Глава девятая

Если встать на нижний выступ развалившейся стены, окружающей ствол, можно засунуть руку в дупло. Одной рукой я ухватилась за плети девичьего винограда и подсунула голову под старую ветвь. Протянула вперед руку медленно, опасливо, будто поверила, что там притаилась мифическая сова Юлии с семерыми птенчиками, и была готова отдернуть руку в любой момент, будто вторглась в личный ящик чьего-то стола. Место секретных встреч, гробница, дерево влюбленных… Какое право имеет призрак сюда вламываться?

В любом случае, взламывать там оказалось нечего. Каких бы секретов девичий виноград в прошлом ни скрывал, теперь это было просто дерево, почтовый ящик стал пустым дуплом с потрескавшимся сломанным дном, его изгибы заполнила древесная пыль. Обломки веток и обрывки травы говорили о том, что одно время здесь гнездился скворец. Девичий виноград касался моего лица, горьким темным запахом напоминал о забытых, покрывшихся пылью вещах.

Я слезла со стены и вытерла руки носовым платком.

Руины домика у ворот огибала заброшенная аллея и терялась среди теней. В ярком лунном свете на фоне черноты деревьев светились белые ворота. Можно было разобрать аккуратные черные буквы на верхней планке — Вайтскар. Я сделала полшага и остановилась. Вот именно сейчас этого не должно было произойти. Ну, так пусть это будет сейчас. Я убрала носовой платок и быстро пошла мимо разрушенного домика к Форрест Холлу.

Луна со вчерашнего дня пополнела. Скелет дома резко очерчен, театрально иссечен стволами и ветвями деревьев, вписанных в пустые проемы окон. Овцы между азалий очень громко жуют траву.

Я почувствовала запах роз и жимолости, которыми поросли солнечные часы, и медленно пошла к ним вниз по заросшим мхом ступеням и траве. Циферблат под толстым ковром листьев и лепестков. Я подняла нежный цветок и поднесла к лицу. Густой, безумно сладкий запах, как сон о летних ночах. Я уронила цветок на траву.

Села на нижнюю ступеньку, почти утонувшую в траве, осторожно раздвинула ветки и раскрыла приподнятый над землей циферблат. Лунный свет устремился на него, показал слабые тени резьбы под мягкими розетками лишайника. Я сцарапала немного мха и провела по буквам пальцем медленным исследовательским движением. Время есть. Время было… Еще одна линия, незачем ее прослеживать. Время прошло…

И вовсе не обязательно было, чтобы в десяти ярдах от меня пронеслась перепуганная овца, топая маленькими копытами. Я и так знала, что права. Он пришел, в чем я была уверена.

Ладони плотно прижались ко мху. Кровь прыгала в них и билась о холодный камень. Я немного подождала, не шевелясь, наклонившись над циферблатом. Если и не сейчас, все равно произошло бы.

Я медленно обернулась и встала, неловкая, как марионетка.

В двадцати ярдах, у края леса — тень под деревьями, но ясно, что он. Пришел не по аллее, а по тропинке от летнего домика.

Я не шевелилась, за спиной луна и солнечные часы. Как ни странно, больше всего я чувствовала облегчение, хотя и не могла твердо стоять на ногах. Это худшее, что могло случиться, я даже не подготовилась, но теперь это наступило и скоро закончится. Как-нибудь найду правильные слова…

Казалось, прошло очень много времени, прежде чем он шевельнулся. Шел вперед, на него лился лунный свет, и даже на таком расстоянии я видела, что выражение лица у него такое, будто он увидел призрака. Лунный свет делал кожу бледной, четко очерчивал все линии, сильное чувство превратило лицо в маску, притянуло плоть к мощным костям. Плоскости и углы, свет и тень. Очень черные глаза, над ними черный брус бровей. Глубокие складки на щеках. Тонкая линия рта, привыкшего к сдержанности и терпению. Но как только губы раздвинулись, чтобы заговорить, сразу стало видно, как хрупка линия обороны. Взволнованный голос. Вот вам человек, совершенно не уверенный в приеме. А чего бы это ему быть уверенным? Действительно, почему? Он заговорил, полушепотом, который почти ничего не выражал: «Аннабел?»

«Адам?» Имя прозвучало незнакомо, будто я никогда раньше его не употребляла.

Он остановился в ярде от меня. Болезненно долгая пауза. «Я пришел, как только узнал».

«Был уверен, что найдешь меня здесь?»

«Не знал. Думал… Не знаю, что думал. Это важно? Ты пришла».

«Да. Я… должна была тебя увидеть».

Я, оказывается, думала, что он ответит на это, но он не стал. Его голос был таким напряженным, что звучал почти незаинтересованно. «Почему ты приехала домой?»

«Дедушка болен. Он… Может, ему недолго жить. Должна была снова с ним увидеться».

«Понимаю. — Снова пауза. Тот же пустой натянутый голос. — Ты никогда не говорила, что вернешься». Он будто беседовал с незнакомкой. Между влюбленными бывают ситуации, очень важные, когда слова не нужны. Они используют другой язык. А у нас не было. Любовь Адама Форреста умерла, нечего друг другу сказать.

