Шотландия, июль — декабрь 1806 года
В отсутствие родителей дети проводили много времени в Арчерфилде, и поэтому в поместье своих дедушки и бабушки они чувствовали себя как дома. Без отца они прожили большую часть жизни, и потому его отсутствие не стало для них горем. Детям только сообщили, что лорд Элджин имеет важные обязанности, для выполнения которых должен находиться в Лондоне, и что они с ним непременно увидятся, когда он освободится. У Мэри было мало занятий, и она проводила целые дни с детьми в том же саду, где и сама играла ребенком, гуляла с ними по пляжам залива там, где он соединялся с Северным морем, собирая ракушки или купаясь, когда позволяла погода. В результате долгих прогулок с матерью и дедушкой Брюс научился распознавать морских птиц и ужасно расстраивался, когда на его глазах толстый большой поморник нападал на маленького беззащитного тупика. Но, оставаясь джентльменом, он не открывал жестокой правды о поморнике своим сестрам.
— А то им еще приснится что-нибудь плохое, мама, — сказал он Мэри, когда она вошла в его комнату с чаем и утешениями. — Маленькие девчонки обожают маленьких птичек.
Девочки и вправду были чувствительными созданиями, но и повеселиться тоже любили. Мэри с удовольствием слушала, как они обе хохотали до визга, если горничным разрешали уложить их в корзину поверх выстиранного белья и раскачивать, подбрасывая. Они умели быть и непередаваемо серьезными, сидя за своим вышиванием, и шаловливыми, играя в куклы. Когда дети были рядом с нею, Мэри могла без уныния смотреть в неясное будущее. Она не понимала, к чему могут привести отношения между ней и Элджином. В те дни она просто была счастлива со своими детьми и пыталась подготовить их к долгой разлуке с отцом, а себя — к свободе от его вечных посягательств на ее тело и ее деньги.
Тем летом на горизонте Мэри вновь появился Роберт Фергюсон. Он добился избрания в парламент и поселился в своем поместье, исполняя долг землевладельца. Едва прослышав о том, что она живет в Арчерфилде и в одиночестве, он просил разрешения навестить ее.
Родители Мэри не были этим довольны.
— Нам не по душе его визиты, Мэри. Они не нравились нам и в Лондоне. Этому человеку известно, что ты замужем, и под предлогом оказания помощи твоему мужу он непозволительно злоупотреблял твоим гостеприимством, оставаясь подолгу в твоем доме. И даже проводя наедине с тобой вечера.
Голос матери приобрел те же непреклонные нотки, которые звучали в нем при разговоре с внуками, случись им не слушаться бабушку. Мэри же не слышала такого тона с самого детства.
— Но, мама, он и впрямь очень помог Элджину. Если б мистер Фергюсон не убедил сэра Джозефа Бэнкса и других влиятельных персон содействовать его освобождению, Элджин до сих пор оставался бы во Франции. Почему я должна терпеть упреки, даже от своей матери, когда все, что я пыталась сделать, это вызволить мужа из неволи?
— Я упрекаю не тебя, дорогая, а мистера Фергюсона. Его чувства к тебе более чем очевидны. Даже твой отец, для которого существуют только имущественные и денежные вопросы, заметил это. Фергюсон добрый, но опасный человек. Он не имеет понятия о моральных правилах и известен тем, что всегда ухаживает за замужними женщинами!
— Клянусь тебе, что ничего непозволительного между мной и мистером Фергюсоном не произошло. Мы были глубоко озабочены хлопотами об Элджине и попытками оплатить его долги.
— Кроме того, — продолжала ее мать, — не думаю, что мистеру Нисбету приятно видеть у нас постороннего в то время, когда твои обстоятельства так неопределенны.
Ясно, что родители уже обсудили между собой отношения между нею и Робертом. Мэри замечала, как хмурится отец, когда из Рейта приходят письма за подписью Фергюсона, а сейчас она нуждалась в помощи родителей больше, чем когда-либо. Первоначально они расстроились из-за того, что она рассталась с мужем, но когда узнали всю правду о его эгоизме по отношению к ней и о его денежных требованиях, пообещали дочери полную поддержку.
— Ты права, мама, совершенно права. Присутствие мистера Фергюсона — при его неравнодушии и сложных чувствах ко мне — нам не требуется. Оно может нас компрометировать.
Она написала Роберту вежливое письмо, в котором выразила благодарность за его участие и великодушную помощь в прошлом, но при этом заметила, что не считает желательными их встречи в настоящее время.
