30
– В какое время вы пришли к мисс Каллен?
– Сразу после шести тридцати вечера.
– А в какое время ушли от нее?
– В восемь сорок вечера.
Перед взором Ардженти, смотревшего сквозь прозрачный с одной стороны стеклянный экран, открывалась маленькая комнатка площадью десять квадратных футов с весьма спартанской обстановкой. Джеймсон сидел на деревянном стуле с прямой спинкой. Напротив него на таких же стульях расположились Брендан Манн и Джон Уэлан. Между ними находился невысокий столик, на котором стояли три бокала и графин с водой. Какая-либо другая мебель отсутствовала. Звуки всех трех голосов приобретали странный, высокий тембр, проходя через решетку в стене под стеклянным экраном.
Когда Джозеф попросил начальника тюрьмы Симмонса предоставить в их распоряжение подобное помещение, тот сообщил ему, что у них имеются две такие комнаты:
– Обычно их используют психиатры, желающие незаметно понаблюдать за поведением подозреваемых. Но, я думаю, они вполне подходят и для вас.
Ардженти не стал допрашивать Финли сам, поскольку этому препятствовало их тесное сотрудничество. Он решил, что Манн проведет допрос лучше, и поручил Уэлану помогать ему и вести протокол. Сначала Джеймсон назвал свое имя и сообщил о себе сведения личного характера, после чего последовали вопросы о его последнем визите к Элли Каллен. В этом месте Брендан сделал небольшую паузу.
– Вы уверены, что когда уходили, было не восемь сорок три? Дело в том, что именно в это время сержант Роулингс видел, как вы выходили из ее дома, – сказал он подозреваемому.
– Нет, я вышел ровно в восемь сорок. Говорю с уверенностью, поскольку взглянул в этот момент на часы. Моя горничная и Лоуренс готовили мне ужин, и я не хотел опаздывать. – Финли махнул рукой. – И Роулингс с Пэйни еще не вернулись на дежурство, когда я вышел из дома. Я их не видел.
– Хорошо. Но даже если предположить, что вы действительно ушли в восемь сорок, это значит, что кто-то еще проник в дом мисс Каллен и убил ее в течение трех минут. Вы же сами не можете не видеть, насколько это маловероятно.
Губы Джеймсона тронула едва заметная улыбка:
– Как вы не понимаете! Это же фирменный стиль Потрошителя. По нашим оценкам, некоторые из его предыдущих жертв были убиты и выпотрошены в течение всего одной минуты.
Возникла пауза. В течение нескольких секунд был слышен лишь скрип пера Уэлана по бумаге. Словно осознав неуместность своих слов на фоне ужаса случившегося, Джеймсон опустил глаза:
– Я не убивал ее, детектив Манн. Мне не могло бы прийти в голову совершить подобное в отношении женщины, тем более в отношении Элли Каллен. Я… Она очень нравилась мне.
Он вновь поднял голову.
– Понятно, – кивнул Брендан.
Некоторое время он смотрел прямо в глаза англичанину, затем перевел взгляд на лежавший перед ним блокнот с записями и продолжил допрос:
– Вы приносили что-нибудь мисс Каллен в тот день? Какой-нибудь подарок?
– Да, я принес ей платье.
– Вы можете описать его?
– Бальное платье… Изумрудный атлас с бордовой тесьмой.
– А драгоценности вы ей не приносили?
Джеймсон нахмурил брови. Очевидно, он счел вопрос странным.
– Нет, не приносил.
– Мисс Каллен надевала платье, пока вы находились там?
– Да, надевала.
– Когда это было?
– В конце занятий. Незадолго до моего ухода.
– И она была в нем, когда вы, согласно вашему утверждению, ушли от нее?
Ардженти заметил, что Финли покоробила интонация, с какой был задан этот вопрос. Подозреваемого явно злило, что ему не верят, однако он быстро взял себя в руки.
– Да, – ответил он как можно более бесстрастным тоном.
Манн вновь сверился со своими записями.
