Ну, все, мы тронулись. Помчались вперед БРДМ, затем тронулась первая рота, (я увидел, как за БМП Тищенко закачались на рытвинах «шишиги» Найданова с прицепленными сзади «васильками»), потом тронулись БМП Бандеры, а затем двинулись и мы. Оставляемый лагерь проплыл мимо меня, и остался позади. Впереди было шоссе, хорошая накатанная дорога, и путь в Чечню.

Ехать по асфальту было приятно. Мороз исчез, снова стало пасмурно, тепло и сыро. По сторонам мелькали хмурые, голые стволы лесопосадок. Эти минуты были самыми приятными во время службы. Ни о чем не надо думать, просто езжай себе и езжай. Ну а если нас в кабине всего двое, то это получается не поездка, а одно сплошное удовольствие.

Ни останавливаясь, даже не тормозя, мы проехали мост через широкую, но, как и почти все горные реки, очень мелкую речушку, и въехали в какой-то поселок. Никто мне, естественно, ничего не говорил, но как-то сразу возникло чувство, что мы уже ТАМ. Почему? Отчего? Непонятно. Но было здесь что-то не то. Что-то чужое и враждебное.

А! Вот, наверное, в чем дело. В глазах. Во взглядах. Злобные это были взгляды. Враждебные, нехорошие.

А от этих взглядов как будто всех нас окутывала зловещая дымка.

Честно говоря, в чеченском поселке я был впервые. На перевале Харами ничего такого не было. Там были только горы, да одинокие кошары, разбросанные на много километров друг от друга. Местное население попадалось на перевале редко. Да и то, оно относилось не к чеченцам, а к разным дагестанским народностям. Теоретически, мы их защищали, а не оккупировали. Согласитесь, это совсем разные вещи.

Здесь же нас прямо считали оккупантами. Вот промелькнула автобусная остановка, разрисованная под ичкерийский флаг с воющим волком. Кому-то не жалко было краски. Рисунок был сделан очень крупно, от души. Трудно не заметить.

Но это все ладно. Меня беспокоило совсем другое. Я никак не мог сообразить, в чем состоит наша задача. Вот вошли мы сюда, и что дальше? Что надо делать-то?

Вот едем мы по этому поселку. Его нужно занять? А зачем? Его обороняют? Вроде бы нет. Никто не стреляет. Ни намека на сопротивление. Ночью нападут? Так где мы будем ночью, кто его знает. Странно все это. Ну ни кататься же мы сюда приехали, в самом-то деле?

Однако пока получалось так, что именно кататься. Во всяком случае, останавливаться вроде бы никто не спешил. Мелькали низкие деревянные дома, заборы из сетки-рабицы, кухни, фруктовые деревья. Да внешне ничем они не отличались от домов на моей родине. Я легко мог представить себе точно такой же поселок недалеко от Дона. От многих других, таких же, он и не отличался бы.

А вот и все. Мы выехали на околицу. Здесь был перекресток сразу нескольких дорог. Так, Тищенко отправился в одну сторону, Бессовестных — в другую, а Бандера — в третью. Мы, разумеется, отправились за ним.

Наконец, Степан остановился. Я увидел, что он, на ходу отдавая приказания сержантам, направляется в мою сторону. Не дожидаясь, пока Бандера начнет, в свойственной ему манере, вытаскивать меня из кабины, я выбрался сам и огляделся.

Недалеко располагалась приличных размеров свалка. Справа темнела какая-то рощица, по левую сторону были разбросаны одинокие домишки, впереди находилось что-то вроде большой силосной ямы. По крайней мере, мне так показалось. И опять холодало. Небо начало светлеть, появилась голубизна, подсвеченная снизу розоватым цветом уходящего солнца, и морозец начал брать свое.

— Все, здесь разворачиваемся, — деловито сказал Степан. Его тон несколько изменился, видимо, шутить и зубоскалить ротному уже не хотелось. Момент был серьезный. Ведь, что ни говори, а мы находились на территории противника, и ожидать можно было чего угодно.

