – посмотреть то место, о котором говорил юный пастух. Все было в точности, как он рассказал. Царевич ощутил необыкновенный душевный подъем; пора, пора персам показать, что у скифов есть не только мелкие зубки, но и волчьи клыки!

Персы не сильно торопились. И когда неподалеку от их порядков появился небольшой отряд скифов, который – создавалось такое впечатление – явно заблудился, на него просто махнули рукой и продолжили заниматься обычными делами и заботами. А в конных подразделениях их было немало.

Все дальнейшее случилось так быстро и так эффективно, – с точки зрения скифских стрелков – что какое-то время персы не могли прийти в себя от неожиданности, а затем их обуяла дикая ярость. «Заблудившиеся» гиппотоксоты скифов потихоньку приближались к лагерю персов, словно и не думали предпринимать враждебных действий. А затем вдруг рванули вперед с такой скоростью, что пешие воины, всегда сопровождавшие конницу персов, даже не успели поставить большие, плетенные из лозы щиты, чтобы защититься от стрел.

Скифы приблизились к персам на короткую дистанцию, и град стрел обрушился на конников, которые еще не успели надеть защитное снаряжение. Гиппотоксоты стреляли настолько быстро, слажено и точно, что пока конники опомнились, добрых три десятка персов и мидийцев уже возносили славу Хормузду лично, на небесах. А были еще и раненые.

Нужно отдать должное воинскому мастерству персидских конников. В передовом отряде и впрямь собрались лучшие. Они успели облачиться в панцири и сесть на коней за удивительно короткий промежуток времени. И началась погоня. На этот раз скифы оказались настолько близко к боевым порядкам персов, что ни один из персидских конников не сомневался – уж сегодня они отомстят варварам за все обиды. Действительно, расстояние между персами и скифами сокращалось на глазах. Как гиппотоксоты ни старались, как ни стегали и ни понукали своих лошадей, мидийские скакуны, хорошо отдохнувшие за ночь, пластались над землей изо всех сил, и со стороны казалось, будто их несет сильный ветер, который подул с восходом солнца.

Среди гиппотоксотов, которые «задирались» с персами, был и Саураг. Он играл в этом отряде главную роль. Он мчался впереди, а за ним, след в след, тянулись и остальные. Именно след в след – таков был жесткий приказ Ариапифа и просьба Саурага. Отступление от указаний могло привести к гибели. Гиппотоксоты это хорошо понимали, и исполняли приказ в точности.

Но вот в степи показалась просторная широкая низинка. По сторонам ее росли деревья и кустарники, а низ был ровным, как стол, даже без кочек. Вот только трава в этой низменности была подозрительно зеленой и даже без сухостоя. Конь Саурага перескочил через гребень возвышенности и начал спускаться вниз. За ним потянулись и остальные гиппотоксоты.

– След в след! – прокричал Саураг, еще раз напомнив разгоряченным скачкой стрелкам приказ царевича. – Берегись!

Только одно место на этой ярко-зеленой равнине было с рыжеватым оттенком. Оно напоминало широкую тропинку. По ней и поскакал подросток, увлекая за собой товарищей.

Персы не задержались. Увидев внизу гиппотоксотов, которым, как показалось конникам Дария, бежать было некуда, ведь впереди их ждала стена деревьев, они завыли словно волки, почуявшие знатную добычу. Варвары в ловушке! И помчались вслед за скифами с еще большей прытью. Какое-то время земля под копытами их коней была твердой, хоть и влажной, но вскоре пошло самое настоящее болото. Персы до поры до времени не замечали особенности почвы в низинке, но когда два десятка конников вдруг провалились в трясину, которую скрывала изумрудно-зеленая трава, в передних рядах началась паника.

