В кассе получил билет очередной счастливчик, и очередь тут же привычно превратилась в толпу. Ирина замешкалась, и женщина, стоящая сзади, снова протиснулась вперед.

Глаза сразу повлажнели. Да что это такое — она же раньше почти никогда не плакала. Нет, так нельзя! Ирина несколько раз глубоко вздохнула, выставила вперед плечо и оттеснила наглую соседку назад.

Кизлярский вокзал бурлил. Неизвестно, видел ли он когда-нибудь такие толпы народа, вполне возможно, что и нет. Разве что в войну.

От войны до войны…

Ирина стояла в очереди пятый час. «Стояла», «в очереди» — нет, пожалуй, эти определения подходили здесь мало. «Очередью», столпившуюся внутри вокзала толпу беженцев можно было назвать только условно. Толпа напирала, отдавливала ноги, била локтями, воняла потом. Кричали женщины, матерились мужчины, постоянно возникали стычки. И чем ближе продвигалась, сжимая в руке заветные талончики, Ирина, тем тяжелей ей становилось сохранить место под солнцем. Давно болела спина, затекли ноги, огнем горел бок — похоже, там будет синяк. В голове остались только злость и обида. Обида и злость. И твердая убежденность, что она должна, обязана получить сегодня билет.

Ирина облизнула пересохшие губы и сделала еще пару спасительных шагов к кассе. Мучила жажда, хотелось в туалет, очень хотелось просто сесть. Очень хотелось обо всем забыть.

Был бы здесь Борис.… При всей его внешней мягкости, в экстремальных ситуациях он вел себя совсем по-другому. Неизвестно были бы уже у них билеты, но, что с ним Ирину не оттеснили бы те гады — это точно. Да еще угостив ударом локтя в бок.

Борис…

Ирина автоматически сделала еще шаг вперед, ревущий вокзал исчез, и перед глазами возник «новогодний» Грозный.

Синяя «шестерка» тяжело преодолела подъем к Минутке, начала поворот налево, и тут воздух загудел от тяжелого воя. Дежурящие на площади боевики мгновенно скрылись в подземном переходе. Вой перешел в короткий низкий свист, и угол дома, где на четвертом этаже темнели знакомые до боли окна, вспух и медленно обрушился вниз. Машину ощутимо тряхнуло. Славик всхлипнул и уткнулся Ирине в плечо.

Ирина прижала сына и словно окаменела. В голове, звонко стукаясь друг о друга и тут же умирая, мелькали обрывки мыслей. «Дерни за веревочку, радость моя!» Дзинь! «Беременная? Уже?» Дзинь! «Любимая, нас еще волшебный лес ждет!» Дзинь-дзинь!

Дзинь!

Пусто. Почему так пусто?

Дзинь!

Очнулась она уже за Аргуном. Мотор начал подозрительно чихать, и Ваха снизил скорость. Трасса была совершенно пуста, только впереди тяжело пыхтел старый ПАЗик.

Справа из низких туч стремительно выскочил хищный серый силуэт и с пугающей скоростью понесся к трассе. По ушам ударил тяжелый сводящий с ума вой. ПАЗик дернулся и резко увеличил скорость. Ваха, стиснув зубы, вцепился в руль. Самолет пронесся над трассой, нырнул за тучи, притаился и почти тут же показался вновь. Теперь слева. Выглянувшее солнце сделало его блестящим как елочную игрушку. Новогоднюю игрушку.

«Игрушка» грациозно скользнула над притихшей равниной и вдруг плюнула огнем. Дымный след умчался вперед, и там, где совсем недавно скрылся ПАЗ, в воздух поднялся темный столб.

ПАЗик обогнали через полчаса. Прилипший к боковому стеклу боевик что-то прокричал Ирине, потрясая поднятой рукой с оттопыренными в виде буквы «V» пальцами.

В Гудермесе было тихо. Слишком тихо. Как перед бурей.

Из окна двухэтажного дома виднелась грязная улица с глухими заборами. Чуть дальше, невидимая отсюда, тихо журчала Белка. Последний раз Ирина была в Гудермесе еще в детстве. Тогда чеченцы только начали возвращаться из ссылки, и Гудермес был почти полностью русским. Жили ли они здесь еще, Ирина не знала. Впрочем, это ее не интересовало.

Ее интересовало только одно. И думать она могла только об одном.

Когда здесь будет Борис?

За все время она только один раз отвлеклась от этих мыслей. В самом начале, когда Малика согрела воды, и можно было, наконец, смыть с себя эту грязь. Увидев, во что превратилось белье, как глубоко в кожу въелся пепел, Ирина пришла в ужас. Но только на минутку.

Когда здесь будет Борис?

