Вадима вывел из забытья шорох и постороннее присутствие, создавшее явный дискомфорт. Рефлекторная настороженность сработала и во сне. Через полуприкрытые веки он окинул взглядом комнату и разглядел приоткрытую дверь и Надежду в вишневом халате до пят, осторожно заглядывающую в номер.

– Заходи, я уже не сплю, – позвал ее Вадим и глянул на светящийся экран электронных часов. Они показывали начало третьего ночи.

В предыдущую ночь, добравшись до кровати, Вадим будто провалился в тяжелое небытие, пытаясь восстановиться после двух бессонных ночей. Правда, выспаться всласть не пришлось.

В шесть утра он уже гнал в горы на тайную встречу с герильерос, которую организовал ему Хервасио Арриан. Сам амнистированный марксист ни сном ни духом не ведал об участии его подчиненного Хосе Диоса в гибели Осколовых и о пресловутых «Бригадах свободы». В общем-то, и поездка к повстанцам не принесла ничего интересного. Никто из них не знал, каким боком влез в это дело их товарищ.

День мог бы пройти даром, если бы на обратном пути Вадим не разговорился с водителем-охранником, предоставленным ему для поездки Хервасио в комплекте с джипом «Чероки». Парня звали Алонзо, состоял он на службе у старшего Арриана и еще недавно был в непосредственном подчинении у Франца Таузара. Разболтав простодушного секьюрити, Вадим выпытал у него кое-какие интересные подробности. Время было позднее, к полуночи, к тому же усталость давала себя знать, поэтому Вадим оставил беседу с Алонзо на утро, приказав парню к девяти заехать за ним.

Надежда тоже ранним утром, без завтрака, лишь выпив чашку кофе, уехала в департамент Руэнтоса поднимать целину дела Осколовых, до которого они толком пока так и не добрались. За кофе уточнили планы и разъехались. Вадим вернулся уже далеко за полночь прямо в посольство, думая, что Надежда там. Однако ее еще не было. Он попытался дозвониться через коммутатор конторы Руэнтоса, телефонист в департаменте запросил для связи какой-то код, которого Вадим не знал. Рассудив, что утро вечера мудренее, он принял душ и улегся спать.

Однако если гора не идет к Магомету, то Магомет… не дает горе выспаться. Вадим окончательно скинул с себя сон, влез в шорты и рубашку. Пока он приводил себя в порядок, Надежда достала из бара фужер, открыла холодильник и налила себе минералку. Она уютно устроилась в кресле у журнального столика, а Вадим присел рядом на диван.

– У меня сегодня был загруженный, но какой-то бестолковый день, – устало доложила Надежда. – Руэнтос выделил в мое распоряжение целый отдел оперативников. Ребята хорошие, чувствуются профессионализм и опыт работы. Правда, сложилось такое впечатление, что раньше по делу Осколовых департамент работал спустя рукава. Вероятно, они были загружены другими делами. Полковник дал парням серьезную накачку, приказал использовать все силы и средства, ему подчиненные, а при острой необходимости – армию и Национальную гвардию. От такого карт-бланша я почувствовала себя в некотором роде Наполеоном, хотя радоваться особенно нечему. Половину дня мы посвятили отработке версий. Ничего нового не надумали. Начинаем опять от печки – с семьи Хосе Диоса. Завтра утром их доставят для беседы. Потом работали с информаторами, трясли криминальный элемент. Однако никаких сдвигов в деле не наметилось. Нет ни малейшей зацепки…

– А как обстоят дела с нашими крестниками – Идальго, «Красным легионом»?

– Не знаю, не вникала. Руэнтос весь в хлопотах. У ворот конторы стоят вереницы чиновничьих машин. Без сомнения, каждый хочет показать участие в разгроме террористов и получить свой пряник. Мне это очень знакомо. Правда, полковник ругается и всех отшивает. А еще слышала, что в ближайшие дни департамент изволит посетить лично Президент страны. Похоже, Руэнтос людей мне выделил и предоставил неограниченную свободу в действиях для того, чтобы я ему не мешала. На острове, видимо, срезали только верхушку, и он сейчас активно выкорчевывает остатки, а заодно фильтрует криминальный элемент Сьерра-Марино. Весь плац департамента забит арестованными, и буквально каждый час подвозят еще партии. Лежат бедняги на асфальте штабелями.

