Глава 2

— Товарищ старший прапорщик, — из-за угла казармы вынырнула знакомая фигурка сержанта Калинина.

Ефимов, обернувшись, остановился. Подождал. Он приехал в бригаду, сопровождая бойцов на почту и на минуточку забежал в роту.

— Товарищ старший прапорщик, разрешите вопрос?

— Разрешаю, — Сергей даже удивился такой подчёркнуто военной вежливости, обычно сержант всеми правдами и неправдами пытался уйти от излишне уставных обращений и слов.

— Товарищ старший прапорщик, — в третий раз повторил Калинин. — А вы не могли бы поговорить с Трясуновым?

— По поводу? — Ефимов никак не мог взять в толк чего от него хотят.

— Насчёт Чечни, — сержант замялся, — ну что бы меня взяли.

— А что, думаешь, не возьмут?

— Так я ведь первый раз отказался, — виновато опустил взор Калинин.

— Почему? — Ефимов был безжалостен.

— Испугался, вдруг убьют, — чувствовалось, что слова даются ему с трудом.

— А сейчас?

— Боюсь, — сержант побледнел и тяжело дышал.

— И всё же поедешь?

— Поеду! — твёрдо заявили Калинин.

— Что ж, это уже хорошо. Значит, ещё не всё потеряно. Ладно, я попробую поговорить о тебе с кем-нибудь из ротных, — заверил его старший прапорщик и, не дожидаясь новых вопросов, отправился по своим делам.

Неделю спустя Ефимов, как и обещал, переговорил с обеими командирами рот и даже подошёл по этому вопросу к начальнику штаба батальона, но в отряд Калинина так и не взяли. Как говорится, посеешь недоверие…

А боевое слаживание шло своим ходом.

…-Отстрел чеки гранаты слева. Отстрел чеки гранаты справа, — и так до бесконечности. Передёрнуть затвор и чтобы успевали среагировать. Щелчок предохранителем, чтобы умели слушать. Фишки, едва заметные метки вдоль дороги, что- бы умели видеть.

На полигоне шла обычная рутинная боевая учёба. Сергей, временно закреплённый за второй группой первой роты, почти неделю постигал азы спецназовского искусства… Впрочем, большой тайной оно для него не было. Афганистан учил многому, приходилось и сидеть в засаде и проводить доразведку.

…отстрел чеки… — орал группник лейтенант Полесьев, и бойцы прыгали в сторону, вжимались в примятый от прежних падений снег, прикрывали руками и оружием голову. Ефимов, находясь в тылу группы, внимательно следил за действиями личного состава и изредка делая замечания самым нерасторопным. Сам он в сугроб не прыгал, и не потому, что был старше званием и возрастом, нет, вовсе нет, просто несколько раз попробовав, Сергей убедился, что старые рефлексы не так просто забыть и растерять в мирной жизни. Он успевал реагировать на звучавшие команды гораздо быстрее их необстрелянного «воинства», поэтому больше наблюдал и командовал, а СЛОНы — солдаты, любящие офигенную нагрузку, доводили свою реакцию до совершенства.

Близился обеденный перерыв, но они всё ещё занимались на заснеженном, примятом падавшими телами, поле, когда из-за угла ближайшей казармы выглянул замкомроты второй роты старший лейтенант Водопьянов и слегка приволакивая ногу зашагал в сторону занимающейся группы.

— Противник с фронта! — громко скомандовал он и отставив чуть в сторону правую ногу, стал наблюдать за действиями разворачивающихся по фронту бойцов.

— Быстрее! — орал оставшийся на месте командир группы. Личный состав вяз в сугробах, спотыкался и падал в снег, поднимался и, разгребая грудью сугробы, продвигался вперёд, упорно выравнивая фронтальную линию.

— Противник с правого фланга! — дал новую вводную Водопьянов, значит действия бойцов ему понравились, иначе бы заставил повторить первый манёвр и два, и три раза подряд. Ефимов, вместе со всеми лезший по снегу, почувствовал, как на спине начал выступать пот. Лицо, до недавнего времени изрядно щипавшееся морозом, теперь почувствовало накатывающий изнутри жар.

— Отход! — новый приказ замкомроты, и бойцы, прикрывая друг друга, начали откатываться к лесу. Тыловая тройка, готовясь к отражению наступающего противника, получила вводную: — Рядовой Симонов ранен.

«Чёрт», — мысленно выругался Ефимов, рядовой Симонов был в его тройке.

— Леденцов, прикрой! — проорал прапорщик и, бросившись вперёд, взвалил на горбушку условно раненого бойца. Тащить его оказалось несколько тяжелее, чем думалось. Снег, и без того непролазный, казалось, стал ещё глубже. Проваливаясь чуть ли не по пояс, Ефимов упрямо тащил «раненого» в чащу леса. Огромный, в три обхвата дуб — укрытие надежное.

— Уф, блин, — Сергей остановился и опустил на снег приглушённо матерящееся «тело».

Кажется, Водопьянов остался доволен. Ничего не сказав, он молча развернулся и побрёл обратно к казарменному модулю. Что ж, порой молчание бывает красноречивее слов.

«Сбор», — знаками приказал Полесьев.

— Теперь ты меня тащи, — улыбнулся Ефимов, чувствуя, как на лбу образовываются первые капельки пота. Боец, не поняв шутки, вытаращился на вытирающего пот старшего прапорщика.

— Да пошли, пошли! — поторопил его улыбающийся Ефимов и, не дожидаясь, когда Симонов поднимется на ноги поспешил к созывающему личный состав группнику. Продираясь по снегу, он поглядел в спину удаляющегося старлея: этот молодой офицер в своей неугомонности успевал проверить как идут занятия в группах своей второй роты, а потом в порыве боевого энтузиазма обычно добирался до одной-другой группы соседей. Группники же меж собой материли столь рьяного старшего лейтенанта, но понимая, что в чём-то его «проверки» им даже помогали, открыто не протестовали. Вот и сейчас Полесьев только фыркнул, но промолчал. Опыта у старшего лейтенанта всяко было больше. Как-никак, а за его плечами одна чеченская командировка уже была.

— Конец занятиям! — объявил лейтенант Полесьев, лениво прохаживаясь перед вытянувшимся вдоль дороги строем. Итоги были подведены, действия каждого были разобраны и разложены по полочкам. Словно о чём-то неожиданно вспомнив, группник повернулся к стоявшему чуть в стороне Ефимову. — Товарищ старший прапорщик, у Вас есть что добавить?

— В принципе только одно: при внезапном появлении противника возможна такая ситуация, когда справа или слева от группы будет открытая местность. Тогда тройкам следует действовать сообразно обстановке, смещаясь и занимая позиции в направлении укрытий. Всём ясно?

— Так точно, — в два одиноких голоса ответила вся группа.

— Хорошо, будем считать что поняли, — усмехнулся Ефимов, а группник слегка обиженно буркнул:

— Ну, это я бы завтра довёл, — и поправив на плече автомат, — разойдись! В колонну по три становись, — ходить боевым порядком ему, похоже, уже сегодня надоело. — Равняйсь, смирно, вольно. В казарму шагом марш, — и уже вдогон: — Оружие выложить на проходе. После ужина чистка и отбой. Завтра у нас ожидаются ночные занятия, поэтому советую не ходить из угла в угол, а приводить оружие в порядок. Кто почистил — тот отбился.