– Эта ваша встреча с мисс Каллен отличалась каким-то образом от предыдущих? – спросил он. – Было в ней что-нибудь необычное?
– Что вы имеете в виду?
– Какое-нибудь недоразумение между вами. Может быть, она сказала что-нибудь, что не понравилось вам или расстроило вас. Вы с ней ни о чем не спорили?
– Нет… ничего такого не было. Урок прошел очень хорошо. И она была очень довольна платьем, которое я ей подарил. Предвкушала, как пойдет в нем на бал в следующий уик-энд. Я редко видел ее такой счастливой.
Ардженти увидел, как Джеймсон прижал ладонь ко лбу и затем резким движением взлохматил волосы. Он был готов поклясться, что в этот момент в глазах заключенного блеснули слезы. Смутившись из-за столь откровенного проявления своих чувств, Финли закрыл лицо руками.
Или же это было невольное признание вины? Когда Джозеф узнал о случившемся, он отказывался верить в это. Джеймсон просто не мог совершить подобное. Но Роулингс прямо свидетельствовал против него, и по времени, как назло, все совпадало. Что касалось других убийств, то он находился рядом с напарником в моменты совершения нескольких из них. Но его сознание вдруг пронзила мысль о том, что Финли отсутствовал в течение нескольких минут, когда происходили эти убийства, и сами они находились совсем близко от мест их совершения. А теперь Джеймсон сам подтвердил, что ему хватило бы времени: Потрошитель способен убивать в течение одной-двух минут.
Ардженти неожиданно вздрогнул и откинулся на спинку стула. Финли поднялся и двинулся в его сторону. Казалось, он смотрит сквозь стекло прямо на него. Но когда англичанин подошел ближе, Джозеф увидел, что на самом деле он просто смотрится в зеркало.
Джеймсон вздохнул, закрыл на мгновение глаза и затем принялся изучать свое отражение. Он провел рукой по заросшей щетиной щеке, поправил сбившийся набок галстук. По выражению его лица было видно, что он недоволен своим внешним видом после одной лишь ночи, проведенной в камере.
– Соблаговолите сесть, мистер Джеймсон, – сказал Манн. – Допрос еще не закончен.
– Я сяду, когда мне заблагорассудится. А вы задавайте свои вопросы, если хотите, – огрызнулся тот.
Ардженти не мог сдержать улыбку. Как это похоже на Финли! Даже находясь в столь незавидном положении, он, судя по всему, не утратил контроль над собой.
В комнате повисла тишина. Брендан вновь углубился в записи:
– По вашим словам, Лоуренс был с вами, когда вы пришли к мисс Каллен. Домой вас тоже отвез он?
– Нет.
– Почему?
– Я уже говорил, он с моей экономкой Элис готовил мне ужин.
– И в какое время вы вернулись к себе домой на Гринвич-стрит?
– Незадолго до девяти пятнадцати.
– Что-то больно долго вы добирались из Четвертого округа.
– Мне потребовалось четыре минуты, чтобы поймать кеб, а на улицах в это время были ужасные пробки.
Манн медленно кивнул:
– Весьма правдоподобное объяснение потери тех нескольких минут, в течение которых вы, по вашему утверждению, не находились у мисс Каллен, не так ли?
– Думайте как вам угодно.
Финли произнес эти слова спокойным тоном, в котором прозвучала нотка презрения, но Ардженти сквозь стеклянный экран заметил, как передернулось его лицо.
Брендан подождал, пока Уэлан запишет показания.
– Вы говорите «незадолго» до девяти пятнадцати. Что конкретно это означает: девять двенадцать, девять тринадцать? – попытался уточнить он.
– Я не помню точно. Что-то около этого.
– А-а, понятно. Зато вы точно помните, что ушли от мисс Каллен в восемь сорок. Почему же вы с такой же точностью не помните, когда вернулись домой?
Джеймсон снова закрыл на мгновение глаза. Вопросы, которые Джозеф подготовил для Манна, начинали достигать цели: подозреваемый занервничал.