Персы, мчавшиеся впереди, начали поворачивать коней, но масса конников уже спустилась в коварную низменность и надавила с такой силой, что в трясине оказалось еще не менее полусотни. А вскоре началась и вовсе вакханалия. Кусты по краям низинки вдруг ожили, оттуда появились спешенные гиппотоксоты, и стрелы, направленные с очень близкого расстояния, полетели в персов с убийственной точностью. Ржали тонувшие в трясине кони, истошно вопили раненые, которым не помогали ни щиты, ни панцири, – скифы попадали даже в крохотный незащищенный участок тела – раздавались крики десятников и сотников, которые вносили в этот бедлам еще большую сумятицу, раздавались сигналы боевых рогов, призывающих к отступлению…

Часть конницы все-таки сумела повернуть назад, но тут на них обрушился удар сзади. Персы занимали очень невыгодную позицию – на косогоре – и конные скифы смяли их в один момент. На этот раз пошли в ход уже не луки, а топоры и акинаки – у кого они были. Ариапиф поставил в конную засаду бывалых воинов и дал всем им холодное оружие, отобрав его у стрелков, которые расправлялись с персидским воинством в низинке. Постепенно бой превратился в кровавую расправу; потерявшие голову, испуганные персы просили о пощаде, но скифы словно сошли с ума – рубили всех, без разбору.

Только Саураг не принимал участия в сражении. Все, кого он вел по тропе, присоединились к стрелкам, сидевшим в засаде, а он остался в зарослях, куда привела его и других гиппотоксотов тропинка через болото. Юный хитрец был уверен, что кто-нибудь из персов обязательно найдет этот путь и попытается вырваться из низменности на простор.

Так и случилось. Опытный сотник-ветеран все-таки заметил стежку, по которому прошли через болото скифы. Повернуть назад не было никакой возможности, и он, крикнув двум своим самым близким товарищам-десятникам, поскакал вперед с отчаянием обреченного.

Наконец! Саураг унял волнение, твердой рукой достал из горита стрелу, и когда сатапатиш, нырнув в кусты, уже вздохнул с облечением и подумал, что самое худшее позади, стрела угодила ему точно в левый глаз. Датапатишей, которые следовали за ним, постигла та же участь – юный стрелок был точен, холоден и беспощаден. Когда все трое свалились с коней, Саураг мигом привязал животных к дереву, чтобы они не сбежали, а сам занялся главным для скифского воина делом – снял три скальпа.

Следующие его действия были вполне в духе любого степняка. Сначала он собрал оружие персов, затем снял панцири (один даже примерил; он был словно на него сделан, и подросток радостно рассмеялся) и обшарил переметные сумы. У десятников он не нашел ничего особенного, а вот переметная сума сотника его порадовала. В ней он нашел целый мешок золотых дариков! Уж непонятно, зачем ему нужно было в походе столько денег; возможно, это была месячная плата для его сотни, которую он не успел раздать.

Саураг едва не захлебнулся от радости – теперь он богат! Он станет уважаемым воином, потому что прицепит к уздечке три – три! – вражеских скальпа! И, наконец, его мать и сестры заживут в полном довольствии, и не будут гнуть спины на племенную знать. Он рискнул и выиграл!

Юный стрелок подошел к лошадям. Сделал это он с осторожностью. Но они доверчиво потянулись к нему своими мягкими шелковистыми губами, словно понимали, что их хозяева мертвы и просили Саурага не обижать их и взять под свою защиту. Конечно, это были не скифские кони, с некоторым пренебрежением подумал подросток. Те чужака и близко не подпустили бы. Однако спустя мгновение он уже любовался статью холеных мидийских жеребцов, – его личных коней! – которые были просто красавцы…

В тот же самый час в стане Иданфирса происходило совещание, в котором участвовали сам великий царь, басилеи Скопасис и Таксакис, царь савроматов Азарм, вождь будинов Рахдай и полемарх гелонов Геродор.