Прапорщик усмехнулся: молодежь — можно подумать, кто-то из них сегодня задумывается над тем что будет завтра?!

Всё же отбой произвели вовремя. Офицеры ушли, а Ефимов, назначенный на сегодня ответственным, остался в модуле для личного состава. Модуль — казарма по внешнему виду, а может быть даже и по внутреннему содержанию ничем не отличался от тех в изобилии разбросанных по всему Афгану щитовых строений, которые были сооружены военными строителями в большинстве советских гарнизонов. Но там было теплее. Здесь же царила настоящая морозная зима. Идущие вдоль стен трубы едва теплели, а развешанные на них носки, варежки, маскхалаты, приткнутые к стене валенки, и вовсе не давали этим тепловым крохам выбраться наружу. Одним словом, в казарме стоял холод. Пять-шесть градусов тепла едва ли можно было назвать температурой, располагающей к приятным сновидениям, тем не менее вскоре всё погрузилось в сон. Измотанные за день молодые организмы требовали отдыха. Сергей прошёлся вдоль рядов, тщательно подсчитывая количество лежавших в кроватях военнослужащих и облегчённо вздохнул. Все были на месте. Кивнув ходившему рядом с ним дежурному, он, не раздумывая, направился к рядам коек комендантского взвода, где специально для него было отведено одно спальное место — солдатская пружинная кровать, застеленная белыми простынями и накрытая синим армейским одеялом.

После ночного бдения в ППД быть ответственным на полигоне казалось раем, всего-то и дел что два-три раза за ночь проснуться, сделав это либо самостоятельно, либо поручив побудку дежурному, а затем пробежаться вдоль рядов коек, считая спящих. С отсутствующими долго не разбирались: сходил в самоволку? Замечательно, езжай в ППД, служи дальше. С контрактниками тоже никто не церемонился: не можешь выдержать казарменного положения — в тот же день прямая дорога на гражданку. Предельно просто и жёстко. Все об этом знали, так что всё было по-честному.

С задумчивым видом постояв подле своей кровати, Сергей снял бушлат, стянул с ног фетровые сапоги, пристроил их на отопительной трубе подле своего маскхалата, снял и разложил там же носки, затем залез в стоявший подле кровати рюкзак и вытащил оттуда запасные шерстяные носки. Поправив стоявшие на полу резиновые армейские тапочки, он расправил одеяло, не раздеваясь, лег на одну его половину, другой укрылся и набросив поверх бушлат, погрузился в сон.

Гортанное «Подъём» прозвучало в тот момент, когда Ефимов в очередной раз поднялся что бы проверить наличие личного состава. «Тем лучше», — подумал он, не спеша скидывая тапочки и протягивая руку к стоявшим тут же подле кровати берцам. На утреннюю зарядку от всегда выходил в «ботинках с высокими берцами» и уже потом, после завтрака, переодевался в более тёплые фетровые сапоги.

— Выходи стоиться на утреннюю зарядку! — снова рявкнул дневальный, и толпа личного состава неспешно поползла к выходу. Да, пока это действительно была толпа. Сонная и плохо соображающая.

Сергей вывел личный состав на плац и стал наблюдать, как нехотя из офицерского модуля стали выползать заспанные и поёживающиеся от утреннего холода группники.

— К разминке приступить! — скомандовал он, не дожидаясь, пока к плацу подтянутся припозднившиеся офицеры. Впрочем, до официального начала утренней физической зарядки оставалось ещё три минуты.

— Константин, — окликнул Ефимов начавшего проводить разминку командира первого отделения сержанта-контрактника Неверова из группы Полесьева, — группник подойдёт, скажешь, я на пятикилометровку побежал.

Сержант кивнул и продолжил счёт. А Сергей, на полигоне его обязанности ответственного закончились с выходом подразделений на УФЗ, ещё раз бросил взгляд на выходивших на черную площадку плаца офицеров, помахал рукой приближающемуся Полесьеву и, повернувшись налево, неторопливо побежал вдоль растянувшегося строя. Раз, два, раз, два, — постепенно наращивая темп, Ефимов пробежал КПП и свернул на тропинку, ведущую в сторону стрельбища. Два с половиной километра туда, два с половиной обратно, итого пятерка, затем обжигающая холодом даже сквозь кожу перчаток перекладина, где он до изнеможения подтягивался, следом брусья и снова на перекладине подъём переворотом, силовой на обе руки, на одну по очереди. Выполнив эту ставшую обязательной программу, Сергей обычно пробегал ещё несколько сот метров, после чего спешил в офицерский модуль, чтобы привести себя в порядок — умыться, побриться, одним словом совершить весь набор дел, входящий в обязательный утренний моцион.

Ефимов подбежал к своей любимой перекладине, (почему именно она стала для него предпочтительнее прочих, Сергей затруднился бы ответить, но, тем не менее, из десятков других перекладин он всегда выбирал именно эту) в тот момент, когда на ней болтающейся сосиской висел младший Кислицын — Андрей.

— Давай ещё разок, — подбадривал его раскрасневшийся на морозе Алексей — старший из братьев. Ефимов не смог сдержать улыбки, эти двое вызывали в его душе добрые, хотя и слегка странные, не однозначные чувства. Было в них что-то… из детства, что ли? Может, это шло от трогательной заботы старшего над младшим? Или тут было нечто другое? Два брата — семья, как напоминание о собственной семье, оставляемой на долгие месяцы жизни.

Братья Кислицыны одновременно были похожи и не похожи. Одинакового среднего роста, только Андрей слегка субтильный, а Алексей коренастый (почти такой же, как старший прапорщик Ефимов, может чуть уже в плечах). Андрей на вид почти рыжий, конопатый, а Алексей светло-русый и без единой конопушки на лице. Андрей как пятнадцатилетний мальчишка — болтливый, весело-задорный, а Алексей хоть и старше всего-то на год, но гораздо более серьёзный, молчаливый и от того казавшийся гораздо умнее своего непоседливого брата. В спецкомандировку они ехали в третий раз, а следовательно, знали о войне уже вполне достаточно, что бы взять и просто понадеяться на милость богов. Поэтому готовились основательно, так, словно всё им было в диковинку, будто собирались в Чечню действительно впервые. Они не просили, но оба оказались вместе — в группе Полесьева, на должностях разведчиков-автоматчиков. Судя по всему, на более высокие должности братья и не рвались. Хотя старший из них, ещё со срочной службы бывший старшим сержантом, вполне мог претендовать на роль командира отделения, но Кислицыны предпочли отвечать только за свою «винтовку». Алексея, как наиболее серьёзного и внимательного, назначили в головной дозор, Андрея впихнули во вторую тройку ядра. Оставаясь в одной группе, Алексей как мог курировал своего бестолкового братца. Заставлял учить и без того тысячу раз ученную-переученную матчасть, гонял до изнеможения на физухе, но вместе с тем незаметно, и потому ещё более трогательно, опекал во всех бытовых вопросах.

— Тренируешь? — тяжело дыша спросил Сергей.

