В общем, после того эпического загула – очень в духе наших новых друзей-пиратов – мы и оказались в тюрьме.

Нет, мы никого спьяну не застрелили.

Не обидели.

Не оскорбили.

Мы не портили казенное имущество, не стреляли по зеркалам и не дергали официанток за их бутафорские шелковые хвосты.

Мы даже не подрались!

В чем же была наша вина?

Мы просто расплатились, видите ли, «нечистым золотом»!

Как это, спросите вы – «нечистое золото»?

Я так понял, это их сугубо местная фишка. Что-то вроде меченых денежных купюр, как в фильмах про грабителей банков.

Вот и у них там, в Империи Алхимиков, научились неким магическим способом метить золотые монеты.

Я не понял всех тонкостей, но распорядитель таверны заметил эти проклятущие метки на тех монетах, которыми мы с дядей Вовой расплачивались за свой кусочек счастья, и… вызвал городскую стражу. Все как у нас!

Стража явилась и сразу поволокла нас под арест.

Я лично этого не помню, поскольку после кумысов и абрикосовок был пьян до беспамятства и пришел в себя только на койке в тюрьме.

А вот дядя Вова помнил. Потому что стойкий боец.

– …А когда ты начал отбиваться и обзывать их «сволочами» и «сатрапами», я принялся тебя успокаивать, а им вкручивать, что ты хороший, просто пережил личную драму. И что я за тебя ручаюсь. Рассказывал им, как мы были гостями у Бин Назима… Наплел им с три короба, какие мы ценные кадры… Что у нас есть магические железные палки… В общем, только поэтому они тебя и не побили. А ведь собирались! А ты, между прочим, их чуть было не пристрелил!

– Да ты что?!

– Да. Я в последний момент отобрал у тебя пистолет и разрядил его…

– Ну, спасибо тебе, чего… И, кстати, где они теперь, наши пистолеты?

– Стражники отобрали, само собой… Как и наши деньги.

– А с гостиницей что? – спросил я, понизив голос.

Я хорошо отдавал себе отчет в том, что «Печенег», «Утес» и «Браунинг» – это то немногое, что может нам помочь преуспеть в здешнем обществе. Стоит нам потерять наши «железные палки» – и судьба наша скорее всего будет незавидной.

Ну и золота, конечно, было жалко. Хоть оно и было «нечистым», но ведь досталось-то нам с такими трудами!

– Про гостиницу я им ничего не говорил. Наврал, что мы только сошли с корабля, – прошептал дядя Вова.

(Шепот был, конечно, чисто формальной предосторожностью – в камере мы были одни. А поскольку в этом богом забытом краю электричества не ведали, опасаться, что где-то запрятана прослушка, тоже было глупо.)

– И что делать будем? – спросил я, глядя на старшину с похмельной тоской.

– Пока ничего. Нужно понять, что нам светит… Если, так сказать, пятнадцать суток, то мы их просто отсидим… Если какие-нибудь общественные работы, скажем, улицы подметать или за василисками конюшни убирать – так это мы тоже легко… В общем, надо сориентироваться на местности.

Я кивнул. Дядя Вова был прав.

Когда молоденький юркий стражник с внешностью вора-карманника принес нам ужин – устрицы и лимонный сок, – мы набросились на него с расспросами.

Но его ответы не внушали оптимизма.

Нет, сказал стражник, адвокатов у них нет и он первый раз слышит о существовании каких-то там «защитников» для преступников. Преступников надо просто казнить, что еще можно с ними делать?

Да, наша вина считается доказанной и очень тяжелой. По закону людей, расплачивающихся меченым золотом, казнят на центральной площади Офира в назидание всему городскому сообществу.

Нет, казнят не каждый день. А где-то раз в месяц.

Нет, наместник Офира не намерен принимать от нас жалобы. И письмо наместнику Офира он, стражник, тоже не передаст.

Да, лично он считает, что хорошим людям должно быть хорошо, а плохим людям – плохо.

– Вот скотина! – в сердцах сплюнул дядя Вова, когда стражник удалился.

– Да что он может сделать! Он просто винтик в этой мясорубке, – вздохнул я. – Если б они хотя бы оставили нам пистолеты! Тогда у нас был бы какой-то шанс!

– Эх, сколько раз я обещал себе не напиваться… – угрюмо подытожил дядя Вова.

Следующие пять дней мы провели в мрачном расположении духа.

Чтобы как-то поднять настроение, мы строили различные планы бегства, один другого фантастичней.

– А вот еще можно напасть на охранника… Мы убьем его, я переоденусь в его одежду… А потом мы нападем на второго охранника… Тогда ты переоденешься в его одежду… Будем мы уже оба переодетые… Потом мы вдвоем поднимемся по лестнице наверх… Нападем на тех охранников, что выход сторожат, – вслух фантазировал дядя Вова.

– По-моему, это чушь какая-то… Тут везде решетки, а у них у всех – оружие…

А еще мы сообща предавались сожалению об упущенных шансах – традиционной забаве людей в незавидном положении.

