Утро выдалось ясным и теплым. Воздух был напоен ароматами трав, перемешанными с запахами пороховой гари, бензина и пота. Радостно пели птицы, приветствуя солнце, которое величественно и неторопливо поднималось из глубин Тонкинского залива. Мычали в деревнях буйволы. Топал на юг отряд северовьетнамских автоматчиков, которому предстояло вскоре пересечь демилитаризованную зону. Спали в подземных бункерах в глубине Южного Вьетнама их вьетконговские коллеги. Пылила по дороге под Данангом американская колонна, возглавляемая угловатым БТР. Работали на рисовых полях крестьяне. Летели по своим делам куда-то на северо-запад четыре камуфлированных истребителя «Фантом». Словом, стояло обычное утро, одно из многих на этой бесконечной войне…

«Фантомы» мчались вперед, и джунгли под ними сливались в сплошной зеленый ковер, на котором то тут, то там серебристыми ниточками блистали многочисленные речушки и ручьи. Ведущий четверки, капитан Джим Уатт, осмотрелся. Слева от него летел ведомый, лейтенант Пит Джелли. Еще в полумиле левее шли самолеты лейтенантов Томми Хадсона и Рика Маккензи. Все четыре машины были вооружены ракетами «воздух – воздух», а под фюзеляжем у каждого был подвешен объемистый бак с топливом.

– Медведь пять-ноль-три – Бешеному Псу, следуем прежним курсом, встреча с «охотниками» через две минуты, – произнес Уатт.

– Медведь пять-ноль-три, это Бешеный Пес, вас понял, – отозвался руководитель полетов.

– Я – Охотник-один, буду в точке встречи через полторы минуты, – коротко доложил ведущий.

Секундная стрелка еще не успела описать и одного круга по циферблату, а Уатт уже видел впереди два дымных следа, тянувшихся со стороны Лаоса на северо-восток, к Ханою. Судя по всему, это и были их подопечные.

– Охотник-один, вижу вас, – сказал капитан. – Не пугайтесь, мы подходим сзади.

– Угу.

Истребители довернули правее, ложась на один курс с теми двумя самолетами. Они летели чуть быстрее и вскоре поравнялись с ними. Еще издали Уатт узнал очертания истребителей-бомбардировщиков «Тандерчиф», а вскоре разглядел и зубастые акульи пасти, намалеванные на их носах. Это был отличительный знак «Диких Ласок» – эскадрилий «охотников за радарами», уничтожавших вьетнамские зенитно-ракетные комплексы. Самолеты «Ласок» были оснащены специальным оборудованием, позволявшим определять местоположение работающих локаторов, и вооружены ракетами «Шрайк», наводившимися на их излучение. «Охотничьи» «Тандерчифы», в отличие от большинства своих собратьев, были двухместными – вооружением ведал летчик-оператор, сидевший в отдельной кабине позади пилота. Так же было и на «Фантомах» – летчик вел самолет, оператор управлял вооружением, а в случае необходимости подменял пилота, поскольку в обеих кабинах имелись все необходимые для этого приборы.

– Привет, ребята, – поздоровался Уатт. – Что там у нас на радарах?

– Привет, парни. Пока все чисто, – деловито отозвался «охотник». – Может, кто-нибудь подразнит «Сэмы»?

Все умолкли. Негласное правило «охоты на радары» гласило: если враг молчит, его надо раздразнить. То бишь одному самолету надо было оторваться от основной группы и лететь впереди, провоцируя вьетнамцев включить локаторы наведения своих ЗРК, для краткости прозванных «Сэмами», и тем самым обнаружить себя. Тогда «Ласки» могли засечь позиции ЗРК и уничтожить их. Но самолет-приманку легко могли сбить, – поэтому дразнили зенитчиков лишь самые опытные пилоты, способные увернуться от ракеты. И то им это удавалось не всегда – история «охотников за радарами» пестрела именами погибших на задании…

Уатт быстро перебрал в уме кандидатуры «приманок». Самый опытный из всех четверых, конечно, он сам – семьдесят восемь боевых вылетов из ста необходимых. Но он командир, рисковать собой права не имеет. Тогда кто? Маккензи? Тридцатый вылет в зону боевых действий, женат, есть маленькая дочка – незачем лишний раз гнать его в пекло. Хадсон? Этот еще менее опытный, лишь тринадцатый боевой вылет. Джелли? Видимо, именно он – сорок семь боевых вылетов, самый опытный пилот, ветеран налетов на Ханой и Хайфон…

– Эй, парни… – с иронией произнес ведущий «Ласок». – Что вы там притихли? Мне, что ль, «Сэмы» дразнить?