— Устраняю физическую немощь, — хмыкнул Кислицын — старший. — Сползай, — снисходительно разрешил он, и Андрей с облегчением плюхнулся на землю.

— Уф, шестнадцать раз, — выдавил он и его губы расползлись в разные стороны в довольной улыбке.

— Не шестнадцать, а пятнадцать, — поправил его «сердобольный» братец. — И то пятнадцатый можно было не считать.

Андрей хмыкнул, но возражать не стал, судя по его виду, ему было всё едино, что шестнадцать, что пятнадцать, что четырнадцать. Конечно, это был далеко не лучший результат в группе, даже скорее худший, но вполне достаточный, чтобы обеспечить ему положительную оценку по физической подготовке.

— И куда всё девается? — сокрушенно развёл руками Кислицын — старший. — Гоняю, гоняю. Догоним до двадцати, потом месячишко в отпуске не позанимаемся и кабздец — всё сначала.

Алексей посмотрел в спину идущему к брусьям брату и, качнув головой, пошёл следом, а Сергей, подпрыгнув, начал выполнять упражнение «подтягивание на перекладине».

— Поедешь командиром комендантского взвода, — за месяц до окончания подготовки ошарашил Ефимова вызвавший его к себе в кабинет комбат.

— Товарищ подполковник, я…

— Да помню я, — устало отмахнулся Трясунов, — отпущу я тебя пару раз на БЗ, отпущу, — и мысленно: «вот ведь не навоевался он ещё».

— Спасибо, — выдавил Ефимов. Отказываться от предложения Трясунова он не стал, так как другого способа попасть в Чечню не видел. Сергей уже знал, что замкомгрупп как таковых в отрядах уезжающих в специальную командировку нет вообще. Понимал, что причина этого — зияющая вакантами брешь в звене прапорщик — заместитель командира группы. Ввиду их почти полного физического отсутствия и было принято решение «должность замкомгруппы в сводных отрядах уезжающих в Чечню упразднить».

— Эту неделю занимаешься со второй группой, а с понедельника берёшь комендантский взвод на себя. Будешь его готовить согласно расписания второй роты. Всё по плану. Такие же занятия как с группами. Конспекты станешь утверждать у капитана Никишина.

— Понял, товарищ полковник, — всё правильно, комендантский взвод организационно входил в штат второй роты как пятая разведгруппа.

— Хорошо, — комбат глядя в окно кабинета застыл, словно задумался.

— Разрешите идти? — Ефимов понял, что разговор окончен.

— Ступай, — в голосе Трясунова сквозила усталость.

«Значит, через три дня», — вскинув руку к виску, подумал старший прапорщик, и неловко развернувшись на каблуках своих фетровых сапог, вышел из командирского кабинета.

В понедельник Ефимов принял на себя командование комендантским взводом, но в принципе ничего не изменилось, только теперь занятия он проводил самостоятельно. Слегка «зверствовал». К вечеру его бойцы валились с ног, но застоявшиеся и жаждущие действий солдаты не жаловались.

Неожиданно в первых числах марта в комендантском взводе оказался и один из братьев Кислицыных — Алексей.

— А ты сюда каким боком? — выслушав его доклад о прибытии, удивлённо спросил Ефимов.

— Надоело, — скорее не ответил, а отмахнулся от заданного вопроса старший сержант.

— А как же братень? — прапорщик мысленно усмехнулся, не верилось ему, что Алексей так просто откажется от опеки над собственным братишкой.

— Пусть привыкает к самостоятельности, я ему предлагал перевестись в комендачи, он не захотел. А мне надоело свою задницу под пули подставлять. А по деньгам, — тут Кислицын сделал паузу, словно раздумывая, — так в комендантском взводе боевых закрывают не многим меньше, чем в группах. А тут я вроде как командир первого отделения, дней десять закрывать будут по всякому.

Сергей кивнул, вынужденно соглашаясь. То, что разведчикам закрывают лишь на два — три дня больше, чем комендачам, секретом не было. Как не было секретом и то, что солдат из комендантского взвода в любой момент мог оказаться в разведывательной группе. Это тоже не являлось тайной за семью печатями, и потому, едва ознакомившись с личным составом, Ефимов взял быка за рога.

— Прежде всего у разведчика — говорил он, — должна работать голова. Это так?

— Так точно! — за первые дни знакомства Сергей уже дал понять то, что предстоящая поездка в горячую точку — это ещё не повод пренебрегать уставом.

— Молодцы, — Ефимов улыбнулся почти ласково. — Но, — он сделал паузу и повторил: — Но чтобы она работала, вы должны быть сильными физически, — улыбка, не предвещающая ничего хорошего. — И потому мы будем бегать, бегать и бегать.

Если бы не предварительные «разъяснения», сейчас бы наверняка послышалось нестройное: У-у-у, — а так со своим вопросом вылез только рядовой Сергеев.

— А рукопашный бой?

— Будет и рукопашный бой, — заверил их Ефимов, — но запомните, РБ — это не главное. Если вы схлестнулись в рукопашке, значит я плохой командир. Значит, я ошибся — просчитался. — Сергей пристально посмотрел в лицо спросившего. — Даже численное превосходство противника не служит оправданием рукопашной схватки. Если боец вступает в рукопашную, значит командир что-то не предусмотрел.

— Товарищ старший прапорщик, что же получается, рукопашный бой не нужен? — не унимался рядовой Сергеев.

— Нужен! Людям свойственно допускать ошибки, от них никто не застрахован. Но самое главное, из того, чему вы должны научиться на занятиях по рукопашному бою — это бесшумному снятию часового. И это мы будем отрабатывать в первую очередь. Ещё вопросы есть?

— Никак нет.

— Кислицын, проводи разминку, — старший прапорщик сделал шаг в сторону, уступая место своему заместителю.

— Центр рядовой Сергеев, на два шага, вправо — влево, разомкнись…

А во время ночных занятий по организации дневки, разговор у костра принял непринуждённый характер, и снова был поднят вопрос о рукопашном бое.

— Товарищ старший прапорщик, а если солдат противника раз в десять больше? — подал голос высунувшийся из тени рядовой Лебедев.

— Если в десять… то значит, виновен кто-то из вышестоящего начальства. Хотя, возможно, это чья-то гениальная задумка и нам просто не повезло, — Ефимов усмехнулся, чтобы всем стало понятно его отношение к так называемым «гениальным планам и замыслам». — И вообще запомните: рукопашный бой — это край. В идеале весь наш рукопашный бой должен ограничиваться снятием часовых и взятием «языка».

В отблесках костра было видно, как переглянулись его бойцы.

— Товарищ старший прапорщик, а почему Вы на учениях никогда нож не носите? Почти все групперы носят, а Вы нет?

— Почему не ношу? — прапорщик Ефимов полез в кармашек рюкзака и вытащил оттуда универсальный складной ножик. — Ношу!

Кто-то улыбнулся, кто-то даже коротко хохотнул.

— А Вы вообще нормальный нож когда-нибудь с собой берёте?

Теперь уже усмехнулся Ефимов. Ему понравилось выражение «нормальный нож». Впрочем, подшучивать над бойцом он не стал.

— «Нормальный» нож — только на войне.

— А вот некоторые без ножа даже в город не ходят.

