Глава девятнадцатая
Аппарат ему так и не отремонтировали. Снова он надрывался в трубку:
— Слушай, Семеныч: я найду автобусы, я найду. Но! Как только шпану эту отправлю, я у тебя половину АТП в партизаны заберу. А ты у них командиром пойдешь… Хрена, командиром! Я тебя вечным дневальным там сделаю…
На другом конце провода, видимо, опять оправдывались. Майор был в бешенстве:
— А на хрен ты там нужен, если немочный?! Призыв нам саботировать? Боеспособность Советской армии подрывать? Еще два часа тебе. Два часа — два Икаруса! Еще и партбилет положишь. Я только с пленума вернусь!
Военком швырнул трубку на аппарат. Снова схватил.
— Грищенко! Ко мне!
"Когда ж этот призыв закончится? Дочку уже в лицо не узнаю…", — в тяжких раздумьях о бренности людских желаний он подошел к окну. Во дворе, в резких лучах прожектора нестройные ряды пьяных призывников, выслушивали тираду сержанта. "Вам то чего не спится? Еще на пленум этот ехать…" — вспомнилось ему некстати.
— С пленума вернусь… с пленума… вернусь… Ах, ты… Терапевт, говоришь…
Военком бросился к столу и принялся лихорадочно раскапывать бумажные залежи.
Грищенко резонно решил, что на сегодня у военкома нагремели достаточно — вошел без стука:
— Товарищ майор?..
— Где мой справочник? — бросил дежурному майор.
— Принести наш?
— В твоем таких номеров нету? Ч…черт! Ага, вот он. Свободен! Связь мне настрой!.. Стой!.. Послушай, лейтенант, ты этих моих посетителей, которые днем ко мне прорвались, ты еще дамочку за члена медкомиссии принял, помнишь?
— Н…ну, помню.
— А ты ничего подозрительного в них не заметил?
Грищенко слегка замялся:
— Да нет, ничего особо. Правда, дерганые они какие-то. Будто с цепи отвязались… Но Вы же сами меня остановили, товарищ майор. А то, я бы…
— Ну да… ну да… как отвязались… с цепи…
— Разрешите идти?
— Иди, иди… Проследи там, чтобы они не упились там, в усмерть. Терапевт, говоришь… А мне показалось, что секретарь. А справочка-то в сейфе, в канцелярии. Не рассчитала ты немного, слегка не рассчитала, терапевт, твою дивизию…
Он повел пальцем по затертой от бесчисленного применения странице справочника.
— Так… Член бюро… обкома КПСС… Израилевич.
Аппарат звякал своим колоколом при каждом повороте диска. Но как же медленно?!
— Алло! Добрый вечер! Вы уж извините за столь поздний звонок… Ну, Вы уж простите, военный комиссар Вас беспокоит. Да… да… Вы уж не сердитесь, нам служба покоя не дает. Мне Роман Израилевич нужен… Что?.. Нету?.. А где он в столь поздний час, не скажете? Он у Вас еще хоть куда, козарлюга. Нам, малолетним, сто очков вперед даст… На пленуме, в области?.. Еще вчера?.. Еще вчера. Ну, спасибо… Спасибо… Еще раз извините, армия, понимаете, на страже Вашего покоя, та…скать. Доброй ночи Вам. Доброй…
Майор осторожно уложил трубку в гнезда аппарата.
— Еще вчера… А ты говоришь, терапевт. Секретарь и терапевт, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Он снова схватился за трубку:
— Грищенко, начальника канцелярии ко мне. И дознавателя… Вызывай, я сказал! Ночь у него… Ладно, дознавателю я сам позвоню. Начальника канцелярии с ключами, ко мне! Немедленно!
Лебедева он нашел на удивление быстро. Но как же долго он ехал? Пока особист поднимался в кабинет, военком успел в свете прожекторов «полюбоваться» его «Москвиченком». Солдаты обступили еще давеча новенькую машину и оживленно, видимо не без удовольствия, обсуждали вмятину в заднем крыле.
— Куда эт ты вперся? — не отрываясь от зрелища, вместо приветствия выдал майор.
— Денек сегодня… Представляешь, только я цветы купил, на Ленина, сопляк какой-то… на своем дрючке дохлом, на красный. Я даже испугаться не успел.
Военком неодобрительно покачал головой:
— Бухой наверное?..
— Скорее всего. Так смылся ж, щенок. Я даже номера срисовать не успел.
— Смылся?.. От тебя!? — майор не смог сдержать иронии. — О, молодежь! О, поколение растет. Офицера спецслужбы обставил!
Лебедев отреагировал без эмоций:
— Ты посочувствовать меня из-под одеяла выволок? Выразить соболезнования, да?
— Ага, мне ж тут без тебя — скука зеленая.
— А тещу не пробовал среди ночи поднять?
— Ага, в канун Восьмого марта, да? Ты Гоголя начитался? Против ночи такой шабаш устраивать.
— А…а. По утрам варенички, значит, мамины потребляем. А к ночи она сила нечистая? Большой ты оригинал, Михалыч… Михалыч, а ты икону, — Лебедев кивнул на портрет министра обороны, — Дмитрий Федорыча не пробовал под подушку класть?
— Ой, ой, ой. Посмотрим, как ты запоешь, когда женишься.
— Ладно, давай думать: делать что будем.
— А чё его думать, опровержение слать надо. Я без тебя на «Рубин» не выйду.
— А если все это правда?
— А подпись липовая?
— А ты уверен?
— Дык, главврач второй день, — военком запнулся. — Третий уже, на пленуме.
— Ну, так это дознавателя дело. Чего ты меня-то поднял?
— Ты хочешь меня на пенсию отправить, да? Не, ну я могу дознавателю сообщить… Конечно! Дознавателю! Кому ж еще? Если у меня друзей не осталось. Хоть звездочки мои пожалей. Что если этот боец утром уже из части смоется?..
Лебедев глянул на военкома с ироничной ухмылочкой.
— Лыбится он. Чё ты лыбишься? Щас я покажу тебе…
Военком принялся рыться в бумагах.
— Щас… Та, где ж эта бумажка? Короче, приказ пришел: усилить контроль за отпускниками и комиссованными.
— Да, знаю я этот приказ, не ищи, — остановил Лебедев военкома.
— А, знаешь?.. Там еще про обоснования… отпусков помнишь?
Лебедев кивнул головой. Майор снова подошел к окну. Во дворе, в свете прожектора призывники принимали от своего неуверенно балансирующего на заборе товарища бутылки сомнительного содержания. Военком уже устал устраивать разносы подчиненным. Да и не кстати было сейчас:
— Как думаешь, в связи с чем это?.. Афган?..
Лебедев тоже ответил вопросом:
— А тебе положено думать?..
— Мне кажется, это как раз тот случай…
— А этот Белоград у тебя призывался?
— Да хрен его знает. Сейчас еще только архив осталось поднять.
— И куда ж ты смотрел?
Майор вскипел внезапно для себя:
— А ты сядь тут рядышком и попробуй вместе со мной эту пиратскую банду отправить… — и добавил после паузы. — Коньячку дернешь?
— Ладно… давай… по тарелке не размазываем. Номер части?..