– Джелли, вперед, – приказал Уатт.

– Есть… – с неохотой отозвался ведомый, прибавив скорость.

Его «Фантом» начал выбиваться из строя и вскоре ушел вперед, оставляя за собой сдвоенный жирный шлейф дыма, – двигатели самолета здорово коптили на форсажном режиме. Уатт с неудовольствием подумал, что теперь в чистом-то небе их видно издалека, а вслух сказал:

– Охотник, работайте. Остальным – смотреть в оба, нет ли «МиГов».

– Есть!

– Понял!

– Выполняем!

Снова в эфире повисло напряженное молчание. Мерно ревели двигатели, тянулись за самолетами черные следы выхлопов, ярко светило солнце…

Внезапно в наушниках Уатта раздался нарастающий писк. Капитан вздрогнул.

– Нас облучают!!! – заорал его оператор. – «Сэмы»!!!

– Не ори, Билл! – выдохнул Уатт, чувствуя, как холодеет в груди. – Сейчас их пристукнут! Смотри в оба!

Он узнал этот тошнотворный визг, предупреждавший о том, что его самолет облучается локатором наведения вьетнамского зенитно-ракетного комплекса. «Ария Сэма» – так они это называли. Когда в наушниках звучала «ария» – это означало, что вскоре прилетит вьетнамская ракета, наводящаяся по лучу этого локатора. Дальше все зависело от того, с какой стороны она прилетит. Если спереди – еще есть небольшой шанс поднырнуть под нее и остаться живым. Она тогда подорвется на встречном курсе, и ее осколки не так сильно повредят самолет – если вообще заденут его. А если сзади… нет, об этом лучше не думать, там шанс выжить еще меньше…

Впервые «арию» Уатт с оператором услышали еще в начале своей командировки – их эскадрилья тогда бомбила порт Хайфон, который имел потрясающе мощную противовоздушную оборону. Ракета вьетнамцев на глазах Уатта попала в самолет командира эскадрильи, летевший поблизости, – и «Фантом» разнесло в клочья. А потом и его, капитана, самолет поймали в прицел зенитчики – и Уатт едва успел поднырнуть под летевшую в него ракету. И все равно самолет был сильно поврежден – вырубился один из двигателей, и Уатт с трудом дотянул домой на втором. С тех пор любой писк вызывал и у него, и у оператора нервную дрожь.

– Готово! Ракета пошла! – воскликнул один из «охотников».

Уатт бросил быстрый взгляд на «Тандерчифы» – от ведущего отделилась белая черточка, за которой тотчас потянулась струйка белого дыма. Обогнав самолет, она, набирая скорость, понеслась вперед, к цели.

…В нескольких десятках километров к северо-востоку, прямо в густом лесу, располагался в засаде вьетнамский ЗРК. Расчет его состоял из советских солдат и офицеров, а также вьетнамских стажеров. Все они прибыли на эту позицию накануне днем – и уже к вечеру все было готово, опробовано и замаскировано. Три кабины с аппаратурой зенитчики разместили прямо между деревьями, а чуть поодаль, в чаще, установили четыре пусковые установки с ракетами. Вьетнамцы сразу обложили кабины тростниковыми матами – для защиты от осколков на случай бомбежки, а потом обвязали ракеты свежесрезанными ветками. Когда командир дивизиона, майор Горелов, увидел это, его чуть удар не хватил.

– Да вы что делаете, черти?! Не взлетит же!!!

Можно было только предположить, как закувыркается ракета после старта со всей этой маскировкой… А ведь ракета – это взрывчатка, это осколочные элементы, это ядовитое топливо наконец! Так бабахнет, что пустырь с деревню будет!

– Взлетит, командир, – успокоил его вьетнамский замполит. – Я видел, так делали. Взлетит.

Спорить не приходилось – вьетнамцы были тут хозяевами, и окончательное решение оставалось за ними. Тяжело вздохнув, майор отдал приказ следить за воздушной обстановкой.

– По одиночкам работать не будем, – объявил он. – Ждем группу, бьем в упор.