Прапорщик задумался:

— Нож в городе… Тут вариантов только два: либо вы его берёте для того, чтобы применить, либо это дешевый понт. Например, про себя я знаю, что если возьму нож в руки, то использую по назначению… не раздумывая. Поэтому и не ношу — я садиться в тюрьму не хочу. Вот так-то…

— Товарищ старший прапорщик, — Кислицын поморщился от налетевшего дымного облака, — а в Афганистане Вы тоже в спецназе служили?

— Нет, — Сергей отрицательно качнул головой, — в пехоте.

— «Пехоте кровь, десанту слава», — продекламировал Алексей, — я тоже в пехоте малость попахал. Тарщ прапорщик, а откуда Вы тогда тактику спецназа так хорошо знаете? Получше иного группера…

— Может и не лучше, — не стал слишком отпираться от сказанного комплимента Ефимов, — тактика спецназа… — казалось, он на мгновение задумался, — не так уж она сильно и отличается от той, что изучал я. Вот система подготовки: программа обучения, методика, другие — это да, отбор личного состава — да, задачи и способы выполнения тоже. А в остальном, походно-боевой порядок, он и Африке походно-боевой порядок, скрытное и бесшумное передвижение тоже, наблюдатели и способы разведки — почти один к одному. Оружие — какое бы оно специальное не было, принцип стрельбы и прицеливания всё тот же. Инженерку я, слава богу, тоже изучал. Здесь, конечно, она малость поразнообразнее, но пока мне это не требуется, достаточно того, что я знаю. Ориентирование для меня не проблема ещё со школы, артуху я в своей жизни уже наводил, в засадах сидел, наступал-отступал. Вот чему мне действительно пришлось учиться — это специфике работы в Чечне. В принципе в теории основные азы я усвоил — поговорил с умными людьми и усвоил. Тут уж как говорится «слышащий да услышит». Одним словом, опыт и голова, голова и опыт. А что бы голова работала…

— Будем бегать, бегать и бегать, — вклинился в их разговор Лебедев.

— Правильно, Лебедев, главное — определить цель. А цель мы определили. Какую понял?

— Понял, — со вздохом сознался рядовой Лебедев. — «Главное, что бы работала голова».

— Мо-ло-дец, — старший прапорщик позволил себе улыбку и беседа продолжилась.

….Никогда не выпускайте из рук оружия, падая, держите автомат стволом вверх. — И часом спустя Сергей всё ещё наставлял своих новоявленных подчинённых: — Оружие- ваша жизнь и жизнь ваших товарищей.

И чуть позже:

…Страх нужно преодолеть. Кто думает, что, спрятавшись, он будет в большей безопасности, тот ошибается: без вашей поддержки убьют ваших друзей, а убив их, придут и убьют вас.

Команда покинуть дневку поступила только ближе к полуночи…

А на следующий день ночных занятий не было и после ужина почти весь командирский состав собрался в комнате для офицеров.

…-Стояла слякотная промозглая погода. С неба грязными ошмётками падал мокрый снег. В такую погоду по лесу бродят только сумасшедшие и военные, хотя, пожалуй, насчёт сумасшедших я погорячился, — сидя на пружинах жалобно скрипевшей кровати заместитель командира батальона по боевой подготовке майор Пташек рассказывал одну из своих бесконечных историй. — Итак, стояла слякотная погода. Группа военнослужащих под командой командира роты, двигаясь растянувшейся цепью, приблизилась к железнодорожной насыпи. Я шёл впереди… — в этот момент дверь распахнулась и в помещение вошёл комбат.

— Товарищи офицеры! — скомандовал Пташек и остался сидеть на месте, остальные подскочили.

— Сидите, сидите! — Трясунов улыбался. — А я думал, Вы тут офицерским троеборьем занимаетесь.

Лыков скорчил такую удивленную рожу, что улыбка комбата стала ещё шире:

— Не знаешь, что такое офицерское троеборье? Да, отстал ты от жизни, отстал. А ты, Простов, знаешь?

— Так точно!

— Ну-ка, ну-ка, — подбодрил его комбат, по-прежнему улыбаясь.

— Офицерское троеборье включает: — совершенно серьезно начал излагать вставший по стойке смирно командир второй группы второй роты, — стакан переворотом, выход силой из-за стола и ориентирование на местности после двух выпитых литров.

— Знает, — Трясунов улыбнулся, — хорошо, садись. Иваныч, — обратился он к своему заместителю. — Ты мне нужен, — сказал комбат и пошёл на выход. Пташек пожал плечами и отравился за ним следом. А история так и осталась недосказанной…

На завершающем боевое слаживание тактико-специальном учении комендантский взвод играл за противника.

…-Выйдете в этот квадрат, — майор Пташек повёл карандашом по карте, — в районе ручья произведёте забазирование. Обозначите днёвки, разведёте костёр. Ваша задача не в том, что бы вас не нашли, а в том, что бы найдя, группы правильно организовали налёт.

— Я понял, — Ефимов понимающе кивнул, — костёр будет, но в остальном всё как в реальном бою.

— А я и не говорил, что они обязательно должны побеждать. Даже наверное лучше, если проиграют. По-крайней мере это заставит задуматься некоторых из наиболее ретивых командиров.

— А кто станет определять победителей? — уточнил Ефимов, хотя уже частично догадывался какой будет ответ.

— В поиск вместе с группами пойдут посредники, они и будут делать выводы сколь успешными или не успешными были их действия. К тому же и ты тоже составишь отчёт, — майор Борисов улыбнулся, — получится как бы взгляд с другой стороны.

Ефимов снова кивнул.

— Начало движения завтра в шесть часов утра. У вас четыре часа форы. Так что времени выбрать подходящее местечко для базы вполне достаточно, — замкомбата задумчиво уставился в одну точку, словно что-то припоминая, затем, смирившись с упущенной мыслью, быстро сложил лежавшую на столе карту и запихнул её в офицерскую сумку. С постановкой задач было покончено. Ефимов молча козырнул, вышел из комнаты, носившей гордое название штаб батальона и быстрой походкой направился к помещению столовой. Ему ещё предстояло найти начальника столовой — он же командир ВМО и забрать у него предназначенные для взвода сухие пайки.

— Алексей, — увидев прохаживающегося у дверей казармы Кислицына, Сергей махнул ему рукой, — бери одного бойца и дуй сюда.

Для переноски трёх коробок с пайками большего и не требовалось.

— Есть, — донеслось Кислицынское и Ефимов зашагал дальше.

Место, которое выбрал Сергей, по всем признакам подходило для организации долговременной базы как нельзя лучше. Небольшой взгорок, изрытый непонятными ямами, окруженный поваленными деревьями, создававшими естественную маскировку, с текущим у подножия ручьём, оказался для этого идеальным. Выставив охранение, ориентированное по сторонам света, так что бы просматривались все подходы, Ефимов приказал разжечь костёр и сел завтракать. Впрочем, костёр был из сухих веток и давал много тепла при минимальном количестве дыма (Сергей не собирался облегчать жизнь ведущим поиск разведчикам).