А с этим сразу возникли проблемы. Во-первых, не завелась машина. Ваха долго ковырялся сначала сам, потом привел какого-то парня. Время шло.

Потом неожиданно выяснилось, что Аланбек вовсе не собирался ехать в Гудермес: он остался охранять Маликину квартиру. Ирина почувствовала смутную тревогу.

К вечеру мотор заработал, а утром Ваха уехал.

Вернулся к вечеру. Один.

Ирина молча смотрела на него и почти не слышала сбивчивых объяснений: «Не прорваться… Сплошные обстрелы. Дороги простреливаются».

— И что теперь? — спросила она отрешенно.

— Завтра, — махнул рукой Ваха, — завтра.

Ночью ей приснился Трек. Яркое солнце пробивалось через густую листву, орали противным голосом павлины, играл бликами старый пруд. Лодка плыла тихо и бесшумно, вода приятно холодила руку, и нахально задирал подол платья игривый ветерок. Ира подняла глаза и обомлела: вместо Бориса на веслах сидела мутная тень. «Не пугайся, — сказала тень, — это я. Только я спрятался. Хорошо спрятался, Ира, очень хорошо — не волнуйся. И не жди — уезжай. Я найду вас. Обязательно найду».

Днем над городом несколько раз прошли самолеты. Ударов не было, и местное население смотрело на самолеты всего лишь с настороженностью. Ирина настороженности не ощущала, ее охватывала паника. Живот сводило судорогой, ноги слабели, в голове оставалась лишь одна мысль. Бежать! Прятаться! Бежать!

Синяя «шестерка» вернулась поздно: уже начинало смеркаться. Ирина выбежала во двор, забыв накинуть пальто, следом выскочил Славик.

— Не проехать, — виновато развел руками Ваха.

— Ясно, — спокойно сказала Ирина. — В Хасавюрт автобусы ходят?

— Ходят. Подожди, а как же Борис?

— Он спрятался.

— Что? — не понял Ваха.

— Спрятался, — повторила, глядя мимо него, Ирина. — Вам его не найти. Мы уезжаем. Завтра.

Рано утром она уже была готова. Малика попыталась отговорить, родители сомневались, Ваха клялся, что уж сегодня он обязательно прорвется в центр.

— Сегодня? — переспросила Ирина странным голосом, Ваха кивнул. — Вчера и позавчера струсил, а сегодня вдруг смелым стал?

Это было настолько неожиданно, настолько несправедливо, что все растерянно замолчали.

— Ирочка, — сказала Валентина Матвеевна, — ну зачем ты так?

— Что ты знаешь? — опомнился Ваха. — Там бои кругом! Там ад!

Ирина взглянула на него прозрачными серыми глазами и почти ласково сказала:

— Вот и не надо. Аланбека вы забирать не собираетесь, он квартиру охраняет. А из-за чужих зачем рисковать, правда?

— Ира! — повысила голос Валентина Матвеевна.

— Все, мама Валя. Все! Как вы не понимаете — Боря спрятался. Пошли!

Автобус отошел через час.

В салоне, кроме них, были одни чеченцы: женщины с объемными сумками, и боевики в камуфляже и с оружием. Молодые и крайне возбужденные, они всю дорогу громко переговаривались и смеялись. Как поняла Ирина, хвастались друг перед другом, как били «федералов».

На границе автобус остановился у блокпоста. Всех заставили выйти, проверили документы, вещи. Боевиков давно не было — одни женщины, отец да Славик, и сумки проверяли невнимательно, через одну. Женщины быстро осмелели и плотной кучкой насели на военных.

— Тише! — пытаясь казаться спокойным, отбивался молодой старший лейтенант. — Да тише вы! А сами вы что с русскими делали? Не убивали? Не грабили? Вот мы спасать и пришли.

— Вай! — закричали женщины. — Что говоришь? Стыдно! Вот с нами русская есть — пусть скажет! Скажи ему, как мы жили! Скажи!

Несколько рук вытолкнули Ирину вперед, все замолчали.

— Как жили? — переспросила она. — По-разному…

Старлей понимающе усмехнулся.

— По-разному! — повторила Ирина, глядя офицеру прямо в глаза. — И не вам судить. Спасать пришли? От чего спасать — от жизни?..

— Все они тут одинаковые! — зло пробурчал худощавый солдат и демонстративно поправил автомат.

— Молчать! — резко бросил старлей, не сводя с Ирины серых русских глаз.

«Молодой, — подумала Ира, — совсем еще молодой. А глаза, как у Бориса…»

До самого города чеченки визгливым хором упрекали Ирину: «Неблагодарная! Разве плохо вам было? Все вы одинаковые!»

Очередь вздрогнула, зашевелилась, как щепку подхватила Ирину и устремилась к кассам.