Я ответила так же: «Не знала, что ты еще здесь. Услышала только случайно, вчера, дедушка сказал. Думала, что ты постоянно живешь в Италии. На самом деле, когда я приехала в Англию, я даже и не знала, что твоя… — Остановилась, сглотнула и закончила не в склад и не в лад: — Я даже не знала, что Форрест Холла больше нет».

«Тебя никогда особенно не беспокоила логика, не так ли? Хотела сказать, что не знала о смерти Кристал».

«Я…»

«Не так?»

«Так. Я… не слышала. Мне жаль».

Он слабо шевельнул головой, этим его реакция и ограничилась. Он стоял примерно в шести футах от меня, лунный свет падал из-за моего левого плеча. Угловатые тени не давали ему меня как следует рассмотреть. Но он не отводил глаз, не шевелился, и постоянное внимание выводило меня из себя. Сказал медленно: «Ты пытаешься объяснить, что если бы знала… что я здесь, в Форресте, я имею в виду, и свободен… ты бы не вернулась?»

Циферблат солнечных часов, огрубевший от сухих лишайников, врезался в мои ладони. Ну и как, легче это, чем я ожидала, или даже труднее? Его голос и лицо ничего не выдавали. Ничто не указывало, что я ему не безразлична, но и я не показывала ничего. А с какой стати? Восемь лет — долгий срок. Я ответила почти с облегчением: «Да, именно так».

«Понимаю. — Впервые он отвел глаза, но тут же взгляд снова рывком вернулся ко мне. — Но ты пришла сегодня со мной встретиться?»

«Я сказала. Пришла, надеясь, что ты появишься. Должна была видеть… Когда вчера вечером я узнала, что ты все еще живешь здесь, я поняла… Ну, просто не могла ждать встречи с тобой при всех».

«Очень мило с твоей стороны». Невыразительный голос не содержал иронии.

Я отвернулась. Среди разросшихся теней запущенного сада возвышался мрачный разрушенный дом. “Твой дом… Этого мне тоже жаль, Адам. Это звучит неуместно, но что сказать? Вообще, было плохое время, правда? Должно быть, ты был очень несчастен».

Первый раз изменилось его лицо, появилась тень улыбки. «Ты говоришь такое?»

Я поежилась. Легко? Невыносимо! Один Бог знает, что я панически боялась этого разговора и вряд ли могла надеяться, что он пройдет так гладко. Ожидала вопросов, воспоминаний, злобы даже… Чего угодно, только не этого спокойного мертвого голоса и упорного взгляда. Когда я на секунду повернулась, чтобы взглянуть на дом, глаза мужчины сузились, будто он впервые рассмотрел меня внимательно. Я оторвалась от циферблата солнечных часов и стала тереть затекшие ладони одну о другую. «Я должна идти, — сказала я торопливо и беспокойно, глядя только на свои руки. — Поздно. Я… не думаю, что мы еще что-то можем друг другу сказать. Я…»

«Почему ты уехала? — Вопрос прозвучал так неожиданно и мягко, что я удивленно посмотрела на Адама Форреста. Он все еще наблюдал за мной упрямым, ничего не выражающим взглядом. — Знаешь, — сказал он, — ты не можешь так просто уйти. Я, пожалуй, думаю, что мы очень многое можем сказать. И хотел бы вернуться прямо к началу. Почему ты так уехала?»

«Знаешь почему. — Мой голос дрожал от волнения, но я не могла его контролировать. Я попыталась увести Адама с опасной темы: — Давай не будем опять об этом, пожалуйста! Я… я не могла этого выносить! Все закончилось, ты знаешь не хуже меня. Это было больше восьми лет назад и это… лучше это забыть. Все лучше забывать… Вот я забыла, правда. Будто это происходило с кем-то еще. Это… Кажется, это больше ничего не значит. Люди меняются, знаешь. За все это время люди изменились. Ты изменился… Мы можем… просто оставить это, Адам? Я пришла увидеть тебя сегодня не потому, что хотела… надеялась… — Я отчаянно подбирала слова. — Знала, что ты чувствуешь все так же, как и я. Я пришла сегодня только за тем, чтобы мы смогли… смогли…»

«Договориться, что все забыто! Знаю, моя хорошая. — Его голос был очень нежен. Никаких причин кусать губы и стараться удержать слезы, или вдруг резко отворачиваться, срывать ветку с желтой розы и вертеть ее между пальцев. Ну что это для меня значит, в конце концов? Он сказал: — Не беспокойся. Не буду тебя мучить. Есть кто-то еще, да?»

«Нет!» Я не собиралась говорить это таким тоном. Он вздрогнул.

«Значит, был? — Я покачала головой. — За восемь лет?» Я посмотрела на изломанную розу в своих руках. «Нет. Дело не в этом. Просто…»

«Люди меняются. Да. Понимаю. Ты сильно изменилась, Аннабел».

Я подняла голову. «Правда?»

Его рот дернулся. «Похоже на то. Скажи, ты собираешься, или, может, стоит сказать, собиралась… намеревалась остаться в Вайтскаре теперь, когда вернулась?»

