Часть четвертая
Сердце. Хирургический скальпель и кухонный нож

Получить удар в спину – это всегда неприятно и чертовски обидно. Ты доверял человеку, а он тебя предал, обманул доверие, растоптал дружбу. Всякий раз после такого на душе остаются незаживающие шрамы.

Но это если ты человеку доверял и не ждал от него подвоха. В противном случае остается только развести руками и признать, что тебя переиграли.

Я никогда не питал иллюзий относительно Бастиана Морана, поэтому, запертый в одиночную камеру, предаваться самобичеванию не стал.

Вовсе нет! Последние дни преподнесли столько неприятных сюрпризов, что арест на их фоне даже как-то особо и не расстроил. Стоило только захлопнуться за спиной железной двери, как я улегся на жесткую скамью, закрыл глаза и сразу уснул.

Спал без снов, но когда открыл глаза, то решил поначалу, будто тронулся умом и брежу наяву.

Посреди камеры на раскладном стуле расположился Фридрих фон Нальц собственной персоной. Он с виноватым видом улыбнулся и вдруг попросил прощения:

– Извините, виконт. Не хотел вас будить.

– Это что-то новенькое, – пробормотал я, приписав появление главного инспектора проделкам своего таланта. Никак иначе объяснить происходящее не получалось.

Голая кладка каменных стен без единого окна, ржавая решетка светильника, глухая дверь, обшарпанная лавка… И на фоне всего этого безобразия – сверкающий орденами и медалями парадный мундир главы полиции метрополии.

Бред? Бред.

– Вы, вероятно, не ожидали моего визита? – улыбнулся Фридрих фон Нальц.

С тем же успехом я мог ожидать визит расстрельной команды, но произносить этого вслух не стал и коротко признал:

– Не ожидал.

– Отчего же так? – удивился жуткий старик, в бесцветных глазах которого полыхало далекое зарево его жгучего таланта. – Старший инспектор Моран отзывался о вас исключительно в превосходных тонах.

Учитывая, что за решетку меня отправил именно старший инспектор, слышать об этом было по меньшей мере странно.

– А где сам старший инспектор? – спросил я, желая хоть немного разведать обстановку.

– В больнице, – сообщил Фридрих фон Нальц. – Врачи подозревают отравление продуктами горения белого фосфора, но он поправится.

– Даже так? – озадачился я, уселся на лавке и прислушался к собственным ощущениям. Ничего не беспокоило.

– Старший инспектор дал полный отчет о ваших действиях, – многозначительно произнес старик.

– Этого-то я и боялся.

Главный инспектор рассмеялся.

– Бояться нечего, виконт! – объявил он. – Никто не собирается предъявлять вам обвинение в нападении на посольство Великого Египта.

– Только не говорите, что вам удалось спустить все на тормозах, – поразился я неожиданному заявлению.

– Газеты напишут о нападении демона. Он подобно урагану промчался по городу и атаковал египетское посольство. Нет поводов для беспокойства, виконт. Газеты никогда не лгут.

– И египтяне это проглотят?

– Учитывая известные вам обстоятельства, они воздержатся от недружественных демаршей.

Я склонил голову набок и спросил:

– Почему же тогда я до сих пор здесь?

– Старший инспектор Моран посчитал необходимым изолировать вас от общества, дабы уберечь от необдуманных поступков. По его мнению, вы отличаетесь излишним тщеславием, а слишком откровенное общение с прессой в нашей ситуации до добра точно не доведет.

Намек прозвучал яснее некуда, и я поспешно кивнул:

– Буду нем как рыба.

– Это в ваших собственных интересах, виконт.

– Нисколько не сомневаюсь.

Главный инспектор поднялся на ноги и вдруг спросил:

– Почему вы не сказали, виконт?

Я облился холодным потом и пролепетал:

– Не сказал о чем?

– О своем родстве с Эмилем Ри. Я ведь знал его еще до того, как он стал канцлером. Да и после доводилось общаться. Удивительный был человек.

– С чего вы взяли? – опешил я, но сразу догадался: – Фотография!

– Ваша просьба заинтересовала меня, виконт, – подтвердил Фридрих фон Нальц. – Я просмотрел копии материалов и с первого взгляда узнал подпись на обороте фотоснимка. – Он усмехнулся. – На моем назначении на должность стоит именно такая.

– Честно говоря, главный инспектор, о своем родстве с этим выдающимся человеком я узнал только несколько дней назад и распространяться о нем не собираюсь. Это кажется мне неправильным.

– Ну что вы, виконт! – похлопал старик меня по плечу. – Я взял на себя смелость сообщить об этом факте в канцелярию ее императорского величества. Их мое сообщение крайне заинтересовало.

– Не стоило…

– Вздор! – отмахнулся главный инспектор и отошел к двери. – Сейчас вам зададут несколько вопросов, а потом можете быть свободны. Никаких обвинений, никаких претензий. Удачи, виконт.

Сиятельный вышел за дверь, на смену ему немедленно заявилась целая толпа клерков. Вместо раскладного стула они выставили посреди камеры переносной стол и три табурета, после чего покинули камеру, не произнеся ни слова.

Через пару минут дверь вновь распахнулась, и ко мне присоединилось трое молодых людей в строгого кроя сюртуках и одинаковых галстуках. Чувствовалась в них некая армейская жилка, то ли из-за коротких аккуратных стрижек, то ли из-за прямой осанки.

Один тут же разложил на столе писчие принадлежности и уселся на табурет; его коллеги с кислым видом переглянулись и присаживаться не стали. Находиться в моем обществе им явно было не по себе. Или просто первый раз в одиночной камере?

Наконец светловолосый господин лет двадцати пяти сбросил оцепенение и протянул руку:

– Позвольте представиться, лейтенант лейб-гвардии ее императорского величества Уильям Грейс.

