Глава 4
Эвакуация
— Твари они все! Звери! — рассуждал Крикунов, сидя на верхней полке. Пар, исходивший от его тела, в ярком свете настенной лампочки виднелся лишь как небольшое мерцание воздуха. Прямо перед баней старший лейтенант просмотрел сцену казни контрактников, учиненную прячущимися по горам бандитами, и его буквально трясло от ярости. — Убивать их всех надо без суда и следствия! Расстрелять не могли, сволочи, если уж приговорили…
— Брось бушевать, казнь остаётся казнью, в какую одежду ты её не ряди, — плеснувший кружку воды на раскалённые камни Атясов подался чуть-чуть назад и слегка поежился от нахлынувшего на него жара. В конце концов, ему, чтобы не обварить уши, пришлось пригнуться. — Да и часового можно по-разному снять. Если на нём будет бронежилет, ты что же, станешь выбирать что и как, колоть или резать?
— Ну, ты сравнил, то часовой…Тут ситуация, — вроде бы уверенно возразил Валерий, — а там — хладнокровное убийство.
— Дело не в этом, дело в нашем восприятии. Мы — дети прогресса и выстрел в грудь или голову считаем почти нормальным явлением, а вот смерть от ножа, когда один противник хладнокровно перерезает горло другому, для нас чудовищна. А они дети гор. Отары овец всегда сопровождали горских жителей, для них убийство с помощью ножа более привычно и естественно. В том, что они совершают, чехи не видят такой же жестокости, которую увидит в этом любой европеец. Но нас тоже учат убивать ножом и прикладом, палкой и голыми руками, и сложись ситуация так, что у тебя не останется выбора, ты непременно этими умениями воспользуешься.
— Ну, я же не говорю…
— Погоди, ты меня недослушал, — капитан выпрямился и осторожно привалился спиной к горячей стене. — Суть не в том, кто и как убивает, а кто больший негодяй и изверг. И ещё надо помнить, что война сама по себе кровь и грязь. Каждый, кто твердит, что есть гуманные и негуманные войны, гуманное и негуманное оружие, по меньшей мере — лицемер.
— Да, агитировать ты мастер! — Крикунов с уважением покачал головой.
— Угу, — согласился Атясов и продолжил: — Скажи, разве может быть оружие гуманным?
Оба сидевших в парилке старлея, одновременно подняв руки, покрутили пальцами у виска.
— Вот и я о том же, но мировое сообщество всерьез призывает запретить оружие негуманное и, более того, определяет, какое оружие гуманно, а какое негуманно. Но разве есть какая-то разница между тем, выпустит противник три снаряда и разрушит деревушку, или же он выпустит шесть, но с тем же итоговым результатом? Возрастут лишь затраты, война затянется, и в итоге, когда, наконец, наступит долгожданная победа, и не важно чья, все будут жить хуже.
— Что-то мы не туда поехали, — вмешался в разговор дотоле молчавший Кузнецов. — Начали за Чечню, закончили мировым сообществом.
— Да я всё это к тому, что люди остаются такими, какими их воспитывает общество, их окружающее. Вполне возможно, что чечены не хуже и не лучше других народов. Во всяком случае, они такие как есть, со своими бзиками и моралью и, естественно, они поступают сообразно своему воспитанию. Меня самого коробят проявления беспричинной жестокости, издевательств, пыток. Разве я не вытаскивал истерзанные тела летчиков? Разве не находил изрезанное буквально на куски тело солдата внутренних войск с выколотыми глазами, с отрезанными ушами и гениталиями, с вырезанным на остатках груди крестом? Вот это сделали настоящие звери, и к таким у меня нет и не будет ни капли жалости. А казнь, если это действительно казнь, а не способ поглумиться над беззащитными… — на мгновение капитан умолк, давая возможность сидевшим рядом командирам групп осмыслить сказанное, — вправе ли я обвинять сделавших это по своему обычаю?
— Так что же, эти сволочи, — Крикунов кивнул головой в сторону двери, имея в виду тех, кто сегодня на его глазах, пусть и по телевизору, резал беззащитных пленников, — должны быть расцелованы и прощены?
— Ты меня не понял! Твари, которые, гордясь, снимаются на фоне агонии своих жертв, уже перестали быть людьми, и не заслуживают ничего, кроме смерти! — Атясов замолчал, и на некоторое время в парилке установилась тишина.
— Давайте что ли ещё разок парку, и на выход! — предложил Кузнецов и, не дожидаясь чьего-либо согласия, спустился на пол, взял кружку, и от души зачерпнув горячей водицы, плесканул её на пышущие жаром камни. Огромное белое облако рванулось вверх, сметая с верхней полки и развалившегося Атясова и всё еще играющего желваками Крикунова.
— Чёрт, хоть бы предупредил! — уже стоя на полу, беззлобно выругавшийся капитан после нескольких секунд замешательства вновь полез на верхнюю полку. Следуя его примеру, стали подниматься и остальные.
— Война — это, конечно, по большей части действительно кровь, — снова вернулся к прерванной теме заместитель командира роты. — Но вместе с тем она же порождает и величие духа, и стремление к свету, к справедливости. Жаль, что у каждой стороны эти устремления имеют разные векторы движения.
— О боже! — не выдержал Олег. — Антон, ты сюда скоро и высшую математику приплетёшь!
— А что, — улыбаясь, развел руками Атясов, — я могу. А ещё я стихи знаю…
— Давай читай, мы все внимание, — всё еще пригибаясь от нещадно обжигающего уши пара, дурашливо попросил Кузнецов.
— Тогда слушайте. Стихотворение «Ветер», слова народные.
Антон распрямил плечи, гордо задрал подбородок и, ощутив ушами влажный жар, начал декламировать: — Ветер пулю так относит…
— Стоп, стоп! Это мы и сами знаем! Ты что-нибудь новенькое прочти.
— Новенького я ничего не помню! — ощутив, что ему становится чересчур жарковато, Атясов спустился на одну полку ниже, но уходить из бани пока не спешил.
— Нет, так не пойдёт, обещал — читай! — дурачились командиры групп. — Иначе запрём тебя в этой бане навечно.
— Навечно не получится, со следующего БЗ придёте — сами откроете, — философски рассудил Антон и, подмигнув совсем осоловевшему от жары Крикунову, улыбнулся. — Будет вам стишок, слушайте и мучайтесь:
Русский бунт, кровавый бунт,
Беспощадный в своей ярости.
Воля, вырвавшаяся из пут.
Защити нас, Господь, пожалуйста!
И тут же без всякого перехода:
И в речных оголяясь зорях,
Умываясь водой пенной,
Вновь я буду с тобой спорить,
Утопая в крови венной…
— Это ты к чему? — оторопело уставился на капитана сидевший рядом с ним Крикунов.
— А кто его знает! Вылезло… — пожал плечами и впрямь не понимающий, куда это его понесло, Атясов.
— Ладно, мужики, пошли отсюда, а то, как бы у нас от перегрева ещё и глаза не повылазили! — предложил Олег, и сам первым выскочил из пышущего жаром помещения в прохладный предбанник.
Когда они входили в парилку второй раз, к ним присоединился пришедший с совещания командир роты, и постепенно как-то сам собой разговор перешёл на крайнее боевое задание.
— Так, значит это Димарик схрон обнаружил? — командир роты только перед самым началом совещания приехал из Ханкалы и был ещё не в курсе всех подробностей.
— Да, — подтвердил информацию Кузнецов. — Только он нашел не собственно схрон, а увидел на земле небольшую кучку муки. Похоже, тайник пополняли, или наоборот, разгружали, совсем недавно, уже после дождя.
— Я же говорил, — майор победно взглянул на закрывшего глаза Олега, — что Димарик собирает кучу нужных и ненужных вещей, надо только суметь в этой куче разобраться. Глаз у него остер, слух лучше любого, и слышит он не все подряд, а только то, что нужно. Теперь-то ты, надеюсь, это понял?
