Четки и дорджи

Холод – отец желания. Мысль, движение – все вторично. Астманов стянул влажную повязку с лица, приблизил к глазам циферблат с подсветкой. Половина первого. Пора было покидать нору и приступать к поискам дорджи. Застывшее тело плохо слушалось и потому пришлось несколько раз прогнать по нему, от больших пальцев ног до макушки, мысленный сигнал готовности. Рука нащупала колпачок фляги. Сейчас выпить немного воды, встать и начать движение от вершины, там больше вероятности выбрать верное направление. Астманов внутренне усмехнулся: днем он уже выбрал растяжку. Хотя… Оправдание есть – все вокруг были напряжены, думали об опасности, и немудрено, что под воздействием сенсибилизатора он пошел на зов смерти. Да и без тонкой настройки вещи, созданные человеком, зовут. Завяжите глаза, и пусть вас подведут поближе к вещам. Немного внутреннего внимания, тренировки, и вы безошибочно отличите дикую песнь ножа, гранаты, пистолета от гармонических звуков хлеба, сахара, книги. Но предметы смерти зовут сильнее. Так хочется заглянуть в дуло заряженного оружия и слегка прижать спусковой крючок, или попробовать, как войдет, хотя бы в аналог плоти, в дерево или свиную тушу, идеальное листовидное лезвие, которому пусть и тысяча лет от роду. Бессмертна песня смерти!

По дну овражка шмыгнул ночной зверек. Астманов насторожился, потянулся к гранатам, уложенным слева, с ввинченными запалами. И не зря: над головой послышались голоса. Двое говорили на дари:

– …них был один чужой. Офицер, не из коммандос, возможно, журналист. Его один раз видели в дукане Хакима, потом он уехал в Кабул. Последний раз видели в Кундузе у «Спинзара», дней десять назад.

– Узнайте о нем подробнее все, что можно. Кому подчиняется, где еще бывает. Платите информатору. У нас начальник разведки целой дивизии. Достаньте фотографию этого Астамана или как его? Покажите, может, что-то известно. Скоро этого подполковника переправят в Жавару. Здесь его держать опасно. Сам председатель «каджиби» дал приказ найти его живым или мертвым. И не обращайте внимания на то, что он обычный уголовник. Это их внутренние дела. Мне нет дела, что этого зайца погнал к нам страх перед своими охотниками. Сейчас он наш союзник. Понятно?

– Да, спасибо. Разрешите заметить, что «наш союзник» был начальником войсковой разведки и вряд ли знает офицеров из других служб… Их разведка изучает наши действия.

– Хорошо изучает! Вам придется объяснять, почему коммандос пришли сюда, как нашли мины? Кто оставил оружие в Хош-тепа? И эта странная карта.

– Клянусь жизнью, ничего мои люди не прятали, ни одного следа там не было. Пистолеты не наши. И карты у нас не было. Зачем? Половина моих людей – уроженцы здешних мест, они неграмотны, саиб. Для них что карта, что книга – одинаково недостижимы. Источник утверждает, что Астаман сказал, где искать оружие в сарае, запретил брать украшения, потом что-то указал на карте, и коммандос двинулись сюда. А здесь он босиком, как пьяный, пошел и остановился рядом с фугасом.

– Ваше счастье, что он не вышел на основной груз. Завтра ночью ящики нужно переправить в Кашгузар и дальше. «Тигрята» будут ждать на островах. Перед выходом свяжитесь с Джахангиром. Дальше следуйте его указаниям. Даже если он потребует людей на ту сторону.

– Будет сделано, господин.