До появления первых групп по расчетам Ефимова оставалось ещё часа три. Весёлое потрескивание веток, жар, исходящий от раскалённых углей, ленивая неспешность ожидания как нельзя лучше способствовали задушевной беседе. Начавшись с достоинств и недостатков выданного им пайка, разговор как бы сам собой скатился на вопрос о выживании в экстремальных условиях, а точнее об «экзотических» продуктах питания.

— В принципе, — говорил Ефимов, откладывая в сторону пустую банку из-под тушёнки, — вы должны быть готовы съесть всё, что угодно, но это не значит, что нужно тут же бросаться есть собак, гусениц. И не обязательно чересчур уж сильно себя на это настраивать. Поверьте мне, когда человек голодает действительно долго, он уже готов съесть всё, что угодно. Меняется порог его восприимчивости, он начинает по-другому даже думать. И основная задача состоит не в том, чтобы заставить себя съесть что- либо ранее казавшееся противным, а найти это противное, ставшее съестным.

— Товарищ старший прапорщик, — обратился к нему один из бойцов комендантского взвода, — сколько дней Вам самое большее приходилось не есть?

Ефимов усмехнулся:

— Немного, трое суток, — кто-то присвистнул.

— В Афгане?

— Не совсем, — усмешка Ефимова стала шире. — Там вообще всё получилось оригинально. — Сергей задумчиво поводил по снегу только что вытащенным из костра прутиком и начал рассказывать:

Родина встречала своих героев. Кумачовые флаги развевались на февральском ветру, приветствуя возвращающихся интернационалистов.

Прапорщик Ефимов должен был выводиться из Афганистана, сидя на броне БРМки, и по этому случаю нацепил на карман бушлата орден «Красной звезды». Но вопреки ожиданиям в последний момент был назначен старшим машины и пересажен на бортовой «Урал». Так что все его мучения, связанные со сверлением дырки в твердой ткани пошли прахом. Впрочем, это нисколько не убавило радостного настроения. В душе царила лёгкость, подобная же легкость ощущалась и в желудке. Сборы были быстрыми: ночью, поднятые по тревоге, (вывод планировался двумя днями позже), собирались в спешке. В суете никто и не подумал озаботиться завтраком. Да и из продуктов с собой ничего не взяли. А зачем, если Родина встретит и накормит сытным, праздничным обедом?! Увы и ах, ожиданиям было не суждено сбыться. После пересечения государственной границы вместо подготовленных военных городков колонну направили в «отстойник» — небольшую окружённую валом площадку посреди пустоши. Естественно, что ни о каком питании не шло и речи. Напряжёнка получилась даже с водой. Уже поздней ночью батальонные разведчики невесть каким образом раздобыли пару буханок хлеба и по-братски поделились с «товарищем прапорщиком». Сто пятьдесят «блокадных грамм» пришлись как нельзя кстати. Но настроение продолжало катиться вниз. В надежде на сытное утро Ефимов поудобнее угнездился на сидушке в кабине «Урала» и под чавканье доедающего свою пайку водителя уснул.

Утро оказалось не более радостным, чем вечер. Вышедший «освежиться» Ефимов окинул молодецким взглядом периметр отстойника. Чувствовалось, что всю ночь в колонне кипела работа: вокруг в изобилии были разбросаны впопыхах забытые в чревах боевых машин боеприпасы. Чего тут только не было: от АКашных 5,45 миллиметровых патронов до миномётных мин и танковых снарядов! Прапорщик некоторое время постоял, глядя на расстилающуюся за бруствером бесплодную пустыню, тяжело вздохнул, и со словами:- «Вот она, Родина, мать твоя!»- вернулся в сутолоку просыпающейся колонны.

— Товарищ прапорщик! — запыхавшийся Стёпшин, боец батальонного разведывательного взвода, вынырнул из-за корпуса МТ-ЛБешки, — Вас к заместителю командира полка.

— Понял, — лениво процедил прапорщик и неторопливо зашагал вслед за убежавшим посыльным. Всю дорогу Ефимов гадал, зачем он мог понадобиться вездесущему подполковнику Михееву. Но так и не пришёл к приемлемому решению. И действительно, зачем? Разноса он не ждал. Их пути пару раз пересекались в боевой обстановке, и замкомандира относился к Ефимову поистине с отеческой добротой и подлинным уважением. Тем более было непонятно, зачем он ему понадобился, да ещё в такую рань…

— Товарищ подполковник, прапорщик… — Михеев нетерпеливо махнул рукой, прерывая браво рапортующего Ефимова.

— Колесная техника пойдёт своим ходом, а мы по железке. Берешь БРМку, к ней на прицеп…35 й БТР. И поторопись, через полчаса выезд колонны. Вперёд!

— Есть, — козырнул Ефимов и, развернувшись, двинулся в направлении машин своего батальона.

Через несколько часов техника добралась на станцию.

— Когда-нибудь на эшелон технику грузил? — спросил замкомандира полка спрыгнувшего с брони Ефимова.

— Нет, товарищ полковник. — Теоретически прапорщик знал, как это делается, и мог бы обойтись без подсказок, но врать не собирался.

— Короче, смотришь на броню, делаешь так, так… — подполковник показал руками, как следует командовать водителям въезжающей на платформу техники.

— Понял, — Ефимов встал перед развернувшейся БРМкой и, жестикулируя руками, начал пятиться по платформам железнодорожного эшелона.

Погрузка была закончена, техника закреплена и состав тронулся.

В вагоне, предназначенном для бывших интернационалистов, царил холод. О пище не было и речи. Родина — мать в лице больших-больших командиров-начальников на радостях забыла о такой мелочи как тепло и питание для личного состава.

К вечеру третьих суток эшелон прибыл к конечному пункту. Разгрузка прошла на удивление быстро. Проголодавшиеся воины торопились добраться на базу. К сожалению, у Ефимова появилось подозрение, что там их тоже не ждут.

Уже ночью колонна выбралась к Душанбинским окраинам. Не раздумывая, подполковник решил двигаться через город и, громыхающая траками, завывающая моторами «ниточка» рванула через центр города.

Только въехав на её улицы, Ефимов окончательно осознал, что он дома: со всех сторон, из всех домов, на всех улицах радостно шумели приветствующие их люди. Они размахивали руками, бросали непонятно откуда взятые посреди февральской ночи цветы, просто приветливо улыбались. Ощущение дома, счастья, переполняли ликующую душу боевого прапора.

Они уже проехали большую часть города, когда крепкий глаз Ефимова выделил из толпы двух спешивших к дороге молодых таджиков. В руках они держали большой картонный ящик. Ехавший впереди БТР, несмотря на красноречивые жесты бегущих, не стал сбавлять скорости и гордо прокатил мимо.

— Стой, — скомандовал Ефимов и водитель БРМки, привыкший выполнять его приказы, вдавил педаль тормоза. Тянувшаяся на тросу семидесятка едва не въехала в зад боевой машины, но вожделенный ящик уже приземлился на броню, и БРМка покатила дальше.

