Мэри любовно подготавливала детей к встрече с отцом, каждый день она рассказывала об их отважном и знаменитом папочке, который, будучи захваченным врагами, не предал своей страны. Ее тревожило, что его долгое отсутствие и внешность больного человека — маска на лице, обезображенный нос — заставят детей отнестись к нему как к чужому. Брюс заявлял, что помнит папу, но в том, что дочери сохранили воспоминания об отце, Мэри сомневалась. Малышка Мэри большую часть своей короткой жизни провела без отца, Гарриетт едва появилась на свет, как они уже распрощались в Неаполе, а Люси и в глаза его никогда не видала.

— Он мысленно представляет вас, и это придает ему силы и храбрость, — твердила она им почти каждый день, усаживая рядом и заставляя внимательно слушать.

Глава семьи возвращается к своим обязанностям, и она хотела, чтобы дети понимали важность присутствия отца в доме. Сама она полностью признавала главенство мужа и собиралась всячески поддерживать его в этой роли, по крайней мере на людях. Но это решение было вызвано скорее приличиями, чем велением сердца.

Ей хотелось, чтобы возвращение Элджина прошло гладко и не вызвало никаких разногласий между ними. Но хоть ответа на ее письма он еще не дал, Мэри оставалась тверда в своем решении. Может, он еще станет просить прощения, как случилось при его возвращении из Лурда. Если его здоровье улучшилось, к нему наверняка вернулись и приятная внешность, и благородные манеры, как это уже бывало. Только в этот раз, она была уверена, его раскаяние, даже если оно последует, не приведет к возобновлению супружеских отношений. Она считала, что делает достаточно, воспитывая детей в уважении к нему и избегая в письмах упоминаний о его угрожающем финансовом положении.

Когда Элджин появился в доме на Бейкер-стрит, Мэри стала представлять ему одного за другим нарядных, красиво причесанных детей.

— О, да это ж выводок моих маленьких греков! — воскликнул он, распахивая объятия. — А вы, лорд Брюс, выучили два-три слова на английском, пока вашего папы не было? — обратился он к сыну, улыбаясь.

— Да, сэр, — гордо ответил мальчик. — Я уже учусь читать по-английски. А еще мы с мамой занимаемся французским языком.

— Тогда вы, юноша, заслужили подарок, который я вам привез.

И Элджин преподнес шестилетнему сыну сверкающий клинок, шепнув при этом Мэри, что он не заточен.

— И я благодарю вас, сын, за то, что вы, как настоящий мужчина, поддерживали семью, пока меня не было.

Двум старшим девочкам он подарил по чудной фарфоровой кукле в нарядных парижских платьях. Взял на руки и принялся восторгаться Люси точно так же, как восхищался остальными своими детьми, когда они появились на свет.

— Господи, да она же точь-в-точь как эти фарфоровые куклы, что я купил в Париже!

Дети весь день не отходили от отца ни на шаг, каждый старался привлечь его внимание, а двое старших демонстрировали успехи, которых достигли в его отсутствие. Брюс в поединке с Эндрю показал, как умеет владеть мечом, а позже почитал отцу из своего букваря. Малышка Мэри, научившаяся вышивать, с гордостью продемонстрировала свое умение папе и добавила:

— Скоро я выучу весь алфавит, папа. И я учила Гарриетт говорить.

— До чего я горжусь всеми вами. — Элджин расцеловал каждого, когда они пришли попрощаться с родителями перед сном. — Вы самые примерные дети на свете.

— Я тоже иду спать, — сказала Мэри.

Она устала от хлопот и не имела настроения заводить серьезные дискуссии. Ей тоже нужно подать пример — пример их будущих отношений, дружелюбных и сердечных.

— Я скоро поднимусь наверх, — отвечал ее муж, по-прежнему не показывая, читал ли он ее письма и намерен ли согласиться с поставленными в них условиями.

— Как пожелаешь, — сказала Мэри и отправилась в спальню.

Он, может, и склонен держать ее в неведении относительно статуса их существования, но она была готова к любому из вариантов. Мэри переоделась и попросила горничную запереть дверь спальни изнутри и остаться с нею. Девушка может посидеть в кресле у окна, пока не придет время отпустить ее отдыхать.