Я приподнялся со скамьи и ответил на рукопожатие.

– Очень приятно.

Капитан кивнул, вежливо улыбнулся и предупредил:

– Виконт, это ни в коем случае не допрос, но убедительно прошу отвечать на вопросы со всей серьезностью.

– Серьезней меня надо еще поискать, – хмыкнул я.

Тогда заговорил второй из пожаловавших в камеру господ, чернявый, с покрытым оспинами лицом. Он уловил прозвучавшую в моих словах иронию и не преминул выразить свое неодобрение:

– Виконт, нам известно о вашей предположительной близости к императорской фамилии, поэтому вынужден напомнить, что внебрачные отпрыски не могут рассчитывать ни на какой особый статус.

Представиться брюзга так и не удосужился.

– Тогда зачем вы здесь, господа? – поинтересовался я, ощущая сгустившееся в камере напряжение.

– Вас желает видеть ее императорское высочество принцесса Анна, – произнес рябой с нескрываемым неодобрением. – В связи с этим вы должны пройти должную проверку на благонадежность.

– Зачем? – опешил я. – Зачем ее императорское высочество желает меня видеть?

Уильям Грейс вздохнул:

– Известие о вас крайне заинтересовало ее императорское высочество.

– Мы вынуждены повиноваться, – добавил рябой.

– Хорошо, – вздохнул я, не видя никакой возможности отказаться от этой чести, не оказавшись при этом под арестом за неуважение к своей венценосной родственнице. – Тогда приступим!

Лейтенант Грейс распахнул дверь камеры и пригласил кого-то внутрь:

– Проходите.

Прошел высокий худой доктор в белом халате с пузатым кожаным саквояжем.

– Разденьтесь до пояса, – попросил он, доставая слушательную трубку.

– Это еще зачем? – нахмурился я.

Лейтенант лейб-гвардии мягко улыбнулся и пояснил:

– Здоровье ее высочества оставляет желать лучшего. Общение с даже с больными обычной простудой людьми ей категорически противопоказано.

– Сроду ничем не болел, – пробурчал я, но доктор ждал, пришлось скинуть куртку на лавку. Сорочку стянул через голову и без особого удивления заметил, как расширились от изумления глаза присутствующих. С подобной нательной росписью им встречаться еще не доводилось.

– Однако! – даже протянул рябой, но моментально осекся, поймав взгляд лейтенанта.

Доктор спокойно приложил расширенный конец трубки к звезде у меня на груди, оценивая сердцебиение, затем прослушал легкие и попросил повернуться. Убедившись в отсутствии хрипов, он заглянул мне в рот и объявил:

– Патологий не обнаружено.

– Продолжайте, – разрешил лейтенант.

Эскулап достал из саквояжа жгут и пустой шприц.

– Не понял? – отступил я от него на шаг назад.

– Возбудителей многих опасных заболеваний можно обнаружить через анализ крови, – объяснил доктор. – Нам придется взять кровь из вены. Не бойтесь, это не больно.

Я позволил перетянуть бицепс левой руки жгутом и несколько раз сжал и разжал кулак, игла воткнулась в продезинфицированную спиртом кожу совершенно безболезненно, шприц наполнился в один момент.

– Прижмите! – передал врач мне ватку и предупредил: – Держите пять минут.

Потом он собрал свои инструменты и откланялся, а я остался стоять посреди камеры с согнутой в локте рукой и голым по пояс.

Меня такое положение нисколько не устраивало, моих интервьюеров – вполне. Они начали с места в карьер сыпать вопросами, зачастую повторяя их с незначительным изменением формулировок. Стенографист яростно скрипел пером по бумаге, едва успевая вести протокол.

Пока расспросы касались неких общих вещей, я с такой манерой еще мирился, но, когда разговор зашел о содержимом алюминиевой шкатулки и беседе с герцогом Тальмом, мое терпение лопнуло.

– Одну минуту, господа, – взял я паузу и принялся натягивать сорочку. Пока одевался, немного собрался с мыслями и решил ничего особо от собеседников не скрывать, дабы не попасть впоследствии впросак. – Продолжим!

Впрочем, ничего крамольного представителям лейб-гвардии я в итоге не сообщил, сумев сгладить одни острые моменты и умолчать о других.

Лейтенант Грейс прошелся по камере с заложенными за спину руками и поинтересовался:

– А как вы сами расцениваете реалистичность некоего электромагнитного излучения, якобы воздействующего на потусторонних существ?

Ничего никак расценивать я не собирался. Более того – не было никакого желания встречаться с наследницей престола; хотелось поскорее освободиться и отправиться в Цюрих к дожидавшимся меня там десяти миллионам франков.

Но не заявлять же было об этом прямым текстом?

Я вздохнул и покачал головой.

– Проблема не в том, что Всевышний отвернулся от нас и оставил своей заботой. И даже не в потере нашей веры в него. Причина всех бед в том, что мы боимся поверить. А еще больше боимся, что однажды он вновь поверит в нас. Мы полагаем всеблагое электричество панацеей от всех бед, но если ад вдруг вырвется на волю, то все наше оружие, все изобретения ничего не решат. Лишь вера может спасти нас, только она одна.

Позволившего себе подобное заявление вольнодумца не должны были подпустить к наследнице престола и на пушечный выстрел, но гвардейцы лишь кисло переглянулись и промолчали. Больше вопросов у них ко мне не возникло.

Вскоре вернулся доктор, он не стал проходить в камеру, только заглянул в приоткрытую дверь и сообщил:

– Совпадает.

– Что совпадает? – удивился я.

– Это значит, что анализы в норме, – пояснил лейтенант Грейс. – Собирайтесь, виконт.

Я только вздохнул.