– Ведите сюда этого ублюдка, тут, в овраге, ему самое место. Выполняйте решение комитета. И не стреляйте в затылок. Аллаху не нужны шахиды, которые не могут нормально работать лопатой. Вы представляете себе, как могла бы отработать эта сотня мин под Курган-Тюбе, Кулябом, у Нурека, в конце концов на дорогах, где нет саперов, патрулей? Какой урок захватчикам, какой пример нашим братьям! И все прахом из-за того, что один ишак не удосужился нормально замаскировать груз. Мы потеряли трех настоящих бойцов, пока доставили мины сюда. Пусть его кровь станет жертвой за героев. Кстати, с рассветом организуйте наблюдение. Если они сюда надумают вернуться – ввязывайтесь в бой, отвлекайте, уходите к Хош-тепа.

– Мы далеко не уйдем по пустыне. Они поднимут вертолеты.

– Ваша задача отвлечь. Разделите отряд на две части. Используйте ракеты. Один запуск – и вертолеты уйдут. Этот груз – ценнее наших жизней. Там, за рекой, просыпается народ. Таджики наконец-то задумались о том, что они часть уммы, а не изгои Востока… Ну, где эта падаль?

– Уже ведут, господин.

Послышались тяжелые шаги, будто несли неудобную поклажу, сдавленные хрипы. Астманов сжался и приготовился к худшему, различив на противоположном краю оврага черные расплывчатые фигуры. Вот эти двое в сторонке – они говорили о начальнике разведки и каком-то ценном грузе для «тигрят». А на краю исполнители. Так, где же «падаль»? Ага, вот, между ними, на коленях.

– Не тяните. Все формальности окончены, – услышал Астманов начальственный голос, и конец фразы завершился тремя приглушенными выстрелами…

– Все, господин, он мертв.

– Бросайте в яму, там ему самое место. И не вздумайте хоронить. Это урок тупым и ленивым, думаю, среди ваших людей еще немало таких. Между прочим, вас тоже могли сурово наказать. Вы отвечаете за жизнь каждого пленного своей головой. Это приказ высшего командования, решение наших учителей. Да продлятся их дни. Много ли нужно ума, чтобы перерезать горло оглушенной свинье. Эта ваша видеосъемка никого не устрашила, а вреда нанесла много. Но мне удалось уладить дело. В докладе укажите, что пленного убил по собственной инициативе, скажем, вот этот Файзали. И что он расстрелян по вашему приказу, на ваших глазах. Теперь вы мой должник дважды!

– Я ваш преданный раб и ученик, господин.

– Листовки с текстом приказа и комментарием на узбекском, таджикском и русском языках рассеивайте по дорогам, в местах, где бывает сороковая армия. Да не будьте мудрее Лукмана – советские солдаты не читают арабскую графику.

Тупой удар по дну оврага, и тело, обернутое в синий пластик, перетянутый веревкой, улеглось на расстоянии протянутой руки от убежища Астманова. Запах свежей крови и чужого смертного пота ударил в ноздри.

– …измениться или умереть – иного не дано. Мы стоим против самой могучей державы мира, поэтому, брат мой…

Голоса удалялись, и Астманов не сумел расслышать конца фразы. В принципе она не несла информации, так, пропагандистская накачка, но ведь есть же мысль, зовущая этих людей к жертвам. Не деньги, не водка и не бабы – это точно. Власть? Таджик, пуштун, узбек сможет властвовать только над своими, и в родных пределах. Это не еврей, не турок или англосакс. Поэтому и было интересно, вот так, из первых уст, услышать, но, увы, ночные гости ушли.

Астманов выждал полчаса, не шевелясь, перебирая в мыслях услышаное. Много интересного! У Арзаева в батальоне есть информатор моджахедов. Это подарок Самко, Марата расстраивать не стоит. Вычислить несложно: родственники на севере Афганистана, прошлое в Союзе, деньги, возможность контактов с афганцами. Сколько человек пошло с Арзаевым? Не более пятидесяти. За неделю «пробьют» всех! А вот полковник, точнее подполковник – начальник разведки – это почти фантастика. Ничего, Самко не отвертится – за первую информацию обменяется второй. Даром никто не работает. И чего огород городить, если в батальоне «источник», в руках у моджахедов – начальник разведки, Сеид-ака – ясновидец и «грушники» работают под его прикрытием. Выходит, на равных воюем. И победа будет «одна на всех, мы за ценой не постоим».