Примерно через час в дверь постучал Элджин. Не дождавшись ответа, повернул ручку, пытаясь отворить ее.

— Мэри, пожалуйста, открой, — послышатся его голос.

Мэри пришлось разбудить служанку, задремавшую в кресле.

— Откройте, пожалуйста, дверь и передайте лорду Элджину, что я сплю. Затем останьтесь подле двери и не отходите, пока он не уйдет, — шепотом приказала она девушке. — Потом можете идти в свою комнату.

— Хорошо, мэм, — отвечала та, приседая и кидаясь к двери.

— Мадам заснула? — донесся до Мэри голос мужа.

— Да, лорд Элджин, — отвечала горничная.

Несколько мгновений не доносилось ни звука, затем Мэри услышала удаляющиеся шаги Элджина и быстрый перестук каблучков служанки, побежавшей в другую сторону.

Немедленно по приезде Элджина их светская жизнь приобрела бурный характер. Каждый хотел видеть Элджина и узнать о его приключениях из первых уст. Человек, побывавший во вражеском плену, неизбежно становится героем дня, хотя бы и одного. Мэри жаловалась, что она не успевает переваривать угощения, которыми их потчуют на званых завтраках и обедах любопытствующие лондонцы. Даже лорд Гренвилл, новый премьер-министр, пригласил чету Элджин к обеду.

— Они, наверное, решили все-таки компенсировать понесенные нами расходы вследствие того, что мне пришлось перенести на службе отечеству, — вслух размышлял Элджин по пути на Уайтхолл, когда их карета проезжала мимо Букингемского дворца по Даунинг-стрит.

Мэри еще не обсуждала с мужем печальное положение его финансов, считая, что он заслужил некоторое время отдыха в лоне семьи. Элджин не был в Англии более семи лет. Если лорд Гренвилл намерен щедро возместить понесенные ими расходы по содержанию посольства, оплата долгов Элджина станет легче.

— Возможно, он конкретно выскажется и по поводу твоих античных мраморов, — сказала она.

— Несомненно. И, я думаю, предложит мне новый пост. Поговаривают о том, что нам предстоит отправиться в Вену. А возможно, и в Россию.

Когда-то путешествия в разные страны чрезвычайно привлекали Мэри. Но теперь, проведя в подобных поездках долгие годы и преодолев многие мили, мысль о том, что придется возить за собой и имущество, и все семейство, откровенно пугала ее.

— Как славно было б нам вернуться в Брумхолл, — вслух заметила она. — Я так давно об этом мечтаю.

— Посмотрим, что покажет нынешний вечер. Мы ведь молоды, Мэри. Я мог бы посвятить еще несколько лет службе в Министерстве иностранных дат, прежде чем уйти на покой и поселиться у себя.

Вечер в гостях у премьер-министра начался хорошо. Кроме Элджинов был приглашен Ричард Пэйн Найт, имевший репутацию коллекционера произведений античного искусства.

— Не сомневаюсь, что лорд Гренвилл провел консультации с Найтом по поводу мраморов, — улучив минуту, шепнул Элджин жене. — Готов поспорить, что после обеда, когда мужчины перейдут в гостиную пить бренди, завяжется серьезный разговор.

Но разговор завязался гораздо раньше. Как только речь зашла о мраморах, приобретенных Элджином, Найт тут же высказал свое негативное, не подкрепленное доводами мнение:

— Напрасно так старались, лорд Элджин. Ваши мраморы — грубая подделка. Они изваяны не греками, а римлянами и принадлежат периоду императора Адриана.

«Этот человек говорит с шокирующей безапелляционностью, — подумала Мэри, — хоть, возможно, и сам не уверен в том, о чем ведет речь».

Ни одной статуи из прибывших в Лондон еще не было распаковано, все они продолжали храниться на складах в доках.

— Но вы, мистер Найт, даже не видели их. Как и никто другой у нас в стране. — Элджин старался говорить спокойно. — Позвольте возразить вам, указав, что Антонио Канова, возможно величайший скульптор в мире, увидев их, назвал шедеврами, принадлежащими резцу Фидия.

