16
Спасение Флавио и опись рыцаря лотереи

Летом 2001 года он объявился у нас во дворе, рыжевато-золотистый, с темной мордой и очерченными черным глазами, длинношерстный, похожий на лису метис, тощий и голенастый, добрый, но боящийся всего на свете, от собственного хвоста, до человеческих рук и ног, а еще любых звуков и своих воспоминаний, запуганный до глубины души. Но он заскочил к нам во двор через изгородь, привлеченный запахом другой собаки, старшей, всю свою жизнь спасавшей других псов от иглы ветеринара. Он давно вышел на пенсию, но, как старый пожарник, не смог не вытащить из огня очередную жертву, потому что больше всего на свете он гордился тем, что умеет делать так хорошо. И вот, с появлением беглеца, которому хватило здравого смысла из того кошмара, в котором он жил, появиться у нас, началась последняя для Лу история спасения потерпевшего.

У него была немыслимо густая шерсть, как у чау-чау, рост и повадки как у овчарки, и сердце и ум как у ретривера. Если кто-то и мог бы посостязаться с Лу в красоте, так это он – удивительный красавчик, примерно двух лет от роду, способный без труда перепрыгнуть через забор высотой в человеческий рост.

Я был занят прополкой в дальнем углу сада, где Никки высадила базилик. Лу дремал в доме, на солнце ему было слишком жарко. И тут краем глаза я заметил крупного пса, одним изящным прыжком преодолевшего забор между нашим домом и соседским. Каштановая шерсть горела на солнце, белоснежные зубы сверкали.

— Никки.

— Что?

— Посмотри.

— Ничего себе.

Я подошел к нему. Хотя он выглядел нервным и возбужденным, мне было очевидно, что он настроен на контакт. Когда он подбежал к поилке, чтобы напиться, я захлопнул калитку.

— Какой красавец, — заметила Никки, подойдя ближе. — Выпусти его.

— Погоди. Сперва хочу убедиться, что он не бешеный, не больной и не агрессивный. И проверить, есть ли у него жетон.

Лу к этому времени был уже порядком глуховат. И (какое счастье, что в свое время я обучил его языку жестов), но каким-то образом он учуял другую собаку и выбежал во двор через заднюю дверь. Там он осмотрелся и направился прямиком к чужаку, жадно лакавшему воду. Он глухо полаял, понюхал незнакомого пса, тот обнюхал Лу в ответ и попытался лизнуть его через калитку.

Лу посмотрел на меня: «Ты что, шутишь?»

— Он заблудился, Лу. Ты же знаешь, каково это.

— Ар-ру-а, — отозвался на это Лу и сел перед калиткой. Пес по другую сторону завилял хвостом, учащенно дыша и широко раскрывая пасть, точно голодный птенец.

— Что ты об этом думаешь, Лу? — Я обошел его и открыл калитку. Он попытался протиснуться вместе со мной. — Нет, погоди. Дай я сперва его осмотрю. — Он порычал и стал царапать калитку когтями. — Нет, — повторил я и на сей раз подкрепил это резким взмахом руки.

— Не дай ему себя загрызть, — сказала Никки.

— Сдается мне, он скорее описается, чем укусит.

Он хотел общаться, но был слишком запуган. Я сразу понял это по его позе, он в любой момент готов был припасть брюхом к земле. Это было написано у него на морде: этого пса били и пинали так часто, что он ничего другого не ждал.

— Синдром ожидания молотка, — сообщил я Никки, потрепав пса за ушами и проверив ошейник.

— Что?

— Если всю жизнь бить тебя молотком по голове каждые двадцать секунд, а потом внезапно перестать, твоя первая реакция будет: «Ой, а где молоток?»

— Говори за себя.

Чистая правда: собаки, подвергавшиеся насилию, привыкают к нему настолько, что начинают его искать, инициируют его, намеренно действуют таким образом, чтобы вызвать побои. Так ведут себя волки-омеги. Для такого животного достаточно и негативного внимания. Если он к этому привык, он будет этого желать и дальше.

Даже когда такую собаку находят люди, более добрые, чем прежние хозяева, она по-прежнему ждет жестокого обращения и не понимает отступлений от привычного сценария. Отсутствие агрессии ее смущает, она не понимает, что в жизни может быть что-то, помимо пинков.

