Тихо гудящая печка окрашивала все вокруг красноватым светом. Как в детстве, когда папа запирался печатать фотографии, а маленькая Ира стучала в дверь и требовала ее впустить. Сейчас вместо двери была занавеска, Славик давно спал, да и фотографий никто не печатал.

Ирина слила воду в ведро, встала босыми ногами в тазик и медленно вылила на себя остатки воды из ковшика. Прохладные струйки побежали по обнаженной коже, скатываясь по ногам в таз. На застеленный тряпками пол полетели брызги.

Господи, как же хорошо!

Ирина взяла с кровати полотенце, тщательно вытерлась, потянулась за ночной рубашкой и замерла.

Из поддувала выскочил желто-красный лучик, скользнул по ногам, животу и устроился у Ирины на груди.

«Зайчик! — сказал из десятилетнего прошлого Борис. — Красиво…»

Ирина как завороженная уставилась на зайчик, затем медленно провела рукой по груди, погладила плоский живот.

«Красиво…»

Соски набухли, низ живота свело сладкой судорогой.

Так же было и раньше, когда она выходила из душа, и немного смущаясь, специально задерживалась на пороге комнаты. Так же блестели капли влаги на обнаженной коже, так же твердели соски, так же разливалась по телу судорога.

И лежащий на диване Борис смотрел, любовался и был счастлив.

Ирина обняла себя за плечи, прикрыла глаза.

В голове взорвались разноцветные огни, темнота сгустилась, превратилась в ласковые, такие знакомые руки. В руки, которые, превращаясь в отдельное живое существо, тысячи раз бродили по ее телу.

Глаза повлажнели.

«Где же ты, Боря? Видишь, я не могу без тебя. Совсем. Я приросла к тебе. А ведь это ты виноват! Ты отучил меня бороться. Ты ласкал меня и берег, ты отгораживал меня от мира своим телом, своей душой. Ты приучил меня не обращать внимания больше ни на что, ты закрыл собой весь мир. Но ведь он не всегда теплый или равнодушный, у него бывают и зубы. Острые зубы!»

Где ты?

Ирина надела ночную рубашку, села на кровать, бессильно сложила руки на коленях.

Тихо гудела смущенная печка.