ПОХВАЛА ПАДАЛИ
Глинобитную крепостишку Кулух на берегу реки Кундуз слепили во времена Амануллы-хана. В тридцатые годы в ней прятался от басмачей небольшой гарнизон. Он же успешно взимал дань с контрабандистов и честных торговцев на пути к Шерхан-Бандару или Имамсахибу. К началу восьмидесятых это были развалины, упорно именуемые на картах Генерального штаба «пост Кулух».
Руины стреляют чаще и вернее, чем жилье. Памятуя эту военно-прописную истину, Горшенев приказал рассредоточиться, залечь и держать на прицеле дувал, пока разведка не убедится, что в «Багдаде все спокойно». Дождавшись, когда Рубцов с двумя бойцами короткими перебежками достигли стены, Михаил вынул радиотрубку и задумчиво повертел в руках.
– Куда тут нажимать для вызова? Вот эта зеленая кнопка, наверное? Ну, и чего он молчит? Акбар, ты видел, как они его включали?
– Техника в руках дикаря превращается в кусок металла, – отшутился Аллахвердиев. – Поищи кнопку «он – офф». Погоди, что ты им скажешь?
– А что есть! Где мы, сколько нас, что жрать хотим и домой тоже пора. Или докладывать о выполнении задачи? Не тот случай. О, пошел вызов! Алло… По вашему указанию… Никого рядом нет, – с этими словами Джума отнял трубку от уха и жестом пригласил Акбара слушать вместе. Вопрос «Кто-то слышит ваш разговор?» был дурацким. А с дураками следует обязательно говорить при свидетелях, если, конечно, нельзя промолчать.
Панель на трубке заискрилась зелеными и красными огоньками, пошла какая-то помеха, но прием не ухудшился.
– Не говорите ничего, кроме того, что я вас спрошу. Канал временной стойкости, вы поняли меня?
– Да, я вас услышал.
– Численность группы?
– Девять человек. Один офи…
– Это неважно. Где вы находитесь?
– У поста Кулух.
– Внутри строения?
– Нет. Идет осмотр.
– Там все в порядке. Сосредоточьтесь внутри. Через сорок минут дайте сигнал, красный дым, и ждите борт. В любом случае, до приземления вертолета строения не покидайте. Это важно. В районе неспокойно. Перед посадкой разрядите оружие. Времени не будет. Отвечаете лично. Осмотрите патронники, из гранат запалы вывернуть. Как поняли?
– Понял. Только у нас нет дымов. Костер пойдет?
– Пойдет, – после паузы усмехнулся голос в трубке. – Еще раз напоминаю: дымовой сигнал дайте внутри строения. – И опять Акбара озадачила во время короткого молчания странная пульсирующая помеха. Откуда здесь такой источник?
– Понял. Костер будет.
– Все. До подлета борта трубку держите включенной. У себя. Должны работать индикаторы на панели. Напоминаю, внутри строения. Удачи. Остальное – на месте. Конец связи.
У дувала между тем происходило что-то незапланированное. Вместо сигнала «путь свободен» Рубцов показал «хер» – скрещенные над головой руки – и, не таясь, направился к гряде, за которой залегла группа.
– Что за черт? Если нельзя, так что же он вышивает, как на Бродвее? – Джума после жестких инструкций был явно раздражен.
– Не ворчи… Медик у тебя толковый.
– Ага, забыл, на чем знакомство состоялось!
Доклад Рубцова был до слез прост. За дувалом – сущий скотомогильник. Две дохлые коровы.
– Вонь невозможная, кровь какая-то черная, деготь прямо. Жечь их, что ли, пытались? Пять минут не высидеть. Боец, вон, блеванул желчью. Больше-то нечем. Нет, командир, я туда больше не пойду. А если «сибирка»?
И столько решимости звучало в его словах, что Горшенев вынужден был проявить ту самую разумную инициативу, о которой даже в уставах упомянуто.
– Хорошо. Посылай туда еще пару гонцов. Пусть ребята все, что горит, соберут и запалят костерок. Давайте шустрее. Через тридцать минут воздушное такси обещали.
– Миша, трубку им отдай, помнишь, указание было трубку внутри поста держать.
– Да мать их, этих указчиков, «внутри», «у себя». Пусть берут. Бежать потом за ней!
– Сдается мне, что не будешь ты за ней бегать. И вертушек не будет, – угрюмо промолвил Аллахвердиев, – Рубцов, Коля, давай поближе, соображение есть. Во-первых, задолбить нас желали не друзья Султана, те просто не знали, что с нами делать. Они идейные. Когда уходили, то Султан пожалел, открылся. Команда на уничтожение пошла от тех, кто вас нанимал.
– И ты молчал? И мы шли по их же плану? Да этот «дух» тебя заморочил! А что, если все наоборот? – взвился Горшенев.