— Пойдем на рекогносцировку, — приказал мне Бандера, и я безропотно зашагал за ним.

— А что мы тут, собственно, делаем? — осмелился я поинтересоваться.

— С этой стороны блокируем село, а завтра утром вэвэшники пойдут на зачистку.

Ага, понятно. Ну, блокировать, это не впервой, это мы научены.

Мы подошли к яме, о которой я уже говорил. Да, действительно, очень похоже на силосную. Она была хорошо забетонирована, и настолько велика, что в нее могли поместиться обе мои машины. Видимо, мы со Степаном одновременно подумали об одном и том же, потому что он сразу же мне и сказал:

— Свою технику загоняй сюда. Ее отсюда и не видно с земли будет.

Перед ямой находился небольшой курган. Мы поднялись на него.

— Ого! — изумился я. — А здесь уже поработал кто-то до нас.

Мое удивление вызвало то, что на кургане уже были оборудованы огневые позиции, правда, только для стрелков. Так что копать степановым солдатам необходимости не было. А чего это я поражаюсь? Как — никак, а второй год войны идет. Здесь еще до нас кто-то прошел, а мы по второму кругу ходим.

— Располагай свои минометы здесь, — посоветовал мне ротный. — И обзор хороший, и возвышение. И со мной рядом.

Ну, на счет рядом, это он зря. Если он имел в виду, что я без его указаний и шагу ступить не смогу, то это он заблуждается. Не такой уж я и тупой. Не надо так обо мне думать.

— Хорошо, — кротко ответил я Бандере, дабы не вводить никого во искушение, и отправился за своими расчетами…

Все устроилось как нельзя лучше: машины мы без труда загнали, позиции под минометы скоренько оборудовали, (копать песчаную почву оказалось совсем нетрудно), я осмотрел в прицел панораму поселка, (большую его часть мы могли накрыть контролируемым огнем), и отправился к водителям.

У меня было с собой две рации. «Арбалет», маленький и относительно удобный, который я намеревался таскать с собой, и Р-107, тяжелая квадратная бандура, которую я оставил в машине у Старкова. Мы подсоединили ее к автомобильному аккумулятору, и оставили на приеме. Так как Старков никуда из машины отлучаться не собирался, то я приказал ему сидеть возле рации и слушать эфир. Впрочем, на самом деле, я больше полагался на Степана. У него в штате был радист, который постоянно сидел в наушниках, и никуда больше не дергался. А если и отходил куда, то должен был сначала заставить надеть наушники кого-то другого. Как-то раз он этого не сделал, и получил от ротного по почкам. Так что за дисциплинированность радиста теперь можно было не бояться.

После того, как вроде бы все устаканилось, я попытался воспользоваться «Арбалетом». Не тут-то было! Ни звука! Но ведь перед тем как его забрать, я сам слушал эту рацию, и она работала!

Я помчался к Старкову, подсоединил «Арбалет» к автоаккумулятору… И ничего. Такая же мертвая тишина. Р-107 работала, а эта гадость — нет. Теперь, вместо необходимого оборудования, рация превратилась в обузу. Делать из нее нечего, а выбросить нельзя — я за нее отвечаю. Расстроенный, я бросил «Арбалет» под сиденье, и отправился из ямы на позиции без связи.

— Так, — сказал я Абрамовичу, Боеву и Абрамову — трем командирам моих расчетов. — Дежурите на позиции по очереди. Сначала ты, потом ты, потом — ты. Все понятно?

Они закивали головами.

— Часы есть? — спросил я.

— Да, — ответил Абрамович, — у меня есть.

— Хорошо, тогда по четыре часа стоите, потом меняетесь. Я, если буду не здесь, то ищите меня у Старкова в кабине. Ясно?

Проинструктировав личный состав, я отправился к Бандере.

— Как будем дежурить, — спросил я его. — Кто первый?

Видимо, спать Степану еще не хотелось, а может быть, и по какой другой причине, но он вызвался стоять с вечера. Я побрел к месту своего ночлега.