«ДЖЕМАЛЬ»
Грязно-белый червяк отчаянно извивался на пожухлой затоптанной траве. Красный нейлоновый шнур туго опоясывал шею, ноги под коленями и у ступней. Грузовик, из которого выбросили жертву, медленно отъехал, и курсанты замкнули каре.
– Кто думает, что в этом мешке – человек, глубоко ошибается, – голос начальника лагеря был лишен каких-либо эмоций и, казалось, падал в пустоту, поскольку принцип «слушай и молчи» был одним из главных в «Джемале». – Это – враг. Кто сомневается, пусть вспомнит, что он видел вчера на фотографиях. Уничтожить врага – святое дело. Все. Приступайте.
Снимки, обнаруженные у русского сержанта, призванного из Кизляра, были действительно убойными. На первом плане выложенные в ряд, истыканные пулями моджахеды, уже тронутые зеленью разложения, а над ними, подбоченясь, гордо стоят бойцы в пятнистых майках. И черт его дернул привезти в терскую станицу этот диск! Всем живым на этих фотографиях был заочно вынесен приговор. А найти – чего уж проще: неделю подержали в яме и предложили опознать товарищей. Вроде и не секрет, не военная тайна, тем более что подразделение вычислили по строению на заднем плане и номерам бронетранспортеров.
На ходу, обнажая длинное узкое лезвие, к месту казни направился заросший рыжей щетиной крепыш в блеклом американском камуфляже. Акбар его раньше не примечал. Очевидно, из четвертого взвода, новички, их вяжут кровью. С другой стороны деловито подошел оператор, долговязый юнец, досаждавший Акбару вопросами о том, как стать настоящим журналистом. Деловито выбрал точку съемки, обвел объективом курсантское каре и, не отрываясь от окуляра, кивнул головой. «Хайр-эд-дин», как мысленно окрестил крепыша Акбар за его рыжую бороду, опустился на одно колено, захватил подбородок пленника, не спеша прорезал ткань в области шеи, а потом с силой полоснул лезвием, одновременно пригибая голову жертвы к груди. Свистящий звук вырвался наружу, сменяясь бульканьем и харканьем гортани. Ткань по бокам вздулась и потемнела. Тело забилось в предсмертных конвульсиях. Рыжебородый поднял клинок, нацелил его в область сердца и вопросительно посмотрел на начальника лагеря. Тот, с презрительной миной, разрешающе махнул рукой. Крепыш оседлал корчащееся тело и, протяжно хакнув, вогнал нож ниже ключицы.
Кошмар начался неделю назад. Нет, все шло просто отлично! Новенькая «Мазда» уверенно шла по перевалам, каменистым руслам в ущельях. Гусейн был настроен благодушно и даже не пытался выудить информацию о покровителях Аллахвердиева. Рассуждал по пути о том, что у разных народов разная степень склонности к традиционным образцам поведения, что в таком государстве, как Россия, возможен правовой плюрализм. Акбар рассеянно слушал его, поглощенный магической, суровой красотой гор. В конце концов, когда Гусейн заявил, что шариат – самое действенное средство исламской демократии, Акбар ядовито заметил: «Кто к власти для шариата, кто к шариату за властью. Ты из каких будешь?» После этого источник благочестивого красноречия иссяк, и он предложил остановиться перекусить в ближайшем удобном месте на природе. Таковым оказался пустующий домик дорожного мастера перед кувшинообразным входом в ущелье.
На каменном столике под дикой маслиной разложили снедь: вареную баранину, балык, брынзу, помидоры, чуреки, бутылки целебной «Рычал-Су». Пряный запах цветущего дерева, легкий ветерок расслабили Аллахвердиева, и он подумал, что хорошо бы вот здесь и остаться, не вести натужных разговоров, не лезть в чужую для него жизнь. Ну почему везде нужно принимать чью-то сторону? И как быть, если в жилах течет кровь горца и казачки? И что делать, если даже в веротерпимой России не хуже сурепки попер бытовой национализм? Вечные вопросы страны тупо-остроконечников.
– К нам, кажется, гости? – прервал его раздумья водитель, седой кумык, видом напоминавший бывшего профессионального борца. Рокот двигателя со стороны ущелья нарастал.
– Все гости от Бога. Чем богаты… – беспечно отозвался Гусейн, но водитель заторопился к машине. Краем глаза Аллахвердиев успел заметить, как он вынул из-под сиденья продолговатый сверток в цветной тряпице и засунул его под широкую, навыпуск, рубаху.