По крайней мере, это безопасная и простая тема для разговора. Я с удовольствием ухватилась за нее, пожалуй, чересчур поспешно. «Я на самом деле еще не имею твердых планов. Приехала просто увидеть дедушку. Пока не попала сюда, в смысле на север, не представляла, как дед ослаб. Знаешь, что у него был удар? В общем-то, я решила вернуться и увидеть его прежде, чем узнала об этом. Не была уверена, что он… хотят ли они, чтобы я вернулась, но очень хотела увидеть его, если он разрешит. Я не представляла, какова ситуация, но он очень добр… Они все. Я рада, что вернулась. Хочу побыть пока… Пока дедушка здесь. Но потом…» Я замолчала.

«Потом?»

«Не думаю, что потом я останусь».

Пауза. «А поместье? Вайтскар?»

«Будет Кон». Я осторожно и очень старательно раскручивала сломанный и измятый розовый прутик. Шип уколол мне палец до крови. Я бессмысленно смотрела на крохотную черную каплю, сверкающую на коже. Я не знала, что Адам движется, пока его тень не упала на траву передо мной.

«Ты оставишь Вайтскар Коннору Винслоу?»

Я улыбнулась. «А может, придется».

«Не уродуй вопроса. Ты поняла, что я имел в виду. Если бы все принадлежало тебе, ты бы осталась?»

«Нет».

«Решение имеет какое-нибудь отношение ко мне?»

«Ты знаешь, что да».

Совершенно неожиданно его голос ожил. Так румянец приливает к щекам от мороза. Он сказал: «Ты вернулась потому, что думала, что меня нет. Обнаружив, что я еще здесь, ты решила опять уйти. Ты делаешь все очень ясным, Аннабел».

Я сказала, как могла спокойнее: «Стараюсь. Извини».

Пауза. Он заговорил тихо и убедительно, будто обсуждал что-то не особо важное: «Знаешь, я осуждаю все свои слова и действия в ту ночь намного сильнее, чем могла бы ты. Сомневаюсь, что когда-нибудь я себя прощу. Не только за то, что потерял голову и сказал тебе все, что сказал во время нашей последней встречи, но и за то, что позволил всему зайти… дойти до той стадии, на которой оно находилось. Ты была очень молоденькой, в конце концов, это я должен был обо всем думать. Жизнь, которую я вел с Кристал, не оправдание… тому, что я потерял голову, когда не мог сделать тебе ничего, кроме зла».

«Пожалуйста, не надо, не нужно…»

«Не думай, что я пытаюсь оправдать себя за то, как говорил и вел себя в последнюю ночь. Я почти дошел до последних пределов… То есть, я так думал, в общем-то, никаких последних пределов нет. — Он вздохнул. — В конце концов, я потерял голову и умолял тебя, заставлял тебя… уйти со мной из Вайтскара и Форреста, и к черту всех, включая мою жену. И ты отказалась».

«А что еще я могла сделать? Послушай, не нужно больше об этом говорить. Я же сказала, что лучше забыть. Вообще не нужно было начинать. Нужно было сразу понять, куда это заведет».

«Это ты сказала и тогда, в ту ночь, да? Чистая правда, конечно, но что касается меня, уж слишком запоздалая. Помню, ты даже пообещала не попадаться мне на глаза. — Он улыбнулся, но получилась жалкая гримаса. — И тогда я ответил, что если ты не готова поступить так, как я прошу, я никогда не хочу больше тебя видеть. О нет, — он среагировал на мое непроизвольное движение, — думаю, я сформулировал это не так грубо, но смутно помню шквал безумных и несдержанных слов на ту тему, что или ты покинешь эту местность, или я, и так как я привязан к Форресту и жене… — Он перевел дыхание. — Но, помоги мне Бог, Аннабел, мне даже не приходило в голову, что ты так и поступишь».

«Так было лучше. Ты должен видеть, что это было лучше».

«Возможно. Хотя, глядя назад, не знаю. Несомненно, в конце концов я бы повел себя как разумный смертный, и мы бы сумели найти какой-то… комфорт. В основе, я полагаю, мы оба приличные человеческие существа и ты, по крайней мере, даже не погрешила против морали. Потом, шесть лет спустя… — Он остановился и, кажется, выпрямился. — Ну, вот так. Ты была молода, я плохо себя вел, напугал и сделал тебе больно, и ты ушла. Но теперь ты старше, Аннабел. Наверняка ты теперь понимаешь немного больше, чем тогда, в моей жизни с Кристал и в причинах, которые заставляли меня так себя вести?»

«Это да, да. Дело не в том. Пожалуйста, не думай, что я… имею против тебя зуб или… что-то в этом роде. То, как я сейчас чувствую, не имеет никакого отношения к тому, что произошло тогда, попробуй поверить. — Я добавила тихо: — Что бы ни было сказано или сделано, все уже закончилось восемь лет назад. И нечего прощать… А теперь, давай притворимся, что нечего и вспоминать. Давай, Адам. С этой минуты. Лучше про это не говорить. Спокойной ночи».

Я быстро отвернулась, но его тень опять шевельнулась на траве, наклонилась как-то. Вдруг он поймал меня за руку и, не успела я опомниться, повернул к себе лицом. «Подожди. Послушай. Нет, я не могу тебя отпустить. Ты должна выслушать меня, это нечестно».

«Не вижу смысла…»

«Если нужно время, чтобы ты успокоилась, я тебя отпущу. Но я должен увидеть тебя снова».

Я сказала, задыхаясь и пытаясь вырвать руку: «Нет!»