– Потому что в тот момент время не имело для меня особого значения. Ужин был запланирован на девять пятнадцать, я успевал к этому сроку, и у меня еще оставалось несколько минут в запасе, – объяснил он.
– Несколько минут? Две, три или все-таки пять? В девять пятнадцать или в девять десять? Вы должны понимать, какое огромное значение имеет время вашего возвращения домой. Оно свидетельствует о том, во сколько вы покинули мисс Каллен.
Финли ничего не ответил и лишь слегка покачал головой. По выражению лица молодого человека Ардженти заметил, что нервозность у него уступила место усталому безразличию.
– Повторяю еще раз, сэр, – вы умышленно скорректировали время вашего ухода от мисс Каллен, чтобы скрыть содеянное вами, – заявил Брендан.
– Не смешите.
– В действительности вы ушли от нее в восемь сорок три, как показывает сержант Роулингс, – после того, как в течение нескольких минут жестоко истерзали и убили ее.
Джеймсон молчал, но Джозеф видел сквозь стекло, как он стиснул зубы.
На губах Манна появилась легкая улыбка, которую заключенный не мог не видеть в зеркале.
– Имейте в виду, – сказал Брендан, – с учетом обстоятельств понять, почему вы так хотите забыть эти минуты, стереть их в памяти, совсем не трудно.
До сих пор Финли стоял к нему спиной, но после этих слов он резко повернулся. В его глазах сверкала ярость.
– Я все прекрасно помню, детектив, – отчеканил он. – Мое сознание было тогда совершенно ясным, а у меня…
Джеймсон осекся и опять отвернулся к зеркалу, словно до него только в этот момент дошел смысл слов, которые он собирался произнести.
– Ну-ну, продолжайте. Что вы хотели сказать?
– Ничего, детектив… не имеет значения.
Он покачал головой, и Ардженти увидел, что к нему вернулось его обычное хладнокровие.
– Достаточно сказать, что ваша версия глубоко ошибочна, – закончил Финли.
Ардженти рассказал Софии новости о Джеймсоне, когда в тот вечер, за час до ужина, она принесла ему в кабинет кофе.
Женщина схватилась рукой за щеку, будто неожиданно испытала зубную боль:
– Боже, какой ужас! Он производит такое приятное впечатление… Похож на настоящего джентльмена. Я знаю, на первых порах у тебя с ним были разногласия, но ты сказал, что начинаешь понимать его.
– Да, действительно.
– Тесно сотрудничая с ним, ты должен был заметить, что с ним что-то не так.
– Да, пожалуй.
София внимательно посмотрела на мужа и поняла, что в его душе борются противоречивые чувства.
– Ты ведь не веришь в это, правда? – догадалась она. – Это наверняка какая-то чудовищная ошибка.
– В этом деле есть некоторые несоответствия. Джозеф постучал пером по блокноту, в котором делал записи. – Мне необходимо сохранять объективность, чтобы наши с ним личные отношения не влияли на ход расследования.
В самом деле, если бы детектив не смог абстрагироваться от этого, ему пришлось бы отказаться от ведения этого дела. Но говорить об этом он не стал.
Миссис Ардженти продолжала смотреть на него. В ее взгляде можно было прочитать: «То, что ты говоришь, понятно, но не рассчитывай на понимание с моей стороны».
– Ужин будет через час, – сказала она и вышла из кабинета.
По более энергичному звону посуды и отсутствию аккомпанемента в виде напеваемой вполголоса песенки, Джозеф понял, что известие ее расстроило.
Он вернулся к своим записям. Итак, в двух случаях, когда убийство происходило неподалеку от них, Джеймсон отсутствовал в течение нескольких минут. Кроме того, серия убийств в Нью-Йорке началась спустя несколько месяцев после того, как Финли прибыл сюда из Лондона. Не в этом ли кроется причина того, что он является лучшим учеником Колби, который, судя по всему, глубже других проник в психику Потрошителя?