— Спасибо! — ещё не зная за что, поблагодарил прапорщик, и приветливо помахал рукой. А два радостно улыбающихся парня уже скрывались за поворотом дороги. В этот момент встречный ветерок принёс запах съестного. Боясь спугнуть удачу, Ефимов осторожно приподнял один край коробки, и его ноздрей коснулся умопомрачительный запах жареной курятины. Он раскрыл коробку и не разочаровался — она была доверху набита вкуснятиной. Цыплята табака чередовались с пирожками, а пирожки с цыплятами…

— Вот тогда мы оторвались, — Ефимов улыбался своим воспоминаниям. — Я помню это так, как будто всё было только вчера. Но дело не в еде, не в этих пирожках и курицах. Дело в другом. Прошло уже сколько лет, а я до сих чувствую радость и гордость, что наполняла меня в ту далекую февральскую ночь. В тот момент мы и те парни, да и наверное все жители Душанбе чувствовали себя единым народом! — Он с сожалением вздохнул, словно досадуя о невозможности что-либо вернуть, и продолжил: — А если говорить о еде, то в принципе человек может обходиться без пищи до двух месяцев. Но только при условии наличия воды. Так что не спешите есть собак и кошек, нужда заставит — съедите. Изучайте лучше флору и фауну районов предстоящего забазирования. Способы бесшумной ловли птиц и животных.

— Да мы изучали, — Кислицын палочкой закатил высыпавшийся из кострища и зашипевший на мокрой от стаявшего снега земле уголёк.

Сергей хотел добавить что-то ещё, но затем взглянул на часы и улыбнулся:

— Всё, заканчиваем болтать. С этого момента отдыхающие отдыхают, охранение бдит. Костёр жжем, но лясы не точим. Одним словом, война…

Первая группа появилась к пятнадцати часам. Когда её заметили наблюдатели Ефимова, она как раз начала пересекать ручей. Шла неспешно, настороженно. Головной дозор — на удалении ста пятидесяти метров от ядра, мелькающего белыми маскхалатами на фоне тёмных стволов деревьев. Сергей мысленно прикинул расстояние: по всему получалось, что от головняка его отделяет не больше четырёхсот метров. Открыть огонь можно, но его эффективность оказалась бы низкой. К тому же в задачу комендантского взвода это не входило, скорее цель была противоположной: скрывать своё присутствие. Пока он так размышлял, группа, (а это, похоже, двигалась группа старшего лейтенанта Смирнова), благополучно перешла ручей и «параллельным курсом» протопала мимо.

— Чь, командир, — из-за сучковатого бревна выглянуло сосредоточено-серьёзное лицо Кислицына.

«Что там?» — вопросительно вскинув подбородок, Ефимов поднялся и, осторожно ступая, направился в сторону сержанта.

— Прямо на нас, — Алексей вытянул руку. Палец, одетый в белую перчатку, ткнул в северо-западном направлении.

— Понял. Вижу. — Одного быстро брошенного взгляда прапорщику хватило, чтобы заметить среди деревьев бредущую в их направлении группу.

— Прямо на нас, — Кислицын потянулся к предохранителю.

— Разворачивай группу, — Ефимов не дал ему завершить начатое. Сержант кивнул и, оттянувшись в глубь лагеря, подал сигнал к отражению атаки.

Через десяток секунд вся база пришла в движение. Сергей всё ждал, что вот-вот их обнаружат: услышат, как перемещаются по позиции бойцы «противника» или заметят поднимающийся над взгорком дым, но головной дозор пока ещё неизвестной группы как ни в чём не бывало продолжал своё движение вперёд.

— Т-с-с-с, — приложив палец к губам скомандовал прапорщик и тут же ткнул им в предохранитель. Старшие троек его поняли. Сергей ожидал услышать щелчки, но всё было сделано тихо. Удовлетворённо кивнув, он оттянул предохранитель и плавно опустил его вниз. Меж тем группа, (как оказалось, старшего лейтенанта Остапенко) подходила всё ближе. Ефимов всё ждал, что их обнаружат, вот сейчас… вот… но шедший во главе головного дозора рядовой Синцов лишь обвёл взглядом нагромождение поваленных деревьев и, огибая их, повёл группу дальше. Грохнувшая у него из-под ног спаренная очередь двух автоматов оказалась столь неожиданной, что Синцов буквально подлетел и заваливаясь на спину, шлепнулся в снег. Со стороны могло показаться, будто в него и впрямь ударили и отшвырнули в сторону вылетевшие из стволов пули. Головняк был уничтожен в одно мгновение. Загрохотавший на левом фланге пулемёт Никанорова не оставил никаких шансов ядру, жалкие потрёпанные остатки группы попытались оказать вялое сопротивление, но были вынуждены (под давлением посредника) признать своё поражение. Но теперь местоположение «банды» было раскрыто и начался штурм. Именно штурм, налета уже не получалось. Следующей попытала счастье группа старшего лейтенанта Хромова, но тоже неудачно. Капитан Свиридов и лейтенант Простов попытались схитрить. Пока Простов изображал подготовку к началу атаки, Свиридов ударил во фланг, но и их попытка оказалась безрезультатной. Остальные группники тихо матерились в эфире, обдумывая меж собой планы захвата «вражеской базы».

— «Кедр» — «Лесу», «Кедр» — «Лесу», — вызывая командный пункт, настойчиво заработал в эфире радист группы лейтенанта Полесьева.

— «Кедр» на приёме, — Сергей, конечно, мог ошибиться, но он был уверен, что это голос самого комбата.

— «Кедр» — по координатам Х… У… обнаружена база противника, — Сергей невольно взглянул на карту: вне сомнений координаты были правильными, — прошу артиллерийской поддержки.

На том конце связи повисло кратковременное молчание, затем в наушниках раздался усталый голос командира отряда:

— База уничтожена. — Услышав это, Сергей не слишком удивился. Когда Полесьев начал запрашивать центр, Ефимов уже понял, что тот собирается делать. А догадавшись, вынужденно признал, что укрыться ему и его подчинённым негде. Так что вполне спокойно воспринял своё поражение и слегка порадовался за командира 2 группы: растёт лейтенант, растёт…

— Всем выдвигаться в район первого КПП. Как поняли? Приём. — Эту команду передавал уже дежурный радист. Ефимов мысленно представил, как комбат, послушав радиста, передающего отданную команду, встал из-за стола и, неторопливо выйдя из помещения ЦБУ, направился к своему кабинету. Сергей и подполковник были одногодками, но в Трясунове уже ощущалась какая-то потаённая, глубинная усталость, заставляющая его чувствовать себя гораздо старше своего возраста. И на его лице почти постоянно читалась непонятная грусть. Возможно, это был весенний авитаминоз, а возможно, бремя ответственности за чужие судьбы и жизни почему-то именно в этот год стало для него непереносимым?!

Ученья закончились, сразу же после них сержант Кислицын вернулся в разведгруппу, всё-таки оставить родного брата в одиночестве он не смог.

Медкомиссия в госпитале больше всего напоминала Ефимову цирк с иллюзионистом, когда все понимают, что их дурят, но только хлопают в ладоши и улыбаются. Так и здесь. Врачи, проверяющие здоровье уезжающих в командировку, разве что не хватались за голову: по их меркам половину пришедших на медосмотр офицеров и прапорщиков не только отправлять в специальную командировку, но и отпускать из госпиталя без углубленного обследования было нельзя. И дело было не только в замполите капитане Бурмистрове, у которого вместо правой руки оказался хорошо изготовленный протез. Почти у каждого второго пришедшего на медосмотр находили какую-нибудь болячку. Конечно, больше всех отличился майор Пташек со своим подскочившим до ста восьмидесяти давлением. А дальше все шли ровно: старший лейтенант Водопьянов кроме легкой хромоты ещё и не дослышал на левое ухо, у лейтенанта Простова обнаружилось варикозное расширение вен, у Полесьева наблюдалась аритмия сердца и далее, далее, далее, далее…

— Они же здесь все больные и израненные, — выйдя в коридор, в сердцах высказалась только что осмотревшая очередного пациента заведующая отделением.