«Что я должен сделать? На колени перед тобой встать?»

«Адам, я пыталась объяснить…»

«Боже мой, что я такого сделал, что ты так меня ненавидишь?»

«Вовсе нет. Нет, я же сказала».

«Тогда подожди минуту и послушай. Не плачь, Аннабел. Все хорошо. Только разреши… Подожди минуту и разреши сказать… Ты говоришь, что для тебя все закончилось, ты не любишь меня. Хорошо, верю. Не волнуйся, я приму это. Бог мой, как я мог ждать чего-то другого? Но ты не воображаешь, что я просто тихо отправлюсь в Западную Сторожку и ничего не сделаю по этому поводу, не так ли?»

Из-за кедра крикнула сова. «Ничего не сделаешь по какому поводу?..»

«Не попытаюсь увидеть тебя снова. — Теперь он держал меня двумя руками, немного отодвинув от себя. — Понимаешь, есть еще одна вещь, с которой мы не разобрались. Для меня это не закончилось. — Я почувствовала, что напряглась, и он тоже это заметил, потому что заговорил быстрее. — Нет, все хорошо. Я сказал, что приму тот факт, что ты хочешь забыть прошлое. Но есть еще будущее, дорогая, и ты сказала, что никого нет. Ты не можешь думать, что я отойду в сторону и ничего не буду делать теперь, когда ты вернулась. — Он неожиданно улыбнулся, и впервые в его голосе появились теплота и даже легкость. — И я недостаточно за тобой ухаживал, правда? У нас с тобой больше не будевдшйных романов, любовь моя. Больше не будет записок в старом девичьем винограде, проклятых холодных встреч при свете луны в летнем домике, когда с листьев рододендрона капает вода, а ты сердишься, что летучие мыши попадают тебе в волосы. — Он нежно меня тряхнул и улыбнулся еще шире. — Нет, теперь я буду обращаться с тобой как положено, при дневном свете, все как в книгах. Я даже начну с того, что зайду к твоему дедушке…»

«Нет!» На этот раз он, должно быть, почувствовал, что по мне прокатилась волна паники. Я вырвалась из его рук. Вот об этом-то я и не подумала. Пришла, не имея четкого представления о том, что говорить, зная только, что любовную историю восьмилетней давности нужно скрыть от Кона. Восемь лет — это долго, и мне ни на секунду не приходило в голову, что страсть сохранилась, притаилась, готова в любой момент выплеснуться… в опасность. Казалось, все так легко. Всего-то и было нужно сказать Адаму Форресту элементарную истину — что он меня не интересует, прошлое умерло и похоронено, и я хочу, чтобы так все и оставалось. Потом разговор заканчивается, давно ставшие друг другу чужими возлюбленные по-дружески и прилично прощаются… Я надеялась, более того, знала, что меня невозможно разоблачить. Но получилось так… После гладкого и слишком легкого маскарада там, где я меньше всего ожидала, я наткнулась на опасность.

Отчаянно я пыталась привести в порядок мысли. Но единственное, что присутствовало в моей голове, это убеждение, что Кон не должен знать. Даже возникло видение — я вспомнила, как он смотрел на меня у пастбища… и все время Лизины внимательные карие глаза. «Пожалуйста, — сказала я потрясенно, — ты не должен этого делать. Ты не должен приходить в Вайтскар. Пообещай, что не придешь в Вайтскар!»

«Дорогая моя, хорошо. — Улыбка исчезла, глубокая морщина появилась между бровей. — Все будет, как ты хочешь. Видит Бог, я не собираюсь травить тебя. Я пообещаю все, что угодно, только бы увидеть тебя еще. Ты не можешь попросить меня тихо уйти и ничего не делать, зная, что ты здесь, в Вайтскаре. Прежде всего, мы должны встретиться, и я, — опять проблеск улыбки, — должен принять меры, чтобы это происходило как можно чаще. Но не волнуйся. Думаю, я понимаю твои чувства и уважаю их… только не лишай меня возможности попытаться все изменить, теперь, когда мы свободны».

«Свободны? — Видения опять навалились на меня, Кон, Лиза, дедушка, Юлия… — Разве человек вообще бывает свободен?»

«Хорошая моя…»

Его тихая настойчивость приводила меня в ужас. Что-то очень похожее на панику нагромождалось внутри и прорвалось словами, которых я вовсе не собиралась говорить: «Сейчас ты имеешь в виду, что ты свободен! Думаешь, можно прогнать меня, когда это удобно, забыть на восемь лет, а потом, когда я вернулась, просто спокойно ожидать, что продолжишь с того же самого места? Ты выбираешь себе женщин в подходящее для себя время, так? Для тебя это не закончилось… Да уж понятно! Теперь, когда ты дома навсегда, а твоя жена умерла, несомненно, тебе очень удобно, чтобы я была поблизости! Так вот, это мне неудобно! Насколько просто я должна выражаться? Я пыталась сформулировать это по-доброму, но ты не воспринимаешь. Все закончилось. За-кон-чи-лось. Поэтому, не мог бы ты, пожалуйста, по-жа-луй-ста, уйти и оставить меня в покое?»