— Понял, особенно после того, как он миноискателем облака разминировал.
— Это ты зря! — заступился за Маркитанова заместитель командира роты. — Если бы он не задрал его выше головы, мы бы с тобой сейчас тут не сидели!
— Ага, точно, да это только невероятная случайность, что он услышал писк в наушниках, прежде чем смахнул миноискателем провод.
— Случайность — это непознанная закономерность! — голосом убежденного философа пробасил до этого не вмешивавшийся в их разговор Крикунов.
— Я бы даже сказал не так, — ротный улыбнулся. — В случае с Димариком случайность — это как раз и есть закономерность.
— Согласен! — присоединился к выводу Гордеева командир третьей группы. Кузнецов посмотрел на довольно улыбающегося Крикунова и его прорвало.
— Слушай, Валерк, раз уж ты такой знаток и любитель философии, забирай Димарика себе, дарю… бесплатно.
— Увы! — Крикунов развёл руками. — Рад бы, но полный комплект и поменяться не могу, бойцы обидятся. Скажут, не дорожу любимым личным составом.
— Вот-вот, все вы дорожите, а Маркитанова мне подсунули!
— А чем он тебя, собственно, не устраивает? — Гордеев, похоже, начал понемножечку сердиться. — На посту спит? Нет?! Понятно. В поиске отстаёт? Тоже нет. Болтает много? Опять нет. Может, курит в ночи? Ах, да, он же у нас некурящий! Так в чём же дело?
Услышав все эти поставленные ротным вопросы, Олег задумался. И правда, в чем? Поразмышляв, он, кажется, нашел ответ:
— От него не знаешь, что ждать…
— А ты и не жди, просто верь, что всё в итоге будет нормально.
— Хм, — Кузнецов хмыкнул, не зная, что сказать, а Гордеев вытянул вперёд пятерню и начал загибать пальцы.
— У тебя было два БЗ. На первом Димарик увидел передвигающихся с фонариками бандитов и доложил — это раз…
— Только он сперва доложил то же самое об огнях, горящих в деревне, — попробовал отбрехаться Кузнецов, но ротный сердито посмотрел в его сторону.
— Не перебивай! Итак, это раз. Два — это то, что в оставшемся после боестолкновения трупе следы от пуль семь шестьдесят два. Три — Димарик обнаружил схрон. Не возражай, единственный из тридцати человек, кто заметил просыпанную муку, был именно он. А найти сам тайник было делом техники! — сидевший рядом с ротным Атясов согласно кивнул. — Час другой, и вы бы его все равно обнаружили. В-четвёртых — на ваше счастье миноискатель оказался в руках именно Маркитанова. Возможно, другой сапёр смог бы визуально заметить натянутый провод, хоть он и был зелёного цвета, но скорее всего, вы бы подлетели на воздух.
— Так что мне, его теперь в задницу целовать? — Олег начал выходить из себя.
— Не так категорично! — Гордеев снова улыбнулся. — Воспринимай его как неизбежное, но доброжелательное стихийное бедствие.
— Ещё скажи — дружелюбное приведение.
— Я надеюсь, до этого не дойдёт, — ротный продолжал улыбаться, а Кузнецов, наконец-то поняв, что над ним уже слегка издеваются, нахмурился ещё сильнее и не нашел ничего лучшего, как спуститься вниз и от души поддать парку. Офицеров на этот раз смыло с верхней полки быстрее, чем туда добрались по-настоящему густые клубы пара…
… а что касается Маркитанова и инженерно-сапёрного дела, — Вадим продолжил начатый разговор уже в предбаннике, — это отдельная история. У него давняя любовь к минно-подрывным работам. И если по совести, тут я должен с тобой согласиться: подпускать Димарика к инженерному оборудованию и ко всему, что с ним связано, нельзя. Была у меня одна занятная история, мы тогда работали в районе *…ов:
…выехав на пустынную проселочную дорогу, колонна резко остановилась.
— Живее, живее! — почти не приглушая голоса, кричал сидевший на броне заместитель командира отряда. Вадим и водитель спрыгнули с подножки почти одновременно и так же одновременно подошли к заднему борту. Открылись тяжелые дверцы.
— Быстрее! — в свою очередь поторопил бойцов Гордеев и, схватив свой стоявший с самого края рюкзак, шагнул в сторону. Бойцы посыпались вниз и сразу же, ни на секунду не задерживаясь, побежали в сторону обочины, скрываясь среди зелени придорожного мелколесья. Буквально через минуту на дороге никого не было. Колонна пыхнула дымами и покатила дальше. Двум, хотя и выброшенным вместе группам, предстояло тут же разойтись, чтобы вести поиск в противоположных направлениях. Вадим приказал радистам прокачать связь и, доложив о произведённом десантировании, махнул рукой вперёд, обозначая начало движения. Комбат предполагал наличие в этом районе базы, но никакой подтверждающей информации у него не было.
…шедший впереди группника рядовой Стрыгин, слегка нагнувшись, показал пальцем вниз, обозначая лежащую на земле ПФМку.
«Вижу», — кивнул Гордеев, сразу же махнул рукой — «двигай дальше» и, подойдя к лежавшему среди травы и листьев зелёному лепестку, в свою очередь указал на неё пальцем — «мина». Дождавшись, когда подошедший Маркитанов займёт его место, он со спокойной совестью пошел дальше, и не видел, как Димарик, настороженно зыркнув вперёд-назад, быстро схватил мину за лепесток и легким движением зашвырнул её в переплетения колючих ветвей росшего неподалеку шиповника, затем разогнулся и с осознанием выполненного долга двинулся вслед за капитаном.
— Командир, — Стрыгин, дождавшись Гордеева, кивнул куда-то в сторону. — Бомба?! Вадим не понял, спрашивает тот или просто ставит его в известность и, присмотревшись, отрицательно покачал головой.
— По-моему, контейнер — кассета из-под ПФМ, — и больше не отвлекаясь на такие пустяки, взглядом приказал саперу догонять продолжающего уходить вперёд младшего сержанта Круглова. То, что здесь большое минное поле, знали все, так что удивляться наличию мин не приходилось.
Круглов заметил фляжку первым, но не стал заострять на ней внимания, лишь показал в её сторону идущему следом Стрыгину и двинулся дальше. Сапёр же наметанным взглядом сразу заметил её «отличительные особенности» и молча указал на них подходившему сзади группнику.
Гордеев ещё только всматривался в сей столь «случайно» утерянный в лесу предмет, когда нарисовавшийся Димарик, совершенно беззастенчивым образом отпихнув командира, потянул свою хапательную грабельку к лежавшему на корнях дерева предмету.
— Фляжечка! — едва ли не пуская слюну, протянул он.
— Куда? Идиот, стой! — схватив Маркитанова за шиворот, Гордеев силой потянул его назад. — Ты точно дебил! — он ткнул указательным пальцем в сторону свинчиваемой крышки. — Из-под неё, убегая куда-то под землю, тянулись два серо-коричневых провода. — Видишь? — прошипел Вадим, едва подавляя в себе желание двинуть Димарика прикладом.
— Понял командир, понял, — слегка побледнев, Маркитанов сделал шаг назад и, положив ствол на согнутые в локтях руки, молитвенно сложил ладони. Ротный вздохнул, и ещё раз ткнув пальцем в направлении самодельного «сюрприза», пошел дальше. Комбатовские смутные догадки насчёт наличия в этом районе базы начали обретать хоть какие-то очертания.