— Мне и не нужно смотреть на них, лорд Элджин, — заявил антиквар. — Многих коллекционеров ввели в заблуждение прекрасные римские копии.

— Сэр, попрошу вас прекратить этот спор, — сказал Элджин. — Я сам присутствовал при вывозе этих мраморов с Акрополя. Они простояли на одном месте две тысячи лет!

С этими словами он обернулся к лорду Гренвиллу.

— Уверяю вас, лорд Гренвилл, что все украшавшие Акрополь скульптуры созданы Фидием!

— Думаю, это решать экспертам, лорд Элджин, — спокойно отвечал Гренвилл. — Конечно, если ваши приобретения окажутся неподлинными, цена на них сильно упадет.

— Но они подлинные! — воскликнул Элджин.

Лорд Гренвилл вежливо улыбнулся и, давая понять, что разговор окончен, обернулся к своему соседу по столу и принялся обсуждать погоду. В течение остального вечера он холодно отклонял все попытки завести разговор о мраморах, дав понять, что в настоящее время у правительства есть более серьезные заботы, например, касающиеся Наполеона. Лорд Гренвилл также ни одним словом не намекнул на то, что правительство намерено компенсировать затраты, понесенные Элджинами.

— Когда меня держали в заключении, я мог в любой момент продать свою коллекцию, — сдержанно сказал Элджин. — Каких только предложений мне не делали, и, должен заметить, некоторые из них были весьма своеобразными. Думаю, именно потому, что я на них не согласился, Наполеон и продержал меня в плену так долго. Ни для кого не тайна, что он мечтает завладеть сокровищами Парфенона.

И Элджин бросил ненавидящий взгляд на Найта.

— Не думаю, что Бонапарт приложил бы столько усилий, чтоб заполучить копии! И команда из ста шестидесяти девяти ученых, наверное, разобралась в ценности мраморов лучше, чем один-единственный человек, который их к тому же никогда не видел.

Он отвернулся от Найта и, привлекши внимание лорда Гренвилла, продолжал говорить, обращаясь к нему:

— Бонапарт надеялся, что, удерживая в темнице, он заставит меня предать родину и капитулировать. Но он ничего не добился, сэр! Ничего! Мое единственное желание — быть полезным своей стране и способствовать развитию искусств в Англии — никогда не оставляло меня.

Лорд Гренвилл поспешил успокоить Элджина, коротко, по мнению Мэри, слишком коротко, одобрив его службу английской короне. Затем перевел разговор на другое.

Позже, когда мужчины перешли в гостиную, а дамы поднялись наверх, Мэри надеялась, что Элджин добьется успеха в вопросе о деньгах, которые ему задолжало правительство, по крайней мере, о компенсации оплаты съестных припасов и амуниции для армии его величества в Египте. Мэри слышала и прежде, что дипломатическая служба — это занятие для богатых и что ей предстоит оказывать Элджину посильную помощь в расходах на представительство. Но ожидать, что патриотизм также может стать статьей расходов, она не могла.

— Ни единого су. — По дороге домой Элджин был мрачен. — Такова награда за все, что я для них сделал.

— Он не упоминал о возможности особых выплат за мраморы?

— Не упоминал. Сказал только, что существует намерение приобрести их у меня, но это приобретение может состояться только в удобное для обеих сторон время. При этом уточнил, что настоящий момент таковым не является. Он просто понятия не имеет, как превосходна моя коллекция, а этот идиот Найт ослабил мои позиции, заявив, что я привез подделки.

— Неужели нет ни малейшей возможности?

— Нет. Мэри, как ты можешь задавать такие вопросы, когда ты сама там присутствовала? Этот Найт просто профан. Он составил себе репутацию, написав труд об одном из языческих культов поклонения фаллосу, затем накропал еще один, в котором презрительно отзывался о христианской вере. Я не сомневаюсь, что он преследует свои тайные цели, ради личной выгоды дискредитируя мою коллекцию. Эти соперники коллекционеры всегда ищут случая унизить конкурента.