«Хаммер», с тонированными стеклами, покрытый коркой грязи, вырвался на подъем и резко затормозил, едва не уткнувшись кенгурятником в «Мазду».
– Эй, хайван, козел горный, что ты делаешь, – выругался Гусейн и недоуменно посмотрел на Акбара. – Клянусь, не должен никто препятствия чинить. Большие люди за тебя поручились!
– Что козел – это точно, в лоб идет, – приподнялся Аллахвердиев. – Сейчас и рога увидим.
Он не ошибся. Двери щегольского броневичка распахнулись, и наружу высунулись два ствола «РПК». Гусейн в досаде хлопнул ладонями по столу, неудачно расплющив помидор, а водитель завел правую руку под рубашку.
– Не вздумай. Не тронь. Руки на стол положи. Это по мою душу, – Аллахвердиев шагнул навстречу нежданным гостям. Похоже, Гусейн и впрямь был не в курсе. Но к чему весь этот маскарад? Ну, хорошо.
– Ассаламун алейкум, ва рахматулла ва баракатулла, дорогие автоматы Калашникова. А где ваши доблестные хозяева? Пусть отведают с нами хлеба, – Акбар с усилием сдерживал нарастающее раздражение. Если нужно было его убрать, то к чему весь этот фарс?
– Ты по-прежнему многословен, майор или подполковник? Обойди машину, сядь за водителем. Один, – властный голос из полумрака салона показался знакомым. Опустив голову, стараясь сосредоточиться, Акбар медленно пошел к «Хаммеру». Кто? Где звучал этот голос? Сила, скрытая насмешка.
– Смелей… Ты же ищешь основу? Она рядом, – последние слова были обращены к нему на фарси, только вот почему-то основа прозвучала на арабском – «кайеда».
– Султан? Я не ошибся? – Акбар в неуверенности остановился.
– Потом. Скажи своему другу, чтобы он не шел следом.
Акбар развернулся, выставил скрещенные руки:
– Гусейн, все нормально. Это действительно за мной. Увидимся. К матушке не заходи. Не волнуй, хорошо? Салам, брат, спасибо. Скоро буду…
Скоро не получилось. Уже неделю он – «почетный гость» лагеря салафиитов «Джемаль».
Четыре рукотворные пещеры врезаны в отвесную меловую стену ущелья, входы затянуты рыжими, под цвет склонов, маскировочными сетями. Пещеры сухо именуются «отделами». Аллахвердиева определили на постой в «первый отдел». Все удобства – деревянный топчан, стеганый брезентовый матрасик и спальный мешок китайского производства. Личное имущество полагалось хранить в нише, вырубленной над головой, в которую так и хотелось вставить образ Николая Чудотворца и затеплить лампадку. Но, увы, бриться и молиться «русскому Богу» здесь не полагалось. В принципе, Акбар получил подробные инструкции от Султана в первой и, по всему, последней беседе. Все последующие контакты заключались в том, что Султан появлялся в пещере и кивком головы приглашал за собой. Если нет, то нужно было сидеть, в лучшем случае у входа в пещеру, да еще можно было отлучиться в укромное место, метрах в ста вверх по обрывистой тропинке. Особо не набегаешься!
А беседа поначалу удручила Аллахвердиева. Лагерь – концлагерь!
– Султан, что я здесь должен делать? Что увидеть? Учитель из меня плохой?
– Учителей у нас хватает. Бойцов маловато. Но ты для этого уже стар, к тому же куришь, пьешь, наверное? Лишний вес, вижу, набрал. Твое дело смотреть и слушать. Так сказали твои… Твой шеф. Это понятно? Здесь все смотрят, слушают и выполняют.
– Я могу говорить с этими, – Акбар пытался подобрать нужное слово, – ну, с курсантами? Спрашивать?
– Не рекомендую. Каждый, кто заговорит с тобой, будет примерно наказан. Таковы условия. Это их курс. Не твой.
– Давай сразу, до конца. Я понятливый, – Аллахвердиев вынул сигареты, но, натолкнувшись на острый взгляд моджахеда, хмыкнул и протянул ему пачку. – Если так, то забери. Не вытерплю.
– Это просто, Акбар, когда рядом не курят, то можно бросить. Моджахед не должен курить, особенно в горах. Думаю, ты не до конца понимаешь, почему. Может быть, позже.
– Хорошо. Но тебя-то можно сейчас спросить кое о чем?
– Покороче, ладно? И не думай, что я тебя сюда вытащил. И без этого забот хватает.
– Как думаешь, почему дагестанцы не поддержали Чечню?
– Какая разница! Или завтра конец света?
– Не понял. А как же умма исламия, эмират от моря до моря и от Кабула до Бухары?