Он слушал ее не очень внимательно. Нового и интересного в информации по делу Осколовых действительно пока ничего не было, а разборки с террористами его уже не очень волновали. Вадим больше наблюдал за мимикой, жестами Надежды, ее увлеченно-деловым тоном. Мелькнула странная мысль, что он, несмотря на несколько дней, проведенных вместе, так и не рассмотрел ее внимательно. И сейчас, при неярком свете ночника, изучая черты, видел и воспринимал ее совершенно иной – не жесткой холодной леди, не грозным и деловым следователем прокуратуры, а просто женщиной – немного уставшей, чуть расслабленной и странно, но какой-то домашней.

Вслушиваясь в негромкий и мягкий голос, Вадим прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Надежда коснулась его руки, лежащей на подлокотнике дивана.

– Что с тобой? Устал? Тебе плохо? – тревожно спросила она.

– Нет, мне очень хорошо и спокойно, – ответил он и поменял положение рук, накрыв своей широкой ладонью узкую ручку.

Надежда непроизвольно попыталась отдернуть ее, но замерла. Вадим неожиданно почувствовал напряжение, сковавшее тело женщины. Открыв глаза, он увидел, что ее лицо словно бы окаменело, и буквально ощутил внутреннее сопротивление, не позволяющее ей перешагнуть какой-то непонятный рефлекторный барьер. Преграда стояла между ними, как глухая стена, не давая вторгнуться во что-то запретное, личное. Вадим понял, причем на уровне глубокого и скрытого чувства, подсознания, что это не обычное кокетство, не отточенная реакция, присущая любой женщине, а что-то большее.

Он снял свою ладонь и освободил ее руку.

– Извини, – после короткой паузы сказал Вадим, поднял взгляд и увидел, что глаза Надежды начали оттаивать. Она, прищурившись, внимательно посмотрела на Вадима.

– Так как же ты все-таки себя чувствуешь? – спокойно, словно ничего не произошло, спросила она.

– Прекрасно, – произнес Вадим. – Только очень хочется спать.

– Тогда не буду вам мешать, Вадим Александрович, – ответила Надежда, в глазах ее засветился непонятный лукавый огонек. – Я уже удаляюсь.

Она встала из кресла. Вадим тоже начал подниматься с дивана. Надежда, неожиданно шагнув к нему, легонько толкнула назад. Вадим опустился на диванные подушки и удивленно посмотрел на женщину. Надежда, не убирая рук с плеч Вадима, на мгновение замерла, и ее глаза подернулись туманом. Внезапно она наклонилась и прильнула к его губам. Он буквально задохнулся, чувствуя, как ее губы жадно и требовательно впиваются в него. Уже не контролируя себя, Вадим начал робко, словно автоматически, а потом все смелее отвечать на ласки.

Он сомкнул руки на спине Надежды и ощутил, как женщина содрогнулась от этого прикосновения. Она опустилась на диван и прижалась к Вадиму. Глухой, едва слышимый стон ударил в его уши гонгом, окончательно повергнув в смятение. Пальцы пробежали по ткани халата, ощущая под ним уже послушное его рукам тело. Ладонь Надежды осторожно раздвинула воротник рубашки и легла на грудь. Она никак не могла оторваться от Вадима, терзая его губы, и он отвечал ей тем же. Его руки, лаская, скользили по шее, талии, спускались ниже, гладили бока. Вот они поднялись вверх и дотронулись до бугорков, затянутых халатом. Помогая ему, Надежда немного подняла торс, повела плечами, и груди мягко скользнули в его ладони.