В сентябре дни стали холодными и пасмурными. Когда начался светский сезон, Мэри решила отправиться в Эдинбург и провести там недели две. Миссис Нисбет предложила дочери сопровождать ее, но Мэри мечтала побыть одна. Ей хотелось навестить городских знакомых, посетить театры, купить тканей для зимних обнов себе и своей подрастающей детворе. Брюс пошел в отца и обещал стать высоким мужчиной. За лето он так вырос, что отложенные весной шерстяные брюки теперь не прикрывали угловатых коленок.
Мэри отклонила приглашения знакомых семей остановиться у них и предпочла снять номер в отеле «Форчун и Блекуэлл». Когда она спустилась в залу поужинать, то первым, кого она увидела, был сидевший в одиночестве за соседним столиком Роберт Фергюсон. Удивления при виде Мэри на его лице не отразилось.
— Леди Элджин, могу ли составить вам компанию?
— Конечно, мистер Фергюсон. Присаживайтесь, пожалуйста.
Он оставил нетронутым ужин и пересел за ее столик, захватив лишь бокал с вином. Осенью Мэри дала себе обещание держаться с Робертом как можно более официально при встречах в замкнутом и узком кругу эдинбургского высшего света, но сейчас, видя, как он взволнован, как дрожат его руки, расплескивая вино, Мэри не могла не рассмеяться.
— Вы замечательно выглядите, мистер Фергюсон, — с лукавством заметила она.
На самом деле он, в стараниях промокнуть салфеткой основание бокала и смахивающий брызги вина с собственного рукава, выглядел ни в коей мере не замечательно.
— Какое чудесное совпадение — наша встреча здесь.
Появление официанта заставило ее замолчать.
— Могу ли принести ваш ужин сюда, сэр?
— Нет-нет, я уже отужинал, — отмахнулся от него Роберт.
Официант удивленно взглянул на едва початый ростбиф и еле заметно качнул головой. Он подхватил блюда и понес на кухню, намереваясь, как подумала Мэри, поужинать сам.
— Это никакое не совпадение, Мэри, — заговорил Роберт. — И конечно, вы сами это понимаете. Все эти месяцы я делаю все, что могу, чтоб быть в курсе ваших дел, и невозможность видеть вас буквально сводит меня с ума. Почему вы перестали принимать меня?
— О, где же ваши светские манеры, мистер Фергюсон? Почему вы не спрашиваете, как я поживаю в Арчерфилде, и не выслушиваете терпеливо, как растут мои дети и как докучает подагра моему отцу?
— Боже милостивый, я состою членом парламента, и неужели вы думаете, что мой долг светского человека не выполнен в достаточной мере? Радость общения с вами всегда была главным для меня в нашей дружбе. Дружбе, которой мне так не хватает. — Произнося эти слова, он низко склонился к ней.
Мэри рассмеялась.
— Возможно, вам не следовало прерывать ужин, ибо в вашем взгляде столько жадности, будто вы намерены меня проглотить.
Она понимала, что ей не следует флиртовать и поддразнивать этого человека, но последние месяцы все ее время было отдано детям. Она не видела никого и ни с кем не общалась, это она-то, которая посещала балы и ужины в обществе самых известных людей мира и была украшением каждого светского события. Ей так не хватало внимания таких людей, как Роберт.
— Я должен поговорить с вами, Мэри. И прошу не отказывать мне в этом. Могу я навестить вас в отеле?
— Вы с ума сошли! — испуганно шепнула она. — Мы в Эдинбурге, где нас обоих все знают. Я не хочу стать объектом сплетен в родном городе.
— В таком случае я сниму номер на том же этаже, где находится ваш. Я приду к вам сегодня в девять. Прошу вас, выслушайте меня, Мэри. Вы не пожалеете об этом.
— Нет, вы не должны этого делать. Сегодня вечером я иду в театр.
Мэри была в смятении. Она считала, что подготовила себя к возможной встрече с Робертом, но не предполагала, что останется с ним наедине. А он, хитроумно подстроив свидание с глазу на глаз, лишил ее возможности укрыться за завесой вежливости.
— Тогда я приду в одиннадцать.
Она хотела возразить, но он уже вставал из-за стола.
— Был рад нашей встрече, леди Элджин.
Он схватил шляпу со стула и, прежде чем Мэри успела ответить, вышел.