Все кивнули. Не первый раз уже дивизион находился на «свободной охоте», и не в первый раз его расчет бил одной-двумя ракетами по самолетам, идущим в плотном строю. Одна ракета при этом нередко причиняла ущерб сразу нескольким машинам, а то и сбивала их.

Через несколько часов после того, как был включен локатор, мимо позиции торопливо просвистел одиночный «Фантом», а потом на дисплее радара появилось еще пять отметок. Судя по небольшой скорости, это были бомбардировщики или штурмовики.

В небольшой металлической кабинке операторов, набитой приборами и индикаторами, было тесно и жарко. Конструкторы, создавая ее, рассчитывали, что больше пяти человек там зараз присутствовать не будет. Места было оставлено соответственно. Однако теперь в кабинку набилось аж семеро – четыре вьетнамца-оператора (трое – ручного сопровождения, один – автоматического) и три советских офицера (командир расчета и два инструктора, стоящие за спинами операторов). Жара была неимоверная – градусов, пожалуй, под шестьдесят. Поэтому все сидели в одних трусах и касках. Никто не жаловался, уже привыкли.

Американские самолеты приближались. Горелов пока не давал разрешения на открытие огня, подпуская самолеты поближе.

– Удаление тридцать километров… Удаление двадцать… – докладывал оператор ручного сопровождения.

– Высота – ноль-восемь, – говорил его сосед. – Высота – ноль-восемь.

– Скорость – восемьсот. Скорость – восемьсот.

– Еще четыре цели, с северо-востока, курс три-два-один! Под тысячу с гаком чешут! Высота ноль и три… – раздался чей-то голос.

– Цель три взять на ручное сопровождение! – приказал Горелов.

– Есть.

Операторы ручного сопровождения начали крутить маленькие штурвальчики, поворачивая антенну станции наведения. Первый определял удаление до цели, второй – высоту ее полета, третий – направление по азимуту. Цель, разумеется, все время двигалась, и задачей операторов было постоянно удерживать ее в перекрестиях прицелов с помощью штурвальчиков. Четвертый оператор, сидевший рядом с командиром, осуществлял уже автоматическое сопровождение, но без ручного порой все-таки было не обойтись.

– Есть захват цели!

Внезапно один из операторов увидел, как отметка одной из целей увеличилась в несколько раз. С перепугу вьетнамец забыл все русские слова, кроме одного. Обернувшись к стоявшему за спиной инструктору, он спросил, ткнув пальцем в индикатор:

– П…???

– Он самый, – кивнул инструктор, старший лейтенант Москаленко, и, обернувшись к командиру, крикнул: – Миша, «Шрайк»!

– Антенну отведи! – сразу отозвался командир.

– Есть!

Вьетнамец потянулся к пульту и замер, пытаясь вспомнить, как это сделать, и тогда старлей оттолкнул его руку и быстро крутанул штурвальчик ручного сопровождения по азимуту. Антенны локатора отклонились в зенит, и их излучение теперь уходило в сторону от прежнего направления.

«Шрайк» быстро разматывал белый след в сторону вьетнамских позиций. Визг наконец-то стих, и Уатт, позабыв обо всем, зачарованно следил за улетающей вдаль ракетой. Внезапно ведущий «охотников» сердито воскликнул:

– Дерьмо! Срыв захвата!

– Как так? – спросил Уатт.

– Наверное, они выключили станцию, ракета их потеряла…

– Понятно. Отходим. Джелли, возвращайся!

Продолжение «охоты» теперь было чревато большими неприятностями. Если внизу в джунглях ждут еще несколько ЗРК с выключенными пока радарами… если они вдруг включат их и ударят с разных сторон… «охотники» сами станут жертвами. Потому что группа сразу окажется в ракетном капкане.

– Есть, – радостно отозвался Пит. Сейчас он для Уатта выглядел лишь темной точкой на горизонте.

– Есть, – с неохотой подтвердил «охотник».

Закончив разворот, американцы легли на обратный курс.

В маленькой тесной кабинке обливались холодным потом операторы и инструктора. «Шрайк» – это не смертельно для расчета, это только антенне локатора кирдык… но за «Шрайком» могут и штурмовики прилететь, и вот тут уже кирдык настанет всем. Проутюжат осколочными бомбами, зальют напалмом – и поминай, как кого звали…

«Раз… Два… Три… Четыре…» – неторопливо считал про себя Москаленко. Дойдя до десяти, он приказал операторам вновь взять самолеты на сопровождение.