– Это не для Дагестана. Здесь другие задачи. Твои земляки – жалкие националисты. Цепляются за клочок земли, а могли бы стать единой нацией. Пусть пока учатся джихаду. Ты сам сказал – идея. Для одних – жизнь, для других звук пустой.
– У меня больше нет вопросов. Только ответ: Чечня явно выкрутится, одна нация – один язык, а вот Дагестану придется худо, здесь и так уже грызутся насмерть. Вы готовите братоубийственную войну? Где «умма», где запреты на раскол, убийство мусульман?
– Пророк, да будет благословенно Его имя, тоже убивал соплеменников-отступников. Тебе ли объяснять, зачем?
– Не надо. Помню. Показывай апартаменты.
– Да. Нужно отдохнуть. Должен тебя предупредить: в ночное время передвигаться по лагерю запрещено.
– Знакомо, Султан. Не привыкать.
И многое еще было знакомо в «Джемале»! В конце концов, какая разница, где готовить профессиональных диверсантов и убийц: под Москвой, в Хайфе или на границе Чечни и Дагестана? В горах даже лучше – меньше соблазнов для бойца. И вообще – главная задача обратить смерть в оргазм. Тогда воин будет искать ее, как ищет выпивку и женщину наемник, с которым расплатились. Поэтому наемник – худший из воинов.
Подъем с рассветом. Отбой, как повезет. Еда – можно подумать, что намеренно приучают к пище противника, за исключением свинины, разумеется. Форма, экипировка – войсковых разведчиков российской армии. Сбрей бороды – не отличишь. Правда, возрастом постарше, но уж таких сдобных телес, как у командированных милиционеров, нет и в помине.
Никакого религиозного фанатизма. Трехкратный намаз – если свободен от занятий. В свободное время можешь читать Коран, в том числе и вслух, учась по буквам, выпевать таинственные слова на языке Пророка. До «Джемаля» все прошли предварительный отбор. Периодически и здесь вызывали по вечерам в «четвертый отдел». По тому, как курсанты, возвращаясь, вытирали виски, затылок и запястья – можно было догадаться, что проверка на «детекторе» здесь обычная практика. Однако Аллахвердиеву в другие норы, кроме «первого отдела», вход был воспрещен. Создавалось такое впечатление, что ему желают в полном объеме показать полевую выучку.
Теоретические занятия, инструктажи, демонстрации проходили в строю. Руки за спину, ступни на ширину плеч – спортивная стойка. Никаких «перекуров». Все инструкторы неплохо владели русским языком. Возможно, в пределах своего курса, поскольку лишнего они не говорили, не уговаривали. При необходимости раз-другой показывали приемы, но это редко. Не будет же инструктор окоп– ячейку отрывать или на стену лезть? Нет, он спокойно скажет, что через положенное время откроет огонь на поражение. Кто не спрятался – я не виноват. Каждое упражнение отрабатывалось по нескольку раз, с целью смены командира группы. Погода не имела никакого значения.
– Высота этой стены – шесть метров. За гребнем – ваше спасение. Противник выйдет на край поляны через семь минут. Во время штурма на гребне не должно быть более трех человек. Двое помогают забираться, третий – готов прикрыть огнем. Внимательно посмотрите: вот это пятно – кровь вашего предшественника. Я отстрелил ему каблук. Напоминаю, восемь минут. Сейчас – семь ноль пять. Начали!
Моросящий дождь. Осклизлая меловая стена. На высоте примерно третьего этажа уступ и промоина, уводящая вверх. Сорваться, конечно, не смерть, но увечье обеспечено. Для моджахеда – это гибель. За его спиной нет медсанбата и госпиталя. За ним не вызовут вертушку или машину переднего края. Выход один – и вверх, и вниз на крыльях веры.
Акбар сначала не понял замысла. Курсанты стали вязать какой-то фантастический канат из ремней, курток, обрывков строп. С силой раздергивали узлы, проверяя их на прочность. Две минуты.
– Ноги прямые. Под ступни толкать. Тянуть за пояс. Кобру. Живо! – Это командир группы: под два метра, худой, с жилистыми руками-граблями. За лямку зеленого «лифчика» зацеплена небольшая кошка со складными зубьями. Вещь хорошая в лесу, в горах. Четверо внизу, сгорбились, расставили ноги, уперлись в стену, трое мягко вскочили на их спины. Еще двое вскарабкались, прилипли к сырому мелу, нащупывая неровности. Минута.