Имелись и другие совпадения: лезвие трости англичанина вполне подходило по длине, чтобы его можно было использовать для потрошения жертв; его искусное владение им, а также познания в области анатомии; кровь на его руке в опере; его общение с Элли Каллен…
Любое из этих совпадений могло быть случайным, но все вместе, да еще в сочетании со свидетельством Роулингса, они казались неопровержимым доказательством его вины.
Но что больше всего беспокоило Ардженти, так это резкие перемены в настроении Финли во время допроса. Угрюмое выражение и грусть в его глазах внезапно уступали место презрительному взгляду и самодовольной ухмылке – и наоборот.
Такая способность идеально вписывалась в тактику убийцы. В приступе ярости он увечил и убивал девушку, а в следующую минуту оказывался спокойным, уравновешенным джентльменом, вышедшим немного прогуляться. Можно ли придумать лучший способ сливаться с толпой?
Джозеф вспомнил о том, какой дискомфорт испытывал поначалу в общении с Джеймсоном. О том, как думал, что они не смогут работать вместе. Не этому ли его свойству он никак не мог дать определение? Может быть, он тревожился вовсе не из-за их несходства, а из-за дисбаланса в душе напарника, являвшегося признаком чего-то потаенного и темного? Но тогда он отбросил в сторону эту тревогу ради пользы дела.
Во время его визита в дом Финли на Гринвич-стрит утром того же дня горничная Элис тоже жаловалась на неуравновешенность своего хозяина.
– Да, временами мистер Джеймсон срывался на меня – без особых причин, надо сказать. Но мне в голову не могло бы прийти… О Господи!
Элис всхлипнула и прижала ко рту ладонь. Глаза ее расширились от страха. Запинаясь, она рассказала Ардженти, что однажды видела, как он что-то делал в кухне с окровавленными сердцем, печенью и почками.
– Я не уверена, что это были человеческие органы, но с его рук капала кровь. И ему помогал Лоуренс. Потом он сказал, что это был какой-то «тест».
Когда Джозеф потребовал объяснений у Лоуренса, тот с улыбкой сказал, что они действительно проводили тест, выясняя, на каких внутренних органах можно с легкостью оставлять метки, а на каких нет.
– И на каких они лучше всего видны, – добавил помощник Финли.
– Неплохая тренировка для того, чтобы практиковаться потом в реальной жизни, – заметил тогда детектив.
Нахмурившись, Лоуренс вопросительно смотрел на него. Ардженти вспомнил, как Джеймсон предупреждал его, что состояние Лоуренса не позволяет говорить с ним намеками и околичностями. «Только факты, и ничего иного».
Именно по этой самой причине последующий рассказ Лоуренса отнюдь не добавил ему оптимизма. Как и письма, которые они нашли среди бумаг Финли при проведении обыска в его доме на Гринвич-стрит.
И еще одно не давало Джозефу покоя: что же такое собирался сказать Джеймсон в конце допроса?
– Во время допроса вы сказали детективу Манну, что ваше сознание тогда было совершенно ясным, из чего можно заключить, что так бывает не всегда. Вы хотели сказать, что у вас не было провала в сознании, не так ли?
– Вы сделали этот вывод на основании протокола?
– Нет. Я наблюдал за вами – вон через то стекло.
Бывшие напарники находились в той же комнате для допросов, что и днем ранее, только теперь они сидели друг против друга, а Джон Уэлан вел протокол.
– Вы старались скрыть свои эмоции от детектива Манна, но я читал их на вашем лице. Я видел перед собой человека, опечаленного произошедшим с Элли Каллен, который вдруг испугался, что скажет лишнее, – Ардженти наклонился вперед через стол. – Почему вы так не хотели говорить о провалах в сознании, Финли? Боялись, что это может усугубить ваше положение?
– В случае с Элли Каллен со мной ничего подобного не было, – Джеймсон криво усмехнулся, пожимая плечами, – и поэтому я твердо уверен в том, что не убивал ее.
– Тогда, может быть, это происходило в случаях с некоторыми другими девушками?