Вадим осторожно раздвинул ткань и коснулся пальцами нежной, чуть влажной кожи. От этого прикосновения ее тело задрожало, и она на секунду затихла. Потом оторвалась от его губ, не открывая глаз, закинула голову назад и позволила снять с плеч халат. Его буквально кинуло вперед, и он нежно приник губами к твердому комочку, немедленно отозвавшемуся на ласку. Надежда опять негромко застонала и повела головой из стороны в сторону.

Лаская покорную грудь губами, Вадим обнимал женщину и гладил шелковистую кожу. Его руки становились все смелее и смелее и не встречали сопротивления. Надежда взяла ладонями его голову, оторвала от себя, подняла и снова впилась губами в его губы. Блуждающие пальцы Вадима наткнулись на твердый узел пояса халата, попытались распутать, но он не поддался. Надежда внезапно всхлипнула и замерла, отстранившись от него, мгновение помедлила и тяжело вздохнула.

Он тоже тревожно застыл. Что означал этот вздох – наконец-то пришедший в себя рассудок женщины или что-то иное? Вадим так до конца и не верил в происходящее и думал о том, что этот сон, это великолепное безумие может прекратиться, прерваться в любой миг.

Надежда чуть отстранилась и открыла глаза. Их взгляды встретились. Она приложила палец к губам, словно призывая к тишине, и встала с дивана. Вадим лежал без движения, готовый к любому исходу. Надежда, не накидывая халат на плечи, прошла к двери и скрипнула защелкой, закрывая ее. Потом повернулась и, потянув за конец, легко развязала пояс. Халат соскользнул на пол, открывая ее прекрасное нагое тело. У Вадима перехватило дыхание.

Надежда, мягко ступая, приблизилась к нему и протянула руки. Он, все еще не веря в происходящее, поднял свои и коснулся кончиков ее задрожавших пальцев. Сон продолжался…

– Странно… Как это все странно, – задумчиво сказала она, вглядываясь в его лицо. Надежда лежала, тесно прижавшись к нему.

– Что именно? – рассеянно спросил Вадим.

– Все. То, что я здесь, то, что есть ты. То, что произошло и еще может произойти. Мне трудно во все это поверить.

Вадим промолчал и только крепче прижал к себе Надежду.

– Странно, – повторила она. – Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь.

Он смотрел в ее глаза и не знал, что сейчас можно сказать, о чем вообще можно говорить. Надежда чуть приподнялась на локте и лукаво прищурилась.

– Так тебе нечего сказать мне? Ты бессловесный молчун? Бездушный и бессовестный молчун?

Вадим смотрел в ее глаза и понимал, что действительно не может сейчас произнести ни слова, но не из-за того, что ему нечего сказать, а просто он не мог словами объяснить счастья и непоправимо сладкой горечи, до краев заполняющих его душу.

Надежда шутливо заколотила кулачками в его грудь.

– Я требую, чтобы ты немедленно открыл рот и что-нибудь произнес. Иначе тоже начну играть в молчанку, и тебе же будет хуже.

Вадим вдруг почувствовал, что его голова стала легкой и свободной, потому, что он наконец нашел те необходимые слова, которые должен сейчас произнести.

– Надя, я люблю тебя, – негромко сказал он. – Люблю…

Глаза Надежды в ответ наполнились растерянностью и болью. Вадиму показалось, что на него опять пахнуло непонятной и странной отчужденностью, какой-то недосказанностью.

Ему казалось, что все это осталось позади, но между ними снова выросла стена. Страх потери сжал тисками его сердце.

– Я сказал что-то не то? – напряженно спросил он.

– Нет, ты все сделал правильно, – после короткого молчания ответила Надежда. – Я хотела бы ответить тебе тем же самым, но пока не готова. Извини меня!

– Я в чем-то виноват? – удивленно спросил Вадим.

– Нет, милый, твоей вины нет. Я счастлива, как только может быть счастлива женщина, но, пусть это звучит странно, боюсь произнести те слова, что ты мне сказал. Прости и дай мне время… – Она виновато взглянула на Вадима.

– Я люблю тебя, – упрямо сказал Вадим.