Спустя несколько секунд на экране опять возникли отметки целей.

– Уточнить параметры целей! – приказал Горелов.

– Курс три-два-ноль, цель групповая, малоскоростная, удаление двенадцать, высота ноль семь, скорость восемьсот, следует курсом три-два-один… – доложил один из операторов. В переводе на обычный язык это означало: «Несколько самолетов уходят на юго-запад со скоростью восемьсот километров в час на высоте семьсот метров».

– Цель два, взять на сопровождение!

Быстро закрутились штурвальчики ручной наводки.

– Есть захват цели!

– Цель на автоматическом сопровождении!

– Четыре цели с северо-востока, идут прежним курсом, высота ноль и пять!

Две пусковые установки с ракетами, похожими на телеграфные столбы с крылышками, уже развернулись в сторону самолетов.

– Цель номер четыре, очередью из двух, уничтожить! – приказал командир дивизиона. «Что там с северо-востока чешет, интересно? Похоже, вьетнамские перехватчики… Хорошо бы, если так… Если американцы – нам амба… А, ладно, была не была…»

– Есть!

– Первая пуск!

– Есть!

С оглушительным грохотом заработал стартовый ускоритель, из сопла хлестнула огненная струя, поднявшая над позицией грандиозное облако пыли, – и ракета сорвалась с направляющей. Пронизав листву над собой, она унеслась навстречу самолетам. На землю посыпались сбитые ею ветки и сорванная набегающим потоком воздуха маскировка.

– Вторая пуск!

Грохот, пыль, пламя – ушла вторая. В окопе неподалеку от кабинки операторов чихали солдаты, готовившие ракеты к пуску. Инструктор распахнул дверь кабины и тоже чихнул, потом выглянул наружу – посмотреть на пусковые установки. Потом бросил взгляд на тающий в небе огонек удаляющейся ракеты.

– Миш, а все-таки они летают! – восхищенно сказал он.

– Даже с ветками? – ухмыльнулся командир.

– Да, вон они, ветки твои… падают… апчхи!

– Чудесно! Будь здоров… Что там на радаре?

«Ария Сэма» прозвучала как гром с ясного неба. Во главе колонны летел Маккензи, чуть правее и позади него шли «Тандерчифы», а замыкали строй Хадсон и Уатт, следовавшие в сотне метров позади и выше «охотников». И именно замыкающие, как обычно, попали под удар.

– Меня облучают, кэп, «Сэмы»! – вдруг вскрикнул Хадсон. – «Сэмы», «Сэмы», черт, где они?! – он вертел головой, пытаясь заметить приближающиеся ракеты.

– Расходимся! – рявкнул Уатт, уходя влево и вверх, подальше от обреченного ведомого.

– Тупица, уйди, сгинь!!! – завизжал оператор капитана. – А-а-а-а, идиот!!!

Время вдруг стало растягиваться, словно жевательная резинка. Медленно, как во сне, Уатт повернул голову и увидел, что Хадсон отвернул следом за ним. Его истребитель подныривал под машину капитана, и разминуться они могли только при очень большом везении – расстояние между ними составляло всего несколько метров, да и эти метры стремительно таяли. Сделать что-либо уже не представлялось возможным.

– Черт, нет!!! – услышал капитан.

В следующий миг самолет Хадсона поочередно нагнали обе ракеты. Первая превратила его в огненный шар, из которого во все стороны брызнули обломки вперемежку с огнем и дымом, а вторая разнесла в клочья самый крупный кусок самолета – отвалившееся крыло. Оказавшийся слишком близко «Фантом» Уатта сильно тряхнуло – часть осколков попала и в него. На панели приборов тревожно замигало табло «Пожар правого двигателя». Потом угрожающе вспыхнуло другое: «Отказ левого двигателя». Ручка управления стала какой-то неподатливой – капитану приходилось прилагать огромное усилие, чтобы сдвинуть ее хотя бы на миллиметр. И в этот момент время для Уатта вновь потекло нормально. Шум турбин за спиной быстро стихал, превращаясь в бессильный свист, а самолет быстро терял скорость и высоту.

– Хадсон, черт тебя дери… – бессильно выругался Уатт и нажал кнопку связи. – Эй, парни, кто-нибудь слышит меня?