Подозреваемый не ответил, но детектив заметил, как в его глазах вспыхнули тревожные огоньки, прежде чем он успел отвести их в сторону. Джозеф понял, что попал в точку.
Джеймсон бросил взгляд в сторону стеклянного экрана:
– Сейчас тоже кто-нибудь наблюдает за мной из-за зеркала?
– Сейчас – нет.
Финли кивнул и на несколько секунд задумался.
– Даже если предположить – чисто гипотетически, – будто некоторые провалы в моем сознании совпадали по времени с моментами убийства некоторых девушек, что с того? – заговорил он потом. – Допустим, имеется ряд таких совпадений, но в данном случае – в деле об убийстве Элли Каллен, которое вы сейчас расследуете, – этот ключевой фактор отсутствует.
Справедливое замечание, но если Ардженти пойдет на ту или иную уступку, Джеймсон, вне всякого сомнения, заведет его в тупик. Детектив заметил, что англичанин все еще пытается играть роль стороннего наблюдателя, словно не является центральной фигурой расследования.
– В случае с мисс Каллен нам, к счастью, не требуется совпадение, поскольку у нас имеется непосредственный свидетель, – напомнил он Финли.
– Он ошибается или лжет, – заявил тот.
Ардженти был невозмутим.
– Что касается других убийств, как вы верно подметили, мы имеем лишь ряд совпадений, – согласился он. – Но, как вам известно из вашего личного опыта, если совпадений слишком много, это кое о чем говорит.
Затем, выдержав эффектную паузу, Джозеф предъявил заключенному эти совпадения: лезвие, скрытое в его трости и имеющее подходящую длину; кровь на его руке во время посещения оперы; его исчезновение на несколько минут во время двух убийств; факт начала серии убийств в Нью-Йорке вскоре после его прибытия туда из Лондона.
Джеймсон попытался изобразить на лице вызывающую улыбку, но это получилось у него неубедительно. Вероятно, давали себя знать две ночи в камере – а может быть, он устал от того, что ему приходилось держать оборону сразу на нескольких фронтах.
– Я вижу, вы хорошо подготовились к нашей встрече, – усмехнулся он.
– Чего вы наверняка от меня ожидали. Как и я ожидал бы от вас, если бы ситуация была противоположной.
Финли холодно кивнул. Они понимали друг друга и испытывали взаимное уважение.
– Насчет руки я, кажется, сказал вам еще тогда, что порезался о стекло, – стал объяснять подозреваемый. – О моей трости любой патологоанатом скажет вам, что ее лезвие имеет слишком большую длину. Насчет внутренних органов Лоуренс сообщит вам, если вы его спросите, что мы проверяли, на каких из них легче оставлять метки. И примерно в одно время со мной в страну въехало двадцать тысяч, или больше, иммигрантов.
– Но многие ли из них приехали из Лондона, вооруженные знанием о тактике Потрошителя? Кто может проникнуть в сокровенные мысли Потрошителя глубже и знать его привычки лучше, чем он сам? Будучи правой рукой Колби, вы не только знали, когда он подбирался к вам слишком близко, но и имели возможность направлять его при необходимости по ложному пути.
Ироничная улыбка, сменившая смущенное выражение на лице Джеймсона, должна была означать, что на него произвело впечатление богатство воображения Ардженти. Тот, однако, продолжил:
– Да, Лоуренс действительно сказал, что вы проводили эксперименты с внутренними органами. Но он сказал не только это. – Ардженти сделал небольшую паузу. – Он сказал, что вы отсутствовали дома все те вечера, когда происходили убийства. Включая и лондонские.
– О, этот надежный Лоуренс! Я предупреждал вас, что с ним нельзя прибегать к каким-либо уловкам. Задайте ему вопрос, и вы получите четкий, честный ответ.
Джозеф невозмутимо ждал, когда Джеймсон ответит на его главный вопрос.
– Я уже не помню про Лондон, прошло слишком много времени, – вздохнул тот и махнул рукой. – Если Лоуренс говорит, что я отсутствовал дома в те вечера, значит, так оно и было. Но я могу сказать, где был, когда отсутствовал дома в Нью-Йорке во время совершения убийств. Это так называемое заведение Лина, находящееся в северной части Бауэри.