Он был нежным, покладистым и привыкшим жить в страхе. Когда он попытался прыгнуть на меня, я выпрямился и сказал ему: «Нет, нельзя», он повалился на землю и обмочился.

— Мило, — сказала Никки.

— Он стерилизован. Но на ошейнике нет бирки.

— С ума сойти. Потеряшка.

Я впустил к нам Лу, и он тут же принялся обнюхивать незнакомца. Как ни странно, тот совсем не боялся Лу. Тот пару раз на него рыкнул и один раз встряхнул за шкирку, но в остальном они прекрасно поладили. Даже когда Лу сердился на слишком дружеские заигрывания, тот второй продолжал вилять хвостом.

— Оставлю их тут вдвоем, — сказал я. — Лу не позволит ему сбежать. Думаю, у него это в крови.

— Что именно?

— Побеги.

— Боишься, он прокопает подземный ход?

— Все может быть.

— Ладно, посмотрим.

Большинство из нас через это проходили: мы находим собаку без бирки, без татуировки или микрочипа, определить хозяина невозможно. Мы обзваниваем приюты и ветеринарные клиники, проходим с собакой по соседям, стучимся в двери, вешаем объявления. Иногда нам везет, иногда нет.

Три месяца мы искали хозяина. У него не было ни микрочипа, ни татуировки, и никто не заявлял о пропаже. Листовки, объявления, опрос соседей – безрезультатно.

— Как может быть, что его никто не признал? — удивлялась Никки, глядя на пса, который получил имя Флавио в честь Флавио Бриатторе, возглавлявшего команду «Рено» на «Формуле-1». Наш приятель Джефф Дэниелс был большим поклонником гоночного спорта, и это он назвал так нашего найденыша за ловкость, подвижность и красоту.

— Может, и признали, но не хотят его забирать, — предположил я.

— Это жестоко.

— Может, это лучшее, что они могли бы для него сделать.

Флавио был проблемным псом, очень проблемным. Он боялся рук, дергался, тревожился, жил в постоянном ожидании пинка. Малейшая угроза – и у него напрочь отключались мозги, и он или падал и мочился под себя, или пытался сбежать, перепрыгнув через забор. Но в то же время он жаждал дружбы и совершенно не проявлял агрессивности. Это была замечательная собака с очень тяжелой психологической травмой.

Занятия с ним требовали терпения и совершенно нового подхода. Я не мог использовать наказаний, даже голосом. Да что там голос – стоило посмотреть ему в глаза слишком долго, и Флавио был готов падать на брюхо и делать лужу, как будто я управлял его мочевым пузырем с помощью телекинеза.

Любое подкрепление могло быть только позитивным и тщательно продуманным. К примеру, если вы хотели, чтобы он пару секунд спокойно ждал у двери, надо было тщательно отслеживать свою позу и не допускать прямого взгляда. Стоило чересчур приблизиться или подать резкий жест рукой или поводком, паника была гарантирована. Очень по-волчьи.

На тренировках нельзя было торопиться: стоило дать ему слишком много, он впадал в бессознательное состояние и в ужасе отключался. С Флавио можно было продвигаться вперед только черепашьими шажками, отслеживать правильное поведение и вознаграждать за него чем-то не угрожающим… и это тоже было не так просто, как кажется. Флавио готов был напугаться чего угодно, в любой момент, даже миски с едой, оказавшейся под носом слишком внезапно, или поглаживания, если он этого не ожидал.

Спасителем, понятное дело, стал Лу. Флавио его обожал, ходил за ним повсюду и совсем не боялся. Лу мог учить его, наказывать, отбрасывать в сторону, покусывать, спать с ним в обнимку – ничто не пугало Флавио. Только когда Лу взялся жестко устанавливать правила собственности в том, что касалось еды, игрушек и других собачьих ценностей, Флавио выказал тень испуга.

Лу стал для него проводником уверенности в себе. Дайте запуганной собаке вдохновителя, и вы спасете его. Двенадцатилетний Лу стал спасением для Флавио. Он равнялся на Лу во всем. В любой непонятной ситуации главным вопросом для него было: «А что бы сейчас сделал Лу?»