Весь военный скарб, ботинки и куртку Астманов оставил в траншее, откуда днем вынули «итальянки». «Сюрпризов» там не было. «Тупой и ленивый» Файзали был обернут в синий пластик, а это значит, что моджахеды сняли возможные сюрпризы «спецов». Капсулу, пахнущую авиационным бензином, на этот раз проглотил не раскрывая, запив теплой кисловатой водой – перед выходом растворил во фляге порошок аскорбинки. Нащупал в пистончике пластиковые шприц-тюбики антидота – это для успокоения.

Все. Пошло… Полыхнуло перед глазами зеленоватое пламя… Кровлю дома сорвем… Давно было… А где она сейчас?.. Хаос, рождающий… нас погубили… Ну, валькирии-гурии, ведите…

Вибрирующий звук опасности… Только не забыть. Назад… В тишину. Чертов огонь. Слепит. Нужно же что-то видеть. Флейта – это хорошо… На афганской стороне играет мальчик на свирели… Кого ты там смущаешь, крысолов проклятый. Одна палочка и семь… Нет, здесь пять ладов… Музыка сфер… Пять… Пять… Здесь… На колени… На колени!

Судорогой свело шею. Скорчившийся, медленно приходящий в себя, Астманов вырвал из подключичной ямки всаженный до отказа шприц-тюбик с антидотом. Мог бы и в глаз ткнуть, один хер, кроме зеленых чертей, ничего не видно. Вторую порцию вколол в бедро. Дурнота медленно покидала сознание, только вот засела в глубине незатейливая дикая мелодия. Он лежал ничком на песчаной проплешине. Саднили исколотые босые ступни. Рыть, быстрее рыть – светлеет. Если нет там дорджи, то хоть окопчик славный будет. Но есть! Захлебывается, просвистывает флейта. Так, клочок задубевшей кожи. Это знакомо. Скрежетнула лопатка. Теперь руками. Она любит руки…

В предрассветной мгле со странным чувством Астманов рассматривал позеленевшую медную коробочку величиной с ладонь. Ее тяжесть настораживала. В конце концов он осторожно поддел край находки широким, коротким ножом. Тускло блеснула россыпь желтых узорчатых шаров, среди которых куском угля смотрелся черный осколок – слегка изогнутая пластинка с ромбовидным сечением. Не отдавая себе отчета, Астманов прижал острый излом к правой ладони и чиркнул по среднему и безымянному пальцам…

Четки (или бусы?), украшенные сложным геометрическим орнаментом, он ссыпал на дно ранца. Осколок дорджи примотал к гранате, которой суждено было стать, в случае чего, последней гранатой в его жизни, и спрятал ее в подсумок. Остальное оружие разложил рядом и, не поднимаясь с колен, занялся углублением окопчика. К восходу солнца «дзот» был сооружен. Теперь дело за вертушками. Он поборол искушение, бросив все, бежать через пустыню, к Шибакли. Моджахеды не спустят глаз с высоты. Сидят небось в таких же норах, укрывшись серо-желтыми одеялами из верблюжьей шерсти – в десяти шагах не различишь…

Рокот двигателей проник в сонную одурь вовремя, еще бы полчаса, и Астманов просто бы сомлел – ищи потом его в окопчике, прикрытом брезентом. Пара шла от Шибакли, набирая высоту по мере приближения к Сары-тепа. Астманов вытянул кольцо «красного дыма» и отшвырнул его вверх по склону. Окопчик он предусмотрительно не покинул. И правильно, поскольку через несколько секунд над его головой начали посвистывать пули, а на вершине холма взметнулись фонтанчики пыли. Ухо различило приглушенную расстоянием дробь станкового пулемета. Астманов молил небо, чтобы только не ввязались вертушки в преследование моджахедов, такой расклад был бы верной гибелью. Если «горбатые» еще могли отвязаться от «Стрелы», то афганские летчики, на потрепанных «восьмерках», вряд ли…

