Мы стояли за спиной Лода полуподковой и почтительно внимали разговору двух великих мореходов и не менее великих негодяев.

За Рихардом теснились его люди, среди которых выделялась молодая женщина с красивым и совершенно неместным лицом (кстати, и сам Рихард был белым, розово-бледным с лица, как какой-нибудь швед). В глазах подручных Рихарда я тоже читал жадное желание не упустить ни одного словечка.

И дело, наверное, было не только в золоте, не только в кладе, но и в том, что Рихард с Лодом служили своим людям символами безусловного преуспеяния. Каждый из них выражал не только определенное мировоззрение, но и особый подход к жизни, глубоко личную методику добычи слонов и пряников…

После обмена новостями и подколками Рихард взял быка за рога.

– Я знаю, что ты, Лод, пришел в Архипелаг Призраков за кладом Фарида.

Мне показалось на мгновение, что первый позыв Лода был, говоря по-простому, отбрехаться. Дескать, фигня-фигня, я приплыл сюда пополнить запасы питьевой воды, а потом так поохотиться на горных козочек возжелалось, что аж полез на гору…

Собственно, кто бы сомневался в том, что врать пираты любят и умеют?

Но Лод по каким-то своим резонам решил не усложнять.

– Да, ты прав, Рихард, – медленно, с расстановкой произнес он. – Я пришел за кладом, потому что после смерти Фарида этот клад по праву принадлежит мне.

– Что же, твоя правда, – неожиданно легко согласился Рихард. – Вы с Фаридом были братьями и остались братьями даже после того, как между вами сдохла саламандра…

Лод покивал – как видно, слова коллеги ему понравились.

– Но клада ты, конечно, не добыл, – продолжал Рихард мягко. – Чтобы понять это, достаточно одного взгляда на ваши кислые физиономии…

– Твоя проницательность делает тебе честь, – Лод боевито задрал подбородок. – Пока что удача прошла мимо нас.

– А всё дело в том, что ты неправильно прочел карту Фарида…

– Да откуда тебе знать?! – воскликнул Лод возмущенно. – Как ты вообще можешь судить о вещи, которую никогда не видел?! Я отдал год жизни на то, чтобы выиграть эту карту в кости у боцмана Белзе, душеприказчика Фарида. А ведь меня от одного его вида тошнило! Я, знаешь ли, не очень-то люблю общество прокаженных!

Но Рихард был не из тех, кто мямлит в ответ на наезды.

– А я отдал год жизни на то, чтобы вырезать из корня мандрагоры человечка, который прокрадется к прокаженному Белзе и скопирует карту! И я, между прочим, получил эту карту за месяц до того, как Белзе проиграл ее тебе!

Лод нахмурил чело, мстительно прищурил глаза и воззрился на собеседника как на врага.

Казалось, старик вот-вот набросится на Рихарда точно бультерьер по команде «фас!» и вцепится тому в глотку своими кривыми зубами!

Но самообладание, которого у бывшего кока «Голодного кракена» было на десятерых, быстро взяло верх.

– Чем докажешь? – спросил Лод твердо.

Рихард сделал отстраняющий жест – мол, подожди секунду, надо собраться с мыслями, и продекламировал:

Только после этих слов Рихарда до меня дошло, что «карта», о которой вот уже пятнадцать минут толковали достойные мужи, была вовсе не картой в географическом понимании, то есть вовсе не рисунком с изолиниями, меридианами и названиями, а всего-то… словесным описанием местности! Чем-то вроде стишка «Зарыто наследство старушкино под камнем на площади Пушкина».

Ну а главное: до меня дошла логика действий Лода в Архипелаге Призраков.

В самом деле, для начала он пришел к Висельнику, то есть приплыл на остров Висельника. Там он бросил якорь в бухте Одинокой Девственницы, хотя пробраться туда было задачей не из простых. Затем принялся искать руки девственницы, достаточно резонно сочтя, что «руки» эти – тропы. (Я бы лично тоже так подумал.) И совершенно неудивительно, что, пойдя по левой тропе, Лод пришел к водопаду. То есть к «двери из воды» – перед моим мысленным взором возникло зеркало струй, тесно ниспадающих с высокого гранитного карниза. Чем не дверь?! Стоит ли удивляться, что, пройдя за «дверь из воды», Лод был уверен, что вот-вот найдет сокровище Фарида?

– Я ведь всё правильно тебе прочитал? – спросил Рихард с подначкой.

– Слово в слово, – неохотно признал Лод. – Но раз ты у нас такой умный да разумный, расскажи, почему там, в пещере, я нашел только кучу мышиного дерьма величиной с морскую черепаху?

Рихард улыбнулся – как видно, он ждал этого вопроса и был к нему готов.

