ГЕНЕРАЛ СНЕСАРЕВ
Вот, представьте себе: человек годы провел на Памире, в Индии, владел четырнадцатью языками, сотни работ написал по Средней Азии, если такой человек говорит, что Афганистан не следует завоевывать, поскольку удержать его невозможно, стоит прислушаться? Так ведь не просто упоминает! Доказывает, по полочкам раскладывая! И если у нас так любят героев, то вот вам ко всему и Георгиевский кавалер, и Герой Труда, один из первых в СССР! А звали его Снесарев Андрей Евгеньевич. И вот какая судьба.
В 1888 году он окончил Петербургский университет с золотой медалью. Все прочат блестящую карьеру математика, профессуру. А Снесарев уходит в военное училище. Через год – подпоручик, и семь лет тянет лямку пехотного офицера. Вдруг начинает заниматься, очень серьезно, оперным пением, и его приглашают петь в Большой театр. Продолжает военное образование в академии Генерального штаба и заканчивает курс по первому разряду. Все, кажется, столичная жизнь обеспечена, а его в Туркестанский военный округ на должность старшего офицера по поручениям.
И вот тут многое проясняется: служба-то началась с военно-дипломатической миссии. Памир, Индия. Непрост этот штабс-капитан, если его на обед приглашает вице-король Индии лорд Керзон, да еще просит спеть.
Теперь считаем годы: родился в 1865-м, университет окончил в 1888-м военное училище – через год. Семь лет службы – это уже 1896-й. Три года академии Генштаба. В Туркестан назначают в 1899 году. А в 1904-м подполковник Снесарев – востоковед с европейским именем, владеющий четырнадцатью языками. Когда успевал, если сам все углы на Памире, в Кашгаре прошел? Ну, хорошо, языки, а труды? Книги, статьи? И ответ у меня один – талантливому человеку Шамбала свои секреты открыла и над ним свою защиту держала.
Считайте: во время Брусиловского прорыва дважды ранен и контужен, после революции, когда офицеров на штыки поднимали – его солдаты избрали командиром корпуса. В Гражданской войне участвовать не пожелал, но когда немцы пошли в наступление, принял Северо-Кавказский округ и тут, при обороне Царицына, столкнулся с Ворошиловым и Сталиным. Едва выхватили из-под расстрела, уже приговорен был по всей форме! В 1919 году Снесарева назначают начальником академии Генштаба РККА, правда, через год отстраняют, понятно, царский генерал. А дальше еще загадочней: через семь лет ему присваивают звание Герой Труда, а в тридцатом году приговаривают к расстрелу, но заменяют Соловецкими лагерями, десятью годами. Кто мог заменить? Догадываетесь? Через четыре года освобождают и до самой его смерти в тридцать седьмом блокируют любые контакты с внешним миром. Нет такого ученого Снесарева – есть прощенный, условно-досрочно освобожденный враг народа.
А вывод по Афганистану у него был вот какой: сам по себе, без намерения взять Индию, он никакой ценности не имеет. Хотите иметь войну лет на шестьдесят вперед – воюйте афганцев. А привлечь их можно, только поддерживая в борьбе против любых захватчиков. Другими словами – крест на мировой революции на всем Востоке. Есть, правда, еще одна загадка.
В девятнадцатом году Афганистан заявляет о независимости, и англичане организуют экспедицию с двух направлений. Через Пенджаб на север и через Мерв на Герат. Именно в это время Снесарев вновь появляется в Туркестане. В Афганистан идет через Термез оружие, золото, аэропланы. В Кабуле под турецкими именами появляются наши советники, в тылу у англичан поднимается пуштунское восстание, их экспедиционный корпус громят под Мервом. Кстати, его знаменитый «Авганистан» впервые и прочитан в виде лекций в Ташкенте, хоть потом про это и умалчивалось. Писали, что это были лекции для слушателей Академии РККА.
Аллахвердиев уже было собрался дополнить рассказ Михаила романтической историей о том, как штабс-капитан Снесарев завладел сердцем легендарной красавицы Евгении Зайцевой, дочери начальника Хорогского поста, но Рубцов тронул его за плечо и повел головой к выходу из пещеры.
В туннеле нарастал звук неторопливых, тяжелых шагов.
Кто там идет, с чем? Акбар повернулся к Джуме и Рубцову. А у них уже руки за спиной, головы опущены. И боец рядом, пулеметчик, в такой же позе сидит. Значит, усики уже разогнули?