Один из вертолетов, круто отвернув, пошел на облет высоты, одновременно поливая из пулеметов ее склоны, второй начал снижаться. Выскочив из укрытия, Астманов, согнувшись в три погибели, петляя, побежал к вершине, где расплывалось красное облачко. Под ногами несколько раз цвикнуло, крупные песчинки врезались в лицо. Подбежав к зависшему вертолету, Астманов ухватился за веревочный трап. В салон его втащил Вислица, поскольку на середине трапа Астманова покинуло сознание. Но ко времени приземления и рулежки на стоянку афганских ВВС он был в полном порядке, наверное, потому, что Вислица влил в него двести граммов водки из плоской фляжки.

Поздним вечером все четверо собрались в дальнем отсеке редакционной палатки. Астманов выложил на стол россыпь узорчатых шаров и черный осколок дорджи. Самко критически осмотрел находки:

– И это все? Могли бы больше положить.

– Было, очевидно, больше. Думаю, что коробочка – вторичное захоронение. Наша была коробочка, советская, из-под оптики или другого прибора. Просто тот, кто нашел, понимал, что обречен на смерть в любом случае – отдаст, не отдаст. И взял самое главное. Камень, что тверже алмаза, и вот эти шары с какими-то знаками. Любопытные шарики. Я уже посмотрел кое-что.

Астманов подвинул к четкам кольцевой магнит от динамика.

– Золото не притягивается магнитом, да? Цветной металл. А теперь другое. Эти шарики-ролики разного диаметра. Вот самый крупный, вот помельче. Почти незаметно. И вот я выстраиваю их от большого шара по мере убывания… Попробуйте разорвать ее.

Вислица подергал за концы четок. Они натянулись, завибрировали, сопротивляясь разрыву.

– Занятно… Не хуже, чем семь резных шаров в одном. Да еще из разного материала. Есть такая игрушка, в Эрмитаже видел. А осколок твой, он что может? – скептически отнесся к увиденному Самко.

– Ничего. Песни поет дикие. Не слышишь? Дальше смотри. – Астманов накинул «четки» на шею, соединил концы. – Вот. А что дальше – не знаю. Если постучать по центральному шарику – размыкается. Сначала концы, а потом вся цепь… А теперь о делах насущных. Червонцы оставьте себе – пригодятся для добрых дел. Как раз поровну, по пять штук. Пять, оказывается, тоже магическое число. Дальше. Марат, у тебя в батальоне есть солдат или офицер, работающий на моджахедов. Причем выходит на хороший уровень, действующий. Все, что мы делали в Хош-тепа и на холме, уже к ночи духи знали в подробностях. Еще. Сегодня ночью, на участке между Хош-тепа и Кашгузаром, духи перебросят на нашу сторону важный груз, каким-то «тигрятам». Позывной «Джахангир». За точность информации отвечаю. И последнее: в дивизии что, пропал начальник разведки?

Вислица и Самко переглянулись.

– Ну ты даешь, Леша, – пробурчал Самко. – Сидишь в горах, а потом, бац, озвучиваешь секретные сведения. Это закрытая тема.

– Да. Настолько, что полевые командиры знают, что за ним числится уголовное преступление и его ищут по приказу…

Самко жестом остановил Астманова:

– Леша, послушай, это не для обсуждения, прошу. Да, был, есть такой, начальник разведки дивизии, не нашей, естественно, подполковник. Что-то учудил с караваном, с оружием, как мне известно. Его перевели к ним с понижением, пока шло следствие. Три дня назад он, на БРДМ, с водителем выскочил за боевое охранение, направился в Кундуз, по объездной, в сторону тюрьмы и пропал. Машину нашли. Его и бойца – ищут. И найдут.

– Нет, Яша, не найдут, поверь мне. Если, конечно, афганцы сами его не сдадут. Но там, в Жаваре, куда его собрались перебрасывать, другие люди правят бал. Солдат мертв, казнь снята на видео. Ладно, давайте на посошок и расходимся. Слава богу, новости кончились.