– Я скажу тебе, в чем твоя ошибка, но только если ты в присутствии своих людей дашь мне Большую Морскую Клятву, что поделишься со мной половиной найденного клада.

– Что? Ты хочешь Большую Морскую Клятву?! – Мне показалось, Лод был не просто удивлен, но и слегка напуган услышанным.

– Я был бы полным дураком, если бы взял с тебя Малую Клятву… Ведь я знаю, что один раз ты уже умудрился нарушить ее, заложив душу Хозяину Глубины!

– Да, тогда сами джинны пустыни попутали меня нарушить Малую Клятву… О чем я сожалею по сей день! – с горечью сказал Лод. – Но наказание, которое я понес за свое клятвопреступление, было суровым! Я потерял свой корабль, потерял доверие своего экипажа! Я шесть лет служил коком на разных судах, потроша рыбу и нарезая луковицы, чтобы усладить ужином людей много глупее, подлее и младше меня… Надо мной глумились, меня поучали, меня даже били! Вот чем я заплатил за тот грех!

– Мне известна эта история, – отмахнулся Рихард. – Но жив-то ты остался… А вот если ты нарушишь Большую Клятву… В общем, сам знаешь. Не маленький уже.

– Ну ты и нахал… И предложение твое – предложение нахала, давно не получавшего по наглым рукам… – процедил Лод сварливо. – Но совершенно неприемлемым делает его, конечно, не сама Клятва. А – доля. Половину с меня не потребовал бы и наместник Бин Назим, хотя он известный рвач…

– Половину он не потребовал бы, это да, – лукаво ухмыльнулся Рихард. – Он просто забрал бы все, а тебя вздернул бы на рее. И ты это прекрасно знаешь.

Мне слова Рихарда смешными не показались. Но, судя по всему, для пиратского уха это была шутка, причем изысканная.

Лица всех присутствующих просветлились; кто-то прыснул в кулак, кто-то загоготал в голос. А красивая женщина, что скромненько топталась позади Рихарда, как-то очень по-нашенски захлопала в ладоши (этот жест, я заметил, среди наших новых друзей распространен вовсе не был).

– Если же говорить серьезно, – продолжал Рихард, – то половину я прошу не по собственному произволу, но в соответствии с известным тебе морским законом. Ты капитан, и я капитан. У тебя корабль с командой, и у меня. Если бы я был штурманом, мне бы достало и десятины… Будь я твоим старшим помощником, как когда-то, я бы просил треть. Но по морскому закону в поисках этого клада мы станем равными компаньонами. Откуда же взяться другим долям?

– Краснобай, – выдохнул Лод и в сердцах сплюнул себе под ноги.

По своему опыту наблюдения за людьми я знал, что именно так – развязно и злобно – ведут себя участники переговоров, перед тем как принять не шибко приятные условия противной стороны. Но я, конечно, не стал делиться ни с кем своими наблюдениями.

А вот судя по широко раскрытым глазам дяди Вовы, для него интрига очень даже сохранялась.

Одного нюанса я тогда совсем не понимал. А именно: зачем Рихарду, если он тоже знает карту и если он знает, где лежит клад, вообще нужен Лод?

Впрочем, вскоре всё прояснилось. А пока мы стали свидетелями ритуала Большой Морской Клятвы.

Рихард свистнул своему юнге, и тот принес ему загодя заготовленный серебряный кубок с двумя богато изукрашенными ручками.

В кубок Рихард тотчас налил вина из запыленной фляги. Затем он надрезал ладонь Лода – сухонькую, сморщенную – и выдавил несколько капель его крови в свой сосуд.

– Я, Лод Рыжая Борода, капитан «Голодного кракена», дважды побывавший в Краю Мертвых, четырежды терпевший бедствие, муж четырех жен и отец двенадцати сыновей, клянусь, что с сего момента беру в компаньоны с равной долей Рихарда Волка Пустыни, капитана…

– «Любовницы ветра», – тихонько подсказал Рихард.

– …Капитана «Любовницы ветра». Обязуюсь без обмана выдать ему половину клада Фарида. В случае же если я завладею кладом, но обману Рихарда, пусть буду я навеки проклят, пусть судно мое станет поживой для донных гадов, пусть тело мое сожрут морские угри, а душу мою заберет Хозяин Глубины…

С этими словами Лод пригубил вино.

Затем он вошел в воду по колено и вылил в кудрявую пену прибоя всё содержимое серебряного кубка.

Пока он проделывал это, мы глядели на него как на полубога, и я, честное слово, не знаю, как это объяснить.

И уж совсем я не знаю, как объяснить то, что через секунду лазурные тропические небеса, абсолютно чистые, без единого облачка, вдруг разрезала на четыре неравные части ветвистая грозовая молния.

Прогремел гром.

– Клятва принята, – в благоговейном ужасе выдохнули матросы с обеих сторон.