Мэри была охвачена волнением, когда перед началом спектакля занимала свое место в театральной ложе. Как ей заставить себя сосредоточиться на представлении эти два с половиной часа? Она мечтала посмотреть сегодняшнюю пьесу, написанную мистером Оливером Голдсмитом, в которой одна богатая женщина притворилась служанкой в надежде завоевать сердце любимого человека и стать его женой. Подруга Мэри, ее звали Катерина, сидела рядом и от души наслаждалась веселым сюжетом, то и дело обмахивая веером разгоряченное лицо. Ее муж находился по другую сторону от Мэри, и она видела, как колышется от хохота его внушительный живот. Но сама она испытывала лишь досаду. Почему женщине необходимо притворяться и хитрить для завоевания любви мужчины? Если бы она согласилась скрывать свою подлинную сущность, как делала эта героиня пьесы, и вести себя так, как хотел Элджин, — притворяясь служанкой, — она бы сохранила его любовь.
— Какая забавная пьеса, ты не находишь, Мэри? — обратилась к ней подруга.
— Да, очень забавная. Но, боюсь, у меня начинается приступ кашля, — сказала Мэри.
Она хотела как можно скорей уйти из театра, хоть ее и страшила мысль о том, что принесет вечер.
— По-моему, мне лучше уйти.
Несмотря на возражения Мэри, муж подруги проводил ее до выхода, знаком подозвал экипаж и велел вознице отвезти даму в отель. Входя в двери, она увидела, что в мужской гостиной сидит Роберт. Он устроился перед камином с бокалом бренди в руках.
— Добрый вечер, леди Элджин.
Швейцар поклонился ей, когда она проходила просторный вестибюль, и Роберт тут же поднял глаза. Казалось, все его чувства невероятно обострились сейчас, как, бывает, обостряются они у ловчего сокола во время охоты. Глаза их встретились, но Мэри поспешила отвернуться.
— Добрый вечер, — бросила она швейцару и поспешила к лестнице.
Она надеялась, Роберт выждет некоторое время, чтобы не нарушать приличий, но уже через десять минут раздался тихий стук в дверь. Она отворила, и в номер вошел Роберт.
— Я здесь для того, чтоб выразить свои самые глубокие чувства по отношению к вам. Нет смысла таиться, я решил быть предельно откровенным. Сядьте, пожалуйста.
— Должна напомнить, что вы находитесь у меня, и только я могу предложить вам присесть, но никак не наоборот. И я отнюдь не уверена в своем желании сделать это, поскольку, признаться, устала от мужчин, навязывающих мне свою волю. Своей персоной распоряжаюсь я сама и сама решаю, намерена я или нет выслушать то, что вы хотите мне сказать.
Он перевел дух и глубоко вздохнул.
— Вы совершенно правы, Мэри, и я приношу свои искренние извинения. Могу ли я присесть? Позволите ли вы мне говорить с вами откровенно, Мэри?
— Не вижу, как могла бы остановить вас в этом. Полагаю, вам лучше сделать то, на что вы уже решились. Ваше решение кажется непреклонным, даже если оно приведет вас на путь, пагубный для нас обоих.
— Хорошо. У меня нет ни намерения, ни времени становиться на такой путь. Вот что я хотел бы сказать. Я люблю вас и хотел бы провести свою жизнь, доказывая правдивость этих слов. Я дам вам все, что не дал ваш муж. И ничего не попрошу у вас. Мне не нужны ваши деньги. Мне не нужны дети от вас. Мне не нужно ничего, кроме возможности видеть вас каждый день, идти рядом с вами по дороге жизни.
Он продолжал говорить, расхваливая ее замечательные качества и описывая чувства, охватившие его со дня их первой встречи в Париже. Она не мешала Роберту говорить, а когда он замолк, сказала:
— Ваша речь была прекрасна, сэр. Вижу, что парламентские заседания развили ваше и без того незаурядное красноречие. Но ваши мечты о нашей совместной жизни несбыточны, вашим фантазиям противоречат неприкрашенные факты реальности.
Холодностью Мэри стремилась подавить волнение, вызванное страстью его слов.
— Моя мать считает, что я лишь одна из вереницы замужних женщин, которых вы хотели бы покорить.
— Это несправедливо, Мэри. Думаю, я доказал свою преданность вам.
Роберт выглядел искренно обиженным. Его глаза, искавшие ее взгляда, просили верить в истинность его любви.
— Когда я выходила за Элджина, я не сомневалась, что он без ума от меня. Но время показало, что он был без ума от тех возможностей, которые наш брак мог ему предоставить. Может быть, и у вас есть цели, в которых вы не сознаетесь? Я больше не та глупенькая девушка, которой была когда-то. И, откровенно говоря, я не позволю себе стать одной из ваших жертв.
— Если вы говорите о времени, Мэри, то я готов предоставить его вам сколько угодно. Я лишь прошу позволить мне навещать вас. Я не могу жить, не видя вас.