Четверо подняли командира под ступни. Миг, и долговязая фигура распласталась на стене. Пирамида слегка дрогнула – это командир метнул за гребень кошку. Подергал несильно, потом перенес вес тела и, подтянувшись, одной рукой ухватился за выступ. Есть, один наверху. Учитесь подтягиваться, мужики, пригодится не только на бабе. Минута.
Пошел второй. Подал узловатый канат и по нему, сжимая между ног, пополз наверх. К исходу шестой минуты внизу остался один – видом бычок килограммов под девяносто. Оглянулся на инструктора, дразняще улыбнулся, имитируя передергивание затвора. Присел, подпрыгнул, ухитрившись захватить канат почти на середине, и, прилипая к стене, протянул руку командиру. Все. Семь с половиной минут.
Инструктор равнодушно посмотрел на часы и повел стволом выше гребня. Пули прошли в полуметре от курсантов, откалывая пластинки породы.
– Это «лыжи». Можно пройти по болоту, по глубокому снегу, сбить со следа, обмануть системы управления минными полями и артиллерийским огнем. Идти следует молча. С досок на землю не сходить. Контрольные планки руками не трогать. Стоять плотней. Трасса перед вами. Одна попытка. И десять минут на контрольное упражнение. Все – молча. Потом – берегите ноги.
Нехитрый снаряд состоял из четырехметровых досок шириной в полступни и веревочных поводьев в конце и начале каждой «лыжи». Прилипли друг к другу, держась за пояса. Командир шел вторым, выбрасывая поочередно то левую, то правую руку. По сигналу курсанты переносили центр тяжести на одну ногу. Ведущий и замыкающий в этот момент толкали доску вперед. На контрольном упражнении четверо безмолвно снесли крепкие удары ореховым прутом по голени за то, что не вовремя отрывали ступни от «лыжи», затрудняя работу ведущих.
Может быть, про системы управления и сказка, подумалось Аллахвердиеву, но что они учатся действовать слаженно, без «восточного базара» – это точно. Он уже отметил, что принцип «слушай, молчи и выполняй» здесь возведен в ранг хадиса, если не прямого указания Пророка для соратников. И вся жизнь в «Джемале» как бы утверждала: брат, хорошо и надежно тебе будет только среди моджахедов, только среди чистых единобожников и будущих шахидов. Не отнять – организаторы лагеря знали, как сплотить толпу в команду.
Некоторые элементы были просто восхитительны. Например, хождение по расходящимся канатам на пятиметровой высоте. Здесь можно было уцелеть, только опираясь на партнера, доверив ему свою задницу. Или преодоление барьеров шеренгой, со связанными через одну ногами. Кстати, традиционные упражнения здесь попросту были «убойными». «Паутинки» обвешивались сигнальными минами, а это вещь далеко не безопасная. На проволочной «тарзанке» перелетали поверх лепестковых мин, с ранцами, набитыми камнями. А «разрушенный мост» переходили с помощью сырых сучковатых стволов, грозящих при неосторожном перемещении раздробить конечности. Наиболее напряженные моменты фиксировались на видеокамеру, причем Аллахвердиев отметил, что оператор предпочитал крупный план. Особенно когда подходила очередь «велосипеда». Почему так назвали трехметровое вертикально вкопанное бревно с двумя лесенками, для Акбара осталось загадкой. Курсанту же предстояло устроиться на торце и по команде упасть спиной на руки товарищей. Реакция, перед и в момент падения, вот что интересовало, конечно, не оператора. Суть упражнения была на поверхности: доверяешь собратьям – падай. Волнуешься, сгибаешься, крутишь головой, всплескиваешь руками – сидит в тебе потенциальный предатель. Круто? Ничего подобного! Если ты не веришь братьям по духу, если ты думаешь, что они способны предать тебя, то почему бы не сделать это первым! Кстати, «велосипед» был одним из немногих упражнений, после которого через день-другой частично менялся состав группы.
Ежедневно группа преодолевала тридцать-сорок километров по пересеченной местности. Движение по дорогам и тропам исключалось.
– Никто не должен знать, откуда вы пришли, с какой стороны ударите и куда уйдете. Пусть скот бредет по дорогам. Для вас это место засады и боя. Учитесь ходить, как волки.
И учились.
Вот полоса низкорослого густого кустарника. По одну сторону – инструктор, который соблаговолил показать, как нужно идти пригнувшись. Проскользнул, с автоматом на отлете, бесшумно, с завидной скоростью. А потом, встряхнув затекшими от долгого «гусиного шага» ногами, объявил, что если заметит поверх кустов чью-нибудь башку, то с удовольствием пробьет ее.