Никто не отозвался. Уатт еще раз повторил свой вопрос, потом вызвал по внутренней связи оператора, но и тот не отозвался.

«Рация сдохла, – понял капитан. – И самолетное переговорное устройство тоже…»

Глянув на высотомер, стрелка которого как раз подбиралась к отметке «1000 футов», капитан, не раздумывая, убрал ноги с педалей и потянулся к полосатым желто-черным петлям, висевшим по бокам от заголовника его кресла. Они приводили в действие обе катапульты – его и операторскую.

С силой дернув за них, Уатт услышал хлопок пиропатронов, отстреливающих фонарь кабины, а потом страшный удар снизу выбросил его из самолета, и шум искалеченного двигателя мгновенно стих, сменившись свистом ветра. Несколько секунд спустя капитан открыл глаза – он покачивался под куполом парашюта, чуть выше и впереди раскрывался парашют оператора, а еще дальше падал в джунгли его горящий «Фантом». Далеко на горизонте виднелись две темные точки – «Тандерчифы» поспешно уходили к себе, на авиабазу Тахли в ставший вдруг таким далеким Таиланд…

Томительные секунды ожидания – и вот отметка цели на экране радара разделилась на несколько быстро гаснущих точек. Остальные продолжали удаляться на юго-запад.

– Сбили, – хрипло сказал Москаленко.

– Сбили, – подтвердил Горелов. – Сворачиваем удочки, пока рыбнадзор не нагрянул…

Эта поговорка на «свободной охоте» служила знаком к покиданию позиции. Тягачи, которым предстояло перевозить пусковые установки, неиспользованные ракеты и кабины с оборудованием, до поры до времени стояли в овраге неподалеку. За какие-то двадцать минут все было свернуто и погружено, и дивизион покинул позицию.

Под Уаттом расстилались густые джунгли; чуть южнее он разглядел небольшую деревеньку и заболоченные рисовые поля. Приземляться в чащу капитану вовсе не улыбалось, и потому он, высмотрев полянку чуть впереди и левее, потянул за стропы, чтобы развернуться. Легкий ветерок теперь подталкивал его в спину, и оставалось только не перелететь намеченную площадку…

Что последует за приземлением на вражеской территории, капитан мог только гадать. В теории ему следовало ожидать спасательные вертолеты, но на практике они до сбитых добирались далеко не всегда, и тогда тем приходилось рассчитывать лишь на себя.

До земли оставалось каких-то полсотни метров, и Уатт приготовился к приземлению. Лес набегал под ноги, поляна стремительно приближалась, летчик уже видел место, где он вот-вот коснется земли… секунда… другая… десять метров до земли… пять… Все! Не удержав равновесия, Уатт плюхнулся на живот. Купол с мягким шелестом осел в траву. Капитан вскочил на ноги и, отстегнув парашют, побежал в ту сторону, где, по его расчетам, должен был приземлиться оператор. В небе раз и другой прошумели двигатели самолетов, но Уатт не обратил на них внимания. Он продирался сквозь колючие заросли, спотыкался о кочки, задыхаясь, скатывался в овраги и поднимался вверх по склонам, не просохшим еще после позавчерашнего дождя, пока наконец не нашел раскидистое дерево, за ветки которого зацепился парашют напарника. Еще сквозь заросли Уатт разглядел, что тот безвольно висит в метре от земли, уронив голову на грудь. Руки его плетьми висели вдоль тела. На комбинезоне расплывалось кровавое пятно. Было похоже, что он тяжело ранен или убит.

– Билл! – завопил Уатт, выбегая из леса. – Билл, жив?! Потерпи немного, я сейчас! Сейчас я тебя отсюда вытащу…

Он подбежал к молчавшему оператору и принялся расстегивать карабины подвесной системы его парашюта. Когда он наконец-то справился с последним из них, Билл мешком свалился на командира, и тот, еле удержав бесчувственное тело, бережно положил его на землю.