— Спортсменов здоровых не бывает! — гордо ответствовал только что отказавшийся от госпитализации майор Пташек, в прошлом мастер спорта по боксу и камеэс чуть ли не по пяти видам единоборств.

Врач вздохнула и, ничего не ответив, пошла дальше. А медкомиссия продолжала свою работу. Пожалуй, меньше всех волновался старший прапорщик Ефимов. Свои старые медицинские книжки он запрятал, а углубленное обследование здесь и сейчас, естественно, проводить никто не собирался. На вопрос: «Здоров?» он уверенно отвечал здоров и, получив заветную запись в медкнижку, шёл дальше. Единственное, чего он слегка опасался, так это встречи с терапевтом, и потому, посоветовавшись с отрядным медиком, «залудил» парочку таблеток, понижающих кровяное давление. Впрочем, после озвучивания врачами диагноза майора Пташека вопрос о давлении Сергея отпал сам собой. Именно поэтому старший прапорщик был абсолютно уверен, что вердикт будет однозначен: «Годен».

— Раздевайтесь, — забрав у Ефимова медкнижку, привычно скомандовала сидевшая за столом женщина средних лет врач — терапевт. Кроме неё в комнате были ещё две женщины: одна приблизительно тех же лет, что и сидевшая за столом и тоже, судя по всему, врач, и вторая, совсем молоденькая медсестричка. Сергей быстро расстегнул пуговицы, скинул хебешку, быстрым движением стянул через голову тельняшку и держа одежду в руке, выпрямился.

— Ой, а это, наверное, бандитская пуля! — увидев на груди Ефимова небольшой шрам, медсестра попыталась пошутить, но осёклась под гневным взглядом стоявшей рядом с ней врачихи.

— Пуля, пуля, — спокойно согласился Сергей, и медсестра, виновато потупив глаза, отступила в сторону.

— На что жалуетесь? — спросила та, что сидела за столом.

— Здоров, — вместо ответа на вопрос сообщил он.

— Давление?

— Нормальное. — Ефимов почти не лгал, он не считал свое слегка повышенное давление чем-то уж слишком отличным от нормы.

— Мерить будем? — поинтересовалась пишущая у той, что стояла напротив прапорщика.

— Смысл? — ответ вопросом на вопрос прозвучал как-то по мужски и, продолжая свою мысль, она пояснила: — Что бы мы тут не написали, они всё равно поедут.

— Да, — покорно согласилась пишущая, выводя слово «здоров», — нехватка кадров… — это прозвучало уж совсем горько и, протянув медкнижку тут же запрятавшему её в карман Сергею, она тяжело вздохнула.

Медкомиссия закончила свою работу, все прапорщики и офицеры, включая майора Пташека, были признаны годными к спецкомандировке.

Последние дни пребывания в пункте постоянной дислокации преподнесли Сергею очередной сюрприз.

— На должности командира комендантского взвода должен быть офицер, — за неделю до отъезда вызвав Ефимова к себе пояснял подполковник Трясунов. — Могу предложить тебе только должность старшины роты связи.

— А у меня есть выбор? — понимая, что отступать некуда, Сергей всё же позволил себе задать комбату вопрос.

Тот улыбнулся и молча развёл руками. Ефимов не протестовал. В достаточной мере пообщавшись с уже ездившими в командировку офицерами, он понимал, что вырваться на боевое задание у старшины роты связи, где кроме него есть ещё и командир роты и командиры взводов, возможностей будет гораздо больше, чем у командира практически отдельного ото всех других подразделений комендантского взвода.

— Я согласен, — Сергей даже не знал, радоваться ему или огорчаться. Во всяком случае, он мысленно, словно заклинание, повторял про себя одну и ту же фразу: «Мне бы только туда попасть, мне бы только туда попасть»…

— В таком случае, иди к капитану Воробьёву. Имущество принимать не надо, штатный старшина остаётся на месте, он за него и отчитается. Собственно, твоя работа начнётся по приезду в отряд. А пока можешь обживаться в коллективе. — Короткая пауза и: — Можешь идти.

— Есть, — Сергей коротко козырнул и вышел.

В среде разведчиков к ходившим в группе радистам относились с легким пренебрежением: «Мол, вы кто? Свизюки!!! Вам во время боя только по канавам ныкаться и связь качать, а мы бой ведём, противника уничтожаем, значит, нам почёт и слава, а уж вам что останется».

Так или примерно так рассуждала добрая половина спецназовцев. А то, что противник в первую очередь спешит уничтожить именно радистов, что тащат они зачастую столько же, сколько и пулемётчики, да и соображать должны не хуже группников, над этим как-то никто задумывается.

Именно это Ефимов пытался растолковать своим радистам, в очередной раз обсуждавшим такую животрепещущую тему как «кто круче».

— …может так случиться, что у командира не будет возможности одновременно руководить боем и осуществлять связь с отрядом, — старшина обвел взглядом своих подчинённых, — кто тогда сообщит координаты? Данные о противнике? Кто, если на то пошло, в случае если командир будет тяжело ранен, — Ефимов нарочно не сказал убит, — осуществит связь с прилетевшими на помощь вертушками? Выберет посадочную площадку? Наконец, вызовет и скорректирует огонь артиллерии? Замкомгруппы? А если тот далеко? А если он такой же, как вы, срочник или его тоже ранили? — прапорщик не ждал ответов. — Вы! Потому что вы ближе всего к средствам связи, вы рядом с командиром, а следовательно, лучше других владеете обстановкой. Но запомните: пока командир с вами, не спешите засорять эфир без его команды. Дурак с микрофоном да ещё с инициативой на войне — это не самый лучший вариант. Следовательно, сперва думайте, а потом делайте.

— Товарищ старший прапорщик, координаты мы снять можем, а вот наводить артиллерию нас пока не учили, — сообщил сержант Чудин.

— Научим, если хотите, не хотите — заставим, — без тени улыбки заверил его Ефимов, и уже слегка улыбнувшись, — и артуху как наводить расскажу и какую площадку для вертолётов выбирать тоже, да и так кое — что по мелочам. Разведчик должен знать многое, а вы еще больше. Всё, что знает командир группы, должны изучить и вы.

— Товарищ прапорщик, но мы же всё время на занятиях, да и до конца слаживания осталось всего ничего.

— Вы думаете, что на это нужно так много времени? Тут главное понять суть, а всё остальное придёт само. Ясно?

— Так точно, — ответил все тот же Чудин.

— Тогда разойдись! Сегодня же после ужина в класс. И никаких возражений, — в зашевелившейся толпе послышалось недовольное бурчание, но Ефимов не обратил на это никакого внимания.