– Лучше здесь, и одному-другому, чем в деле, и всем сразу. Понятно? Пошли!
Немного мягче проходила проверка на бесшумную ходьбу. Инструктор сидел спиной к цепочке, держа наготове «чумбур» – ребристую плеть из кожи и медной проволоки. Малейший шорох, и нарушителю тишины был обеспечен полновесный удар.
Курс огневой подготовки, видимо, завершился до приезда Аллахвердиева в «Джемаль». Единственное занятие, на котором он побывал, заключалось в том, что курсанты из положения «с колена» и «лежа» отстреляли каждый по полному рожку. Грудные и ростовые мишени беспорядочно поднимались на расстоянии ста пятидесяти метров. Полигонная механика была до боли простой: фигуры поднимали из неглубокого рва те же курсанты. Они же проводили подсчет попаданий. Ну как возразить против такого метода? Кто даст гарантию в стычке, где обнаружится цель, сколько она будет маячить? Да и посидеть под огнем воину всегда полезно.
Постепенно из ритма жизни, деталей экипировки, обрывков разговоров, привычек и даже физиономий обитателей «Джемаля» сложилось следующее.
В лагеря, подобные «Джемалю», прибывают новообращенные салафииты-моджахеды. Их поставляют центры отбора, действующие легально на всей мусульманской территории России от Башкирии до Дагестана, под видом религиозных кружков и объединений. Часть курсантов имеет криминальное прошлое.
«Джемаль» – один из территориальных лагерей боевой и специальной подготовки. Сюда направляются только дагестанцы. Цель «первого отдела» – подготовка специалистов: снайперов, саперов, войсковых разведчиков, командиров взводов. Курсанты «второго отдела», возможно, обеспечивают координацию таких отрядов в районе, области. «Третий отдел» – специальная пропаганда. В «четвертом» в настоящее время сидят контролеры, но по логике они должны готовить будущих политических руководителей. Впрочем, почему на чечевице и перловке с бараниной, среди диких гор, над которыми все чаще кружат вертолеты с желтыми двуглавыми орлами? Этим место в думах, центрах, комиссиях! Там легче высказывать и отстаивать самые невероятные в своих последствиях идеи. В конце концов, президента «со товарищи» не в лагере СНГ создавали, а в бывшей партийной бане. Тут еще и психология импотента: если хер не стоит, то на хер и пошло оно все – бери, ребята, что душа желает, в том числе и свободу. Она всегда – девственница.
И эти, со своим эмиратом «от можа до можа». Будто все сядут сложа руки. Нет, каждый, кто в силах, будет свое защищать. Ну и чужое прихватывать, если по зубам не дадут. Вот такой эмират и есть «Союз нерушимый». И скрепа его – собственность. Ой, зря они поставили на Дагестан. Здесь испокон веков воевали из-за клочка земли, политого потом и кровью.
Из «Джемаля» Аллахвердиева увезли на следующий день после казни русского сержанта-контрактника на том же покрытом коркой грязи «Хаммере». Султан сдержанно, по-европейски, простился и нехотя, но ответил на вопрос, который Аллахвердиев считал для себя главным.
– Султан, еще год-другой, и без впечатляющей победы вам не обойтись. Мир не любит неудачников. Здесь вы завязли, спасибо чеченцам. В Таджикистане явно сорвалось. Где будет успех?
Акбару показалось, что он ослышался, когда услышал ответ моджахеда.
– Афганистан.
– А «семерка»? Раббани? Хекматияр? Ахмадшо, наконец? Он же вас на дух не переносит.
– Загоним за Бадахшан, – твердо сказал Султан. – Афганистан. Истинные ученики. И миру все станет ясно. Потом Дагестан. А в Таджикистане, если оттуда уйдет 201-я дивизия, особых проблем не будет. Впрочем, у тебя будет возможность убедиться. Советую не сбривать бороду. Все остальное узнаешь дома.
Гусейн ждал его в том же месте, где они расстались, во дворе домика дорожного мастера. И дорожная закуска была почти такой же, как восемь дней назад. Только почудилось Акбару, что появилась в движениях, словах старого товарища излишняя почтительность, предупредительность совсем ненужная. Странно.
– Брат, искус кончился, в монастырь меня не приняли. Наливай, ведь не пустой же приехал?
Гусейн, суетливо оглядевшись по сторонам, кивнул водителю, и тот принес из машины плоскую фляжку. Золотистая жидкость закачалась в стаканах, источая манящий аромат, обещая тепло и благодушие.
– Ну, спасибо, брат. Думаю, ты правильно сделал, что не рвался к… этим, – Аллахвердиев отчего-то затруднился подобрать нужное слово.