– Надо было, когда Лод мятеж поднимал, не связываться с пиратами, а твердо держаться своих, – дядя Вова уверенно рубил ладонью воздух. – Шаолиня этого недомерочного, Кадама, Тутси…

– А как же клад?

– Вот, клад, – дядя Вова удовлетворенно кивнул. – А на предложение Лода плыть за кладом ответить: да положить нам на ваш клад! Кладем на ваш клад, во!

Старшина радостно рассмеялся, довольный своими каламбурами, и продолжал сквозь смех:

– Накося выкусите! Мы – верные вассалы наместника и с уголовными элементами сотрудничать не желаем!

– Тогда пришлось бы в них стрелять, – резонно заметил я.

Но развеселившегося дядю Вову такие мелочи не смущали.

– Ну и пришлось бы! Подумаешь! В сомалийских пиратов стреляли – и в этих я бы смог! Зато всё пошло бы по плану! Мы спокойно поплыли бы под началом Шаолиня в ту ихнюю Вади-Вурайю. Взяли бы крепость, освободили принцессу… Уже небось и вернулись бы!

– Вот это вот тоже, кстати, нюансик… Может, там не крепость, а линия Маннергейма! И никакие пулеметы нас бы не спасли! И вместо принцессы получили бы по отравленной стреле в мягкое место… Так что насчет «уже вернулись бы» – вопрос темный. Кто вернулся, куда вернулся…

– Ну это может быть, – согласился дядя Вова, мрачнея.

Короче говоря, трудно нам было признать, что наше тюремное заключение стало логичным увенчанием цепи правильных в общем-то жизненных выборов.

Ну а поздним вечером шестого дня из северной стены нашей камеры… выпал кирпич.

Да-да! Кирпич! Из стены!

Вот уж я офигел так офигел! А дядя Вова, который под этой стеной обычно стелил свой драный матрасик – так и вовсе чуть дара речи не лишился!

Само собой, мы вскочили на ноги и подбежали к образовавшейся бреши. У нас в камере царил полумрак, но оттуда сочился неяркий желтый свет.

И в этом свете мы разглядели… женское лицо, представленное в основном носом и лисьими глазками!

Подозрительно знакомыми лисьими глазками…

– Здорово, мужики, – сказала нам подозрительно знакомая незнакомка. – Не узнали, что ли?

– Таис?! – хором воскликнули мы.

Вначале я решил, что всё это мне снится. Мне даже стало чуток страшновато. Ведь я знал, что Таис во плоти в соседней камере быть никак не может – она же уплыла в закат с Рихардом на «Любовнице ветра»!

– Таис, ты что тут делаешь? – спросил я у девушки дрожащим от волнения голосом.

– То же, что и вы. Жду, пока меня четвертуют за пользование «нечистым золотом»! – хохотнула Таис, но не угрюмо, как мы, а этак, что ли, озорно.

– Четвертуют это здорово, это по-нашему! – закивал я. – Но подожди… А как ты вообще здесь оказалась? В Офире-то? Вы же с Рихардом сейчас должны быть за тридевять земель!

– Я сбежала, – объяснила Таис. – При помощи телепортера.

– Телепортера? Я не ослышался? Ты знаешь это слово?

– Да знаю, знаю… Я же, как и вы, русская. Я тоже оттуда! Вы разве еще не догадались?

– Ну вообще-то я уже давно подозревал… Еще со «Скалолазки», – усмехнулся я.

– Прикинь, а до меня только сейчас доперло, что Таис говорит по-русски! – дядя Вова хлопнул себя ладонью по лбу.

Если честно, пока старшина этот очевидный факт не озвучил, я как-то не задумывался, на каком языке говорит Таис – меня испортила магическая микстура, благодаря которой все окружающие говорили «как бы по-русски».

– Погоди-погоди… Так все-таки про телепортер. Он у тебя еще работает? Может, нам всем вместе отсюда того… телепортироваться?

– Смешной вы! – улыбнулась Таис там, за стеной. – Телепортер – это не компактное устройство вроде айфончика. Там у них целый храм на острове посреди моря построен, чтобы одну несчастную тушку в Офир швырять. Само собой, если бы телепортер был карманной такой штучкой, я бы сейчас с вами тут не говорила, а благополучно улетела прямо из лап стражников. Фьють – и всё.

– Я так и думал, – сказал я скучным голосом. – Тогда расскажи, как ты вынула этот кирпич из стены.

Почему-то я был уверен, что и тут не обошлось без какой-то магии. Как в телепортере. Фьють – и кирпича нет.

Но Таис меня вновь разочаровала.

– Кирпич? Я выпросила у охранника тройную порцию лимонного сока, благо он тут дешевле воды. Раствор, на котором сложены стены, от лимонного сока теряет свойства и крошится. Я тряпочкой сок наношу, а потом гвоздем раствор выцарапываю… Все как в старинных романах про узников.

– Теперь понятно, что за мышь у меня по ночам над ухом скреблась, – хохотнул дядя Вова.