— Вы слишком все драматизируете, сэр. Не думаю, что вам так уж жизненно важна моя взаимность.
Мэри пыталась ввести их беседу в более благопристойное русло.
— Мне необходимо контролировать себя вне зависимости от того, какие чувства мной владеют. Элджин — мой муж, я — мать его детей. Вы — член парламента, и все, что составляет наши жизни, может оказаться разрушенным, если мы дадим волю страстям.
Роберт не казался убежденным и мгновенно нашел возражения.
— Все, что составляет мою жизнь, — это вы. И остальное для меня пустой звук. Вы знаете меня, Мэри, знаете, как я презираю условности света. И так же я презираю капитуляцию перед ними. Если именно они держат вас связанной с этим человеком, я освобожу вас от него, даже если это будет последним моим делом в жизни.
Он встал на колени, взял ее руку и принялся нежно покрывать поцелуями. Она так давно не ощущала мужской ласки, что не нашла в себе сил оттолкнуть его. Происходящее словно заворожило ее, оно тронуло и заставило звучать ту струну, которую она после размолвки с Элджином считала замолкшей навсегда. И мысль об этом страшила ее. Роберт поднес ее ладонь к лицу и держал так, будто в руках у него был самый редкий и драгоценный цветок.
— О Мэри, позвольте мне любить вас. Мы созданы друг для друга, небеса предуготовили нашу встречу, и они позаботятся о нашем союзе. Нам нужно в это верить.
Она хотела высмеять его снова, напомнив о его безверии, но тепло его дыхания на ее ладони, горящий взгляд его глаз не дали ей говорить. Он опустился рядом на диван. Снова и снова продолжал целовать ее руки, пока она не задохнулась. Затем обвил горячей рукой ее шею, и их губы слились.
Такого ощущения она прежде не испытывала никогда, хоть тысячу раз целовала своего мужа. Их рты приникли друг к другу так, будто были устроены по одной мерке. Он целовал ее нижнюю губу, потом верхнюю, затем мягко прикусил нижнюю зубами. Она любила мужа уже много лет, но никогда не находила такого наслаждения в его прикосновениях, не испытывала такой полной погруженности в другого человека.
Он не ушел из ее комнаты, остался на всю ночь, целуя и лаская ее, говоря с нею.
— Вы видите, Мэри? Я не обижу вас. Для меня достаточно чувствовать вас рядом, касаться вашего тела рукой, вдыхать ваш чудный аромат, ощущать вкус ваших волшебных губ.
Они проговорили далеко за полночь, затем уснули рядом друг с другом. Роберт проснулся задолго до рассвета и мягким поцелуем в висок разбудил Мэри.
— Мне пора. Надо уходить, пока не проснулись служащие отеля и не начали беготню по коридорам.
Внезапно ей показалось, что она играет роль неверной жены в каком-то театральном представлении, будто она героиня этой пьесы, женщина без моральных принципов, обманывающая своего мужа.
— Что мы натворили, Роберт? Мы должны забыть нынешний вечер. Это не приведет к добру. Сейчас я закрою глаза и, когда вы уйдете, постараюсь вырвать память об этой ночи из своего сердца. И настаиваю на том, чтоб вы сделали то же самое.
Она чувствовала себя такой несчастной, словно только что сломала стену, охранявшую не только ее репутацию, но мораль и кодекс общества, к которому она, Мэри, принадлежала и правилам которого должна была следовать. Она отдалась на волю волн, будто больше не владела собой. Она больше не была той, которой всегда считала себя — порядочной женщиной с незапятнанной честью и строгим поведением. Что же теперь она такое? Чем отличается она от Эммы Гамильтон и подобных ей, рассказами о которых пестрят газеты? Даже если этого изменения никто, кроме нее, не заметит, ей придется смириться с таким превращением.
— Но что такого мы сделали? Мы только начали жить, Мэри. Моя прежняя жизнь, все, что в ней было, перестала иметь значение. Вы это увидите. Нет ничего, с чем мы не смогли бы справиться, если будем вместе.
Она позволила Роберту навещать ее. Сначала его визиты были короткими и всегда проходили в присутствии матери и детей так, чтобы слуги или соседи, жадно ловившие каждый слух о пресловутой леди Элджин, не могли распространять злые сплетни об их отношениях. Но вскоре его посещения стали более долгими, общение между ними приобрело ту легкость и радость, которых Мэри никогда не испытывала с Элджином. Роберт был счастлив уже ее присутствием, и ей не нужно было неустанно о нем заботиться в том или ином смысле. В отличие от дамы в пьесе мистера Голдсмита, ей не нужно было притворяться кем-то другим, чтобы завоевать его любовь. Он не хотел от нее ровно ничего, кроме того, чтобы она принадлежала ему.