– Я был уже, – глухо ответил Гусейн, – туда не зовут. Приказывают прибыть. Обратно, как повезет. Можно и не вернуться, сам, наверное, видел. Давай сразу скажу: я не знаю, кто ты теперь, зачем нужен здесь. Прости, но мне приказано сообщать о всех твоих встречах, перемещениях в эти дни.
– Хорош мухаббар! Ты зачем мне это говоришь, совесть заела? Для тайного агента – это смерть! – рассмеялся Акбар, наклоняя фляжку над стаканом Гусейна.
Но тот решительно накрыл ладонью посуду:
– Не совесть. Это можно не скрывать. Просто советую: посиди три дня дома. Сегодня еще можно выпить. Потом – нет. В городе отдай мне все документы.
– Что, опять в «Джемаль»?
– Не знаю. Только, знаешь что, давай сегодня вечером в сауну? Думаю, дорога будет долгая.
Под утро, отпустив обессилевшую «массажистку», Акбар запустил парилку на полную мощность, загнав термометр за красную отметку, потом с изуверским наслаждением часа полтора хлестал себя дубовым веником, сбивая жар тела в ледяном бассейне. Затем, под душем, сбрил волосы с головы и тела. За этим занятием его застал Гусейн.
– Э, брат, это зачем? Так, говорят, персы раньше делали.
– Неведение твое спасло тебя, друг мой. Перед Аллахом нужно предстоять в чистом виде. Иди, ставь чай. Хотя сейчас бы лучше – водки. Но с этой минуты пьянству – бой.
Гусейн, конечно, понимал, что бойцы из «Джемаля» отправляются в опасное путешествие, но не так же вот, с полной готовностью умереть? Аллахвердиев понял замешательство друга:
– Вот потому я тебе скажу: брось ты всю эту салафийю и беги. Ты слишком любишь жизнь, роскошь. Это неплохо. От псов войны – пахнет псиной. Зачем тебе этот аромат? Ведь не служил даже срочную? Так?
– У каждого свои задачи. Ты с моими, может быть, тоже не справился. Помнишь, у тебя с математикой всегда проблемы были. Мое дело – расчет, экономика. Для дела деньги нужны. Немалые и чистые. Не от водки и наркоты.
– Ты живых моджахедов увидел два года назад. А мне их праведность известна с восемьдесят первого. И педерастией не грешили, и наркотой не баловались! А уж за «кальдары» мать родную не щадили. Далеко не святые – как все на войне. Там точно атеистов нет, но и со святыми тоже напряг. Я тебя спрошу: на ком ты миллионы зарабатываешь для дела? Молчишь? На неверных, которые тебя кормили, учили и защищали?
– За отказ – смерть. Поздно уходить. Найдут везде.
– А где она, жизнь? – философски заметил Акбар. – Чем дольше живешь, тем ближе к смерти. Короче, следующие сутки я проведу дома. Обещаю, носа не высуну.
– Ты даже не знаешь, куда направят?
– Догадываюсь. Но это неинтересно. Если нужен – уже хорошо.
По дороге домой Акбар остановил машину у спортивного магазина, где купил кожаные румынские кроссовки, несколько пар хлопчатобумажных носков и две черные футболки с длинными рукавами.
* * *
В предрассветных сумерках колонна из шести внедорожников остановилась на военном аэродроме сопредельного государства. Одновременно с обретением суверенитета его призрачные границы были открыты для всех, кто желал досадить России. Общий намаз, торопливый завтрак, и «Ил-76» МД без опознавательных знаков принял в ребристое чрево тридцать четыре курсанта «Джемаля», двух инструкторов и Аллахвердиева. Последним на рампу поднялся пухлощекий, лупоглазый араб. Он явно косил под «команданте Че»: берет, длинные черные вьющиеся волосы, чуть ли не пейсы заправского хасида. Акбар его видел в лагере только один раз, во время публичной казни пленника, зашитого в мешок.
Самолет был под завязку загружен зелеными ящиками со снарядами для Д-30 и БМ-21. Аллахвердиев предпринял вялую попытку проанализировать, кому это бывшее советское добро предназначено, но потом предпочел, по примеру окружающих, расслабиться и уснуть под басовитый гул турбин…
…Волна сухого, раскаленного воздуха ворвалась в грузовой отсек, скрежетнул по бетону взлетной полосы трап, и курсанты, послушные команде, двинулись наружу. Закопченная вышка контрольно-диспетчерского пункта, ажурные бетонные арки вдали, заросли эвкалипта… Белый флаг? Акбар напряг зрение, штрихи на полотнище обрели четкость. Разумеется, что, кроме имени Аллаха, могли поместить на знамя в Кандагаре!