После крайнего сеанса радиосвязи группа продолжила поиск, взяв курс почти строго на запад. Выйдя из мелколесья, спецназовцы со всеми предосторожностями миновали русло высохшей и ушедшей под камни речки, вошли в старый, но сильно прореженный лес и, значительно увеличив дистанцию, начали подъем по относительно пологому склону, постепенно переходившему в плоскую, поросшую лещиной возвышенность. Вадиму уже приходилось бывать в окрестностях этих мест, но конкретно по этому маршруту он шёл впервые. Внезапно впереди наметилось какое-то движение. Гордеев скорее рефлекторно, чем осознанно ушел в сторону, и только тогда понял, что сделал всё правильно: бойцы разворачивались в цепь. А это могло означать только одно: впереди чехи. Но окрестности не спешили огласиться трескотнёй выстрелов и это было неплохо. Значит, противник их ещё не видел. Капитан почувствовал, как гулко забилось сердце, гоня внезапно вскипевшую в выброшенном адреналине кровь. Приподнявшись на локтях, он осмотрел занимаемую разведчиками позицию, и она ему не понравилась. Местность была ровная, без кустов и обычных для чеченского леса неровностей: гладкая, полого уходящая вверх доска; наверху хорошо замаскированный, а значит опытный и хорошо вооруженный противник. Чехи выше. Сколько их, где они, не видно, а у группы Гордеева единственное укрытие — стволы деревьев.
Вадим поднял бинокль, но сколько ни смотрел, так и не смог разглядеть ничего, что дало бы ему возможность понять такое поведение впереди идущих.
— Чи, — крайний боец первой тройки ядра повернул голову в сторону недоумевающего командира группы. «Вижу», показал он знаками; «База», «Две палатки», «Людей нет».
«Людей нет» означало, что боевики пока не обнаружены.
«Значит, палатки», — задумчиво повторил про себя Гордеев и снова посмотрел в бинокль. И на этот раз, не сразу, но заметил изгиб дуги орехового прута под тщательно замаскированным пленочным укрытием.
— «Второй», — прижав к щеке микрофон, шепнул капитан.
— «Второй», — повторил он снова, будучи уверен, что бойцы уже включили рацию.
— На приёме, — скорее угадал, чем действительно расслышал командир группы.
— «Второй», вариант «А-1», по выполнении доклад. Как понял? Приём.
— Понял, — ответил боец, и Вадим увидел, как распластавшаяся впереди первая тройка ядра, остановив продвижение наверх, стала смешаться вправо, уходя всё дальше и дальше от группы и, наконец, скрылась из вида.
Томительно тянулись минуты, и каждую складывающую их секунду капитан ждал, что тишина разорвётся выстрелами, а над головой пронзительно засвистят пули.
— «Старший» — «Второму», — треск в эфире как глоток свежего воздуха.
— На приёме.
— Всё чисто, — доложил сержант Поляшов, и Вадим понял, что на базе никого нет.
— Оставайтесь на месте. Наблюдайте. Приём.
— Остаюсь на месте. Наблюдаю, — повторил приказ Поляшов и, отпустив кнопку тангенты, приник к прикладу своего АКМа.
— «Первый», — тихо позвал группник, и ему сразу ответили:
— На приёме.
— Аккуратно выдвигайтесь вперёд. Как выйдете на верхотуру — залечь, ничего не предпринимать, на территорию базы не входить, ждать указаний.
— Понял. Выполняю.
— «Третий».
— На приёме.
— Я следом за «первым». Ты прикрываешь, как понял? Приём.
— Понял. Прикрываю, — услышал в наушники Гордеев и, кивнув радистам «следуй за мной», начал продвижение в сторону обнаруженной базы.
Больше всего он опасался расставленных мин. Возможность того, что уходя, чехи заминировали подходы к базе и её территорию, была велика. Но повезло.
Вадим выбрался наверх и движением руки отдав команду радистам лечь на землю, поспешил к распластавшемуся неподалёку головняку.
— Романов! — негромко окликнул он старшего головного дозора. И когда тот повернул голову, скомандовал: — Миноискатель…
— Каракулин! — в свою очередь позвал сержант Романов.
— Я! — отозвался боец из глубины ближайшего и единственного на этой стороне кустарника.
— С миноискателем к командиру. Всё понятно?
Ответное «угу» прозвучало не слишком оптимистично. Гордеев, всё еще оставаясь на одном месте, ждал. Его взгляд неторопливо блуждал по брошенной базе противника. Краем глаза заметив пулемётчика, переместившегося в сторону сапера, он не стал придавать этому значения и продолжил разглядывание базы. Когда же он повернулся к своим бойцам снова, то увидел, что кустарник, скрывавший рядового Каракулина, зашевелился, и из него выглянула растерянная морда внештатного сапёра. Вслед за ним — радостно-предвкушающая Маркитановская. Пулемёт бойца был закинут за спину, а в руках он держал Каракулинский миноискатель. Гордеев сперва хотел рявкнуть на Димарика, чтобы тот передал миноискатель внештатному саперу, но почти сразу передумал. Все разведчики изучали инженерную подготовку, все могли пользоваться миноискателем, так что большой разницы у кого он находился в руках, не было. Во всяком случае, так подумал Гордеев, но он ошибался. Инженерная подготовка и Димарик были просто «созданы друг для друга».
Маркитанов уверенно подошёл к Гордееву, включил прибор, и, опустив рамку к земле, шагнул в направлении глубины базы. Но не успел он сделать и двух шагов, как в наушнике пискнуло. Капитан невольно подался назад. И тут произошло то, чего Гордеев ожидал меньше всего: Димарик приподнял миноискатель и, вытянув вперёд ногу, сделал ею движение, больше всего напоминающее махание метлой. Раз-раз, влево-вправо, носком по опавшей листве. И снова раз-раз влево — вправо, стараясь найти и отбросить в сторону невидимый нажимник или ещё какую смертоносную штуковину. Всё произошло так быстро, что группник не сумел сразу среагировать.
— Маркитанов! — Гордеев рванулся вперёд и, ухватив пулеметчика за воротник, со всей дури потянул к себе.
— Командир, я же… — похоже, тот имел собственное мнение на происходящее.
— Заткнись, придурок! — в глазах Гордеева промелькнуло нечто, заставившее Димарика умолкнуть. — Каракулин, ко мне! — наверное, приказ прозвучал чересчур громко, но капитан не обратил на это внимания.
— Маркитанов, отдал миноискатель, живо! — до глубины души обиженный Димарик повиновался.
Новоявленному сапёру повезло, и повезло дважды. Во-первых — это действительно оказался обыкновенный нажимник без всяких там выкрутасов типа подвижного контакта, работы на размыкание и прочее. И, во-вторых, наверное, ещё от первого движения каким-то невероятным образом у замыкателя оторвало провод, и при этом контакты остались разомкнуты.
На базу они входили вчетвером: Каракулин, Гордеев, Романов, а замыкающим шёл всё тот же Маркитанов. Капитан, поклявшийся, что уже никогда не доверит орудие разминирования кому бы то ни было, кроме официального внештатного сапёра, всё же позволил ему идти в прикрытии.
Как оказалось, база, хотя и была летней времянкой, все же поражала своим размахом. Оборудованная для размещения более шестидесяти рыл, она буквальным образом была врыта в землю. Все строения: палатки-шалаши, столовая, полевой лазарет с брошенными окровавленными носилками и даже туалет оказались на метр вкопаны в почву, тем самым превращаясь в пригодные для обороны окопы. Кроме того, по периметру были вырыты щели, а в самом центре виднелся огромный, под несколькими слоями толстых брёвен, блиндаж. Окажись они здесь месяцем раньше, в момент, когда банда находилась в лагере… Да уж, было от чего почесать репу! Только теперь, войдя на её территорию и тщательно осмотревшись, Гордеев понял, как им повезло. Приблизиться к базе скрытно, если заранее не знать место её нахождения, было практически невозможно. С трёх сторон почти правильным полукольцом базу окружал густой, стоявший буквально стеной от переплетающихся веток орешник, с четвёртой подходил хорошо просматривающийся пологий спуск, (по которому, собственно, и выперся сюда со своей группой капитан Гордеев).