Состав высокого совета вполне удовлетворял Иданфирса. Каждый из собравшихся обладал несомненными достоинствами вождя и военачальника. Кроме того, некоторых связывали семейные узы. Если взять другие качества, то они были взаимодополняющими. Скопасис и Азарм отличались быстротой принятия решений, тактической смекалкой и постоянно рвались в бой. Таксакис был куда рассудительнее первых двух; он долго расставлял силки, но если в них попадала дичь, то вырваться оттуда у нее не было никакой возможности. Он мыслил стратегически, поэтому Иданфирс прислушивался к его мнению с большим вниманием.

Что касается Рахдая, то он был рубака: есть задача – ее нужно выполнить любой ценой. Его воины, закованные в панцири, с длинными копьями, большими бронзовыми щитами и тяжелыми мечами могли смести любое войско. Таким же был и Геродор. Правда, настоящих воинов у него было около семи сотен, ударный железный кулак, остальные представляли собой многочисленное ополчение, хорошо вооруженное и бесстрашное, правда, без надлежащего воинского опыта. Однако миксэллины были упрямы и быстро обучались. Особенно хорошо они метали дротики и орудовали копьем. Но как стрелки из лука гелоны были слабоваты в отличие от скифов-кочевников и савроматов…

– Пора персов встретить, как положено! – горячился Азарм. – Нужно дать им бой! Только не такой, как они ждут, а молниеносным набегом. Ударить лучше с рассветом, сокрушить передовые части персов, навести панику – и исчезнуть в степи. Сил у нас для этого хватает.

– Я согласен, – поддержал его Скопасис. – А еще хорошо бы зайти им с тыла и пощипать обоз, чтобы лишить персидское войско продовольствия.

– У меня уже давно руки чешутся, – включился в разговор и Рахдай. – А то скоро меч в ножнах заржавеет от росы.

– Спешите, все спешите… – Таксакис неторопливо отхлебнул несколько глотков вина и поставил чашу на низенький столик. – Я считаю, что начинать военные действия против персов рано.

– Почему?! – в один голос воскликнули Скопасис и Азарм.

– Для примера, который все вам объяснит, расскажу, как наши мальчишки ловят журавлей. Ставят кувшин с высоким узким горлом возле воды, насыпают на донышко зерно, и прокладывают к нему дорожку из пшеницы или ячменя. Журавль, конечно, ест в основном рыбу и лягушек, но никогда не откажется полакомиться своей любимой едой – зерном. Увидев дорожку, он начинает склевывать зернышки, пока не дойдет до кувшина. Рассмотрев на дне целую зерновую россыпь, он сует туда голову – и все, журавль в руках у детей, так как вытащить ее обратно он уже не в состоянии, узкое горлышко не пускает.

Иданфирс весело рассмеялся. Его поддержали Рахдай и Геродор. Они были грамотными, и история, рассказанная Таксакисом, в какой-то мере напоминала им басню известного во всей Элладе и ее колониях вольноотпущенника и баснописца Эзопа – о том, как угощали друг друга лиса и журавль. Лишь Скопасис и Азарм недоумевали: почему смеются остальные вожди, и какое отношение ловля журавля на приманку имеет к войне с персами?

– Таксакис прав – нам надо как можно дольше водить персов по степи, не вступая с ними в решающую битву, на которую они очень надеются. Но персидскую Тьму победить мы пока не в состоянии – у нас мало людей вообще и хорошо обученных воинов, в частности. У Дария особенно опасно пешее войско. Персы прячутся за высокими, почти в рост человека, щитами, и нам их оттуда не достать. Что касается конницы, то здесь мы можем с ними потягаться, расстреливая ее на расстоянии. Но опять-таки персидские войска чересчур свежи, и могут оказать сильное сопротивление, а нам лишние жертвы не нужны. Поэтому будем оттягивать сражение до последнего.

– А не пора ли начать сжигать перед персами траву и вообще уничтожать всю растительность, вплоть до кустов и деревьев, чтобы им нечем было кормить лошадей? – спросил Рахдай.

– Пожалуй, пора, – ответил Иданфирс. – Кроме того, нужно отравить все места водопоя в степи – колодцы, ручьи по балкам, небольшие водоемы… Это сделают наши жрецы и знахари. У них есть нужные снадобья.