– Сейчас, Билл, сейчас… – бормотал он, опустившись на колени рядом с напарником и расстегивая трясущимися пальцами застежку его шлема. – Держись, дружище, я уже маяк включил, скоро тут будут наши…

Он стащил с Билла защитный шлем с затемненным забралом-светофильтром – и похолодел, увидев искаженное удивленной гримасой лицо и остекленевшие глаза. Затылок лейтенанта был весь в крови и чем-то грязно-сером. Капитан зачем-то пощупал у него пульс (разумеется, по нулям) и осмотрел его шлем. И сразу нашел то, что искал, – аккуратную маленькую пробоину, не больше щели для монет в таксофоне…

Капитан не раз был свидетелем того, как гибнут в воздушных боях его товарищи, но так близко смерть видел впервые. Казалось невероятным, что этот двадцатидвухлетний парень, лежащий сейчас перед ним, уже никогда не встанет и не скажет:

– Эй, кэп, ни фига себе, а я еще жив! Пойдем-ка отсюда, пока косоглазые не появились…

Уатт в оцепенении сидел на корточках возле тела оператора и вспоминал, как они вместе сражались с «МиГами», как бомбили Хайфон и Ханой… Билл всегда вовремя докладывал о целях на радаре и готовил к бою вооружение. «Эй, кэп, есть контакт с одним «МиГ-17» на четыре часа, удаление десять миль, идет к нам! Готовлю ракеты…»

Замеченный им самолет еще был далеко, и даже обладавший превосходным зрением Уатт не всегда мог сразу увидеть его. Радар же информации о марке цели не давал – только определял скорость, курс да высоту. Но если Билл говорил, что это «МиГ-17», самолет непременно оказывался именно им, а не чем-то иным.

– Интуиция! – усмехался Билл, когда его расспрашивали, как он определяет тип цели.

Все это было совсем недавно. А теперь Билл погиб.

…За спиной капитана громко хрустнула сухая ветка. Он обернулся, даже не пытаясь достать из кобуры пистолет. Низкорослый вьетнамец в лохмотьях, вооруженный автоматом Калашникова, стоял всего в трех или четырех шагах от американца.

– Ты идти со мной, – на ломаном английском сказал он. – Не быть глупый… застрелю.

Уатт медленно поднялся на ноги и повернулся к вьетнамцу, который едва доставал ему до плеча. В этот момент из зарослей появилось еще трое в таких же одеяниях. Двое были вооружены русскими карабинами, третий – огромным ножом. Этот, радостно ухмыляясь, тащил на плече скомканный парашют Уатта. Случись капитану драться с ними в рукопашной, он бы наверняка уложил всех четверых. Однако ни до ножа, ни до пистолета теперь было не дотянуться – на него смотрели сразу три ствола.

Заскрипев зубами от злобы, Уатт поднял руки…

Часом позже он сидел на краю поля, раскинувшегося возле деревушки, и молча наблюдал, как крестьяне хоронят его напарника. В нищей деревне все-таки нашлись доски для простенького гроба, в который положили тело лейтенанта. Двое крестьян вырыли могилу, потом к ним присоединилось еще двое, которые помогли им опустить туда гроб. Кто-то принес фанерку и черную краску, начертал на фанерке слова и приколотил ее к установленному возле могилы столбику. Закончив работу, вьетнамцы как ни в чем не бывало вернулись на заболоченное рисовое поле и продолжили возделывать его.

– «Тут лежит американский летчик Билл Джей Роджерсон», – перевел вьетнамец, когда Уатт спросил его о табличке.

– Откуда вы знаете его имя?

– Его нашивка здесь, – вьетнамец показал на грудь. – Там написано. И у тебя тоже.

Капитан сидел и размышлял, что теперь делать. Оружие и радиомаяк у него сразу отобрали, рядом постоянно находился автоматчик… Руки, правда, не связывали – бежать ему все равно было некуда. Вьетнамец даже не снимал автомат с предохранителя. Черный дым на западе от деревни, обозначавший место падения его самолета, превращался в тоненькую струйку, таявшую над самыми вершинами деревьев. А вертолеты все не появлялись. На душе Уатта скребли кошки.

– Чего мы ждем? – спросил он.

– Машину, – пожал плечами автоматчик. – Везти тебя в лагерь.

– В какой?

– В какой скажут…

На этом разговор закончился. Вскоре подъехал потрепанный грузовик, и крестьянин передал Уатта сидевшим в нем солдатам.

– Поехали, Чарли! – сказал один из них, указав стволом на кузов.

Уатт забрался в машину, конвой влез следом, и грузовик, фырча стареньким мотором, потащился по пыльным вьетнамским дорогам.