Мы оставили его у себя. Из беглеца, которого надо куда-то пристроить, он стал членом семьи – больным, покалеченным, но любимым. Нам пришлось приспосабливаться и объяснять сыновьям Никки, как вести себя, если мы не хотим луж и куч по всему дому. Давать ему пространство для маневра, но вознаграждать за хорошее поведение, учить доверию и не пугать. И как можно больше оставлять вдвоем с Лу.

Через Лу я его и обучал. Сперва показывал на нем основные команды, а потом очень осторожно предлагал Флавио выполнять их самому. Когда Лу был рядом, даже команда «лежать» не звучала пугающе: все было мирно и безопасно.

Занимаясь с ним в одиночку, я постоянно был вынужден вспоминать, с кем имею дело. Чаще всего мы работали во дворе, там лужицы никому не мешали. И по сей день вычесывать Флавио, стричь когти и делать массаж можно только вне дома. Он чем-то напоминает мне голубя, вечно готового к тому, что с неба нападет ястреб.

Флавио не глупый пес, но страх ограничивает его. Я быстро с этим свыкся и не жду от него слишком многого. Он знает достаточно, чтобы быть счастливым. И самое главное – он научился жить обычной собачьей жизнью. Чтобы он перестал убегать куда глаза глядят, понадобились отдельные уроки. Четыре раза… и это было очень нелегко.

— Лу может писать по команде, правда? — спросила у меня Энн.

— Да, и какать, если на то пошло.

— И какая команда, чтобы он писал?

— Паста.

— Что?

— Если я скажу: «Паста» – он пописает.

— И насколько прицельно?

— Ты имеешь в виду точность?

— Да.

— Зависит от того, насколько я рядом, и от момента подачи команды. Если я укажу ему место, он может помочиться на него. А что?

— В Эверетте собираются снимать рекламу лотереи штата Вашингтон, на поле для гольфа. Им нужна собака, которая описает парня в рыцарских доспехах.

— Логично.

— Можешь завтра привести его на пробы?

— А сколько у нас конкурентов, писающих на заказ?

— Пока что один Лу.

— Вообще-то, ему двенадцать лет.

— Но он же здоров?

— Слегка тугоухий и страдает артритом, но по-прежнему бодр и весел.

— Попробуем?

— Конечно. Я напою его куриным бульоном перед приездом.

— Отличная идея. Кстати… а почему «паста»?

— Я ел макароны в тот день, когда учил его этой команде. Так, к слову пришлось.

— Прекрасно. Тогда до завтра.

На следующий день мы с Лу встретились с Энн в центре города, у офиса, где должен был проходить кастинг. Режиссеру хотелось посмотреть на Лу, убедиться, что он сделает все, как надо, и принять решение. Лу был счастлив хоть немного отдохнуть от сумасшедшего, который завелся у нас дома, он с аппетитом выпил на завтрак миску разбавленного куриного бульона и теперь взирал на мир с видом победителя.

— Потерпи немного, приятель. — Я взял его на поводок и вывел из машины.

— Привет, Стив, — поприветствовала меня Энн с порога. — Луи, мальчик мой, как поживаешь?

— Ар-ру-а! — Он прильнул к ней.

— У него такой вид, будто он вот-вот лопнет.

— Если бы он мог идти, скрестив задние лапы, он бы так и сделал.

— Бульончик?

— О, да.

— Тогда пойдем.

Есть нечто завораживающее для собак в пожарных гидрантах. Стоит одному его пометить, и все остальные притягиваются, как магнитом. Это вирусная инфекция. Я подумал, что в центре города гидрант непременно найдется, я заранее поработал над этим с Лу. Мы подходили к гидранту, и я давал ему команду писать. Как я и ожидал, прямо перед офисом нашелся прекрасный желто-зеленый гидрант в окружении мусора и одуванчиков.

— Привет, Стив, — обратился ко мне ассистент режиссера, неимоверно тощий молодой человек в такой яркой полосатой рубашке, что у меня зарябило в глазах. — а это Лу?

— Во плоти и готов ко всему.