Так прошло два месяца после их встречи в отеле Эдинбурга. Оба держали в узде свои чувства, но она страстно мечтала вновь ощутить его поцелуи. От Элджина не было никаких вестей. Он оставался в Лондоне, и она понятия не имела о том, чем он занимается. Мэри нашла, что ей до этого нет никакого дела, лишь бы он не вторгался в ее жизнь.
Роберту доставляло удовольствие рассказывать ей о своих надеждах и ожиданиях. Когда резкий ноябрьский ветер заглушал его слова так, что дети не могли их слышать, он принимался фантазировать, описывая возможный ход событий, который неизбежно должен был привести их к счастью. Она жена Элджина, это так, но у него плохое здоровье и он может умереть.
— Я готов ждать сколько угодно, если это необходимо, — говорил Роберт. — Я знаю Элджина много дольше, чем ты. Его высокомерие еще сыграет с ним злую шутку, если раньше его не доведет до беды плохое здоровье. Если ты будешь по-прежнему отказываться рожать детей, он вскоре найдет себе женщину, которая не станет ему в этом отказывать. И он разведется с тобой.
— Что? Он не может этого сделать! Это неслыханно! Сэр, вы отдаетесь на волю фантазии.
— Элджин не сможет жить в воздержании. В конце концов, он же мужчина. У него появится любовница, он оставит тебя в покое и больше никогда в жизни о тебе не вспомнит. К такого рода соглашению приходят многие супружеские пары. Когда-то я был участником подобной истории, ты ведь об этом знаешь?
— Видишь ли, если Элджин заведет себе любовницу, это одно. Но для меня вступить в любовную связь с кем-то означает совсем другое. Я не смогла бы жить тайной жизнью, Роберт, правда, просто не смогла б.
— Тогда все, что нам остается, — это ждать. Посмотрим, какие предложения будут у Элджина. Запомни мои слова, Мэри. Он что-нибудь непременно предложит. И тебе нужно быть готовой к этому, так чтоб мы могли воспользоваться теми преимуществами, которые нам предоставят обстоятельства.
К концу ноября в Арчерфилд неожиданно пришло письмо, и когда Мэри прочитала его, она испугалась, что потеряет сознание. Элджин на ближайшей неделе собирался отправиться в Брумхолл и выражал надежду, что она и дети прибудут в свой дом в это же время. Он уступает в их споре и согласен продолжать семейную жизнь на ее условиях.
Мэри предприняла много усилий, стараясь сделать жизнь в доме удобной для Элджина и детей. После долгой разлуки с мужем, свободная от его посягательств, она стала испытывать обиду на то, что снова на нее взвален труд по обустройству его жизни. Когда они жили в Константинополе, она проводила долгие часы, мечтая о том дне, когда их домом станет Брумхолл. Теперь же жизнь в этих пустынных холодных комнатах пугала ее. На осуществление тех прекрасных планов, которые она строила когда-то, не было денег, и она не собиралась просить их у своих родителей, чтобы создать теплое и уютное гнездышко для человека, которого презирала. Что она должна делать? Мысль об Элджине была ей неприятна, но она успокаивала себя словами из его письма: «я попытаюсь продолжать нашу семейную жизнь на ваших условиях». Это могло означать только одно: раздельные спальни и никаких физических контактов.
Роберт был огорошен, когда узнал о письме Элджина. Он попытался уговорить ее отклонить это предложение, но Мэри считала, что такой возможности у нее нет. Она не должна давать Элджину повод для каких-либо решительных шагов. Если она откажется жить с ним в одном доме, он получит основания для развода. И сможет отнять у нее детей. Мэри не сомневалась, что должна попробовать найти компромисс.
— Элджин долго не продержится, — уверял Роберт. — Запомни мои слова, Мэри. Стой на своем, не допускай никакой близости между вами. В таком случае он уйдет через пару недель. Ты сломишь его волю. Нужно дать ему понять, что его посягательства являются насилием в твоих глазах. Это вынудит его оставить тебя в покое.
Мэри понятия не имела, чего ей следует ожидать. По возвращении в Брумхолл Элджин всячески подчеркивал свою готовность идти на уступки. Первые несколько дней он делал вид, что не замечает сложности создавшейся ситуации. Его поведение было олицетворением подчеркнутого великодушия. Он отвечал приятной улыбкой на любое слово Мэри, о чем бы ни шла речь, хоть, казалось, вовсе не слушал ее. Проявлял максимальную привязанность к детям. Проводил долгие часы в кабинете или библиотеке, читал или разбирал бумаги. Обедали они вместе, но застольные беседы были краткими и безличными.