– Миша, «эфки»?
Горшенев, не поднимая глаз, кивнул. А Рубцов хищно оскалился:
– Если что – на всех хватит.
Из черного проема снова вышел Султан. Один. Слышно было, как удалялись шаги охранников по туннелю.
– Сейчас постройтесь, так же, как вы шли по… – запнулся на полуслове, очевидно сообразив, что значат молитвенные позы Горшенева и Рубцова. – Успокойтесь, все в порядке. Нам не нужна ваша кровь. Не делайте глупостей. Я прошу тебя, капитан. Я выведу вас отсюда. Вам вернут оружие, там, наверху. Идите за мной.
На этот раз шли значительно дольше, сначала протискиваясь по каменному лабиринту, потом увязая в раскисшей глине, а потом вовсе по колено в воде. По осклизлой лестнице, подсаживая друг друга, выбрались в ночь, на ледяной, пронизывающий ветер. Султан сдержал слово – оружие было свалено здесь же у заброшенного колодца. И место, слава Богу, даже в непроглядной тьме было узнаваемо. Аллахвердиев приложил к губам промокший рукав. И не надо никакого другого ориентира: горько-соленая влага. Вон куда занесло! На караванной тропе от северного склона Зави-Зард только четвертый колодец, Гильзайкудук, соленый. Свалять дурака? Попросить сориентировать? Нет, лучше промолчать.
– Кто поведет группу? Я буду говорить с одним.
После короткой паузы к моджахеду поднялся Горшенев.
– Хорошо, капитан, бери эту трубку, так распорядились ваши шефы. Выходи на связь, только когда рассветет. А теперь – уходите. Мы взорвем выход. Этот путь больше не существует. Идти по тропе. Через пять-шесть километров забирайте влево, выйдете к реке. Там и поговорите с теми, кто вас сюда послал.
Не тот был случай, чтобы душевно прощаться, но очень насторожил Аллахвердиева тон Султана. Не сказал, а будто сплюнул нечистое. Акбар шагнул навстречу, не обращая внимания на то, что моджахед предупредительно поднял руку, мол, не подходи.
– Султан, только один вопрос: эта пещера должна была стать нашей могилой, да? Что изменилось? Что еще придумали?
– Уходи. Ваши идут быстро. Хотя ты не собьешься. Тебе ведь известны эти места?
– Известны – Гильзайкудук. Впереди Кулух, граница. Но ты не ответил на мой вопрос.
– Да, могла. Этого требовали ваши хозяева. Но мы им не подчиняемся. Сначала имам хотел оказать им эту услугу, но потом раздумал. Сказал, что это богопротивное дело. Его воля священна. Уходи, ну…
– Ухожу. Спасибо. Может быть, увидимся. Вы ведь здесь серьезно обосновались? Кто твой имам, мюрид?
– Чтобы это понять, нужно быть с нами. Но вы свою партию сыграли. Ваша страна гибнет. Иначе бы вы отсюда не ушли. Теперь наша очередь.
– Чья, Султан?
– Коль выживешь, ищи тех, кто борется против иудеев и крестоносцев, за Великий Халифат. Поймешь. Недолго осталось. Ищи основу.
Под ногами коротко и туго ударила земля. Султан резко повернулся и исчез в темноте, а Аллахвердиев вздрогнул всем телом, ощутив прикосновение к плечу.
– Акбар, ты чего? Это я. Взорвали выход, да? Эге, да они уже испарились? Тебя ждем, а то бойцы уже ропщут, что ты с «духами» остался, – Горшенев покрутил головой.
– Нет, Миша, не возьмут нас в воины Аллаха. Тем более что тут имам объявился.
– Ба, исмаилиты?
– Нет, посерьезней. Те – философы и мистики. А эти, похоже, профессиональные революционеры. Только исламские.
– Ваххабиты, – беспечно хохотнул Мишка, – мало их свои же вешали. Историю пусть учат. Пошли, Акбар. Не дай Бог, передумают. Сколько там твой освежитель действует?
– Думаешь, он?
– Акбар, не лукавь, они нас там уже хотели закопать заживо… Ну, ладно, погнали.
К рассвету, совершенно измотавшись от событий прошедшего дня и ночи, сбив ноги на кочках солончака, группа вышла к оплывшим дувалам пограничного поста Кулух. В пяти километрах отсюда, за мутной Амударьей начиналась родная земля. Родина, Союз Советских Социалистических Республик. И всем очень хотелось согреться, поесть и поспать.