Надежда просительно и беспомощно смотрела на него. Ее руки словно автоматически гладили плечи Вадима, но глаза, он видел, были где-то далеко и не с ним.

– Дай мне время, – еще раз повторила она и уткнулась лицом в его грудь.

– Ты замужем? – осенило его.

– Официально да, но мы расстались и не живем вместе.

– Значит, это как-то зависит от меня?

– Нет, нет и нет. Не старайся найти ответ на вопрос, который я сама не могу разрешить.

– Извини, я просто придумываю тебе и себе оправдание, – виновато сказал Вадим. – Наверное, этого не стоит делать? Просто я чего-то не понимаю.

– Не надо пока ничего понимать и усложнять. Нам сейчас хорошо вместе – и это главное. Спасибо тебе. Но ты еще не спас мне душу…

Надежда прижалась к нему и затихла, перебирая пальцами его волосы. Неожиданно она приподнялась на локте и посмотрела в окно.

– Ой! Скоро будет светать – небо уже сереет. Мне надо хоть немного поспать, иначе буду целый день клевать носом.

– Не уходи, – жалобно попросил Вадим.

– Нет, нет… Я исчезаю, но не навсегда.

Он долго не мог заснуть, перебирая мысли и ощущения прошедшей ночи. Все было странно и удивительно, и не находило разумного объяснения. Вадим неожиданно вспомнил слова Нади: «Ты еще не спас мне душу!» Где он мог их слышать? Кто их ему еще говорил? Что они означают?…

В половине восьмого утра его поднял будильник. Несмотря на то что и в эту ночь ему не удалось выспаться, Вадим чувствовал себя относительно бодро. Короткий разминочный комплекс и холодный душ окончательно сняли остатки усталости. Кофе, фрукты, бисквитное печенье – легкий завтрак, приготовленный Надеждой, плюс ее поцелуй – вполне утолили голод. За ней пришла машина в начале девятого.

Вадим остался дожидаться Алонзо. Без десяти девять он вышел из проходной посольства. «Чероки» еще не было.

Вчера, возвращаясь от герильерос, Вадим в разговоре с Алонзо совершенно случайно узнал о некоторых событиях, подробности которых могли стать весьма полезными в расследовании гибели Осколовых. Он подошел к этому осторожно, не торопя ни себя, ни парня, чтобы не спугнуть удачу. Даже Надежде он ничего не сказал о предположениях, лишь за кофе попросил, если он задержится, показать родственникам Хосе Диоса, которых сегодня должны привезти из Антарибы для допроса, фотографию Франца Таузара. И еще заказать пропуск в департамент на имя Алонзо Эстаса. Надежда удивленно глянула на него, но ничего не сказала, а лишь коротко кивнула в ответ.

Узкая петляющая горная дорога заставила Вадима заговорить с охранником, чтобы в сгустившихся сумерках тот не стал дремать. Парень отвечал односложно, и скучающий Вадим вылил на него маленький «водопад» – всякую ненужную информацию, втягивающую собеседника в разговор, выуживая при этом обрывками необходимые сведения. Он узнал, что служба безопасности Арриана включала в себя четыре подразделения. Самым многочисленным отрядом, стоящим на низшей ступени, были рядовые охранники, несшие службу в караулах. Далее шла команда секьюрити, к которой принадлежал Алонзо. Лично Таузару подчинялась группа приближенных, выполнявших особо важные задания – «боевики», как охарактеризовал их про себя Вадим. Он задал наводящий вопрос, назвав имя Сержио Ганьеро, и получил подтверждение догадки. Четвертый отдел – Вадим его охарактеризовал как аналитический, стоял особняком и занимался сбором данных экономического и политического характера. Он был малочисленным, подчинялся непосредственно Эрнандо Арриану и Таузара мало интересовал.