— Какой красавец! — Он присел на корточки, Лу дал ему лапу и приветственно порычал, но тут же обернул ко мне взгляд, полный отчаяния: «А писать когда?»

— Потерпи, приятель.

— Нам нужно, чтобы Лу помочился на человека в доспехах. Он сможет?

— Дайте мне пару дней, и он будет писать в чашку, — заявил я, глядя, как Лу перетаптывается на месте и безотрывно смотрит на гидрант, такой замечательный пожарный гидрант, пахнущий десятками счастливо облегчившихся собак.

— Давайте посмотрим?

— Гидрант вас устроит? — спросил я. Лу услышал знакомое слово и заулыбался.

— Вы можете поставить его на углу улицы и чтобы он потом это сделал?

— Конечно.

— Тогда вперед.

Я усадил Лу в двадцати шагах от нужного места и велел ждать, после чего отошел к гидранту, постучал по нему и посмотрел на Лу.

— Р-р! — взмолился он. Глаза его были размером с куриные яйца.

И я наконец произнес то слово, которое он так жаждал услышать:

— Лу… паста!

Он потрусил к гидранту, задрал левую заднюю лапу так высоко, как только мог, и выпустил струю мочи, срикошетившую от гидранта и оросившую бампер «вольво», припаркованной рядом в нарушение всех правил.

— Это моя машина, — пробормотал ассистент режиссера.

— Прошу прощения.

Лу продолжал мочиться, струя не заканчивалась. От усталости ему даже пришлось опустить лапу, потом он поднял ее вновь.

— Не извиняйтесь. Мы его берем, — заявил режиссер. — Надеюсь, доспехи не ржавеют.

Энн подошла ближе.

— Это безразмерный пес?

— Нет, просто выпил много бульона.

— Съемки на следующей неделе, на поле для гольфа в Эверетте, — сказала она. Лу наконец подошел к нам с широченной улыбкой от уха до уха.

— Во сколько?

— В семь. Привози бульон.

Собака, которую регулярно избивали, будет скучать по человеку, который с ней это делал. Это неподвластно никакой логике, это лежит даже глубже, чем инстинкт выживания. Это очень собачья штука.

Так было и с Флавио.

— Он сбежал, — сообщил я Никки, беря ключи и подзывая Лу.

— Флавио?

— Да. Поднял щеколду калитки, потом перепрыгнул через забор на заднем дворе.

— Я обойду наш квартал. Ты поедешь по району?

— Да. Возьми телефон.

В юности Лу был королем спринтеров. Но Флавио носился, как ветер, и мог перепрыгнуть любую изгородь. Это давало ему неограниченные возможности, а у меня всякий раз случался сердечный приступ.

Неделей раньше он сбежал от меня на прогулке, когда я учил его ходить рядом без поводка. Он убежал на запад, по холму мимо городского парка. Я отыскал его с помощью Лу. Сейчас я подумал, что он мог побежать в ту же сторону, и мы с Лу сели в машину, поднялись на холм и принялись ездить зигзагами, заглядывая во все переулки, в скверы и дворы, проверяя дома, где держат собак, прислушиваясь к их лаю. Когда разыскиваешь собаку, надо уметь думать, как собака. Чего ему нужно? Что он ищет? Целью Флавио, как мне казалось, было отыскать этого негодяя, своего прежнего хозяина. Я был уверен, что у него (это наверняка был мужчина) имелись и другие собаки, поскольку Флавио обожал собак и обладал всеми нужными социальными навыками. Это значит, нас интересовал дом с собаками во дворе. Флавио искал свою прежнюю стаю, какой бы нездоровой она ни была, потому что так устроены собаки и потому что к нам он еще не привык. Это был очень преданный пес.

— Есть новости? — спросила Никки.

— Пока нет.

— Я проверила две улицы, иду дальше.

— Я у кинотеатра… Погоди, а вот и он. Все, я пошел.

Кинотеатр у нас в районе был небольшой и обшарпанный, примерно в полумиле от лома. По соседству имелось множество частных домов с дворами и собаками, машины ездили очень редко. Я заметил Флавио, когда он стрелой несся по улице мимо лотерейной конторы.

