ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
1. Уже был ангел далеко за нами,Восхождение в круг шестой. — Круг шестой. — Чревоугодники
Тот ангел, что послал нас в круг шестой,
Еще рубец смахнув с меня крылами;
4. И тех, кто правды восхотел святой,
Назвал блаженными, и прозвучало
Лишь "sitiunt" — и только — в речи той;
7. И я, чье тело снова легче стало,
Спешил наверх без всякого труда
Вослед теням, не медлившим нимало, —
10. Когда Вергилий начал так: "Всегда
Огонь благой любви зажжет другую,
Блеснув хоть в виде робкого следа.
13. С тех пор, как в адский Лимб, где я тоскую,
К нам некогда спустился Ювенал ,
Открывший мне твою любовь живую,
16. К тебе я сердцем благосклонней стал,
Чем можно быть, кого-либо не зная,
И короток мне путь средь этих скал.
19. Но объясни, как другу мне прощая,
Что смелость послабляет удила,
И впредь со мной, как с другом, рассуждая:
22. Как это у тебя в груди могла
Жить скупость рядом с мудростью, чья сила
Усердием умножена была?"
25. Такая речь улыбку пробудила
У Стация; потом он начал так:
"В твоих словах мне все их лаской мило.
28. Поистине, нередко внешний знак
Приводит ложным видом в заблужденье,
Тогда как суть погружена во мрак.
31. В твоем вопросе выразилось мненье,
Что я был скуп; подумать так ты мог,
Узнав о том, где я терпел мученье.
34. Так знай, что я от скупости далек
Был даже слишком — и недаром бремя
Нес много тысяч лун за мой порок.
37. И не исторгни я дурное семя,
Внимая восклицанью твоему,
Как бы клеймящему земное племя:
40. "Заветный голод к золоту, к чему
Не направляешь ты сердца людские?" —
Я с дракой грузы двигал бы во тьму.
43. Поняв, что крылья чересчур большие
У слишком щедрых рук, и "этот грех
В себе я осудил, и остальные.
46. Как много стриженых воскреснет , тех,
Кто, и живя и в смертный миг, не чает,
Что их вина не легче прочих всех!
49. И знай, что грех, который отражает
Наоборот какой-либо иной,
Свою с ним зелень вместе иссушает.
52. И если здесь я заодно с толпой,
Клянущей скупость, жаждал очищенья,
То как виновный встречною виной".
55. "Но ведь когда ты грозные сраженья
Двойной печали Иокасты пел , —
Сказал воспевший мирные селенья , —
58. То, как я там Клио уразумел,
Тобой как будто вера не водила,
Та, без которой мало добрых дел.
61. Раз так, огонь какого же светила
Иль светоча тебя разомрачил,
Чтоб устремить за рыбарем ветрила?"
64. И тот: "Меня ты первый устремил
К Парнасу , пить пещерных струй прохладу,
И первый, после бога, озарил,
67. Ты был, как тот, кто за собой лампаду
Несет в ночи и не себе дает,
Но вслед идущим помощь и отраду,
70. Когда сказал: "Век обновленья ждет:
Мир первых дней и правда — у порога,
И новый отрок близится с высот".
73. Ты дал мне петь, ты дал мне верить в бога!
Но, чтоб все части сделались ясны,
Я свой набросок расцвечу немного.
76. Уже был мир до самой глубины
Проникнут правой верой, насажденной
Посланниками неземной страны;
79. И так твой возглас, выше приведенный,
Созвучен был словам учителей,
Что к ним я стал ходить, как друг исконный.
82. Я видел в них таких святых людей,
Что в дни Домициановых гонений
Их слезы не бывали без моей.
85. Пока я жил под кровом смертной сени,
Я помогал им, и их строгий чин
Меня отторг от всех других учений.
88. И, не доведши греческих дружин,
В стихах, к фиванским рекам , я крестился,
Но утаил, что я христианин,
91. И показным язычеством прикрылся.
За этот грех там, где четвертый круг,
Четыре с лишним века я кружился.
94. Но ты, моим глазам раскрывший вдруг
Все доброе, о чем мы говорили,
Скажи, пока нам вверх идти досуг,
97. Где старый наш Теренций, где Цецилий,
Где Варий, Плавт ? Что знаешь ты про них:
Где обитают и осуждены ли?"
100. "Они, как Персии , я и ряд других, —
Ответил вождь мой, — там, где грек , вспоенный
Каменами щедрее остальных:
103. То — первый круг тюрьмы неозаренной,
Где речь нередко о горе звучит,
Семьей кормилиц наших населенной.
106. Там с нами Антифонт и Еврипид,
Там встретишь Симонида, Агафона
И многих, кто меж греков знаменит.
109. Там из тобой воспетых — Антигона,
Аргейя, Деифила, и скорбям
Верна Йемена, как во время оно;
112. Там дочь Тиресия, Фетида там,
И Дейдамия с сестрами своими,
И Лангию открывшая царям".
115. Уже беседа смолкла между ними,
И кругозор их был опять широк,
Не сжатый больше стенами крутыми,
118. И четверо служанок дня свой срок
Исполнило, и пятая вздымала,
Над дышлом стоя, кверху жгучий рог,
121. Когда мой вождь: "По мне бы, надлежало
Кнаруже правым двигаться плечом,
Как мы сходили с самого начала".
124. Здесь нам обычай стал поводырем;
И так как был согласен дух высокий,
Мы этим и направились путем.
127. Они пошли вперед; я, одинокий"
Вослед; и слушал разговор певцов,
Дававший мне поэзии уроки.
130. Но вскоре сладостные звуки слов
Прервало древо, заградив дорогу,
Пленительное запахом плодов.
133. Как ель все уже кверху понемногу,
Так это — книзу, так что взлезть нельзя
Хотя бы даже к нижнему отрогу.
136. С той стороны, где замкнута стезя,
Со скал спадала блещущая влага
И растекалась, по листам скользя.
139. Поэты стали в расстоянье шага;
И некий голос, средь листвы незрим,
Воскликнул: "Вам запретно это благо!"
142. И вновь: "Мария не устам своим,
За вас просящим, послужить желала,
А лишь тому, чтоб вышел пир честным.
145. У римлянок напитка не бывало
Иного, чем вода; и Даниил
Презрел еду, и мудрость в нем мужала.
148. Начальный век, как золото, светил,
И голод желудями услаждался,
И нектар жажде каждый ключ струил.
151. Акридами и медом насыщался
Среди пустынь креститель Иоанн;
А как велик и славен он остался,
154. Тому залог в Евангелии дан".