— Товарищ капитан! — Голос рядового Каракулина звучал приглушённо тихо, почти не слышно: — Растяжка!
И ёще тише:
— Вроде бы…
— Где? — Гордеев сделал осторожный шаг вперёд.
— Вот, — палец сапера, указывая направление, медленно пошёл вниз. Вадим проследил за «указующим перстом» и едва разглядел у самой земли, нет, не натянутый, а скорее брошенный кусок зеленовато-серой капроновой нити, пересекавшей их путь и постепенно терявшейся в листве и переплетениях травы. На первый взгляд казалось, что нитка, скорее, бывшая рыболовной леской-плетёнкой, лежит здесь совершенно случайно. Но вглядевшись, Вадим понял, что она слегка все же приподнята над землёй лежавшими на её пути (опять же, как бы случайно!) сухими веточками, небольшими земляными комочками, просто бугорками и жесткой травкой. А то, что нить всё же располагалась у самой земли, похоже, нисколько не беспокоило устанавливавших её бандитов. Кто — никто, из не сильно заботящихся о поднимании ног, а должен был обязательно зацепиться и потянуть чеку.
— Осторожнее! — приказал группник сапёру. И повернувшись: — Романов, Маркитанов, назад! Залечь в укрытие!
Романов поспешно, а Маркитанов с ленивой грацией обезьяны развернулись и пошли прочь с территории базы. И только когда они укрылись за деревьями, Вадим позволил себе начать изучение растяжки. То, что это была именно растяжка, он не сомневался. А ниточка убегала в сторону и исчезала за сухими ветками орешника, маскирующими одно из разбросанных по базе пленочных укрытий.
— Не торопись! — вновь предостерёг Гордеев сапёра. — Идём вдоль, проверяя миноискателем наличие мин. — И в очередной раз: — Не торопись…
Каракулин кивнул, и чуть приподняв рамку, (чтобы наверняка не задеть растяжки), пошел вперёд. Собственно, идти-то было метра четыре от силы. Осторожно перешагнув нить, сапёр, а следом за ним и Гордеев оказались напротив входа во вражескую днёвку, и сразу стало видно, что они не ошиблись. В нижнем правом углу лежало адское, (и довольно странное), сооружение неведомого гения инженерной мысли. Кажется, чеховский сапер сложил в одну кучу все, что у него имелось на тот момент. В середине композиции находился цилиндр ПТУРа. Видимо, по каким-то причинам чехи не решились использовать его по прямому назначению и, уходя, оставили в качестве «сувенира». Сбоку к нему была прикручена (скотчем) граната Ф-1. Чека из неё была выдернута, и разведчикам сразу стал понятен механизм её использования. Предполагалось, что взрыв ПТУРа не заставит её детонировать, а лишь освободит рычаг, и отброшенная в сторону, (по принципу на кого бог пошлет), граната сработает спустя положенное время, сея дополнительную смерть среди уцелевших. Кроме гранаты к ПТУРу плотно прилегал (притянутый всё тем же скотчем) четырёхсот граммовый прямоугольник тротиловой шашки с вставленным в неё детонатором, от которого, собственно, и тянулась растяжка. Рядом на всё том же скотче снаряд от Зушки, и тут же притянутая проводами, (наверное, скотч кончился), миномётная мина.
— Каракулин, давай мне ЗТП-300, шашку и уходи, только аккуратнее! — группник кивнул в сторону тянувшейся по земле растяжки. — Смотри под ноги!
Боец положил на землю миноискатель, сверху на него автомат, скинул рюкзак и, покопавшись в его недрах, вытащил на свет божий двухсотграммовую тротиловую шашку. Затем полез в притороченную на ремень разгрузки небольшую брезентовую сумочку и вытащил оттуда требуемую ЗТПшку.
— Товарищ капитан! — он протянул всё это Гордееву, отдал, накинул на плечи лямки рюкзака и, подхватив с земли оружие и миноискатель, внимательно глядя под ноги, поспешил за пределы базы. Вадим посмотрел ему вслед, навинтил воспламенитель на ниппель воспламенительного узла, вставил капсюль-детонатор в запальное гнездо, осторожно положил шашку сверху на её чеховскую подружку, взглянул на часы, повернул и выдернул чеку. Затем, не слишком торопясь, отправился вслед за ушедшим Каракулиным.
Жахнуло знатно.
— За мной! — скомандовал Гордеев, намереваясь продолжить обследование покинутой боевиками базы. И уже почти привычно шагнул на её территорию.
Возле обрадовавшейся на месте пленочного укрытия воронки группник остановился, пропуская вперёд сапёра с миноискателем.
Вместо плёночного укрытия повсюду валялись разлетевшиеся от взрыва клочья полиэтиленовой пленки, обломки ореховых прутьев, а чёрная земля присыпала низкорослую траву. Грубо сколоченный настил, местами раздробленный, был отброшен далеко в сторону. Пахло взрывчаткой и влажной почвой.
— Командир! — Гордеев обернулся на голос и увидел радостно улыбающуюся физиономию Маркитанова.
— Командир, глянь! — в руках доблестный пулемётчик держал злополучную эФку. Верхняя часть запала была срезана начисто, сама граната оказалась расколота взрывом, в корпусе виднелась трещина, но всё же она каким-то чудом не детонировала.
— Димарик, брось! — забыв про все правила соблюдения скрытности, хотя какая уж тут конспирация и тишина после такого взрыва, заорал Гордеев. И как было не заорать? Эфка — штука нешуточная…
— Брось её на хрен, к чёрту!
Димарик пожал плечами и небрежно отбросил гранату в сторону… метров на пять…
— Ложись! — взорваться Фка уже была не должна, но закон подлости никто не отменял. Группник бросился на землю первым и откатился под защитную стену оставшейся на месте пленочного укрытия ямы. Взрыва не было.
Плюнув на досмотр, Гордеев, не зная, смеяться ему или материться, принял решение покинуть базу как можно быстрее, пока Маркитанов не отчебучил что-либо ещё…
…С той поры я и близко не подпускал Димарика ко всему тому, что было связано со взрывчатыми веществами. Если где-то он и участвовал в подрывных работах, то только на занятиях и только в составе группы. А про то, как он на МОНку вылез, я не рассказывал?
— Нет, — Кузнецов невесело усмехнулся и отрицательно покачал головой.
— Тогда слушайте, только совсем коротко, а то и так засиделись. Это уже весной было. Мы тогда, после большого перехода, выползая на очередной взгорок, еле волочили ноги. Оставалось пройти совсем немного, подняться на небольшой хребетик, чтобы оказаться в заданной точке.
…Шедший первым Романов опустился на одно колено и, одновременно предостерегающе подняв левую руку, прислушался. Что именно насторожило сержанта, Гордеев не знал, но замер. Гулко стучало сердце, чуть позади сопел радист. Романов повернулся и, показав рукой прямо по курсу, пояснил: «Слышал звук». И, разведя руками, одновременно пожал плечами: «мол, не пойму что именно». Похоже, сержант собирался идти дальше, но был остановлен движением руки командира группы — «оставайся на месте». Романов понимающе кивнув, осторожно опустился на землю. Бойцы стали рассредоточиваться. Сам же Гордеев, пригнувшись, пошёл вперёд. Поравнявшись с головной тройкой, он остановился и, увидев, что на него обратили внимание, скомандовал: — «Каракулин, Маркитанов, медленно, вперёд» и, дождавшись начала выполнения команды, осторожно двинулся следом.