– Но тогда они могут вернуться раньше времени, и журавль не засунет голову в кувшин, – резонно заметил Таксакис.

– Верно, – улыбнулся Иданфирс. – Но мы проложим им «зерновую» дорожку – будем оставлять небольшие участки степи с нетронутым травяным покровом и часть наших стад на прокорм. Пусть порадуются. Но только нужно сделать так, чтобы персы не почуяли западню. Они должны захватывать эти стада с боем. Одержав маленькую победу и получив вожделенную еду, персы забудут про свои опасения и еще с большей настырностью продолжат преследовать наши войска.

– Я думаю, что следует побеспокоиться и о тылах персидского войска, – сказал Скопасис. – Нужно отрезать фуражиров от основной массы вражеских войск, а также сжечь все съестное позади армии Дария. Чтобы у персов остался лишь один выход: высунув язык от жажды, упасть на землю от голода и издохнуть в наших степях.

– Умный совет, – одобрительно сказал Иданфирс. – Этим займешься ты, Азарм. У твоих воинов очень быстрые кони, они могут унести их от любой погони. Даже мидийские скакуны не могут сравниться с ними по скорости.

Кочевники-савроматы в отличие от скифов были более умелыми коннозаводчиками. Они вывели для военных нужд лошадей особой породы, сочетавших в себе такие качества, как неприхотливость, потрясающую выносливость и большую скорость в длинном беге.

– Сделаем, – приободрился Азарм. Иданфирс словно подслушал его мысли.

Если конные стрелки Скопасиса в какой-то мере отводили душу, участвуя в стычках с персами, то савроматы Азарма, почти все бывалые воины, вынужденные постоянно отступать или торчать в лагере без дела, уже начали ворчать.

– Но и это еще не все. – Взгляд Иданфирса посуровел. – Я долго думал и принял тяжелое решение. Все вы знаете, как на мой призыв начать священную войну с Дарием ответили вожди, в общем-то, дружественных нам племен. Я считаю, что это предательство. А предателей и отступников нужно наказывать. Воевать мы их не будем, это нам не под силу – у нас персы на хвосте. Но привести за собой огромное войско Дария в тучные земли меланхленов, андрофагов и невров – самое то. Пусть разозленные персы им объяснят, чем пахнет предательство и как дорого оно стоит.

Вожди ответили одобрительными возгласами.

Неожиданно возле шатра раздался какой-то шум, послышались угрожающие крики стражи, а затем все разом вдруг стихло, полог шатра приподнялся, и перед собравшимися появился высокий широкоплечий воин, явно военачальник, необычной для степняков наружности. Его круглое лицо обрамляла темно-русая, коротко подстриженная борода, длинные волосы цвета стеблей созревшей пшеницы были схвачены на затылке черной лентой, расшитой золотыми нитями, голову украшало подобие небольшой короны – золотой обруч с фигурными зубчиками, украшенный драгоценными каменьями, а на плечи был накинут длинный плащ-палудамент черного цвета с красным подбоем.

Его штаны из какой-то дивной серебристой ткани были заправлены в высокие сапоги из темно-красной кожи, а на узком боевом поясе, украшенном золотыми подвесками разных божеств, висели два длинных меча. Но больше всего удивляло защитное облачение неизвестного военачальника. Оно представляло собой нечто похожее на частую рыбацкую сеть длиной до колен, сплетенную из толстой проволоки, да так искусно, что нижняя рубаха нигде не просматривалась. Этот странный панцирь не мешал движениям, и пробить его, похоже, было очень трудно.

А еще на груди у него на прочной золотой цепи висел похожий на крупную монету золотой амулет с изображением оскаленной морды волка. Похоже, воин занимал высокое положение в своем племени.