– Можете сказать, где это?
Финли назвал адрес, и детектив записал его.
– И вы проводили там все вечера, когда происходили убийства? – уточнил он.
– Да, наверное.
– Что значит «наверное»?
Джеймсон криво усмехнулся:
– Такова особенность заведения Лина: ты забываешь на время, где находишься. Это опиумный притон. Поэтому я мало помню о том времени, которое там проводил. Но Лин и его помощница Сули могут подтвердить факт моего пребывания там.
– Стало быть, как и в случае с провалами в сознании, вы не помните в точности, что делали в это время?
Заключенный пожал плечами:
– Можно и так сказать.
– То есть мы снова возвращаемся к тем самым минутам вашего отсутствия во время совершения убийств, произошедших поблизости от нас, и во время провалов в сознании?
– Это одно и то же. Две части одного уравнения.
– Как так?
– Дело в том, что я приблизительно знаю, когда следует ожидать очередного провала. Поэтому и отлучился на время в туалет, когда мы были в опере. По этой причине мои провалы остаются незамеченными… – Джеймсон поморщился. – Хотя на пароходе он случился после того, как я ударился головой.
Джозеф вспомнил, что тогда его напарник пропал почти на двадцать минут. Он взглянул на лежавшую сбоку папку, соображая, правильно ли произведен расчет времени.
– Мы здесь много говорим о совпадениях. Однако боюсь, что некоторые моменты нельзя отнести к простым совпадениям, – покачал он головой.
Затем Ардженти открыл папку и просмотрел ее содержимое: семь черновиков письма, которые они нашли среди бумаг Джеймсона в его доме на Гринвич-стрит. Почерк в первом черновике явно принадлежал Финли, хотя стиль был такой же, как в письмах Потрошителя в газеты. В последующих копиях почерк становился все больше похожим на почерк Потрошителя, а в последнем был практически идентичен ему.
При виде этих писем англичанин помрачнел:
– Я… я могу объяснить…
– Уверен, что можете. Еще одно «совпадение», вне всякого сомнения.
Джеймсона, казалось, сбил с толку насмешливый тон Ардженти.
– Я… я пытался проникнуть в сознание Потрошителя, неужели вы не понимаете? – принялся он оправдываться. – Пытался понять, что за человек мог написать такое письмо. И я почувствовал, что смогу сделать это, копируя не только его стиль, но и его почерк.
– Или упражняясь в изменении почерка, чтобы вас не могли идентифицировать в качестве автора писем, которые вы посылали в газеты.
– Нет… нет. Это не так. – Финли затряс головой.
– Не потому ли вы заговорили о способности изменять почерк, когда мы допрашивали Джека Тейлора, что сами практиковались в этом искусстве?
– Нет-нет! Вы все неправильно поняли.
Подозреваемый схватился руками за голову, явно обескураженный.
– Неужели вы мне не верите? – спросил он почти испуганно и после некоторой паузы добавил: – В особенности в том, что касается Элли Каллен. Вы же знаете, что я никогда не смог бы причинить ей зло!
Джозеф догадывался, что рано или поздно на первый план выйдут личные мотивы.
– Даже если бы я верил вам – что это изменило бы? Многие стали бы говорить тогда, что я проявляю к вам излишнюю снисходительность из-за нашего прежнего сотрудничества, и в конце концов ваше дело просто поручили бы вести кому-нибудь другому. – Он пожал плечами. – Кроме того, вам придется убеждать в вашей невиновности не только меня, но и судью с присяжными. И, я думаю, вы понимаете, насколько плохо для вас все это будет выглядеть.
Детектив видел, как заключенный закрыл глаза и содрогнулся всем телом, словно им одновременно овладели усталость от бессонных ночей в камере и бесконечных вопросов и отчаяние перед лицом безрадостных перспектив. Он тяжело вздохнул.
– Что же вы предлагаете?