Подъемчик не был крутым, он даже скорее был пологим, только у самого верха образовывал уклон градусов в сорок пять. Разведчики уже почти выкарабкались наверх, когда где-то впереди что-то отчетливо звякнуло. Маркитанов и Каракулин почти одновременно рухнули на землю, Гордеев шагнул за толстый ствол бука и замер. Они продолжали вслушиваться несколько минут, но звук не повторился.
«Двигаемся», — показал капитан обернувшемуся Маркитанову, и разведчики неспешно поползли вперёд. Только сейчас, глядя на осторожно, но слишком медленно передвигающего свой ПКМ пулемётчика, Гордеев понял, что сглупил, послав его на досмотр. Пулемёт — не лучшее оружие при скрытном передвижении и стрельбе навскидку. Но менять что-либо было уже поздно. Тем более, как оказалось, и пулемётчик, и автоматчик двигались с одинаковой скоростью. Каракулин постепенно уходил вправо, а Маркитанов двигался вверх прямо. Верхней части подъёма пулемётчик достиг первым, и едва сунув голову в заросли начинающегося там кустарника, остановился.
Сапёр уже давно скрылся в переплетении веток, а Димарик всё ещё оставался недвижимым. У наблюдавшего за ним Гордеева сердечко ухнуло куда-то вниз, а большой палец правой руки невольно потянулся к предохранителю.
«Командир!» — наконец-то зашевелившийся Маркитанов повернул голову.
Гордеев вздёрнул подбородок: — «Что там?»
Димарик пожал плечами и неубедительно развел руки, показывая нечто округлое. Вадим понял, что лучше подойти ближе.
— Что у тебя? — приблизившись к Маркитанову, прошептал он, и тот снова, руками изобразив нечто округлое, тихо выдавил:
— Квадрат…
— Ящик? — уточнил группник, надеясь, что это, как минимум, брошенные боевиками боеприпасы.
— Зелёное что-то… — слова прошелестели по земле, едва достигая слуха.
— Что именно? — вновь переспросил Гордеев, понимая, что, наверное, было бы проще проползти вперёд и посмотреть самому.
— Не разберу. Листвой присыпано… вижу надпись.
— И что написано?
— «К противнику»… — от услышанного тело капитана буквально пропитало холодом.
— Назад! — зло прошипел он. — Назад, дурень! Живо ползи обратно… живо… — Вадим уже был готов, развернувшись, дать группе команду на поспешный отход, и почти сделал это, но в этот момент, появившийся из кустов Каракулин, улыбнувшись, уверенно показал: «впереди всё чисто». На сердце слегка отлегло, но лишь слегка, а вдруг боец ошибся? Ведь что-то же впереди издавало металлическое позвякивание…
— Маркитанов, за дерево! — приказал Вадим, и знаками «Каракулин, ползи в сторону, ищи укрытие», а сам, чувствуя, как мерзость витающей в воздухе опасности буквально топчется по его спине, стал продвигаться вперёд.
Казалось, мина находилась здесь вечно. Когда-то давно установленная и благополучно забытая, она успешно избежала людского взгляда. Её воткнутые в почву ножки переплели корни деревьев и опутали много раз росшие и умиравшие под ней травы. Оборванные почти под корень провода торчали в разные стороны, мелкими антеннами возвышаясь над электродетонатором. Гордеев почти облегчённо вздохнул и на волне внезапно накатившей радости принялся выкручивать ЭДП-р из запального гнезда. И только выкрутив, понял, что малость увлекся — гильза капсюля-детонатора была до безобразия окислившейся. Не задумываясь, он отшвырнул его в сторону и, смахнув выступивший на лбу пот, встал на ноги. За спиной что-то хрустнуло. Снимая автомат с предохранителя, Вадим одновременно шагнул в сторону и развернулся. На хребте в полусотне шагов от приготовившегося нажать на курок Гордеева стояла красно-бурая корова.
— Чёрт! — выругался капитан и, бросив вокруг настороженный взгляд, поставил оружие на предохранитель.
— Так я не понял, — спросил Крикунов, — так что же гремело, раз на хребте кроме коровы никого не было?
— Почему не было? Были кабаны, они откопали пустые консервные банки, вот Романов и услышал, как они их ворочают. Так что никаких чудес и барабашек.
— А я подумал, ветер! — разочарованно протянул старший лейтенант, и было не понятно, что он имел в виду.
— Ладно, фик с ними, со звуками. Кабаны — не кабаны, ветер — не ветер, — вмешался в их разговор Кузнецов. — Вы мне лучше объясните, почему Димарик тогда держал миноискатель правильно, а у меня приподнял его на уровень груди?
— И ты ещё спрашиваешь? — сделал вид, что удивился, Гордеев, но сразу же смилостивился. Знаешь, что меня первое время больше всего поражало в Димарике? Его непредсказуемость. Если один раз он сделал так, то будь уверен, в следующий раз он сделает по-другому.
— Спасибо, утешил! — недовольно прогундел Олег и, опрокинув на себя тазик с водой, пошел одеваться…
Что рассказанное про Димарика было правдой, а что ротный по ходу рассказа придумывал сам, так и осталось нераскрытой тайной.
* * *
Казалось, этот день не закончится никогда.
Едва они вышли из бани, примчался посыльный по штабу.
— Товарищ майор, Вас к комбату, срочно! — посыльный уже вознамерился бежать обратно, но был остановлен обратившимся к нему Гордеевым.
— Что случилось? — от внезапного вызова к командиру отряда ничего хорошего ждать не приходилось.
— Подрыв в первой группе, — ответил посыльный и растворился в сгущающихся сумерках.
— Всё, ясно, приплыли, туши фонарь, берите вёсла… — Атясов взъерошил рукой мокрые после бани волосы.
— Я-то, дурак, думал, день заканчивается, а он ещё только начинается, — по-философски рассудил командир роты и, повернувшись к шедшему чуть сзади Кузнецову, отдал команду:
— Экипируй группу, со мной выезжаешь ты.
В том, что выезжать на эвакуацию раненого кому-никому, а придется, не сомневался никто.
— Есть! — совсем по-уставному ответил Олег и ускорил шаг. Когда он вошел в палатку, большая часть бойцов уже спала.
— Дежурный! — крикнул он. И не дождавшись ответа, рявкнул: — Четвёртая группа, подъем! Тревога!
И чтобы сразу расставить все точки: — В первой группе подрыв, выезжаем на эвакуацию. Живо, подъем! Дежурный, блин! Дежурный!
Из дверей, ведущих на плац, выскочил взъерепененный дежурный — сержант контрактник из столь неудачно начавшей своё БЗ первой группы.
— Я, товарищ старший лейтенант!
— Оружейку, живо! Четвертая группа, пошевелись! — поторопил Кузнецов, услышав, как в парке заворочалась техника. — Гудин, быстро за граниками. Есин — ночные бинокли.
— Тащ старш лейтенант, мины получать? — глотая слова, уточнил напяливающий на себя штаны, Киселёв.
— Нет, мы ночевать там не собираемся, заберём раненого, и назад. Живее, мужики, живее! — торопил бойцов Олег, прекрасно понимая, что едва ли выигранная им минута может иметь какое-либо значение.
— Командир, а кто подорвался? — получая пулемет, поинтересовался уже полностью одетый Димарик.
— Не знаю! — недавняя злость еще не прошла, но понимая, что эта злость — не что иное, как обыкновенное ребячество, Кузнецов попытался её запрятать куда подальше. — Ротный придет, скажет, он сейчас у комбата.
— Ясно, — Маркитанов вышел из оружейки и уже неспешно принялся одевать на себя видавшую виды разгрузку.
— Получайте оружие, живее! — вновь поторопил Олег, глядя, как тяжело взбадриваются расслабившиеся после выполнения боевого задания разведчики.
Когда большая часть бойцов уже получила оружие, в палатку ввалились полностью экипированные радисты.
— Командир, мы прибыли! — доложил вошедший первым Кошкин.