Он слегка наклонил голову – поклонился собравшимся, поднял правую руку, сжатую в кулак, вверх, изобразив миролюбивый приветственный жест, принятый среди степных племен, и сказал густым басовитым голосом:

– Мое почтение и добрые пожелания тебе, великий царь Иданфирс, и царям скифов и иных народов!

– Кто ты?! – грозно спросил Иданфирс. – Как посмел появиться здесь без нашего соизволения?!

– Великий царь, прошу простить меня. У меня срочное, безотлагательное дело, которое касается борьбы с нашим общим врагом, царем Дарием. Я вождь племени джанийцев Жавр.

Внутри шатра словно прокатилась ледяная волна. Все напряглись, а некоторые мысленно вознесли молитвы своим богам, чтобы они защитил их от разных колдовских штучек, на которые джанийцы были мастаки. Дурные слухи о таинственном племени молва раздула до небес, и только большая всеобщая беда заставила Иданфирса принять помощь от оборотней, повелевавших волками и способных, как считали суеверные варвары, принимать облик любого животного и даже человека.

Иданфирс проглотил ком, застрявший в горле, черты его мрачного лица разгладились, и он приветливо сказал:

– Приветствуем тебя, вождь. Присоединяйся к нам. Новости потом, а пока утоли жажду.

Повелитель скифов кивнул, кто-то из присутствующих налил Жавру полный килик вина, и тот опустошил его одним духом.

– Вот за это благодарю от всей души, – сказал он, весело скалясь. – Я мчался сюда без остановок с ночи. Жажда замучила, но известие слишком важное, чтобы терять время на отдых.

– Говори, мы слушаем, – с волнением сказал Иданфирс.

Он уже сожалел, что не пригласил на совет вождя джанийцев. Конечно, племя Жавра было немногочисленным, но его лазутчики могли проникнуть в любую щель, выведать тайны любого противника. Об этом было известно всем племенам. Иданфирс знал также, что они не раз побывали в Персии и хорошо изучили, какие там порядки и как воюет армия персидского царя. А это было очень важно.

– Мои разведчики донесли, что войско Дария разделилось на два потока, – сказал Жавр. – Один – поменьше – идет, ориентируясь по берегу Понта Эвксинского, а другой углубился в степи.

Вожди возбужденно начали переговариваться.

– Персы решили завоевать колонии эллинов, – уверенно заявил Рахдай. – В той же Ольвии есть порт и причалы, куда ионийцы на своих кораблях смогут доставить продовольствие армии Дария, даже если мы сделаем так, как надумали, – сожжем степь и будем нападать на персидских фуражиров.

– Ионийцы на это неспособны, – сказал Жавр.

– Почему? – спросил Скопасис.

– Все их корабли стоят на якоре, перегородив Истр, – ответил Жавр. – Поперек кораблей были положены доски и по ним персы перешли на нашу сторону.

– Греки не допустят, чтобы персы захватили их полисы! – сказал полемарх гелонов Геродор. – Они будут сражаться!

– Ты слишком хорошего мнения об эллинах… уж извини, – насмешливо сказал царь савроматов. – Дарий не глупец, чтобы с ними задираться. Он купит их с потрохами. Эллины любят деньги.

– А ты не любишь! – огрызнулся Геродор. – Я уверен, что колонисты не позарятся на посулы персов!

– Почему ты так думаешь? – поинтересовался Таксакис.

– А потому, что тогда им здесь не жить! Персы все равно когда-нибудь уйдут, а вы и мы останемся. Где место предателей? Под землей!

– Думаю, что Геродор прав, – после некоторого раздумья сказал Иданфирс. – Колонисты, скорее всего, сядут на суда и уплывут от греха подальше. Воевать с персами им не под силу, но и признавать его своим повелителем гордые и независимые эллины не станут. Несомненно, среди них есть слабые люди, падкие на деньги. Но даже они не осмелятся пойти против всех колонистов.

Жавр одобрительно кивнул головой и сказал:

– И я так думаю. Но мы пошлем своих людей в Ольвию и другие полисы греков. Чтобы предупредить. А там пусть они сами думают, с кем им быть.