Даже при неопределенном освещении я увидела, как изменилось его лицо, и остановилась, почти испуганная. И тут мои мысли успокоились. Это опасно, нельзя этого забывать. Что бы ни случилось, что бы я ему ни сказала, попытаюсь я или нет продолжать маскарад, все равно опасно. Почему не рискнуть и не довести все до конца? Один раз умираем. Форрест прошел через это много лет назад, ему нельзя позволить начать все сначала, ни за что. И есть только один способ это предотвратить. Кон, в конце концов, сделал ясным, как разыгрывать мои карты. Но как приступить… Я молча смотрела на него.

Он перехватил инициативу, заговорил так в лад с моими мыслями, будто подслушал их. «Если бы это не было абсурдом, — сказал он очень медленно, — если бы это не звучало безумно, как черная магия… Я бы сказал, что ты не Аннабел. Даже за восемь лет человек не может так измениться».

Я вздохнула, закашлялась и сказала, возможно, слишком громко: «Ну и очень глупо. Кем еще я могу быть?»

«Это, — сказал он еще медленнее, — как раз меня и интересует».

Полагаю это утверждение разбило все остатки моих линий обороны. Я просто стояла, глазела на Адама и чувствовала, что меня несет судьба. Темные Боги влюбленных сначала помогали мне, а теперь бросили, да еще со смехом. Я не пыталась говорить, просто смотрела на Адама Форреста и наблюдала, как меняется его лицо.

Он быстро шагнул вперед и остановился передо мной. Я не шевелилась. Он сказал: «Должно быть, я схожу с ума. Это невозможно. Нет». Он протянул руки и осторожно повернул меня лицом к луне. Я опустила глаза и крепко сжала губы, чтобы они не дрожали. Долгая пауза. Потом он убрал руки и резко отвернулся. Отошел на несколько шагов. Я подумала, что он сейчас уйдет и оставит меня, панически подумала, куда он, интересно, пойдет, но он неожиданно остановился. Несколько секунд стоял ко мне спиной, глядя в землю. Потом повернулся так, что каблуки зарылись в траву. Лицо спокойно. «Это правда?»

Я задумалась, не зная, что ответить. Секунды растянулись на года, и я поняла, что мои сомнения уже послужили ответом. Молча кивнула.

«Вы не Аннабел Винслоу?»

Я откашлялась и умудрилась сказать спокойно, даже почти с облегчением: «Нет, я не Аннабел Винслоу».

«Вы… не… Аннабел». Он сказал это еще раз, резкость вопроса перешла в удивление.

На этот раз я ничего не сказала. Иррациональное чувство облегчения, будто я избежала опасности, не оставляло меня. Лунный свет, декорации из очень тихих, будто нарисованных, разрушенного дома и деревьев. Маленькие солнечные часы подползают своей тенью к нашим. Ощущение полной нереальности происходящего. Мы не были людьми, которые днем едят, работают и разговаривают. Существа из мира фантазии, создания освещенной луной сцены, живущие только страстями, способные обсуждать любовь, смерть и боль только в возвышенных стихах. Это мир заколдованного черного паруса, волшебной чаши, ласточки с золотым волоском в клюве. Мы населяем ночной сад, смерть и любовь напоминают нам о поэзии, а не о страхе, ссорах, угрюмых железнодорожных платформах, оставленных без ответа телефонных звонках, неотосланных письмах, годах жуткого одиночества…

Лунный свет освещал солнечные часы не бледнее солнца. Время существовало.

Я все еще стояла лицом к свету. Адам снова подошел ко мне и рассматривал мое лицо. «Вы выглядите как она, двигаетесь так же. Но голос другой… и что-то еще… Не спрашивайте что. Но это… необыкновенно. Это не поддается разуму».

Я сказала спокойно: «Но это правда».

Он коротко и совсем невесело засмеялся. «Вы истратили сегодня массу времени, чтобы сообщать мне различные правды. По крайней мере, эту принять легче. — Он отшатнулся. — Кто вы?»

«Это важно?»

«Возможно, нет. Но очень важно, почему вы здесь и почему вы это делаете, что бы вы ни делали. По крайней мере, не похоже, чтобы вы застраховались от возможных потерь. Можете с таким же успехом рассказать остальное, я имею право знать».

«Имеете?»

«Конечно. Вы очень много знаете о моих делах, иначе не пришли бы сегодня встретиться со мной. Кто вам рассказал? Аннабел?»

«Аннабел?» — переспросила я тупо.

«А кто еще мог? — Он повернулся лицом к циферблату солнечных часов, водил по нему пальцем, говорил очень резко. — Скажите, пожалуйста. Где вы ее встретили, что случилось, что она сказала. Что вы знаете о ней».

«Все не так! Ничего подобного не случалось! Никогда я не встречала Аннабел! Мне рассказала Юлия!»

«Юлия?»

«Да. Да не волнуйтесь, она на самом деле ничего и не знала про вас с Аннабел. Видела, что вы встречались и говорили в лесу и знала про почтовый ящик в девичьем винограде. Однажды видела, как Аннабел положила туда письмо, а другое вытащила. Она… считала, что это совершенно естественный и романтический способ для любовной истории. И никогда никому не говорила».

«Понимаю. И что она рассказала конкретно?»

“Только это, про встречи и девичий виноград. Она хотела, чтобы я знала, что она знала. Она… Она думала, что я захочу встретиться с вами сразу».