Ардженти не сразу нашелся, что ответить, в свою очередь обескураженный этим прямым вопросом.
– Вы могли бы начать с более подробного рассказа о провалах в своем сознании, – предложил он Финли. – Сейчас вы говорите лишь, что у вас не было такового во время убийства Элли Каллен – как будто одно только это может служить вам оправданием. Но остается еще целый ряд других убийств, когда у вас происходили провалы, о которых вам придется рассказать.
– Я… я не могу.
– Потому что боитесь выдать себя?
– Нет, не поэтому. Просто эта история носит очень личный характер – и касается моей семьи. В частности, моей матери. Она имеет мало отношения к… – Джеймсон запнулся, словно ему в голову пришла внезапная мысль, и шумно вздохнул. – Послушайте, я согласен поговорить об этом, но только в частном порядке – без протокола.
С этими словами Финли взглянул на Уэлана, но Джозеф продолжал пристально смотреть только на него.
– Вы считаете это неэтичным? В расследовании убийства, подобного этому, любая информация, которая имеет к нему отношение, должна фиксироваться, – возразил детектив.
– Да – если она имеет к нему отношение. Как я уже сказал, это носит личный характер и никак не связано с данным делом. – Джеймсон поднял руку. – Кроме того, если в какой-то момент вы почувствуете, что я говорю о вещах, касающихся данного дела, то всегда можете попросить Джона вернуться и продолжить вести протокол.
Теперь Ардженти тоже перевел взгляд на Уэлана.
– Даже не знаю… – протянул он нерешительно.
– Вам решать. Но говорить об этом я буду только на таком условии.
– И сейчас кто-нибудь наблюдает за мной из-за зеркала?
– Сейчас нет.
Инспектор Маккласки едва сдержался, чтобы не рассмеяться, когда услышал эти слова. Он знал, что любой резкий звук, раздавшийся за стеклянным экраном, будет слышен в комнате. Когда Ардженти или Джеймсон устремляли взгляд в сторону зеркала, он рефлекторно отклонялся назад.
Маккласки приехал в «Томбс» на кебе вскоре после Джозефа. Он еще на Малберри-стрит узнал о существовании наблюдательного помещения и появился у начальника тюрьмы Симмонса через две минуты после того, как Ардженти и Уэлан прошли в комнату для допросов. Симмонс объяснил ему, как их найти.
– А если я хочу присутствовать просто в качестве наблюдателя – в какую дверь мне нужно зайти? – спросил его инспектор.
– Левая дверь перед комнатой для допросов.
Маккласки сел на стул в маленькой комнатке, когда Ардженти завершал преамбулу. Время от времени он делал записи, и очень скоро его целиком и полностью захватило представление, разворачивавшееся всего в нескольких ярдах перед ним, – увлекательная динамика вопросов и ответов. Этот допрос напоминал поединок двух опытных фехтовальщиков.
Но затем, когда Джеймсон предложил приватную беседу, дело приняло драматический оборот. Инспектор напрягся, увидев, как Джозеф соглашается, а Джон поднимается со стула. Помощник детектива мог прийти и обнаружить его здесь!
Маккласки бросил взгляд на дверь. Он понимал, что ему нужно уйти до того, как Уэлан выйдет из комнаты для допросов, – но, судя по всему, Финли собирался поделиться каким-то важным секретом, который хотел сохранить в тайне от всех остальных.
Пока он колебался, раздираемый двумя противоположными желаниями, момент был упущен. За дверью послышались шаги Уэлана. Схватив деревянный стул, инспектор подбежал к двери и засунул ножку стула в ее ручку.
После этого он застыл на месте, затаив дыхание и прислушиваясь к перемещениям Джона в надежде на то, что тот не услышал его броска к двери.
Стояла мертвая тишина. Взгляд Маккласки был прикован к ручке двери. Она оставалась неподвижной. А спустя несколько секунд раздались звуки шагов, которые постепенно стихли.
Инспектор с облегчением вздохнул, вернулся к своему стулу и снова сел.