– Узнаешь? Давно не был? – Султан подтолкнул Акбара, застывшего на рампе.
– Да. Последний раз в восемьдесят шестом… Вы что, нашли общий язык с Раббани?
– Здесь – свой Раббани. Слава Аллаху, чистокровный пуштун. Ты отстал от жизни. В Кандагаре теперь другие хозяева. Вот, кстати, и они.
К самолету на приличной скорости подкатывал бронетранспортер, облепленный бородачами в черных тюрбанах и развевающихся белых рубахах. Над головами они победно держали новенькие автоматы Калашникова.
– Талибы? – все еще сомневаясь, спросил Аллахвердиев, – Школьные годы закончились?
– А ты думал увидеть нежных юношей с книжками и четками. Будь осторожен: среди них немало бывших офицеров Наджиба. Впрочем, твоя задача смотреть. Мне бы такую роль, а? Не бойся, здесь никто не вспомнит твое прошлое. Главное, что ты не еврей и не американец! Да и тебе не советую узнавать старых знакомых. И еще, их корреспонденты, как и ваши, военные, носят оружие. Не отказывайся. Не тот случай…
* * *
…Разрывая руками колючий песок, Акбар надеялся спасти легкие от адской удушающей смеси горящей резины, дизтоплива и уксусной кислоты. Отползти от горящего грузовика не было ни сил, ни возможности. Те, кто попытался это сделать, лежали шагах в десяти, прошитые пулеметными очередями.
Ядовитый дым был гибелью и спасением одновременно. Выждав, когда очередной черный клуб накроет его, Акбар вытянул плоскую фляжку с остатками чая и вылил у носа и рта. Теперь главное – лежать тихо. К машинам эти чертовы хазарейцы не пойдут, от жара начали потрескивать патроны, а там, глядишь, рванет и посерьезней. Рвануло! И не единожды. Да так, что распластанные тела живых и мертвых оторвались от песка, нелепо размахивая руками. Стена огня выросла справа и слева, от головной части колонны.
Сознание медленно возвращалось к Аллахвердиеву в виде желания избавиться от мягкой тяжести, давящей на затылок. Он судорожно попытался вытянуть голову и едва не задохнулся от липкой, дурно пахнущей массы, залепившей лицо, и в отчаянии заколотил ногами. Очевидно, заметив признаки жизни (мертвые ногами не сучат), его крепко захватили за лодыжки и протащили по шершавому песку, обдирая кожу на подбородке. Акбар приготовился к самому худшему. С пленными талибами хазарейские сепаратисты не церемонились – бросали в железные контейнеры живых и мертвых без разбора, утаптывая биомассу до отказа. Не откажешь в изобретательности: наглядно, поучительно, весело слушать стоны врага, и хоронить не надо.
– Эй, хабарнигар, живой? Ну, очнись, повезло! – на голову полилась теплая вода. – Смывай кровь. На сегодня, похоже, все кончилось. Ранен? Нет? Держи фляжку.
Рыжебородый курсант, тот, что казнил пленного в «Джемале», пригибаясь, выскочил из кювета и, петляя, побежал туда, где беспорядочно трещали автоматные очереди и лопались ручные гранаты. Акбар осмотрелся: на дороге по-прежнему чадили грузовики, впереди метались фигуры в белых рубахах, а вытащили его из-под разорванного почти надвое тела. Вот откуда этот запах – содержимое кишечника. Через силу приподнявшись, Акбар на коленях подобрался к своему спасителю. Мертвый, он защитил его от осколков и ударной волны. Повинуясь подсознательному приказу, Акбар собрал остатки сил и перевернул погибшего моджахеда лицом к небу. Пусть смотрит на обитель Господа – место в раю ему обеспечено. А кишки у всех одинаковые! На тыльной стороне ладони мертвеца Аллахвердиев увидел татуировку: восходящее над горами солнце, окруженное словом «Дагестан». Из расстегнутого подсумка убитого торчал уголок какой-то книжки, «ин кварто», в кожаном переплете. Скорее всего, «Спутник моджахеда» – универсальное руководство по ведению джихада всеми доступными средствами, днем и ночью, в любой стране. Еще в «Джемале» Аллахвердиев не мог отделаться от подозрений, что этот справочник молодого диверсанта был во многом скопирован с легендарного «Спутника партизана» издания 1942 года. Только вместо речей Калинина и Сталина в нем содержались избранные суры Корана и фетвы пакистанских и саудовских улемов о смысле и сути джихада. Ведь очень важно знать, когда и кого можно убить без греха и можно ли пожертвовать собственной жизнью без тени сомнения, что ты, в конечном счете, самоубийца. Фетвы давали разъяснения и благословения на все случаи незатейливой моджахедской судьбы. Как правило, в этих же «Спутниках» джемальцы носили квитанции на получение оружия и справки о выплате закята (налога в пользу неимущих). Кстати, других документов они здесь и не имели.