– Верное решение, – одобрил Иданфирс. – И пусть сообщат грекам от моего имени, что мы пришлем, если понадобится, свои отряды, чтобы помочь им защитить полисы.

– Но это еще не все… – Жавр теперь уже сам налил вина в килик и выпил. – Нужно организовать небольшой отряд гонцов на самых быстрых конях, которые хорошо знают все потаенные тропинки в степи и лесах. Требуется наладить связь с нашими лазутчиками в войске персов. Командовать этим отрядом будет мой человек. Он объяснит гонцам все, что они должны знать и как им действовать. Это надо сделать как можно скорей, ведь не за горами то время, когда начнутся главные события. И сведения лазутчиков могут оказаться бесценными.

– Это будет сделано в ближайшее время, – ответил Иданфирс; а затем, помедлив, спросил с интересом. – А скажи мне, Жавр, как тебя пропустила моя стража?

– А… – Жавр беспечно махнул рукой и рассмеялся. – Стоит ли об этом говорить… Если кратко, то я сумел их убедить. Но ты, великий царь, не наказывай своих воинов. Они исполняли свой долг, как подобает. Просто есть вещи, которые непосвященным удивительны и непонятны. Я всего лишь воспользовался знаниями, полученными от предков.

Вожди несколько натянуто улыбнулись и закивали головами – мол, мы поняли, это все колдовские штучки джанийцев…

В какой-то мере они были правы. В этот день стражей командовал Бастак. Он проявлял потрясающее рвение, бегая туда-сюда и покрикивая на своих подчиненных, которые не прочь были подремать на нежарком солнышке – даже стоя. А что могло случиться с военачальниками, которые находились в центре огромного лагеря, где вооруженных воинов было больше, чем рыбы в засолочном чане? Ведь кроме них существовали еще внешняя стража, охранявшая лагерь, затем передовое охранение, выдвинутое в степь, потом конные разъезды и, наконец, разведчики, которые уходили парами подальше от лагеря и, заметив что-нибудь подозрительное, мчались с докладом к своему начальнику.

Бастак сразу же заметил группу всадников, состоящую из пяти человек, которая направлялась к шатру Иданфирса. Он насторожился, а когда один из них, явно предводитель подозрительных незнакомцев, спешился и ровным шагом пошел в его сторону, ретивый Бастак схватился за меч и преградил ему путь.

– Стоять! – вскричал он. – Стой или будешь убит!

– Тихо, тихо. Я уже стою. Пойди и доложи царю Иданфирсу, что к нему прибыл вождь джанийцев Жавр с важным сообщением.

Джанийцы! Опять эти проклятые джанийцы! Слова Жавра подействовали на Бастака словно красная тряпка на быка. Он злобно оскалился и крикнул стражникам, находившимся поблизости:

– К оружию! Никто не смеет войти в шатер к царю! Даже я! Отойди назад! Иначе смерть!

– Какой ты грозный… – Жавр насмешливо ухмыльнулся; а затем вдруг стремительно приблизился к Бастаку, что тот не успел даже вытащить меч из ножен, и прикоснулся пальцами к его лбу.

Какое-то время Бастак бессмысленно хлопал веками, затем закатил глаза под лоб, и упал как подкошенный. Стражники, которым непонятны были действия начальника, мигом схватили луки и нацелились на Жавра, но он сделал замысловатое движение правой рукой, в которой что-то ярко блеснуло, на миг ослепив скифов, а затем его голос громом зазвучал в черепной коробке каждого воина:

– Всем стоять, не двигаясь! Оставайтесь в такой позе, пока я не войду в царский шатер!

Сказав так, Жавр преспокойно миновал стражников, которые напоминали статуи, и вошел в шатер Иданфирса. Его спутники, которые тоже спешились, лишь посмеивались, глядя на испуганных скифов – ведь каждый из них осознавал, что стоит, как истукан, но не может двинуть ни рукой, ни ногой.