— Хорошо! — кивнул старший лейтенант, и только тут понял, что в суете забыл послать за ними дневального.
— Командир! — Кошкин поправил на голове наушники. — Димарик сказал новый аккумулятор поставить, а запасные аккумуляторы не брать, ну мы поставили. Всё правильно?
— Хорошо, — снова повторил Кузнецов и покосился на как ни в чём не бывало напяливающего свою панаму Димарика. «И когда только успел», — подумал Олег и, шагнув в оружейную комнату, ухватился за цевьё своего автомата…
Одинокий «Урал» в сопровождении такого же одинокого БТРа мчался по улицам пустынного городка. Промозглый ночной ветер морозил мокрые волосы восседавшего на броне Гордеева. Он зябко поежился, поплотнее запахнул расстегнутый ворот горки и натянул по самые уши кожаную с меховой оторочкой шапочку. Они проскочили центральную улицу, промчались мимо недавно построенной мечети, прогромыхали по висевшему над рекой мосту и, повернув налево, покатили дальше.
— Наблюдать! — скомандовал майор разместившимся на броне разведчикам, когда они, вырвавшись из города, покатили по пустынной проселочной дороге, окруженной с обеих сторон густыми насаждениями.
— Кошкин, связь с первой группой! — приказал Гордеев, когда стиснутая посадками часть асфальтовой ленты осталась позади, и они начали въезжать в очередной населённый пункт.
— «Сокол» — «Мавру», «Сокол» — «Мавру», приём!
— «Сокол» для «Мавра» на приеме.
— Давай сюда, — ротный протянул руку, забирая у радиста гарнитуру радиостанции.
— Старшего мне, приём! — придерживая рукой наушник, потребовал Гордеев.
— Для кого? Приём! — радист на том конце эфира оказался чересчур дотошным.
— Для «Ястреба», чёрт тебя подери! — пытаясь перекричать встречный ветер, зло проорал ротный. — Трегубов, живо старшего! — и отпустив тангенту, уже в окружающее пространство: — Придурок…
Услышав слово «Ястреб», радист группы Иволгина даже не стал заглядывать в таблицу. Позывной ротного знали все.
— Старший «Сокола» на приёме для «Ястреба», приём! — Прямо курятник какой-то, услышав голос старшего лейтенанта Иволгина, подумал Гордеев, но улыбаться собственной хохме не хотелось.
— Скинь мне ещё разок свои координаты, приём, — постоянная болтанка прыгающего на рытвинах БТРа заставили майора надеть наушники как положено. — Кошкин, записывай… — затем, посмотрев на подпрыгивающего на башне радиста: — Запоминай, Х…. У…, и уже в микрофон: — Виктор, куда сможешь вынести раненого? Приём.
В наушниках что-то неразборчиво буркнуло.
— Повтори ещё раз, не понял! — ротный замолчал в ожидании ответа. — На пересечении тропы и ручья? Понял. Оставайся на связи, я сейчас посмотрю карту и скажу, сможем ли мы туда подъехать…
Колонна, состоявшая из одного «Урала» и БТРа, проскочила селение и теперь, выбравшись за его пределы, катила по открытому со всех сторон лугу.
— Стой! — нагнувшись к водителю, прокричал Гордеев.
Сидевший за рулём сержант Бражников отреагировал мгновенно: майора кинуло вперёд, всей грудью приложив об открытую крышку люка, а оседлавший башню радист лишь в последний момент успел ухватиться за пулемётный ствол, и только таким образом удержался и не полетел на спину ротного. Полулежавшего на корме пулемётчика буквально протащило. Автоматчикам повезло больше: их лишь прижало к прикрученным на броню ящикам.
— Чёрт! — выругался Вадим, но винить можно было только самого себя: как команда отдаётся, так она и выполняется. Нечего было орать так, будто сейчас перед носом пролетит вражеская граната.
Гордеев потёр ушибленную грудь, спрыгнул на землю, достал из разгрузки карту, развернул ее, затем вынул из наплечного кармана маленький фонарик и, присев у колеса, нажал кнопку включения. Тоненький луч скользнул по условным обозначениям, высветил координатную сетку и пошёл дальше. Цифры координат помнились отчётливо, помощь Кошкина не требовалась, и Гордеев, быстро найдя на карте требуемую точку, мысленно представил себе маршрут движения.
Со скрипом открылась и закрылась тяжелая бронированная дверь «Урала». Майор услышал чьи-то шаги, они приближались.
— Вадим, — голос принадлежал старшему лейтенанту Кузнецову, — почему стоим?
— Туда нам не проехать, — тихо произнес, то ли разговаривая с самим собой, то ли отвечая Олегу, ротный.
— Куда? — снова спросил ничего не понимающий командир группы.
— Ах, да, — спохватился Гордеев. — Я же связь без тебя качал! Тогда ввожу тебя в курс дела. Иволгин предлагает вынести раненого вот сюда, — палец ротного коснулся кусочка карты. — Но нам туда не проехать. Если он потащит его дальше, то, можно считать, что боевое задание будет сорвано.
— А если пойти им навстречу? — высказал своё предположение Кузнецов.
— Собственно, мы так и поступим. Я возьму две тройки и по руслу реки дойду в заданную точку, а ты со второй половиной группы останешься на охране техники…
— Ну, уж нет! — запротестовал старший лейтенант. — За раненым пойду я сам!
— Олег, не ершись! Я здесь уже бывал, — попытался урезонить его Гордеев, но Кузнецов не собирался сдаваться.
— Почему постоянно кто-то что-то делает за меня?
— Хорошо, иди, — внезапно согласился Гордеев, вовсе не горевший желанием лазить по ночному лесу, а тем более по простреливаемому со всех сторон руслу реки. Он, считавший долгом поступать согласно велению совести, в последний момент представил себя вновь молодым неопытным лейтенантом, не смеющим ответить командиру на не справедливую взбучку, и уступил…
Пока Олег разглядывал карту, Вадим вышел из-за брони и, с удовольствием вдыхая вечерне-ночной воздух, оглядывал окрестности. Справа от остановившейся колонны чернел подковообразный, уже почти заросший травой овраг. Слева расстилалась истоптанная копытами коров травяная луговина, бравшая свое начало от оврага и где-то уже на пределе видимости переходившая в низкорослый молодой подлесок. А впереди, на постепенно поднимающемся к горизонту плато виднелись едва-едва угадываемые на чёрном фоне неба, только ещё более чёрные вершины деревьев, а над ними просыпающиеся от дневного сна звёзды. И прямо туда, к звездам, разделяя плато на две неровные половины, тянулся такой же черный, как и всё окружающее пространство, «ирокез» одинокой посадки.
Постояв так с полминуты, Гордеев развернулся, на мгновение зажмурившись от света огней до того находившегося за спиной посёлка и, шагнув ко всё еще разглядывающему карту Кузнецову, спросил:
— Всё запомнил?
В темноте было не видно, как Олег кивнул, но по протянутой карте майор понял, что всё, но на всякий случай поинтересовался:
— Ты карту с собой взял?
— Да, — коротко и ясно.
— И джипиес?
— Вадим, в конце концов, я что, пацан, что бы меня на такие вещи проверять?
— Охланись! — грубо одёрнул его ротный. — И не такие, как ты, «демоны войны» умудрялись прокалываться. И потому запомни раз и навсегда: лучше три раза уточнить до, чем один раз вспомнить после.
— Взял я джипиес, взял, — уже не так нервно ответил Кузнецов. И чтобы хоть как-то сгладить свою вину, спросил: — Что, трогаем?!