Квитанции он действительно обнаружил за отворотом обложки. Там же, в замшевом чехольчике, помещались два тонких карандаша в узорных серебряных футлярчиках кубачинской работы. Повинуясь наитию, Акбар наугад раскрыл книжку. Бледный след графита вился между пробелами типографских строк. Автор вел записи на русском, используя арабскую графику, очевидно, желая тем самым затруднить любопытство посторонних. К тому же изучение языка Пророка поощрялось.
«…сказал, что я раздумываю над бесплодным, и это может погубить в опасный момент. Еще пророк Йса осуждал сомнение. Не трать время на то, чтобы срыть гору. Взойди на нее. Нет пользы рассуждать о жизни и смерти. Живи и умри – все прояснится в свой черед…» Интересно, мавлави сделал сравнение христианских монахов с моджахедами. «Посмотри, они не курят, не бреются, воздержаны в пище, некорыстны. Главное их занятие – труд и молитва. Если бы еще они обратились к Аллаху. Но это внешнее, поскольку они упорствуют в заблуждении и даже укрепляют его. Как можно верить в то, что Аллах зачал равного себе в земной женщине, и потом еще отдал своего сына на казнь! Как понимать? А вот как. Это заблуждение выгодно для тех, кто угнетает людей. Господь терпел и нам велел – что может быть лицемерней этого заявления. Как может Аллах терпеть урон? Испытывать свои создания, возлагать на них бремя – да! Но кто Ему причинит боль!»
– Акбар, из тебя точно не получится моджахед! Меня предупреждали! Братья добивают этих желтых кафиров, а ты читаешь здесь, на трупе? Не умри от опечатки, – незаметно подошедший Султан был явно взвинчен.
– Учи своих детей, – в тон ему сорвался Акбар, – этот труп – мой земляк, он спас меня. Мои осколки в нем. На, забери бумажки – все, что от него осталось.
– Твой земляк – шахид. Он уже в раю. А ты боишься смерти. Боишься, вижу.
– А ты не боишься?
– Здесь – нет. Да, если ты решил благодарить кого-то еще, кроме Аллаха, за дыхание в своих ноздрях, то молись расчету «Града». Это они вас отбили.
– Голову они мне отбили, – буркнул Аллахвердиев. – Считай, я им барана должен, когда в Бухару войдем. Не раньше. Ты лучше бы посоветовал этим студентам дорогу чистить заранее. Знаешь, в сороковой армии был такой термин «превентивный огонь»? Это когда лупят налево-направо за полчаса до прохода колонны.
– Знаю, – серьезно ответил Султан. – Поэтому вы и проиграли. Так всегда поступают неверные. Они сами куют нам бойцов. Американская модель. После таких ударов человек готов расплавить себя в джихаде. Вставай. Можешь идти?
– Могу. Благородные войны закончились с рождением Каина. Ничего, они скоро научатся жестокости. Жизнь заставит. А там – палка о двух концах.
Через три дня в Кандагаре Аллахвердиев приступил к чтению записок погибшего моджахеда. Бисерный, почти каллиграфический почерк выдавал в покойном человека вдумчивого и педантичного. А пробелы между буквами – стремление быть понятым. Отдельные заметки были написаны латинскими буквами. Удобно было и то, что каждый эпизод или важная, по мнению автора, мысль была обозначена порядковым номером.
Охотников мешать занятиям Аллахвердиева было немного. Дело в том, что на лице, шее и руках Акбара высыпали розовые, с белым налетом пятна. И его спешно поместили в подобие изолятора. Еду оставляли на пороге мазанки. Местный Абу Али ибн Сина мудро решил, что время покажет, проказа это или лишай. У самого Акбара на этот счет никаких сомнений не было: своей рукой вводил в ягодицу малопочтенный индийский препарат, на который его организм реагировал вот такого рода аллергической реакцией. По правде говоря, тут не в дневнике была суть. Пучеглазый араб «Че» пристегнул курсантов «Джемаля» к новому авантюрному походу в Фарьяб. Акбар же действительно боялся смерти на чужой земле, поскольку не получил иного указания на этот счет от Создателя миров.