Мэри опасалась, что подобные огорчения расстроят Элджина и его здоровье, и без того хрупкое, может пострадать. Сейчас он выглядел так, будто находился на грани удара, выражение его глаз стало диким. Он повернулся к жене и возбужденно продолжал:

— Именно поэтому мы должны сделать все возможное, чтоб устроить выставку. Если эти люди увидят мои мраморы собранными вместе и в достойном их оформлении, они оценят, что я им предлагаю!

— Но разве мы сможем оплатить такие расходы? — начала она, но Элджин не дал ей договорить.

— Нельзя быть такой недальновидной, Мэри. Бояться грошовых расходов в такой критический момент! Нам просто необходимо провести выставку.

Мэри понимала, как неумно с ее стороны высказывать свои заботы о деньгах, не подготовив к этому Элджина. Такая прямота может вызвать к ней презрительное отношение. Умная женщина, и особенно та, которая не желает вести деловые разговоры в интимной обстановке спальни, должна найти способ смягчить остроту проблемы прежде, чем представить ее мужу. Но терпение Мэри истощилось.

— Элджин, я, как могла, щадила тебя от всех неприятностей с тех пор, как ты вернулся. Но настало время обсудить самое главное.

— Вы избегали интимных отношений со мной, мадам, — сурово ответил он. — Это само по себе достаточно неприятно.

— Но это мельчайшая из твоих проблем! Ты хоть имеешь представление о том, что я сделала для тебя во время твоего отсутствия? — Она откинулась на спинку, пытаясь немного успокоиться и унять дрожь в голосе. — Ты даже приблизительно не понимаешь, как плохи твои финансовые обстоятельства!

— Вы сделали лишь то, что должна делать каждая жена для своего мужа! Хотел бы надеяться, что вы уже достаточно взрослая женщина и в состоянии понимать это.

Она недооценила его. Элджин отнюдь не собирался принимать поставленные ею условия. Вместо этого он намеревался делать то же, что всегда, — требовать, чтобы она служила ему до последней капли крови и последнего десятицентовика своих денег. Но в этот раз с ним будет говорить другая женщина. И Мэри заставит его понять это.

— Лорд Элджин, вы на редкость неблагодарны. Любая другая жена просто опустила бы руки в тех обстоятельствах, в каких оказалась я. Я же сумела поправить ваше финансовое положение. Как мне этого удалось добиться? Какими средствами я сумела возместить ваши безрассудные траты? Я нашла средство для этого! Мне пришлось продать все прекрасные вещи, что мне дарили друзья. А я могла годами наслаждаться ими и потом передать своим детям. Мне приходилось прятать лицо от оценщиков, которые являлись перед аукционами в мой дом, чтоб они не видели моих слез и моего позора!

— Вы всегда уверяли, что равнодушны к предметам роскоши.

Элджин явно глумился над нею.

— Я рассталась не только с предметами роскоши, мне пришлось расстаться и с дорогими моему сердцу воспоминаниями! Что мне теперь может напомнить о днях, проведенных на Востоке, и о друзьях, которых я там приобрела? Вы полагаете, что к этому я также равнодушна? В отличие от вас я практичный человек. Вы полагаете, что каждая женщина должна выносить бесконечные беременности и роды, и ухудшение здоровья, и эпидемии чумы, и разъезды, которые мне пришлось пережить за время нашего супружества? Вы полагаете, что каждая женщина сохранит волю к жизни, потеряв горячо любимое дитя?

— Что вам оставалось делать, Мэри? Принять яд? Он относился к ее словам так, будто они смешили его.

Но она этого так не оставит.

— Я привела в порядок ваши дела, Элджин, а ведь даже ваши банкиры считали это нереальным. Если б не мои усилия, вы бы и сейчас оставались во французской тюрьме, где вам пришлось бы провести еще долгие годы. И если б вас наконец освободили, вы бы лишь сменили одну тюрьму на другую, оказавшись в долговой яме в Лондоне. Я пользовалась каждой возможностью, каждую толику своего очарования я пускала в ход ради вас. Я работала до изнеможения, чтоб мы могли оказаться там, где возможна жизнь в покое и довольстве. А все, на что оказались способны вы, — это тратить последние ваши деньги на покупку мраморов, на которые никто и смотреть не хочет! Вы всегда знали, что дипломатия — это занятие для обеспеченного человека, и тем не менее продолжали службу, видимо предполагая, что платить за это стану я. Вы надеялись, что также я стану оплачивать и ваше увлечение коллекционированием, и перевозку этих сокровищ, и спасение тонн мрамора со дна моря. А вы еще ожидаете, что я оплачу вашу экстравагантную выставку! Я вас решительно не понимаю.