Лу выглянул из окна и заметил бегущего Флавио.

— Давай его догоним, Лу.

Я поехал по улице следом за ним, стараясь не упустить беглеца. Будь Лу сейчас пять или шесть лет, я просто выпустил бы его из машины, и он бы справился сам, но сейчас мой пес был слишком стар для таких пробежек.

Я покосился на спидометр. Тридцать три мили в час.

Он рванул куда-то в сторону через двор. Такое ощущение, что его дом был совсем рядом. Я был не в настроении орать на какого-то питекантропа с полным домом питбулей, чау-чау, овчарок, ротвейлеров или кого еще он там мог разводить, на своем грязном дворе, усыпанном мусором, с ржавой поилкой и дырявыми вольерами без крыши. Если Флавио опять попадет в этот цирк уродов, он больше не захочет уходить. Я должен был действовать быстро.

Я свернул направо, параллельно дорожке, по которой бежал Флавио, и нажал на газ. Я не мог дать ему уйти, и когда он метнулся через кусты напролом, я затормозил и выпустил Лу.

— Ищи Флавио, Лу! Ищи!

Лу гавкнул и потрусил через соседний двор. Я потерял Флавио из виду. Лу исчез за деревом. Я остался ждать.

Лу вышел из двора, двумя домами дальше, весь в пыли и палой листве. Он посмотрел на меня и свернул налево. Там, посреди какого-то двора, огороженного сеткой, тяжело дыша, стоял Флавио.

— Ар-ру-а!

Флавио подбежал к ограде, посмотрел на улицу, затем снова на Лу. Это был мой шанс.

— Лу, ко мне!

Он двинулся в мою сторону с явной неохотой. Флавио, перескочив через забор, устремился к Лу и принялся лизать его в нос. Я протянул им обоим лакомство. Лу тут же потянулся к моей руке, а Флавио стал осторожно принюхиваться. В это время я накинул на него ошейник – вот и все.

— Балбес, — сказал я, глядя ему в глаза. — Они тебя ненавидят. Мы тебя любим. Сделай выводы.

В течение следующих двух лет он еще трижды сбегал от нас, два раза когда мы с Никки уезжали в отпуск, и за собаками присматривали чужие люди. Сыновья Никки тут же кидались на поиски. Флавио всякий раз оказывался в одном и том же районе, что подтверждало мою догадку: его прежний дом был именно там. Я заранее объяснил им, где искать беглеца, и оба раза мальчики обнаруживали его в районе кинотеатра. С улыбкой радостного идиота на морде он продолжал поиски, повинуясь какому-то извращенному собачьему представлению о верности. Зак бежал за ним так быстро, что даже ухитрился нагнать и схватить – и был обильно окроплен мочой в процессе. Если очень хочешь отыскать пропавшую собаку – поручи это мальчишкам!

Обнаружив, что Флавио навострился поднимать щеколду калитки, я заменил ее на железный прут, который просовывал в дырку. Но тут этот ловкач сообразил, что если как следует поднажать всем весом, калитку можно просто выдавливать с петель и отправляться гулять, сколько душе угодно. В итоге мне пришлось установить ворота, как в средневековом замке, на солидных опорах, чтобы Флавио перестал убегать. Когда он привык к нам настолько, что его стали оставлять дома в одиночестве, проблема побегов вставала только в тех случаях, когда мы уезжали надолго, и его должны были выпускать на прогулку люди, которых мы просили присматривать за собаками. Им же, увы, приходилось иметь дело и с последствиями диареи, которая с Флавио временами случалась.

В последний раз мы с Лу спокойно поехали к кинотеатру и стали ждать. Он появился, подбежал к нам и сел рядом.

— Забудь о них, Флавио. Они болваны. Ты живешь с собачьим инструктором, с семьей, которая любит тебя, и с лучшим на свете псом.

Флавио облизал меня, после чего издал странный беззвучный лай: он попытался выдавить какой-то звук, но вместо этого лишь защелкал челюстями, хрипя и свистя, как астматик. Он был очаровательным, добрейшим и совершенно пустоголовым.

— Ладно. Поехали домой.