– Миша, дай договорить. Идти нам, все одно, если к границе, только сюда. А вот что в трубке радиомаяк – это сто процентов. Говорят, в районе неспокойно, а не меняют место посадки? Зачем разряжать, опять же, оружие заранее? Если есть радиосигнал, да и Кулух не иголка, зачем костер? Не беспокоит тебя весь этот «гондурас»?
– А ты не чеши, – огрызнулся Михаил, – почему молчал там, у колодца? Ну?
– Миша, лет десять назад, в такой же степи, только летом, вышли мы на чабанов. Аксакал расщедрился, мяса сварил. А парнишка их, подпасок, зачерпнул ложку и брякнул: шурпо, мол, нынче с рисом. Старик ему через костер как саданул палкой по голове, тот и отпал. Не понял? Я тоже поначалу. А утром уходили, все же спросил у деда. «Сейчас можно сказать. Теперь вы мяса поели, два дня можете идти по своим делам. А дурачок наш увидел червячка и пошутить решил. Червяк на мясе рос – не вредно. А голодными – вы далеко не уйдете». Вот, Миша, скажи я тебе там, у колодца, про червивое наше мясо, далеко бы мы ушли и куда?
– Ну, ты Омар Хайям! Сменили бы курс.
– Ну и куда? Кашгузар блокирован. Думаешь, на Хоштепа нас не ждут? Может быть, я и ошибаюсь. Недолго ждать осталось.
– Рубцов, что они там запалили? Дохлятину подожгли? – перевел разговор Джума, указывая на столб черного дыма,
– Ага, шашлычок из падали. Вот поднесут и не скажут, как тот чабан, пока не поедим для восстановления сил. Ведро там старое резиновое валялось, сообразили парни. – Рубцов хотел еще что-то добавить, но осекся и завертел головой, предупреждающе поднял руку: – Тихо, братцы. Движок слышу. Так, что у нас там, командир? Какая сторона?
– Восток… Бля, он что, из Ташкургана идет? Похоже… Коля, сигнальщики вернулись? Давай всем команду: рассыпаться, залечь, закопаться… «Воздух», короче. Не стрелять ни в коем случае без моей команды. В песок всем головы, быстрее.
Пара «восьмерок» шла на приличной высоте, метров триста, и на подлете к развалинам не снизилась, ушла на север к границе.
– Ну, не заметили. Дымит ведь классно, – крикнул Рубцов, не покидая ложбинки, прикрытой сухой кугой.
– Лежать всем вмертвую. Это разведка, понял? Вертушки хер знает чьи, похоже, афганские. Не шевелитесь! – заорал Горшенев.
– Нет, Миша, таких «эмтешек» у «зеленых» не было. Это что-то другое, – усмехнулся Акбар, – если не ошибаюсь, северный вариант. Для горной местности тоже годятся. Ну, вот, возвращаются. Дай Бог…
Чего Аллахвердиев просил у Создателя, осталось тайной. Пара вывалилась на этот раз с северо-востока чуть ли не на бреющем полете, скользнула точно над Кулухом и с отчаянным креном стала набирать высоту. Это было знакомо до боли. Через десяток секунд развалины вздыбил мощный двойной разрыв авиабомб. Ударная волна сначала подбросила, а потом буквально вдавила в грунт людей, накрыв удушливой смесью пыли, глины, мелких камней и сухой травы. Но надо отдать должное: полуослепшие и оглохшие бойцы выполняли команду «лежать всем вмертвую», сообразив, что это только начало. Кто из них не видел этой картинки, пусть даже издалека?
Едва начал оседать смерч разрыва, вертолеты появились вновь, на этот раз всаживая в развалины НУРСы. В завершение, покружив над постом, обработали клубящиеся пылью дувалы огнем из курсовых пулеметов.
Подкатился из своего укрытия Рубцов:
– Все целы, командир. Говори, что дальше, а то ведь крыша едет. Не лежать же тут вечно?
– Нет, лежать не годится. А как им в голову ударит наши лохмотья посмотреть, что мы все тут и остались? А? По нашей схеме: «бешеу», а потом разведбат, убедиться, что не даром бомбили? Собирай бойцов. Марш бросок три километра. К реке.
– Значит, прижали, – махнул рукой Рубцов. – А у нас раньше всегда пили, чтобы к речке не прижали. Я вот что хотел спросить: вы же военный корреспондент? Очерки, статьи, все такое. А вот кто нибудь писал похвальное слово о падали? О пользе скотомогильника? Если выживем, напишу сам. Когда бы не коровы те, дохлые… С ума сойти! Кому жизнью обязаны!
– Не гневи судьбу, Коля, – Горшенев глянул в серо-свинцовое небо. – Сам знаешь, от кого в таких делах жизнь зависит. Это нам такое знамение было. Очевидно, лучшего не заслужили. Ну, падаль будешь славить или Бога живого?
