Человеческий разум – бездна, полная загадок, но тело зачастую может дать ему сто очков вперед. Иной раз мысли еще только пускаются в свой стремительный бег, а спинной мозг уже раздает команды. Все мы – рабы рефлексов. И в этом нет ничего плохого; нередко это спасает нам жизнь.

Когда из темноты, едва-едва разгоняемой догоравшими лужицами керосина, выступил щеголеватой наружности господин с перепачканным сажей лицом, я не стал вслушиваться в его слова. Тело среагировало само.

Раз! – и нас уже разделяет массивный саркофаг.

Если вампир – да-да, именно вампир! – и подивился такой прыти, то он никак этого не выдал. Лишь презрительно фыркнул, зажал сигарету в уголке рта и принялся смахивать платочком налипшие на лацканы пиджака хлопья пепла, но только еще больше размазал их по дорогой ткани. Он никуда не спешил, и немудрено: единственный выход из подземелья находился у него за спиной.

Я выругался, стянул со спины ранец и под прикрытием усыпальницы принялся возиться с его тугими застежками. Давая мне возможность высвободить одноразовый огнемет, прежде чем вампир бросится в атаку, Рамон встал обок и перехватил обеими руками свой «Веблей – Фосбери».

Вампир нападать не торопился. С брезгливой гримасой он выкинул замаранный платочек под ноги и улыбнулся:

– Позвольте представиться: Лазарь.

Затем поморщился, и острые иглы клыков скрылись под верхней губой. Теперь лишь мертвые черные глаза продолжали напоминать, что перед нами не человек, а сверхъестественное существо.

Я прекрасно осознавал, сколь бесконечно малы наши шансы выбраться из этой передряги живыми, но все же нашел в себе силы пошутить:

– Надеюсь, не тот самый?

Вампир покачал головой:

– Утверждать подобное было бы с моей стороны неумной бестактностью, но совпадение и в самом деле не случайно. Ваш Спаситель вернул своего друга из мертвых, и ровно так же вернулся к жизни и я. Но вернулся самостоятельно, без чьей-либо помощи. Теперь понимаете, почему мне показалось уместным взять себе это имя?

– Прозвище. Это не имя, а прозвище, – возразил я и покрепче зажал под мышкой переделанный в огнемет баллон.

Лицо противника в ответ на это утверждение осталось совершенно бесстрастным. Аристократической утонченности в нем не чувствовалось, скорее, он походил на преуспевающего дельца или театрального импресарио. Тоненькие усики были щеголевато завиты, брови выщипаны, дорогой костюм алел свежей гвоздикой в петлице.

Среднего роста, плотного сложения, ухоженный.

Обычный.

Все портили глаза. Черные мертвые глаза разбивали образ добропорядочного обывателя вдребезги; они недвусмысленно давали понять, что это – всего лишь маска, за которой прячется ваш самый жуткий кошмар.

Не смерть, нет. Беспомощность.

Обычному человеку нечего было противопоставить существу, именовавшему себя Лазарем. Сиятельному, впрочем, тоже.

– Прозвище? – Вампир склонил голову, раздумывая над моим утверждением, потом покачал головой. – Нет, не прозвище, – произнес он. – Как некогда папы при интронизации брали себе новые имена, так и я, вступая в новую жизнь, выбрал это имя. Меня зовут Лазарь, и никак иначе. За долгие века это имя стало частью меня. Оно значит несравненно больше, нежели полученное при рождении.

Вампир небрежно махнул рукой и направился в обход саркофага; мы попятились, не позволяя ему приблизиться. Выход из зала теперь оказался открыт, но опрометчивая попытка бегства ничем, кроме мучительной гибели, закончиться не могла. Человеку никогда не сравняться в скорости с потусторонней тварью.

– Может, гранатой? – шепнул мне Рамон.

Лазарь услышал.

– Хотите окончательно испортить мой костюм? – фыркнул он, переступая через дымящееся тело мавра. – Валяйте! Кидайте свою гранату! Виконт, у меня к вам и без того длинный список претензий, хуже не будет.

– Длинный список? Позвольте узнать какой? – поинтересовался я, не решаясь пустить в ход огнемет.

Вампир вел себя неправильно. Он не боялся огня, точнее, я не чувствовал в нем этого страха. Лужу горящего керосина он обошел совершенно спокойно, даже не покосился под ноги. И он курил! Он – курил!

– О! Большая часть этого списка вам прекрасно известна! – заявил Лазарь. – Но если по существу, то не стоило вам, виконт, ломать чужую игру. Такое не прощают.

– Какую именно игру, не просветите? – спросил я.

Но вампир только покачал головой.

– Нет времени на разговоры, – объявил он.

И тогда я рванул рычаг, поджигая запал. А миг спустя в атаку ринулся Лазарь! Одним стремительным движением он подскочил к саркофагу, но в лицо ему уже ударила струя загущенного керосина. Пиропатрон воспламенил горючую жидкость; вампира обдало огнем, и он закрутился на месте, объятый пламенем с ног до головы.