Мэри не сомневалась, что у него есть любовница, которой он увлечен, но обнаружила, что ей до этого нет дела. Если он считает, что таковы условия их договоренности, пусть себе. Зато ей это обстоятельство обеспечивает полную свободу от его сексуальных посягательств. Ее чувства к Элджину сильно изменились. И мысль о близости с ним была для нее так же невыносима, как невыносима была прежде мысль о ее последствиях. Мэри считала, что Элджин и она вполне могут ограничиться дружескими отношениями. Такого рода соглашения заключают между собой многие супружеские пары.
Но после первой же недели Элджин стал терять спокойствие. Отпускал колкости в ее адрес, намекая на «супружеские обязанности». Его здоровье сильно ухудшилось, как всегда бывало при неприятностях. Возвратились приступы кашля. Он мог встать, не извинившись, оставить жену и на долгие часы запереться у себя.
— Передайте лорду Элджину, что я намерена посетить могилу Уильяма, — сказала она однажды лакею.
Они общались только через слуг.
— Могу я спросить, не присоединится ли он к вам?
Вопрос был задан чисто формально. Лакею был известен ответ заранее. Натянутость в отношениях между лордом и леди Элджин была видна всякому, а никто так быстро не чувствует атмосферу в доме, как слуги.
— Нет, я поеду одна.
Данфермлайнское аббатство было унылым местом в любое время года, но этим пасмурным, мокрым декабрьским утром оно просто дышало грустью. Мэри нечасто навещала кладбище, на котором в одном из склепов покоилось тело сына. Память об Уильяме держала ее в постоянной меланхолии, которую она стремилась скрывать от остальных детей. Иной раз их прикосновение, их теплое любящее отношение будило эти воспоминания, сердце Мэри переполнялось горем, и она бежала от детей, чтоб укрыться в тишине одиночества. Она надеялась, что когда-нибудь это пройдет.
«Жизнь, она и после смерти продолжается», — говорила, бывало, ее старая нянька-шотландка, когда кто-то начинал не в меру горевать.
Мэри понимала, что она права, но не могла гнать от себя переполнявшие ее мысли об умершем маленьком ангелочке.
Уильям покоился рядом со старшим братом Элджина. Юноша, в честь которого ребенок и получил свое имя, скончался, проносив титул едва полгода. Можно было побояться дать ребенку несчастливое имя, но они предпочли уступить традиции и почтить память умершего графа. Имело ли это значение? Мэри не поддавалась суевериям, но не оставляла попыток понять, почему Господь решил так наказать ее и забрать самое любимое ее дитя.
Она провела рукой по стене склепа, по вырезанным буквам имени сына. Единственный способ прикоснуться к нему, стать ближе. Окружали его члены семьи Элджин, но поместил сюда тело ее мальчика Роберт. После смерти ребенка Элджин расстроил ее, заказав для Уильяма памятник самой экстравагантной формы. Для установки этого монумента следовало переместить все тела его предков, захороненных тут же. Только вмешательство мистера Нисбета помешало выполнению этого нелепого проекта. Меньше всего Мэри хотелось, чтобы о смерти ее крошки напоминали новые долги. Сейчас, куда она ни обращала взгляд, она видела только одну фамилию Элджин. Почему ее маленькое сокровище лежит тут, среди умерших Элджинов, которых он даже никогда не знал?
Что-то постороннее расстраивало ее в месте упокоения Уильяма, но она не могла понять, что именно. Ей казалось, он не должен лежать здесь, среди предков, которых никогда не видел. Не следует ли ей предложить Элджину перезахоронить их сына? Но куда в таком случае они его положат? Внезапно Мэри подумала, что относится к Уильяму вовсе не как к сыну Элджина. Конечно, это дитя было рождено ею от мужа, но в сердце она воображала его ребенком Роберта. Разве не он поддерживал ее в последние дни перед родами и в течение долгих недель после них? Разве не Роберт принял новорожденного в руки? Разве не он гордо шествовал рядом с нею по аллеям парижских парков, предложив ей свою сильную руку, когда она медленно поправлялась? Разве не в нем она так часто нуждалась, когда непомерные требования Элджина лишали ее последних сил? В течение нескольких лет, с того самого момента, когда французы взяли под стражу ее мужа, она привыкла думать о Роберте как о своем спутнике.