— Трогаем! — согласился Гордеев. — Только сперва откроем дверцы кузова. — И уже хотел шагнуть в направлении «Урала», но передумал. — Сам справишься, а заодно объяснишь бойцам их действия. Со мной остаётся вторая тройка ядра. И не спорь! Мне хватит, тут и так набирается восемь рыл. Куда больше! Машину поставишь с правого бока БТРа. Старший тройки пусть находится в кузове, двое оставшихся сразу же бегут ко мне. При высадке не разговаривать! Связь с тобой будем держать через радиостанцию брони. Всё, давай топай, и пошустрее там! — ротный кивнул в сторону виднеющегося на горизонте леса…
Колонна, ревя моторами, свернула налево, и по давно уже не езженной дороге въехала в каменистое речное русло. Метнувшийся из-под фар заяц исчез так же неожиданно, как и появился. А буквально метров через пятьдесят из прибрежных кустов выскочил и, расплескивая воду копытами, побежал впереди брони напуганный, ослеплённый светом и не знающий, куда спрятаться, годовалый кабанчик. Наконец он метнулся в сторону и исчез в узкой полоске тени, падающей от нависшего над рекой берега. Шурша шинами, гоня впереди себя отражающуюся от высоких берегов звуковую, урчащую волну, колонна медленно втягивалась в окаймлявшие реку, покрытые лесом скомканные древним катаклизмами одеяла хребтов. Гордеев уже давно приказал потушить фары, и машины двигалась почти на ощупь. БТР шёл вслед за едва видимым светом подфарников, «Урал» — ориентируясь на черную тушу скрипящей по камням «восьмидесятки». В темноте бронетранспортёр едва не напоролся на здоровую, тянущуюся с берега на берег и перегораживающую реку трубу давно уже никому не нужного водозаборника или еще какой хрени.
Броня срежанула тормозами и остановилась.
— Ёкарный бабай! — если у Гордеева и были ещё какие мысли, то все нецензурные. Он предполагал, что они не смогут добраться на технике до нужного квадрата, но не думал, что это случиться так скоро. Он вытащил джипиес и снял координаты. До намеченной им точки рандеву оставалось почти две тысячи метров. Две тысячи метров по выскальзывающей из-под ног гальке с раненым на руках, это не то, что хождение по ровному асфальту. К тому же, каждую минуту и каждую секунду берега могли полыхнуть огнём и выбросить рой сметающей все на своём пути стали. Понимая это, ротный не выдержал и выругался. И так всё не к чёрту, а теперь ещё эта преграда…
— Попробуй, надави на неё колёсами! — Он надеялся, что старая труба, гнившая здесь неведомое количество лет, не выдержит и сомнется под многотонной тяжестью БТРа, но, увы. Трубоукладчики постарались на совесть, заложив в неё едва ли не десятикратную прочность, ведь она должна была выдерживать удары разбушевавшейся весенней воды, плывущих с ревущими потоками деревьев, поднимаемых со дна и бросаемых в неё каменных глыб. Она выдержала, а вот «восьмидесятка», с разбегу взгромоздясь на неё передними колёсами, едва не застряла. Еле-еле удалось, раскачивая корпус, сдёрнуть её обратно. Ругаясь, водитель откатил БТР и, встав правым бортом под прикрытие грузовой машины, заглушил двигатель…
Вадим спрыгнул с брони и, подойдя к «Уралу», трижды ударил кулаком в огораживающую кузов броневую пластину.
— К машине! — приглушенно скомандовал выглянувший из кабины Кузнецов и, став на ступеньку, осторожно спустился на видимые даже в темноте ночи светло-серые речные камни. После теплой кабины окружающий воздух показался промозглым, сразу же холодной змейкой скользнувшим под воротник горки. Олег повел плечами, поправил на плечах разгрузку, и пошёл к открытому заднему борту, из которого один за другим выскакивали разведчики и сразу же расползались на местности, выстраиваясь походно-боевым порядком.
— Кошкин! — вглядываясь в невидимые в темноте лица, позвал старший лейтенант, и тотчас из-за спины послышался голос разыскиваемого радиста.
— Я здесь, товарищ старший лейтенант!
— Связь прокачал? Координаты места десантирования в отряд скинул?
— Нет. Ротный сказал, чтобы шёл к Вам. Они их по БТРовской радиостанции передадут.
— Лады, — разницы, кто и как передаст координаты высадки, не было. И чтобы уже больше не заморачиваться вопросами связи, уточнил: — Радиостанция на приёме?
— Так точно!
— И не отключай! — И, отвернувшись от радиста, в темноту: — Начинаем движение. Киселёв, вперёд!
— Есть! — шуршание гальки, и людская цепочка стала медленно вытягиваться вверх по течению реки.
Не успели они пройти и половину расстояния, как движение внезапно остановилось.
— Что случилось? — вслух, но почти не слышимым шёпотом сам у себя спросил Кузнецов, когда спина впереди идущего Лисицына начала вдруг внезапно приближаться. Связи с тройками не было, отданные на подзарядку батареи «Акведуков» так там и остались.
— Чи, что там? — окликнул он радиста, и почти тотчас получил ответ, видимо от головняка цепочка уже передала сообщение.
— Щукин подвернул ногу.
Олег едва расслышал фразу, сказанную таким мертвящим шепотом, что, казалось, стой он на пару сантиметров дальше, не сумел бы распознать ни слова.
— Вот блин горелый! — трудно было удержаться и не выругаться. Хромая нога — это тот же раненый. Подверни он её чуть раньше и Кузнецов без малейшего сомнения вернулся бы назад, чтобы сдать неудачника на руки командиру роты. Теперь же, когда половина пути осталась позади, а там, впереди, возможно, уже умирает от потери крови и шока один из бойцов Иволгина, как он должен был поступить, чтобы не ошибиться?
Распределив бойцов по периметру охранения, определив им сектора наблюдения, Гордеев в нарушение всех правил сидел на башне и лузгал взятые с собой семечки.
— Товарищ майор! — голос выглянувшего из люка башенного стрелка дрожал. — Только что передали: у «Сокола» еще один трехсотый.
— Гадство! — Гордеев едва не заскрежетал зубами. — Кто?
— Сивачёв, пулемётчик. — Отвечая, стрелок продолжал прислушиваться к треску помех, идущих из наушников шлемофона.
— Понятненько, — майор отложил в сторону автомат и на несколько мгновений зарылся лицом в ладони. — Запроси «Сокола»: смогут ли они спустить раненых самостоятельно?
— Сейчас сделаю! — башенный стрелок опустился на сиденье, нажал тангенту и принялся запрашивать группу Иволгина.
А Гордеев несколько секунд помешкал, и пересев поближе к люку, надолго задумался. В том, что он правильно сделал, отправив с Кузнецовым почти всю группу, в этом сомнения не было. Теперь его грызло другое: не погорячился ли он, вообще решившись на эвакуацию раненого по руслу ручья?
— Товарищ старший лейтенант! — сейчас в темноте ночи, среди журчащей воды и скрипящего под ногами камня, когда открытое пространство речного русла превращало идущих в удобную мишень, к Кошкину вдруг вернулось былое обращение к командиру группы.
— Докладывай! — шагнувший уже было вперед, чтобы узнать, что же там, в конце концов, случилось со Щукиным, Кузнецов так и замер с напружиненной левой ногой и слегка приподнятой, готовой к движению правой.
— У первой группы подрыв…
— Ещё? — понимая, что речь не может идти о первом подрыве, но теша себя невообразимой иллюзией, уточнил Олег.
— Сивачёв, — расставляя все точки, пояснил Кошкин. Первым был рядовой Ремнёв.
— Что за день-то такой?! — с досады старший лейтенант шлепнул себя по бедру. — Кошкин, за мной! — и, ничего не объясняя, двинулся вперед, обходя залегших на каменных островках разведчиков.
— Щукин, ты как? — группник присел подле лежавшего пулемётчика.
— Нога, — товарищ старший лейтенант, — камень вывернулся.
— Идти сможешь? — только это сейчас интересовало проклинающего всё на свете Кузнецова.