– То есть ты хочешь сказать, что если мы возьмем на вооружение ту же тактику, мы тоже сможем сделать в стене дыру? – с надеждой спросил я.

– В принципе да. Но время потребуется. За пару дней не успеть, – произнесла Таис печально.

Но в итоге мы сошлись на том, что следует объединить наши усилия. И что начинать следует с кладки в дальнем левом от входа углу (для Таис это был, соответственно, дальний правый). Потому что там девушка простукиванием обнаружила пустоту, которую она считала весьма многообещающей для побега.

– Там может быть какой-то ход. Или вентиляция. Или канализация. В общем, есть за что бороться, – сказала Таис.

«Да уж, канализация особенно воодушевляет», – промолчал я.

Поскольку делать в тюрьме абсолютно нечего, побегом мы занялись со всей основательностью.

Вначале дядя Вова стоял на стреме, а я травил раствор лимонным соком. Затем мы менялись местами.

Кирпичи, которые удалось выковырять, мы тщательно очищали от раствора и ставили на место, чтобы не заметили тюремщики.

А когда лимонный сок заканчивался, нам ничего не оставалось, как устраивать вечера воспоминаний.

И надо сказать, что эти вечера с Таис прояснили для меня нашу с дядей Вовой ситуацию больше, чем все предшествующие пять недель!

– Вы думаете, почему я у Рихарда на первых ролях? Почему пираты меня уважают? Да потому что я уже три года здесь! Все успела изучить, ко всему приспособиться…

– Три года? – искренне удивились мы с дядей Вовой.

– Без одного месяца – почти три… Я, конечно, ни к чему такому не готовилась. Я просто записалась в экспедицию профессора Живцова, который планировал раскопки в пещерах Салалы…

Что такое «Салала» я по случайности помнил – привык рассматривать карты акватории предстоящего боевого похода. А вот дядя Вова такими мелочами себе голову не забивал.

– Салала? Что за зверь? – спросил он, вгоняя меня в краску (ну что за товарищ у меня? никакой эрудиции!). С другой стороны, именно товарищ подарил мне возможность щегольнуть перед Таис своими широчайшими – для морпеха – познаниями в географии.

– Это такой порт на юге Омана, вблизи от йеменской границы. Там рядом горы. Заповедник. Я читал, в тех местах когда-то жили древние люди, которые оставили кучу наскальных рисунков, всяких кладов, захоронений…

– Вы все правильно рассказываете! – горячо подхватила Таис, в ее голосе мне послышалась теплота. – А другие древние люди, не такие, конечно, древние, как те, которые оставили пещеры с петроглифами, построили в горах возле Салалы огромный храмовый комплекс. Среди специалистов он известен как Вторая Гробница Александра Македонского.

– Разве… разве Македонских было два? – спросил дядя Вова, не желая выпадать из нашей просвещенной дискуссии.

– Ну что вы! Александр Македонский был один! Если, конечно, мы говорим об одном и том же Александре, сыне македонского царя Филиппа II… Но Александр, великий завоеватель и покоритель Персии, был такой яркой личностью, что после его смерти сразу несколько частей его огромной империи захотели иметь у себя гробницу своего любимого повелителя. Это для того, чтобы оказывать умершему божеские почести…

– Вы, наверное, большой ученый, – сказал дядя Вова Таис уважительно.

– Ну что вы! Я простая аспирантка. По крайней мере, была… За те три года, что я тут изображаю Лару Крофт, меня, наверное, уже из аспирантуры выперли, – вздохнула Таис.

– Тогда, может, давай на «ты»? – сказал дядя Вова.

– Ну, давайте, – согласилась Таис. – Точнее, давай.

– Ты так интересно начала про Македонского, – тут же вцепился я в разрешенное «ты». – Так что там за история с гробницей?

– Если коротко, то науке известно несколько гробниц Александра Македонского. Их все успели разграбить по десятку раз… А ту, что в Салале, вроде как только открыли. Притом оказалось, что она практически нетронута. Соответственно, и ожиданий было – море… И спасибо нашему правительству, оно проплатило оманскому султану немалые деньги, чтобы экспедиция профессора Живцова получила право там порыться впереди всех!

– И даже впереди американцев?

– И даже американцев! Впрочем, американцы, по-моему, особо и не рвались. В отличие от англичан, которые прямо из штанов выпрыгивали… И вот, залезли мы в гробницу. Прошли там всякие подземелья. А потом случилось что-то… – голос Таис стал глуше. Даже такому олуху, как я, стало ясно, что, хотя прошло три года, эта травма для нее – по-прежнему травма.

– Что?

– Что-то очень странное. Какой-то желто-зеленый свет, флюоресценция… Свет как будто густой был, как масло… И я в нем утонула. И сразу же оказалась здесь, в этом мире.

– «Здесь» – это где? Ты сказала «в этом мире»? Разве это не тот же самый мир, что наш? – спросил я.

– О-о, Сережа, ты мне не поверишь, – Таис загадочно улыбнулась.