«Гм, — он опять повернулся к циферблату и, казалось, очень увлекся выковыриванием мха из щелей. — Повезло вам, да? Что она знала и сказала? Иначе вы бы немного удивились при нашей первой встрече. — Он вытащил очередной кусочек мха и исследовал открывшуюся бронзовую поверхность очень внимательно. — Вы уверены, что это все, что вам сказала Юлия? Я не предполагаю, что она нарочно шпионила, но она была тогда только ребенком и вряд ли могла осознать, что происходит. Но не хочется думать, что кто угодно, тем более ребенок…»

«Честно, это все».

«Да, вы отлично сыграли роль. — Голос приобрел металлический оттенок, будто он набирал сил от бронзы, которую гладил. — Трудно поверить, что вы знали так мало. Может, Коннор Винслоу как-то выяснил…»

«Нет! — Я сказала это так резко, что он удивленно поднял голову. — По крайней мере, он мне ничего не сказал. Он почти вас не упоминал. — Я легкомысленно добавила: — Я, конечно, не очень хорошая актриса, вы бы угадали. Я просто реагировала на ваши действия. Это было не трудно. В конце концов, именно к этому готов, когда начинаешь играть в такую игру. Если вспомните мои слова, то поймете, что я только отвечала. Все существенное говорили вы сами».

Он уронил обрывок мха, выпрямился с облегчением, но все еще угрюмо: «Да, вам приходится быть умной. Но нет, похоже, вы недостаточно умны. Неожиданное появление возлюбленного — шок. Ценю вашу отвагу, вы вели себя очень хорошо… А теперь, пожалуйста, вернемся к моему вопросу. Кто вы, и что это за «игра», в которую вы играете?»

«Послушайте. Я сказала правду и играю совершенно честно. Уверяю вас, что могла бы и не дать вам догадаться. Не собираюсь приносить кому-то вред, только сделаю себе немного хорошего. Можете вы это так и оставить… в любом случае, до того момента, как увидите, что я кому-то собираюсь навредить? Почему вас должен беспокоить Вайтскар?»

«Спрашиваете, почему? Выступаете под видом Аннабел и задаете такие вопросы?»

«О ваших отношениях не знает никто кроме Юлии, во я уже ей сказала, что мы не…»

«Дело не в этом. Не темните. Как вас зовут?»

«Мери Грей».

«Вы очень похожи на нее и, конечно, знаете это. Все это совершенно невозможно, Мери Грей. Бог мой, такие вещи происходят только в романтических книжках! Что я серьезно должен поверить, что вы как-то попали в Вайтскар и притворяетесь, что вы Аннабел Винслоу?»

«Да».

«Почему?»

Я засмеялась. «А вы как думаете?»

Тишина. Он сказал далеко не приятным тоном: «Забавно, вы не выглядите корыстной».

«Попробуйте зарабатывать себе на жизнь. Вы не можете знать заранее, каким вы станете за полдоллара и без перспектив».

Сжал губы. «Чистая правда».

«О да, забыла. Знаете. Тоже зарабатываете себе на жизнь и достаточно трудно, мне говорили. И вам все равно, что пачкаются ваши руки?»

«Я… Извините?» Он был совершенно потрясен, не представляю почему.

«Неужели бы вы не попробовали воспользоваться случаем и взять деньги, которые сами лезут в ладони. Если случай наступил, и это никому не принесет вреда?»

«Я однажды так сделал. Но вам об этом должны были рассказать. И как можно точно рассчитать, какой мы приносим вред? Кто вас прикрывает?»

Вопрос прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. «Что?»

«Вы не можете делать это самостоятельно. Кто-то привел вас сюда. Юлия, полагаю, желая сбить шансы Коннора?»

Я засмеялась. «Это вряд ли. Сам Коннор и его сестра».

Он недоверчиво на меня уставился. «Кон? И Лиза Дэрмотт? Думаете, поверю?»

«Это правда».

«Коннор Винслоу приводит обратно «Аннабел», чтобы она лишила его того, что он ожидает? Не принимайте меня за дурака, он скорее сам себе глотку перегрызет».

«Я его ничего не лишаю».

«Ну, тогда Юлию».

«Нет, саму Аннабел».

«Аннабел умерла». Он сначала сказал эту фразу, а потом, казалось, услышал ее, будто сказанную кем-то другим. Повернул голову, будто прислушивался, думал услышать, как эхо проходит по лесам, падает слог за слогом, как камни в тишине.

«Мистер Форрест, извините… Если бы я знала…»

«Продолжайте. Объяснитесь. Говорите, Коннор привел вас изображать Аннабел для того, чтобы лишить ее прав на землю Вайтскара. Что это за история?»

«Достаточно простая. Дедушка отказался верить, что она умерла и менять свое завещание, по которому все остается ей. Как написано теперь, Вайтскар отходит Аннабел с компенсацией Юлии. Думаю, кажется очевидным, что дедушка в конце концов совершил бы разумный поступок — признал, что Аннабел умерла и оставил все Кону. На самом деле, мне кажется, он так и собирается поступить. Но теперь он болен, действительно болен. Вы его знаете, он может играться со своими идеями просто для того, чтобы мучить людей, пока не будет слишком поздно. Кон в любом случае мог бы получить Вайтскар после какой-то юридической суеты, потому что я убеждена, что Юлии поместье не нужно. Но он получил бы с ним только часть дедушкиных денег, а это недостаточно для того, что он хочет делать».