Сам Алонзо сопровождал Таузара изредка и только на встречи, не требующие особой охраны, да и то только тогда, когда «боевики» были заняты чем-то другим. Эти факты служебной деятельности очень сильно беспокоили секьюрити. Прошел слух, что хозяин собирается чистить ряды службы безопасности, особенно близкие к Таузару. Он боялся, что может попасть в черный список и лишиться работы. Алонзо, в знак своей полной непричастности к темным делам покойного шефа, найдя в лице Вадима благодарного слушателя, а может, посчитав его возможным защитником своих интересов, начал рассказывать, куда он ездил с Таузаром.

Названия населенных пунктов, улиц, имена, перечисляемые им, в основной массе ни о чем не говорили. Он уже начал скучать, как неожиданно слух поймал знакомое. В разговоре мелькнуло название горной деревушки Антариба. Вадим насторожился и, не показывая заинтересованности, нарочито лениво задал несколько отвлекающе-наводящих вопросов, на которые получил озадачившие его ответы. Внутренне он сделал стойку охотничьей собаки, почуявшей дичь.

В мозгах активно заработал компьютер, просчитывающий все возможные «да – нет», «нет – да». Вывод, а вернее, догадка Вадима буквально ошеломила своей простотой. Если вдруг подтвердится версия, спонтанно возникшая в его голове, дело, ради которого он сюда приехал, будет раскрыто или хотя бы сдвинется с места…

Надежда встретила его и Алонзо на пороге отведенного ей кабинета.

– Женщина действительно узнала на фотографии Таузара, который дважды приезжал к ее мужу. Кроме этого факта, ничего вразумительного ни от нее, ни от сына мы добиться не можем. Откуда ты добыл эту информацию? Есть у тебя еще что-нибудь?

Вадим выслушал ее и кротко спросил:

– Может, ты пустишь нас в кабинет или мы так и будем разговаривать, стоя в дверях?

В большой комнате в углу трое мужчин громко беседовали с пожилой заплаканной женщиной и испуганным щуплым парнишкой лет шестнадцати. Чувствовалось, они не очень понимают, чего от них хотят эти грозные люди. Еще двое у окна сидели, усердно щелкая клавишами компьютера. Вадим прошел к свободному столу и по-хозяйски уселся в кресло. Надежда вопросительно посмотрела на него, и он указал ей на стул рядом с собой. Алонзо, оглядевшись, пристроился в уголке на деревянной скамье. Он не догадывался, что как-то связан со всем здесь происходящим, и продолжал выполнять обязанности водителя-охранника.

– Ну что? Ты мне наконец расскажешь, откуда ты узнал про поездку Таузара в Антарибу? – нетерпеливо спросила Надежда.

– Сейчас все узнаешь. Пускай твои ребята бросают мучить женщину и ребенка – все равно они вряд им сообщат что-то вразумительное. Переводчик у тебя есть?

– Да. Все тот же. Его уже выписали из госпиталя. Толя! Подойди, пожалуйста, ко мне, – обратилась она к одному из троицы в углу.

Вадим с трудом, но узнал посольского переводчика. Ему крепко досталось при достопамятном похищении Надежды. Затемненные очки не прятали уже застарелых, с желтизной, синяков под обоими глазами и одутловатости физиономии в целом.

Вадим, держа интригу, не обращая внимания на вопросительно-требовательный взгляд Надежды, дождался переводчика, подозвал Алонзо и посадил его перед собой.

– Амиго! Ты хочешь сохранить свою работу? – обратился он к парню. – Я и эта сеньора будем ходатайствовать перед твоим хозяином, и, думаю, он пойдет нам навстречу. Но это может произойти лишь в том случае, если ты будешь правдиво отвечать на все вопросы, которые тебе зададут. Согласен?

Алонзо приложил руку к сердцу и усердно закивал в ответ головой: готов отвечать правду и ничего, кроме правды…

– Вопрос первый: ты узнаешь женщину и парня вон там, в углу? – Вадим показал рукой на вдову и сына Хосе Диоса.

Алонзо внимательно вгляделся в них и задумался, вспоминая, где он мог их видеть. Потер лоб, опустил, потом опять поднял глаза и неуверенно произнес:

– Женщину не помню, а парня я, кажется, видел, когда мы с сеньором Таузаром выезжали в горы, в Антарибе. Да, точно! Он еще приносил мне попить воды.