– Беги! – рявкнул я Рамону, а сам попятился, продолжая заливать пылающей смесью потерявшего ориентацию кровососа.

Ревело пламя, в лицо веяло невыносимым жаром, но Лазарь и не думал падать. Одежда его прогорела едва ли не дотла, от волос не осталось и следа, но при этом вампир устоял на ногах и даже нашел силы шагнуть против огненной струи.

Двадцать секунд геенны огненной не причинили ему никакого вреда, но за это время мы с Рамоном успели добраться до выхода из зала. А там огнемет выдал последнюю порцию керосина и умолк, лишь продолжал впустую сыпать жгучими искрами пиропатрон.

Лазарь сплюнул огнем и хрипло рассмеялся:

– Чтобы остановить меня, понадобится нечто большее, нежели греческий огонь!

Я не стал слушать его, а развернулся и бросился наутек.

Сзади послышался стремительный перестук чужих шагов, но я не оглянулся, лишь выхватил из кармана ручную гранату и юркнул в узкий лаз под колоннами, а когда выскочил на другую сторону завала, в пальцах оставалась только чека.

– Беги! – крикнул Рамону, и тотчас за спиной хлопнул приглушенный взрыв. Колонны не выдержали и просели, погребая под своими обломками вампира, но у меня не было никакой уверенности, что они сумеют надолго его задержать.

– Беги! – вновь крикнул я и припустил на выход.

Рамон без промедления ринулся следом.

Мы взлетели по лестнице; едкую гарь сменила затхлость подземелья, и наконец получилось хоть немного отдышаться. Откашливаясь и перхая, я очистил легкие и глотку, пропустил вперед Рамона и с новыми силами рванул вслед за напарником. Скакавший по стенам луч электрического фонаря то тут, то там высвечивал оставленные им белые метки, и эта путеводная нить позволила не блуждать в подземном лабиринте, а нестись прямиком на выход.

Небольшая предусмотрительность, способная спасти жизнь.

А времени и в самом деле оставалось в обрез – когда добежали до обугленных останков бхута, откуда-то издалека донесся отголосок нового обвала, а следом – совершенно нечеловеческий вопль, полный яростной злобы.

Частое эхо крика вонзилось в спину десятком призрачных ножей, пришпорив нас, словно загнанных лошадей. Катастрофически не хватало дыхания, ноги налились свинцом, отбитая ступня взрывалась болью при каждом шаге, но я бежал, бежал и бежал, стараясь не упустить из виду скакавшее перед Рамоном яркое пятно фонаря.

Каким чудом хватило сил добежать до выхода из катакомб, просто не представляю. Не иначе помог страх; страха было хоть отбавляй.

У отвесного подъема Рамон дождался меня и подсадил, я ухватился за веревку и полез вверх. Малый вес и длинные руки и ноги давали неплохое преимущество, и выбрался я в пещеру, намного опережая напарника. Но, как ни хотелось в изнеможении повалиться на пол, разлеживаться не стал, вместо этого вцепился в трос и принялся вытягивать его, помогая подняться Рамону.

Вновь долетел отголосок жуткого вопля, и я едва не сверзился вниз, столь близким он показался. Вампир настигал нас. Настигал!

Ухватив напарника за руку, я втащил его наверх и бросился на выход. Стремглав выскочил из пещеры и помчался к самоходной коляске, но Рамон тотчас нагнал, сбил с ног и придавил к земле.

Я охнул от испуга и боли, и в тот же миг загрохотал пулемет в кузове броневика. Очередь прошла впритирку над головой и взорвалась тучей каменных осколков в недрах пещеры. Крупнокалиберные пули смертоносной плетью хлестнули выбравшегося из катакомб вампира и хоть не сбили с ног, зато откинули обратно, заставили потерять темп.

Лазарь скакнул в сторону, но лаз простреливался на всем протяжении, пулеметная очередь настигла его и там. Я спихнул с себя зажавшего руками голову Рамона и крикнул ему в ухо в жалкой попытке перекрыть оглушительный грохот выстрелов:

– За руль!

Рамон начал выбираться из зоны поражения, забирая вбок; я пополз напрямик к броневику и уже почти добрался до него, когда смолк гатлинг. Электрический привод с размеренным жужжанием продолжал раскуривать ствольный блок, закончилась лента.

В один миг я запрыгнул в кузов, выпихнул из-за пулемета восторженно голосившего: «Драть! Драть! Драть!» – лепрекона и что было сил рявкнул:

– Рамон, гони!

Послышался стук дверцы, и тотчас из пещеры появился Лазарь, истерзанный, но живой, насколько это определение вообще применимо к вампирам. Обгоревшие клочья некогда дорогого костюма болтались на нем жалкими тряпками, но ни огонь, ни крупнокалиберные пули не причинили нелюди никакого вреда.