«Я… понимаю».

«Я так и думала, что вы сможете».

«А что из этого получаете вы?»

«В настоящий момент — дом. Это для меня новость, и мне это нравится. Достаток».

«Достаток! — взорвался он. — Это же состояние, ты, маленькая воровка!»

Я улыбнулась. Если в начале разговор казался нереальным, когда между нами витали призраки и мечты о страсти, то теперь он казался еще менее реальным — я стою, засунув руки в карманы, спокойно смотрю на Адама Форреста и беседую с ним о деньгах. «Будьте реалистом, мистер Форрест. Неужели вы правда думаете, что Кон Винслоу занялся чистой благотворительностью и будет спокойно наблюдать, как я кладу в карман деньги, принадлежащие Аннабел?»

«Конечно. Очень глупо с моей стороны. — Мы беседовали так спокойно, будто о погоде. — Вы передадите ему основную часть и получите разрешение сохранить свой «достаток». Как все мило, можно даже предположить, что существует честь среди воров… Где вы встретили Коннора Винслоу?»

«Это он меня встретил. Я работала в Ньюкасле и приехала в эту часть страны в воскресенье, на выходной, просто погулять. Он увидел меня и подумал, как и вы, что его кузина вернулась. Проследил за мной, выяснил кто я, и мы поговорили». Я не собиралась углубляться в детали трехнедельного планирования и сообщать, как я, для начала, сопротивлялась идее Кона.

«И все между собой уладили? — Осуждение в его голосе было почти незамаскированным. — Ну, до сих пор, вам, надо полагать, очень везло… а почему бы и нет? История так фантастична, что почти гарантирован успех… если хватит нервов, информации и… удачи».

«Ну, — сказала я спокойно, — похоже, удачи мне не хватило, не так ли?»

«Так. — Его голос был спокойным и рассудительным. Он смотрел на меня почти с ненавистью, но его за это можно простить, учитывая, как он передо мной саморазоблачился. Произнес медленно: — Да, вы умны. Не знаю, насколько легко обманывать жителей Вайтскара, но после разговора с Юлией, вы, должно быть, поняли, что со мной такой обман не пройдет. Должно быть, тяжелый был для вас момент, когда вы узнали, что возвращается домой ваш любовник».

«Весьма тяжелый», — согласилась я.

«Рад это слышать. Но вы не опустили головы, умная мисс Грей. Пришлось рискнуть найти меня и поговорить, вы не стали ждать, пока мы первый раз встретимся на людях. Поэтому воспользовались случаем и пришли. Почему вы не отправились в летний домик?»

«Летний домик? А, вы имеете в виду тот маленький павильон у другой тропинки с рододендронами? Я не знала, что вы встречались там, пока вы мне сами ее сказали».

«Вряд ли мы могли встречаться здесь"» — сказал он сухо, взглянув на пустые, глазеющие на нас окна.

«Это я понимала. Но это казалось очевидным местом, чтобы ждать. Я… Я подумала, что если вы вообще придете, то по этой дороге».

«Ну да, пришел. До этого момента вы были совершенно правы. Но что случилось потом? Вы воспринимаете все это совершенно спокойно, не так ли? Действительно воображаете, что я не разнесу все ваши планы в клочки и не обрушу на вашу голову?»

Я опять засунула руки в карманы и холодно заявила: «Не представляю, что вы предпримете. Вполне возможно, что завтра появитесь в Вайтскаре и доложите дедушке, что узнали сегодня. Скажете, что она все-таки умерла, что все эти годы Кон планировал захватить Вайтскар и с нетерпением ждал смерти дедушки. И можете для равновесия добавить, что Юлия собирается замуж, а профессия ее мужа не позволит ей жить в Вайтскаре».

Тишина. Адам Форрест сказал без эмоций: «Ты сука».

«Я была уверена, что вы поймете мою точку зрения. — (Кон улыбался мне, шептал, как любовник. Я заговорщик… Да, он научил меня правилам игры) — Так, как есть, действительно лучше для всех, разве нет?»

«Правильно что-то или нет, не зависит от того, скольким людям от этого больно. Это неправильно».

Я воскликнула с неожиданной силой: «Какое право вы имеете судить меня, Адам Форрест?»

Он дернулся, прищурился на меня, потом расслабился со вздохом. «Тогда как насчет Юлии? Не вяжу, чтобы это было для нее «лучше». Ваш преступный договор может устраивать всех остальных, включая старого Винслоу, поскольку он будет пребывать в фальшивом раю до самой смерти. А как насчет Юлии?»

«У Юлии есть собственные деньги. И у ее мужчины, к тому же он занимает хорошее положение в своей профессии».

«Вот это уже совершенно ни при чем».

«Это при чем, если только вы не собираетесь… какие там выражения используем мы, преступники? Зашухарить нашу малину».

Он смотрел на меня, прищурившись, будто оценивая. «Знаете ли, могу. В общем-то, даже должен».

«Вам только будет очень сложно убедить дедушку. Кон и Лиза очень хорошо меня прикрыли, и я там окопалась. А Юлия будет над вами смеяться».