– Сколько раз тебе приходилось бывать в Антариба и когда это было?

– Два раза. А когда мы туда ездили? – Алонзо наморщил лоб. – Первый раз в самом начале апреля, а потом – примерно через неделю или дней через пять.

– Ты можешь сказать, для чего Таузару нужны были эти поездки? Какие вопросы он там решал?

Парнишка – сын Диоса, уныло жующий горбушку хлеба, вдруг вскрикнул и указал оперативнику, сидевшему рядом, на Алонзо. Похоже, и он узнал его. Надежда знаком показала, что она в курсе происходящего и беспокоиться не стоит.

Алонзо беспомощно пожал плечами.

– Я только сопровождал сеньора Таузара. И в первую, и во вторую поездку мы подъезжали к дому и оставались снаружи, а сеньор Таузар заходил внутрь и беседовал там с хозяином.

– Ты когда-нибудь видел этого человека? – Надежда показала Алонзо скверную, расплывчатую фотографию Хосе Диоса.

– Да, это и есть тот самый хозяин дома, который встречал сеньора Франца и разговаривал с ним, – внимательно всмотревшись в туманное изображение человека на снимке, уверенно сказал парень. – Точно, это он.

Вадим посмотрел на Надежду. Похоже, они вытянули кончик ниточки, но сам клубок оставался по-прежнему запутанным.

– А кто с вами еще был в Антарибе? – спросила Надежда. – Меня интересуют в первую очередь те люди, которые могли быть внутри дома и слышать разговор Таузара с хозяином.

Теперь Алонзо, вспоминая, задумался уже надолго.

– Первый раз сеньор Франц довольно долго разговаривал с хозяином на улице, и только после этого они пошли в дом. С ним все это время были еще двое из личной охраны, но внутрь они не заходили, а оставались снаружи у дверей. А во вторую поездку сеньор Таузар сразу прошел в дом вместе с человеком, которого я никогда раньше не видел. Мы по дороге заезжали в гостиницу «Плаза», где он сел в первую машину – я оба раза ехал во второй. А кто из охранников находился рядом во время разговора на улице? Был Луиджи – его я точно помню – и, кажется, Сержио.

– Какой Сержио, уж не Ганьерос ли? – спросил Вадим.

– Да, именно он, – подтвердил Алонзо.

– Как фамилия Луиджи и где этот парень сейчас может быть? – нетерпеливо спросила Надежда.

– Он погиб во время боя в бухте Лорес, – сказал Алонзо.

Вадим взглянул на Надежду, дожидаясь, когда переводчик перескажет ей последние слова Алонзо.

– Твое мнение об услышанном?

– Похоже, мы на правильной дорожке. Однако трое – Таузар, Диос и охранник Луиджи – мертвы и ничего не смогут рассказать нам. Остается один Сержио Ганьерос, которого надо еще найти. И неизвестный человек из гостиницы. Только они смогут прояснить картину.

– С Сержио проблем нет. Он должен находиться где-то здесь, у Руэнтоса. Помнишь парня из «Лендровера» с забинтованными пальцами на полицейском посту – это именно он. Ты и сама его должна знать. Он участвовал в твоем похищении, такой здоровый бычок. Дай команду, пускай его найдут и доставят сюда.

Алонзо, из которого, кажется, вытрясли все, что он мог знать, отправили на старое место на скамью, строго приказав вспоминать любые подробности, связанные с поездками в Антарибу.

– Что скажешь? – спросил Вадим Надежду.

– Пока ничего. Версия интересная, но никаких доказательств участия Таузара в деле Осколовых нет. Ну приезжал, ну беседовал, потом уезжал. Ничего не докажешь. А еще эти непонятные «Бригады свободы». Вон ребята уже вторые сутки сидят за компьютерами, выуживают информацию о «бригадирах», и никакого сдвига. Не было таких раньше, и никто о них не слышал. Давай, пока ищут Ганьероса, сделаем перерыв и попробуем систематизировать полученную информацию.