— Больно, — сквозь стиснутые зубы прошептал Щукин.
— Кошкин, давай сюда Есина и Маркитанова. Придётся тащить.
— Товарищ старший лейтенант, не надо, я сам! — Олег увидел, как пулемётчик начал подниматься и скорее почувствовал, чем услышал сорвавшийся с его губ стон, но Щукин нашёл в себе силы и поднялся.
— Подожди! — уже больше не раздумывая, старлей вытащил из упаковки один тюбик промедола и прямо сквозь штанину сделал укол в больную ногу. Шурша камнями, появились бойцы первой тройки ядра.
— Маркитанов, бери пулемёт Щукина, Есин, поднимай его. Путь опирается на плечо — и вперёд.
— Командир! — вмешался в распоряжения Димарик. — Может, пулемёты Есину, а я Щукина на плечо?
— Пусть идёт! — твёрдо повторил своё решение группник и буквально почувствовал, как Маркитанов пожимает плечами, а затем уже увидел, как он, приняв чужое оружие и забросив его на спину, отходит в сторону.
— Командир, может пулемёт все же у меня? — попросил Щукин.
— Если что случится, тогда и возьмёшь, а сейчас хоть так иди! Нам надо спешить, — ответил Кузнецов и, окликнув шедшего первым Гудина, дал команду на продолжение движения.
Русло ручья временами расширялось до нескольких десятков метров, и тогда водяные потоки разбегались на множество маленьких ручейков, кое-где и вовсе уходящих под воду. Теперь же оно сузилось буквально до пяти метров, и спецназовцам с трудом удавалось избегать холодных водяных струй, заполнивших почти всю поверхность русла. Кое-где приходилось прижиматься к самой кромке и идти, едва не задевая плечами поверхности обрывистых берегов.
Внезапно до Кузнецова донеслись какие-то приглушенные звуки. Сперва он решил, что ему показалось, и он принял шуршание гальки, журчание ручья и шорох одежды за обрывки тихо произнесённых слов, но звуки повторились. Он догнал шедшего впереди радиста, думая, что это говорит именно он, но звуки послышались вновь и их источником был не Кошкин, а кто-то другой.
«Какого лешего?» — выругался группник и, отстранив с дороги удивлённо вскинувшего взгляд радиста, поспешил вперёд. Он просто не мог ошибиться: и действительно бормотания доносились от идущего рядом со Щукиным сержанта Маркитанова. Олег уже было хотел звездануть по хребту излишне говорливого сержанта, когда со стороны идущих послышался приглушённый стон и вслед за ним такое же приглушенное бормотание Димарика:
— …терпи, там пацаны в крови лежат. Ждут нас, а ты лапку подвернул и стонешь. Подумаешь! Ты, в конце концов, спецназер или кто? Кто?
— Спец-назёр, — совсем неслышно ответил Щукин.
— Значит, иди и не ной… и шустрее, парни там, в крови, а ты…
— Я иду…
Кузнецов удержал уже занесённую для удара руку и, постепенно сбавив шаг, вернулся на своё место.
* * *
Когда главарь банды — амир района Хан заметил мелькающие на опушке лучи фар, он было решил, что это пьяные федералы гоняют вышедших в поле кабанов, но когда те повернули к ручью, понял: машины прибыли эвакуировать подорвавшегося на мине спеца. О том, что в группе, прошедшей с утра мимо его выносного поста, был подрыв, сообщили высланные загодя наблюдатели. И вот теперь Хан, сидя на верхней точке одного из хребтов и видя, что колонна русских двигается по ручью, осознал: пришел его час. Упустить такой шанс он не мог. Сегодня он, Хамзат Радуев совершит свой подвиг! Сегодня пришёл его день! Сегодня он уничтожит группу ненавистных спецназовцев! Надо было только поторопиться!
— Собирайтесь! — приказал он. — Рюкзаки оставить здесь, с собой только оружие и боеприпасы! — и уже чувствуя, как его начала молотить предбоевая дрожь, гаркнул:
— Шевелитесь, дети шакала!
* * *
— «Сокол», вы сможете вынести раненых своими силами? — свесившись в люк, Гордеев отобрал у башенного гарнитуру. — Сможешь?! Добро! Держись с «Мавром» на постоянной связи. Как понял меня? Приём!
— Понял тебя, «Ястреб», понял! «Мавр» и я на постоянной связи.
Ротный бросил гарнитуру в подставленные ладони башенного, и до боли сжав зубы, спрыгнул с брони на землю.
* * *
Хан спешил. Он был уверен, что успеет. Русские просто не могли так быстро спустить своих раненых с вершины хребта. Но опоздал, опоздал меньше чем на минуту. Речные берега ещё хранили отзвуки их удаляющихся шагов, а крайняя тень мелькнула за ближайшим поворотом, и они исчезли в темноте ночи, звуки растворились в потоках и журчании речных вод.
Эту речку Хан знал, как свои пять пальцев. Следующее удобное для засады место было метрах в пятистах, но до него ещё нужно было дойти. Увы, дальше вдоль всего берега тянулись сплошные буераки, заросшие густыми зарослями орешника, и догнать идущих по руслу разведчиков, даже не смотря на переносимых группой раненых не представлялось возможным. Бежать за русскими по руслу Хан поостёрёгся. Схлестнуться со спецназом на открытой площадке, даже несмотря на своё численное превосходство, было рискованно. Амир уже не единожды получал от спецов по полной, и огрести снова ему не хотелось. В задумчивости постояв на обрывистом берегу и послушав скрип удаляющихся шагов, Хан развернулся и, дав отрывистую команду на возвращение, пошёл прочь.
* * *
— Мы на подходе! — следуя указаниям группника, передал Кошкин. — Двести метров. Как понял меня? Приём.
— Понял тебя хорошо, — башенный стрелок отнял от уха микрофон шлемофона и выглянул из башни. — Товарищ майор! — тихо позвал он. — Товарищ майор!
— Иду! — так же тихо отозвался тот.
— Товарищ майор, «Мавр» на подходе, двести метров.
— Понял. — И уже пялившимся на него из кабины «Урала» водителям, знаками: «Заводим». «Разворачиваемся». «Живее».
Когда группа Кузнецова добралась до места нахождения техники, та, уже пристроившись одна за другой, стояла с заведенными моторами, глядя носами в обратном направлении.
— Гудин, грузите раненых! Живее грузите и следом залезайте сами! Двери не закрывать, оружие наготове. Действовать по обстановке! — приказал Кузнецов и, отойдя в сторону, услышал голос невидимого в темноте Гордеева:
— Что у тебя со Щукиным?
— Вывих, а может что еще, но не перелом точно, иначе бы не дошёл.
— Может быть, может быть, — задумчиво согласился ротный, но сделал он это так, что окажись там именно перелом, то можно было подумать, что именно его он и предрекал…
Водитель «Урала» газанул три раза подряд и зажёг габариты. Повинуясь появлению света как сигналу, охранение снялось со своих мест и, разбрасывая подошвами ботинок округлые речные камни, бросилось в направлении ожидающей их машины.
— Все? — на всякий случай уточнил Кузнецов и, получив утвердительный ответ, поспешил в кабину. Колонна тронулась и, ворча моторами, покатила к выходу из речного русла. Казалось, что всего и делов-то было, что доехать, забрать и вернуться, но когда бронетранспортер свернул на прямую, ведущую к пункту временной дислокации, за спинами сидящих на броне бойцов боевого охранения уже начинало светлеть небо.
У Щукина оказалось что-то со связками. Пришлось накладывать гипс и производить в группе перестановки. Теперь пулемётчиком в головном дозоре начал ходить Маркитанов, снайпера рядового Баринова старший лейтенант Кузнецов перевёл в тыловую тройку, а на его место отправил разведчика-автоматчика Старинова.