Мэри печально обдумывала непростую ситуацию. Ей двадцать семь. Предположим, она сможет дожить до семидесяти, как дожили ее бабушки и многие вдовствующие дамы. Давно одиноких, мир видит их лишь изредка, когда они покидают свои покои, опираясь на руку заботливого родственника. Как в таком случае ей предстоит провести предстоящие шесть или пять десятилетий? Она обречена прожить их без любви? Единственным, что напоминало ей о возможности избежать такой судьбы, были письма Роберта, которые каждый день доставлял ей посыльный. К Роберту стремились все ее мысли. Она знала, что должна найти путь к нему. Женщина с таким темпераментом, как у нее, не может найти удовлетворения в платоническом браке. Как бы она ни старалась подавить свои чувства, одно письмо, полученное от Роберта, мгновенно будит в ней память о том, что значит быть любимой. Но что она может предпринять? Развод совершенно немыслим; для женщины получить его невозможно, разве уж в случае беспримерной жестокости со стороны мужа. Но даже в последнем случае развод не гарантирован. Люди ее класса — как и ее характера — не разводились с супругами. Женщины, прошедшие через эту процедуру, у всех на виду, о них злословят, их сторонятся. Мэри не желала себе такой судьбы, как не желала делить ее со своими детьми или родителями. Даже в том случае, если бы она имела законные основания требовать развода. Но Мэри их не имела.
Она вернулась домой, прошла к себе, заперла дверь на ключ и села писать письмо.
Сегодня я была на могилке моего возлюбленного Уильяма. Друг мой, это вы опустили туда моего обожаемого ангела. Возможно, если б он мог видеть и знать, что происходит в мире, он бы заступился за нас. Элджин рассержен и даже не разговаривает со мной. Он держит свое обещание, но не думаю, что это может продлиться долго. Ради нас с вами надеюсь, что нет. Друг, я знаю, как счастливы мы могли бы быть вместе. Как только Элджин устанет от наших отношений и оставит меня, что, а я знаю этого человека, он непременно сделает, я стану вашей. Мы еще можем быть счастливы. Ничто не разлучит нас. Каждое мгновение мои мысли будут с вами. Я вздрагиваю при мысли, что освободит меня только смерть. Сейчас, когда вы стали членом парламента, я не хочу компрометировать вас. Но мне невыносимо, что люди считают меня леди Элджин, его женой, а не вашей. Благослови вас Бог, мой дорогой Роберт. Будем хранить терпение и молиться.
Ваша Мэри
Ответ пришел немедленно, но Мэри не получила его. Она даже не знала о нем до того момента, пока Элджин не ворвался к ней в комнату, размахивая листом бумаги и вслух читая написанное:
Теперь я знаю, что моя Мэри любит меня и всегда будет любить, пока не сойдет в могилу! О, самое обожаемое из всех существ, мы всегда будем наслаждаться счастьем и восторгом, которые могут знать только сердца, связанные так, как связаны наши. Я буду ждать вас всегда.
В глазах Элджина сверкало бешенство.
— Я знал это! — прошипел он. — Вы обманывали меня не один год. Я понял это еще в Париже, но позволил вам убедить меня. Вы предательница и изменница. Ни Уильям, ни Люси не мои дети, и вам это известно. О боже, женщинам нельзя доверять!
Он мерил шагами комнату, и Мэри была рада не видеть его глаз, в которых полыхала ненависть.
— Я давал вам слишком много свободы и в том моя ошибка. — Элджин говорил так, словно пытался понять причины произошедшего. — Женщины — безответственные существа, они идут на поводу своих чувств и похоти, как только им позволят обстоятельства. Ни одну из вас нельзя счесть достойной доверия мужчины!
— Элджин, я не изменяла вам, хоть при вашем отношении ко мне просто чудо, что я этого не сделала. За все годы нашей супружеской жизни вы не найдете в моем поведении ничего, что вызвало бы недоверие к этим словам. Но я для вас ничто, это понятно. Зачем вы вернулись в Шотландию? Вы знаете, что между нами нет ничего общего.
— Мое терпение истощилось. Мне следовало быть более суровым мужем, и больше я не совершу подобной ошибки.
Элджин вышел из комнаты, отказавшись говорить с нею. Она написала ему длинное письмо, объясняя, что совершила грех духовный, но не телесный. Ее тело никогда не принадлежало никому, кроме мужа. Она просила Элджина верить, что ее любовь к нему долгие годы была чистой и преданной и она сохранила верность мужу, несмотря на то что в сердце ее закралось постороннее чувство.