Лу боднул Флавио и запрыгнул на заднее сиденье. При этом он слегка поморщился. Этот пес когда-то вскарабкивался на деревья, загонял веймаранеров до изнеможения и выигрывал состязания по аджилити, теперь же он с трудом забирался в машину. Он был по-прежнему великолепен, но уже начинал стареть.

Солнечное летнее утро, отличная погода. Гольф-клуб целиком был арендован под съемки высокобюджетной рекламы, съемочная группа приехала из самой Калифорнии. Вся парковка была заставлена трейлерами, фургончиками с едой, реквизитом и техникой, повсюду сновали осветители, члены съемочной группы, актеры, вились километровые провода, пахло клевером и свежим кофе.

— Я дам ему еще немного бульона, — сказал я.

Снять идеальный кадр оказалось непросто. Сперва Лу очень не хотел мочиться на живого человека, которого он ощущал внутри, невзирая ни на какую броню. Но когда мы залили в него достаточно бульона, а актера упросили сохранять полную неподвижность, что-то начало получаться.

Однако режиссер оказался перфекционистом и требовал все новых дублей.

«Лапа заслонила струю», или «недостаточно быстро», или «у него недовольный вид». Черт возьми, болван, да у тебя тоже был бы недовольный вид, если бы тебя раз за разом заставляли пить куриный бульон, а потом писать на ни в чем не повинного парня, потеющего в тяжеленных доспехах!

— Устроим обеденный перерыв, — предложила Энн, которая беспокоилась за успех съемки и за Лу. Ему вся эта история уже порядком надоела.

— Я повожу его вдоль поля и дам воды. Его подташнивает от соленого бульона, он как щенок, нахлебавшийся морской воды.

— Нам не нужно, чтобы его стошнило на рыцаря.

— А что, неплохая идея!

— Погуляй с ним, Стив.

Мы побежали трусцой по дорожке. Под деревьями испуганно застыл кролик, не сводя с Лу округлившихся глаз. Лу его даже не унюхал. Он устал и был так перенасыщен солью, что едва не превратился в ветчину.

Он вылакал воду из лужицы, натекшей от поливальной машины.

— Я все понимаю, приятель. — Я почесал ему шею, и немного поиграли в «чокнутого пса». — Стоило сбежать из Голливуда, как они тут же зовут нас обратно! — Он посмотрел на меня. — Пачино. Лу… Пачино.

Особого впечатления мои слова не произвели, но он все же меня лизнул. Его морда почти вся уже поседела и делалась тоньше день ото дня, и шкура потускнела и стала грубее, но все равно он был еще красавчик хоть куда.

Я поставил перед ним банку собачьих консервов, и он устало принялся за еду.

— Потом будет страдать от диареи, — заметила Энн, почесывая Лу за ушами.

— Но шоу должно продолжаться, правильно, Лу? — сказал я.

— Ар-ру.

— Пойдемте, закончим с этим, — позвала нас Энн.

— Пошли, Лу. Написаешь на этого идиота – и домой.

Мы усадили Лу в двадцати шагах от места съемки, актер занял свое место, режиссер скомандовал: «Мотор!» – я дал команду. Лу подбежал прямиком к рыцарю, высоко поднял ногу и старательно его оросил, после чего с достоинством удалился. Все прошло, как мы и планировали. Безупречно.

— Стоп. Достаточно!

Так закончилась еще одна странная глава в жизни Лу, где ему целый день пришлось прилюдно мочиться на бедолагу в рыцарской броне, под солнцем и софитами, посреди поля для гольфа. Все это ради того, чтобы люди покупали лотерейные билеты.

И в точности, как это вышло с обложкой для книги, где был снят волк по кличке Тимбер, какой-то бюрократ-зануда, не пожелавший рисковать, решил, что пес, который мочится на человека, — это непристойное зрелище для телезрителей в прайм-тайм. Поэтому они вырезали эту сцену из рекламы, и теперь бедному рыцарю в голову врезался игрушечный самолет. Никто не оплатил нам с Лу стоимость куриного бульона и машины для чистки ковров, которую мне пришлось брать в аренду на следующий день. Короткая карьера Лу в рекламе подошла к концу так же внезапно, как и началась, но никто из нас не жалел об этом.