Он смотрел на нее с таким озлоблением, будто тоже устал держать в себе то, что давно просилось на язык и при этом было так просто и очевидно, что даже не заслуживало многих слов. Наконец Элджин заговорил:

— Вы сами знаете, как необходима нам эта выставка, Мэри. И вы оплатите ее. Вы оплатите ее из огромного состояния вашего отца. Ведь именно вы его и унаследуете, так как не имеете ни братьев, ни сестер. Вы оплатите ее, поскольку вы моя жена.

— Полагаете? Значит, мой долг жены требует от меня обанкротиться так же, как обанкротились вы? Но где же, вы думаете, мы с вами очутимся в таком случае? В долговой яме? Я путешествовала с вами чуть не по всему земному шару, но в это место я отказываюсь следовать за вами.

— Но ваше состояние огромно, Мэри. Почему вы не позволяете мне им воспользоваться, хоть уверяете при этом в своей преданности? Почему вы позволяете своему отцу осуществлять контроль над вашими деньгами? Каждая приличная женщина передает подобные функции своему мужу. Это единственно правильное и подобающее решение. Но вы и ваш отец держите меня в унизительном положении, заставляя обращаться к вам с просьбами о деньгах, в то время как эти деньги принадлежат мне.

Долгие годы она подавляла и прятала от себя эту мысль, но сейчас пришло время высказать ее.

— Вы женились на мне ради денег моего отца.

В его равнодушном взгляде не было негодования, скорее эта мысль показалась ему настолько несущественной, что даже не требовала ответа. Но Элджин все-таки ответил:

— Вы были самой хорошенькой и умной из всех богатых невест.

Он что, полагает это комплиментом?

— Я не буду просить у своей жены денег на то, что мне необходимо сделать. Так низко я не опущусь. Вы поговорите со своим отцом и объясните, что нам необходимо устроить выставку мраморов, что они должны быть показаны заинтересованным лицам. Это необходимо, Мэри. И я запрещаю вам задавать мне дальнейшие вопросы на этот счет. Вы должны прекратить оспаривать мои суждения. Такое поведение неприлично.

Что ей было делать? Этот человек — ее муж. Именно его она когда-то выбрала. Он отец ее четверых детей. И уже слишком поздно что-либо менять в жизни. В нем ее настоящее и будущее. Но она все-таки получит то, в чем нуждается.

— Поскольку вы, кажется, выставили свои условия, то не окажете ли любезность выслушать мои, Элджин? Я согласна поговорить с отцом и попросить у него денег на выставку ваших мраморов, если этот шаг необходим для водворения мира в нашей семье. Но, подобно вам, я тоже избрала для себя жизненный путь. Вы не отвечали на мои письма. Возможно, вы полагали, что я действую под влиянием минуты, но мое решение остается неизменным. Я не хочу больше страдать. Я не хочу больше вынашивать для вас детей.

Ему и мгновения не понадобилось для ответа. В глазах Элджина сверкала непоколебимая уверенность.

— Полагаю, что, являясь моей женой, вы не можете отказывать мне в выполнении вами обязательств, которые накладывает на вас супружество. Брачные узы влекут продолжение рода как конечной и обязательной цели супружеского союза. И это не моя прихоть, а божеское требование!

Очевидно, он прочел письма и обдумал ее предложение. И теперь она слышит ответ, который был таким же безоговорочным и категоричным, каким было ее решение. Элджина она знала достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в этом.

— Если вы не можете согласиться на мои требования, то я не соглашусь на ваши.

Она надеялась, что ее голос звучал так же решительно и холодно, как его.