С этого дня Сергей начал проводить с радистами добровольно-принудительные занятия.

Крайний строевой смотр проводил приехавший из округа генерал-лейтенант Шумилин. Не поленившись, он неторопливо шёл вдоль строя, сопровождаемый целой свитой из полковников и подполковников.

— Командир первой группы первой роты лейтенант Копылов. Жалоб и заявлений не имею, — бодрый рапорт генералу понравился, он благосклонно кивнул и пошёл дальше.

— Командир второй группы первой роты лейтенант Полесьев. Жалоб и… — молодец, читалось в глазах генерала Шумилина.

— Командир третьей группы первой роты старший лейтенант Хромов. Жа… — генерал кивал и шёл дальше.

— Командир четвёртой группы…..капитан Стёпшин…

Затем наступила очередь командиров групп второй роты.

— Командир… капитан Свиридов…

— Ко… — лейтенант Простов…

— Командир третьей группы второй роты лейтенант Лыков…

— Командир четвертой… старший лейтенант Остапенко.

Шумилин остался доволен бравым видом представлявшихся офицеров и перешёл к прапорщикам. Их было меньше и долго он на них не задержался. Казалось, смотр можно было бы и заканчивать, но сегодня генерал решил не ограничиваться командным составом и пошёл дальше. Выслушав командиров отделений, он приступил к опросу рядового состава.

— Разведчик-пулемётчик первого отделения второй группы первой роты рядовой Авдеев. Жалоб и заявлений не имею, — похоже, сегодня решительно никто не хотел жаловаться.

— Разведчик-снайпер первого отделения….. рядовой Кудинов.

— Разведчик-пулемётчик первого… рядовой Тушин…

— Разведчик-автоматчик младший сержант Тришин.

— Старший разведчик второго отделения второй группы первой роты младший сержант Жарков. Жалоб и заявлений не имею, — и следом целый хор голосов, заканчивающихся одним и тем же «жалоб и заявлений не имею». И так вдоль всего строя, до последнего солдата. Наконец смотр закончен, тожественным маршем подразделения уходили с плаца. Окружные гости, глядя вслед замыкающему подразделению, медленно покидали трибуну. Боевое слаживание закончено. Пути проверяющих и проверяемых расходятся — генерал-лейтенант со своей свитой сегодня же улетает в штаб округа, а подразделения отряда вскоре загрузятся в вагоны и отправятся на войну. У каждого своя судьба и у каждого бывает своё время испытаний. Генерал-лейтенант Шумилин свои «огненные вёрсты» прошёл в 1981 году пехотным лейтенантом в Афганистане.

Перед самой отправкой Ефимова на два дня отпустили домой. Что эти два выходных в свете предстоящей разлуки? Единый миг, наполненный тёрпкой горечью расставания. Даже теперь, уже уезжая, он не мог рассказать детям всей правды, как не мог, не смел рассказать её и своим престарелым родителям.

— У нас намечаются «глобальные» учения, — вечером сидя за почти торжественно накрытым столом вполне жизнерадостно объявил он. Сидевшие тут же дети недоумённо переглянулись, а он продолжил: — Идти они будут месяца полтора. Так что какое-то время приезжать не смогу.

Неизвестно, что творилось в душе у ребятишек, а у Сергея к горлу подступил комок. Он почувствовал, что ещё одно слово и на его глазах навернутся слезы. Что бы хоть как-то отвлечься и вместе с тем что бы дети не заметили его состояния, Ефимов наклонился и занялся поглощением своего любимого, но сейчас никак не лезшего в горло салата оливье…

Глубокой ночью, когда ребятишки уже давно спали, Сергей и его супруга лежали тесно прижавшись к друг другу и всё никак не могли уснуть.

— Что мне сказать детям, когда пройдут эти полтора месяца? — Олеся нежно коснулась рукой его слегка поросшей щетиной щеки.

— Не знаю, — Сергей неопределённо вздёрнул плечи вверх. — Объясни всё так, как посчитаешь нужным.

— Тогда я скажу им правду. — Олеся тяжело вздохнула и поцеловала его в щеку. — Не лезь никуда, пожалуйста! Не лезь, ладно?!

— Олесенька, я еду старшиной роты связи. А старшины у нас на боевые задания не ходят. Так что я у тебя теперь самый мирный военный на всей планете. Буду ниже травы, тише воды, — говоря про старшин, Сергей нисколько не лукавил. То, что их (старшин рот) уже вторую командировку не пускают на боевые задания, было правдой, только правдой это была не в его случае, он-то сидеть на попе ровно не собирался.

Жена хмыкнула:

— Ты сам-то себе веришь? — с затаённой грустью улыбнулась супруга.

Он не стал ни опровергать её слов, ни соглашаться с её выводами, а лишь неопределённо пожал плечами. Она снова вздохнула и, уткнувшись в его плечо, расплакалась…

Через четыре дня он уже почти привычно ехал на войну. Колеса вагонов мерно постукивали на стыках рельсов, голова лежавшего на нижней полке командира роты связи Григория Михайловича Воробьёва в такт движению покачивалась, а может это только так казалось читавшему книгу и одновременно вполглаза поглядывающему на него Ефимову. Ротный сдвинулся к края полки и Сергей опасался, что тот упадёт на пол.

— Старый, — в приоткрытую дверь купе заглянул лейтенант Простов, (вторая рота ехала в соседнем вагоне), — у тебя бабок с собой много?

Ефимов оторвался от книги и отрицательно покачал головой.

— Вот блин, — сокрушённо выругался Евгений, — придётся теперь со всех бойцов собирать.

— Что случилось? — праздно поинтересовался Сергей и отложил книгу в сторону.

— Да бойцы идиоты. Зацепились там с одними. Вот… те-то претензий больше не имеют, — капитан усмехнулся, — в рог получили и смылись, а вот зеркало в потасовке разбили, да и так кое-что по мелочам. Проводница потребовала компенсацию, а бабок как назло ни у кого нет.

— Да жмутся они, — Ефимов ни сколько не сомневался, что бузотеры просто не желают платить из своего кармана. Сам же Сергей действительно взял с собой лишь пару сотен, командование обещало выплатить им энную сумму сразу по прибытии в ПВД. — Скажи, что вычтешь из получаемых денег вдвойне и они сразу же всё найдут.

— Попробую, — Простов согласился с предложением Ефимова, но при этом на его лице явственно отразилось сомнение. Он мгновение стоял у открытой двери, затем отпрянул и зачем-то закрыв её, потопал по коридору, словно нарочно печатая шаги.

Днём выяснилось, что все проблемы с проводницей утрясены, претензий нет и все друг другом довольны. Непонятно, каким образом бойцы «уболтали» её, но факт остался фактом: вчерашнее недовольство сменилось бескрайней доброжелательностью.

— Заразы, — высказался по этому поводу вновь пришедший в купе связистов Простов, впрочем прозвучало это совершенно беззлобно.

Оставшееся до промежуточной станции время ехали, лениво перебрасываясь ничего не значащими фразами. Затем была высадка из вагонов, ожидание электрички, недолгий переезд до Моздока и на бронированных «Уралах» до пункта временной дислокации отряда. Всё как всегда, всё как обычно, как каждая весенняя и осенняя замена.