Мэри не могла позволить Элджину заклеймить ее изменницей, ибо в таком случае ей предстояло бы на всю жизнь стать изгоем общества. Она не склонна вести образ жизни Эммы Гамильтон. Она происходит из порядочной и зажиточной семьи, она правнучка второго герцога Рутландского и внучка леди Роберт Мэннерс, чья родословная восходит к временам Плантагенетов. Именно таких, как она, считают средоточием всего доброго и приличного, что есть в женщине. Но если Элджин решится объявить ее неверной супругой, от нее все отвернутся. Он может привлечь на свою сторону силу закона и забрать у нее детей.
У нее нет иного выбора. Она должна унизиться и взять на себя роль раскаявшейся грешницы. Ни одному из судей нет дела до того, что причина неверности в поведении мужа, женщины не знают таких оправданий. Что бы она ни утверждала, на что бы ни жаловалась, ей не найти снисходительного слушателя.
— Я навсегда выброшу тебя из своей жизни. И ты со своим любовником получишь то, о чем так мечтаешь.
Таковы были последние слова Элджина, с которыми он в тот же день уехал в Лондон, оставив ее теряться в догадках относительно его следующего шага. Мэри не отпускала от себя детей, укладывала их спать в своей спальне, боясь, что он явится и заберет их немедленно. Прошло несколько недель, и она получила письмо от адвокатов мужа. Если доверенные лица с ее стороны перечислят на счет их клиента некоторые суммы, развод не будет предан огласке. Если этого не последует, супруг Мэри затеет публичный процесс, который покроет ее позором и изгонит из общества.
— Какой человек поступил бы таким образом со своими детьми? — спросил мистер Нисбет.
Ее отец не был уверен в том, что ему следует оказать дочери поддержку. Он не мог представить, какие обстоятельства могут заставить замужнюю женщину сбиться с пути. Мэри знала, как хотят родители верить в ее невинность, в то, что она не изменяла мужу, но оба сохраняли некоторый скептицизм в этом отношении. Мать с отцом были свидетелями того внимания, которое Роберт оказывая ей в Лондоне и здесь, дома, и это смущало их. Они объясняли дочери, что даже если она не виновна в адюльтере, ее поведение скомпрометировало ее. Никто не поймет ни того, почему Роберт так много времени проводил в ее обществе, ни того, почему их часто видели вместе, словно они были супружеской парой.
— Элджин сейчас живет в Лондоне, где ищет склад для статуй, вывезенных им из Греции, — объяснила Мэри. — Он отчаянно хочет устроить их выставку, но не имеет средств. Эти мраморы — его главная страсть. Нам нужно немедленно дать ему денег. Если, показав всем свои статуи, он заставит мир признать, что лорд Элджин оказал человечеству огромную услугу, он удовлетворится.
Мистер Нисбет выглядел встревоженным.
— Он склонил меня принять участие в его коллекционировании. Может быть, мне следовало быть осторожнее. Серьезному человеку не подобает увлекаться такого рода предприятиями. Но я вышлю ему то, что он просит. Не допущу, чтоб моя дочь и внуки стали изгоями общества до конца своих дней.
Мистер Нисбет известил мистера Каутта о том, что предоставляет в распоряжение лорда Элджина требуемую сумму. По представлениям Мэри она была огромной, на такие деньги человек мог жить десятилетия. Конечно, Элджину их хватит ненадолго, но Мэри была рада, что спаслась от угрозы разлуки с детьми, избавила себя и Роберта от унижений, которые Элджин мог обрушить на них. Когда он проведет свою выставку и уплатит часть долгов, она покончит все отношения между ними. Элджин, возможно, займет пост на дипломатической службе в какой-нибудь из далеких столиц, и они больше никогда в жизни не увидятся. Если ему случится приехать в Шотландию, она постарается организовать для него встречу с детьми, сама оставаясь в стороне. Когда же дети станут постарше, они смогут ездить туда, где несет службу их отец, и таким образом расширять свои познания о мире.
Подобные мысли помогали ей мириться с создавшейся ситуацией. Мэри не знала, что собирается предпринять Элджин, но догадывалась, что действовать он будет без огласки и промедления. Имея достаточно денег на то, чтобы отдать все внимание своей коллекции и ее демонстрации, Элджин оставит Мэри в покое. Но в том случае, если ему снова понадобятся деньги, ее отцу придется дать ему их ради того, чтобы избежать скандала. Это уже хуже. Но неплохо, что Элджин хотя бы согласен принять деньги.
Возможно, он согласится на развод, не подвергнув Мэри позору. Она будет опорочена, но происхождение и деньги родителей спасут ее от более печальной участи. И, как сказал Роберт, по истечении года она станет свободна и сможет вновь выйти замуж.