К немалому удивлению Астманова, все трое саркастически хмыкнули.

– Ошибаешься, – Вислица поднял черный колпачок от НУРСа, заменявший рюмку. – Меня отправляют в Союз, на переучивание, в Торжок. Два дня на сборы дали.

– Ну и я с новостями, – протянул свою тару Марат. – Завтра вылетаю в Кабул, оттуда в Гардез. Бригаду перебрасывают в Пактику. Батальон будет стоять в Бараки-и-барак.

– И для тебя есть интересное, Леша, – поднялся Самко. – Два часа назад пришла шифрограмма о твоем немедленном откомандировании в Кабул, в штаб армии. Не знаешь, зачем торопятся?

– Нет. Это – закрытая тема. Как и твой полковник разведки, – пошутил Астманов, скрывая за смешком крайнее напряжение. – Получается, Яша, ты один без новостей?

– Не думаю. Я вынужден буду доложить о твоей информации. И, чую, влезли мы в очень серьезные дела. Не по нашему положению и уровню. А это значит, что не жить мне в славном городе Кундузе.

– А вот скажи, что не ваша контора все эти перемещения организовала?

– А ты хотел, чтобы ваша? Без имени и статуса. Да, считаются с ней, пока, но за нами страна, государство. Ладно, выпьем!

Проводив гостей, Астманов кликнул дежурного, чтобы тот поднял его в пять часов утра, и уже собрался завалиться на койку, как сержант протянул ему заклеенный конверт.

– Вы спали днем, а этот ваш друг, бородатый, приходил. Сказал, что будить не надо. Вот, это он здесь писал, сказал: вам лично отдать, когда один останетесь.

Астманов распечатал конверт, уже догадываясь, что властители судеб договорились обо всем и обрубили все возможные связи, поскольку каждый выполнил свою задачу, даже не подозревая об этом. Бешеный буйвол из предосторожности писал на английском: «Учитель – Хранителю: «Иди своим путем». Жаль, не скоро увидимся. Зона действия…» Далее шли координаты. И все. И никаких указаний, обязательств, наград и обещаний. Свободен, как птица в полете! Вызвав в памяти участок карты северо-восточнее Кундуза, он прикинул, что указанная точка расположена на Памире… Координаты Астманов зашифровал последовательным прибавлением цифр, которые он забыть не мог – 1619 5132. Ключ содержал дату рождения и номер родного дома в Порт-Ветровске. Затем острым краем дорджи вырезал координаты группы на обратной стороне жетона с личным номером.

Предписание ему принесли вместе со служебным паспортом и причитающимися чеками ВПТ. Это означало, что в Кундуз он не возвратится. Хмурый старший лейтенант из строевой части молча подсунул Астманову чистый обходной лист и еще какие-то бумаги. Видимо, был предупрежден и вопросов не задавал. Скорее всего «отходную» Астманову готовили ночью, а штабные этого не любят.

В самолете Астманов и Арзаев сделали вид, что не знакомы, и в Кабуле, прощаясь, едва приметно кивнули друг другу. Ни к чему Марату было тащить за собой сомнительные связи – боевой офицер-десантник, академия впереди, карьера. Увиделись они через девятнадцать лет на Северном Кавказе, где полковник Арзаев служил в должности заместителя командующего армией, а Астманов выполнял не особо сложное поручение в Чечне. Еще через полгода, в декабре, Алексей получил известие о гибели Арзаева. Очевидцы рассказывали, что он выпрыгнул из сбитого чеченскими боевиками вертолета. Сгореть заживо или совершить последний в жизни прыжок – выбор десантника Арзаева был ясен.

С Юрием Вислицей Астманов больше не виделся и сведений о нем не имел.

А вот Яков Самко… «Папаясс», будь он неладен… Господи, оборони нас от друзей, а от врагов мы сами спасемся!