Лазарь яростно завопил нечто нечленораздельное и сорвался с места.

Я спокойно, словно на учениях, заправил в пулемет новую ленту и, захлопнув крышку, ухватил парную рукоять гатлинга, когда вампир уже преодолел половину разделявшей нас дистанции. Большой палец утопил гашетку, разлетелись во все стороны бившиеся о стенку кузова гильзы, свинцовая плеть стеганула Лазаря поперек груди, повалила, покатила по земле.

Движок броневика рыкнул и часто-часто застрекотал, тяжелая самоходная коляска, стремительно набирая ход, понеслась вниз по склону холма. Резкий толчок сбил прицел, и вскочивший на ноги вампир вновь бросился в погоню, но я моментально исправился и полосонул его короткой расчетливой очередью. А потом еще и еще, пока мы окончательно не оторвались и кровосос не скрылся из виду за деревьями.

Все это время лепрекон стоял у откинутого заднего борта и размахивал рукой с издевательски выставленным средним пальцем.

Ситуация откровенно забавляла коротышку; мне же хотелось отвесить ему пинка.

Я бы и отвесил, просто не осталось сил.

Совсем не осталось сил.

Рамон гнал до пригорода без остановок. И гнал бы дальше, если бы не начала закипать в радиаторе вода. Тогда только он заехал на безлюдную улочку поселка, через который проходила дорога, остановился и откинул крышку капота. Сам прислонился к броневику и подставил дождю непокрытую голову. Фуражку он где-то потерял.

Звеня усыпавшими днище гильзами, я выпрыгнул из кузова, в котором проехал всю дорогу, и поднял задний борт, пряча от любопытных взглядов пулеметную установку. Потом запрокинул лицо к небу, тяжело вздохнул и подошел к напарнику. Лепрекон как ни в чем не бывало присоединился к нам, уселся на подножку и принялся сворачивать самокрутку.

– Что это? – указал на него Рамон.

– Друг, – коротко ответил я и закинул в рот леденец. После случившегося меня продолжало потряхивать.

– Друг? – переспросил крепыш.

Я кивнул. Тогда Рамон покачал головой и протянул руку:

– Мои деньги. – А когда пересчитал и спрятал в карман тысячу франков, то вдруг объявил: – На этом все.

– Что – все? – не понял я.

– Забудь мое имя, – потребовал крепыш. – Никаких дел с тобой я больше вести не намерен, ясно?

– Рамон, какая муха тебя укусила?

– Какая муха? – покраснел крепыш от гнева. – Сначала меня чуть не прикончил оборотень, теперь этот выродок! Мы спаслись только чудом, Лео! Чудом! Что будет завтра? Пойдешь охотиться на демона? Без меня!

– Подожди…

– Да не собираюсь я ждать! – резко выкрикнул Рамон. – И рисковать своей головой больше не собираюсь! С меня довольно!

– Брось!

– Лео! Ты вообще не слышишь меня? – Крепыш выставил перед собой руку. – Ты не тот человек, Лео, которого я знал. Тот был острожным и предусмотрительным. Он не бросался сломя голову во всяческие авантюры!

– Я просто хочу разобраться!

– Вот и разбирайся! Разбирайся сам, а меня не трогай! – потребовал Рамон и непонятно зачем добавил: – Дьявольщина, да у тебя даже глаза изменились! Они не просто светятся, они горят! Лео, с тобой что-то не так!

Я молча достал из кармана очки с круглыми затемненными линзами и нацепил их на нос. Рамон хмыкнул, развернулся и зашагал прочь. Даже не оглянулся ни разу.

– Драть, какая сцена! – хрипло рассмеялся позабытый всеми лепрекон, раскуривая самокрутку. – Прямо трагедия!

– Да заткнись ты, – буркнул я, сгоняя его с подножки.

Коротышка перебежал к капоту и крикнул вдогонку Рамону:

– Жлоб! – потом повернулся ко мне и выставил вверх большой палец.

Я только поморщился, распахнул дверцу броневика – и под ноги выпала увесистая пачка египетских гиней с нетронутой банковской упаковкой.

Сразу вспомнилось, сколь вызывающе топорщились карманы форменного плаща Рамона, и стало ясно, что проблем с покупкой соседней мануфактуры у них с кузеном теперь уже не возникнет. Только бы не попались на валютных спекуляциях: за попытку сбыть египетские гинеи можно и в тюрьму угодить, а каждый второй спекулянт черного рынка числится в полицейских осведомителях.

С обреченным вздохом я кинул деньги на пассажирское сиденье, потом опустил крышку капота и забрался за руль.

– Ты едешь? – спросил лепрекона, который сосредоточенно мочился в сточную канаву.

– Драть! Укачало! – не оборачиваясь, отозвался тот.

Я только хмыкнул, захлопнул дверцу и завел двигатель.

Достали…