Надежда достала из папки листок бумаги и начала на нем чертить круги, линии и стрелки. Вадим с сомнением оглядел растущую на глазах схему, он ничего в этих фигурах не смыслил.

Его взгляд остановился на жене и сыне Диоса. Женщина сидела не двигаясь, держа в подрагивающих руках нетронутый ломоть хлеба и кружку, и, похоже, была в нервном ступоре. Парнишка выглядел поживее. Закончив жевать, он все еще со страхом, но одновременно и с интересом оглядывал кабинет и находящихся в нем людей. Смышленые были глаза у тинейджера, и Вадим решил, пока есть время до появления Сержио, побеседовать с ним.

Присев на стул, он доброжелательно посмотрел на парнишку и подмигнул ему. Тот как-то сразу насторожился и ушел в себя, отводя потемневшие глаза.

– Тебя как зовут? – спросил его Вадим.

– Карлос, – хмуро ответил подросток.

– А как тебя мать дома называет?

Парнишка удивленно воззрился на Вадима, а потом неуверенно произнес:

– Карлито.

– Послушай, Карлито, а кем ты хочешь стать, чем заниматься?

– Художником или… сыщиком, как вы, – после паузы выдавил он из себя.

– А ты раньше когда-нибудь видел сыщиков?

– Не-а, никогда – первый раз вижу.

– Тогда для чего ты хочешь заниматься именно этим?

– Интересно. Вы ловите преступников, стреляете. Классно!

– А почему же ты еще и художником хочешь стать? Хорошо рисовать умеешь?

– Не знаю, отцу всегда нравилось, и мне очень хочется этим заниматься. Я весь дом, все стены разрисовал картинками: горы, лес, коровы.

– Молодец, мачо! Кстати, для того чтобы стать сыщиком, надо иметь хорошую память. Неужели ты не помнишь, что говорили люди, приезжавшие к твоему отцу?

Карлос пожал плечами и отрицательно покачал головой.

– Я почти ничего не слышал – они разговаривали без меня. Только когда отец попросил вина, я один раз заходил в дом.

– Пойми еще одну вещь. Вас с матерью ни в чем не обвиняют. Мы думаем, что эти люди виновны в смерти твоего отца и других, хотим разобраться в этом и наказать их. Поэтому и просим вас помочь.

Глаза парня блеснули, и он показал на Алонзо.

– Этот тоже виноват в том, что мой отец погиб?

– Нет, Карлито, он только пытается оказать нам помощь. Виновны люди, беседовавшие с твоим отцом. Постарайся вспомнить их разговор, хоть какие-то слова.

Карлос задумался и опять неуверенно качнул головой.

– Кажется, они разговаривали о еде.

– О чем? – растерялся Вадим. – О какой еде?

– Сейчас попробую вспомнить. Они говорили о колбасе… темной и… бубликах.

«Час от часу не легче, – тоскливо подумал Вадим. – Таузар навестил Хосе Диоса, чтобы побеседовать о прелестях бутербродов из копченой колбасы с бубликами. Приехали окончательно!»

– Больше ни о чем они не говорили? – спросил он Карлоса, теряя последние остатки оптимизма. – Прошу тебя, вспомни.

– Я слышал только это. Принес вино и сразу ушел.

Похоже, душевная беседа с пареньком заканчивалась полным провалом. Взгляд Вадима упал на карандаш, лежащий на столе.

– А людей ты рисовать можешь? – с крохотной искрой надежды посмотрел он на Карлоса.

– Могу, – пожал плечами тот.

– Сможешь нарисовать портреты человека с фотографии и того, другого, который приезжал во второй раз? – Вадим подвинул парню бумагу и карандаш. – Попробуй. И успокой, пожалуйста, мать. Ничего плохого мы вам делать не собираемся. Ну давай, мачо, трудись.

Вадим встал и уныло побрел к Надежде, увлеченно чертившей свои схемы. «От художников некуда деться. Один – пейзажист-портретист, вторая – график-рационалист. В общем, сплошные бублики с копченой колбасой…»