Опять наступила тишина. Я напряглась, будто в ожидании удара. Но заговорил он почти по-дружески: «Вы говорите, как американка».

«На самом деле я из Канады. — Я устала удивляться. — Это одно из моих достоинств для этого маскарада. Она уехала в Штаты и, в соответствии с моей историей, потом в Канаду».

«Чтобы приехать из Канады, мисс Грей, нужен паспорт. — Он неожиданно засмеялся, и не слишком приятно. — Да, я подумал, что это до вас дойдет. Никто больше не сообразил?»

Я ответила хрипло: «А с какой стати? Меня приняли без вопросов. Обычно не спрашивают документов, пока не возникают сомнения».

«Именно это я и имею в виду. И я бы не стал уничтожать их, дорогая, их очень легко проследить».

Я постаралась разжать кулаки и успокоиться. «Мистер Форрест…»

«Ну?»

«Что вы собираетесь сделать?»

«А как вы думаете?»

«Мне кажется, вы не понимаете. Дедушка…»

«Прекрасно понимаю. Вы с Коннором спекулируете на его возрасте и болезни. Это совершенно ясно. Но я думаю о Юлии… и еще о моем собственном врожденном отвращении к такому гнусному вранью. Если я и соглашусь попридержать язык, то только ради старого Винслоу. Но если он умрет…»

Я сказала с яростью: «Ну как вы можете быть таким дураком? Если он умрет прежде, чем переделает завещание и вы запихнете Аннабел обратно в могилу, что, по-вашему произойдет с Юлией?»

На этот раз тишина получилась понапряженнее. Ночь была так тиха, что я слышала биение собственного сердца, и мне казалось, что он тоже должен слышать этот стук.

В десяти милях просвистел поезд на переезде. Будто это разбудило нас обоих, он сказал: «Не говорите ерунды». Но уверенности в его словах не было.

«Как ни странно, я говорю совершенно серьезно. Думаю, я знаю Коннора Винслоу немного лучше, чем вы».

«Это вполне вероятно, — среагировал он, по-моему, с совершенно неподобающей сухостью. — Если эта фантазия… правдива, я так должен это понимать, что вы останетесь в безопасности в Вайтскаре?»

«Это я решу, когда придет время».

«Думаете, он женится на вас? Это входит в вашу игру?»

«Послушайте!.. — начала я горячо, а потом одумалась и прикусила губу. В конце концов, это очевидный вывод. — Я никем не являюсь для Кона Винслоу, а он для меня… Мы соучастники».

«Извините. — Похоже, он просил прощения искренне. — Тогда я должен понять, что вы защищаете и «достаток» Юлии?»

«Можете понимать, как хотите. Уверяю, что никому мои действия не причинят вреда, но не жду, что вы поверите. С какой стати? Могу только умолять не вмешиваться в то, что вас не касается… пока вам не покажется, что происходит зло».

Он сказал очень устало: «Не понимаю вас».

«Да и не должны. Но я говорю искренне. И правду. Я играю в эту игру ради собственных интересов, это очевидно. Увидела возможность избавиться от бедности и тяжелой работы и ухватить себе, как говорят, место под солнцем. Это неправильно. Признаю. И не возражаю, что это нечестно. Но я не плохая, и не сделаю ничего, от чего кто-нибудь пострадает. Поверьте, у них будет много, а то малое, что получу я, будет значить много для меня и ничего для любого из них».

Он сказал сердито: «Это аморальный бред. И совершенно не относится к делу».

«Знаю, — засмеялась я. — Но вы все равно подумайте, мистер Форрест. Это один из случаев, когда правильный поступок не принесет ничего, кроме зла. Поэтому бросьте, а? Умерьте совесть и не подходите к дедушке. Это не ваше дело, в конце концов».

«Если бы я мог поверить. Если бы знать, к чему вы ведете…»

«Не волнуйтесь об этом или о моем будущем. Оно не имеет к вам никакого отношения».

Он вздохнул. «Нет. Хорошо. Не буду вмешиваться, по крайней мере, какое-то время. Но будьте осторожны… Аннабел. — Я охнула, а он резко добавил: — Если я собираюсь играть в вашу игру или даже наблюдать со стороны, вряд ли я могу называть вас мисс Винслоу».

«Тогда вы будете… играть в мою игру?» — спросила я почти шепотом.

«Думаю, так. Хотя, Бог его знает, почему. Скажем, уйду, подумаю и буду следить за вами. Но обещаю, что если соберусь… Как вы там сказали? Шухарить вашу малину, сначала предупрежу».

«Не понимаю, почему вы решили сделать это для меня».

«Я тоже, — ответил он устало. — Но… будьте осторожны».

«Я и собираюсь. И я… Мне жаль, что я сказала все эти вещи».

«Какие?»

«Про то, что вы прогнали Аннабел, а потом ждали, чтобы возобновить ваш… роман. Я была злая, но я… Я испугалась. Вы же видите, что я бы сказала что угодно, только бы… уговорить вас отпустить меня».

«Да, вижу».

Я на секунду задумалась. «Спокойной ночи, Адам».

Он не ответил. Я повернулась и оставила его. Но перед тем, как его скрыли листья рододендронов, мне— показалось, что он произнес: «Спокойной ночи…»