— Вы уверены, что они не причинят вреда его здоровью? — тревожно спросила она Фергюсона.

Они оба, покинув «Ришелье», переехали в отель «Принц Галльский» на улицу Сент-Оноре, ибо «Ришелье», переполненному задержанными в стране англичанами, по большей части не имевшими средств оплачивать свое содержание, пришлось объявить о банкротстве.

Тот вечер она, в сопровождении Роберта, провела в опере и сейчас, вернувшись, тяжело опустилась в огромное кресло, стоявшее в гостиной. Довольно часто по вечерам, хоть тяготы последних месяцев беременности не оставляли ее измученное тело, они вдвоем посещали спектакли в опере и театральные представления, где предполагали встретить Наполеона или Талейрана. Хлопотами Фергюсона и Себастиани Мэри имела беседу с супругой великого человека, а также с супругой премьер-министра. Обе женщины выслушали ее с сочувствием и пообещали замолвить слово о лорде Элджине.

Роберт, налив себе коньяку, сел рядом. Она видела, что он также очень устал. Фергюсон не оставлял хлопот, чтобы раздобыть крохи информации о положении Элджина, лурдского пленника.

— Я обсудил сложившуюся ситуацию с некоторыми высокопоставленными чиновниками, а также с самыми уважаемыми людьми Франции. Воспользовался своими связями в научном обществе Франции, чтоб получить возможность присутствовать на утреннем приеме у Наполеона. В это время у него собираются самые передовые из мыслителей нашего времени, и я обратился к ним с личной просьбой о справедливом и гуманном отношении к лорду Элджину.

— Не знаю, сумею ли отблагодарить вас. Мой муж будет чрезвычайно тронут, когда узнает, сколь многим он обязан вашей настойчивости.

Вместе они написали дюжины писем каждому из тех, кто имел вес во французском обществе, проводя за этим занятием целые дни и взывая о помощи ко всем, кто предположительно мог ее оказать. Мэри регулярно встречалась с Себастиани, которого также просила напомнить Наполеону, что когда-то, в бытность свою английским послом в Турции, Элджин ходатайствовал перед султаном о милосердном обращении с французскими пленниками в Константинополе. Без его заступничества к ним могли быть применены самые строгие меры со стороны турок.

— Вам не следует благодарить меня, — сказал Фергюсон. — Чего бы я не сделал для своего соотечественника-шотландца и его прелестной жены?

— Но вы посвятили целых два месяца безрезультатным хлопотам, и мы чувствуем себя в долгу перед вами. — Мэри была смущена неожиданным комплиментом. — Слухи о насилиях и пытках, применяемых в тюрьме Лурда по отношению к заключенным, приводят меня в ужас. Говорят, это узилище представляет собой самые отвратительные средневековые казематы.

— Я говорил кое с кем из представителей французской интеллигенции для того, чтобы выяснить, есть ли правда в слухах о допросах Элджина в тюрьме. Меня заверили, что даже в Лурде пытки не применяют в отношении известных людей. Но допросы они действительно проводят, и лорда Элджина, возможно, допрашивают ночи напролет, чтоб он признался в том или ином поступке.

— Но его здоровье так слабо, — вздохнула Мэри. — Вы не знаете Элджина. Он болен гораздо серьезнее, чем кто-либо думает. Ему требуется постоянный уход.

— Таковы строгости военного времени, леди Элджин.

Фергюсон встал и налил коньяку в другой бокал.

— Выпейте это, лорду Элджину будет приятно, если вы не станете так страдать. Вам надлежит помнить о том, что ваш супруг — самый знатный из англичан, задержанных Наполеоном. Хоть милосердие — редкость в наши дни.

Несколько недель спустя Фергюсону стало известно, что французы, имея цель инкриминировать Элджину участие в конспиративном заговоре, попытались приписать ему авторство нескольких писем, написанных другим содержащимся под стражей англичанином.

— Но, как рассказывают, лорд Элджин разорвал письма не читая и заявил офицеру, что поступил бы так с любым «тайным заговорщицким» посланием, — передал он Мэри. — Таким образом ваш муж сумел обойти расставленные сети.

Она обхватила руками свой ставший огромным живот, как бы обнимая дитя Элджина, и заплакала. Фергюсон поспешно предложил ей носовой платок.

«Неужели у этого человека еще остались носовые платки?» — подумала она, потому что так часто плакала в его присутствии.

— При своем нездоровье, при том, что находится в преддверии смерти, — проговорила она, сморкаясь, — Элджин еще сохранил достаточно присутствия духа, чтоб разоблачить их хитрости.

Уже на протяжении многих ночей ей почти не удавалось заснуть, но мысль о том, что она бодрствует вместе со своим несчастным мужем, давала некоторое утешение. Какие страдания ему приходится принимать? Она дошла до такого изнеможения, что, проводись допросы с нею, она бы призналась в чем угодно.

— Я немедленно сообщу это известие матери лорда Элджина и расскажу, как мы все гордимся ее сыном.

Спустя долгие месяцы бесплодных, но неустанных усилий Мэри получила наконец надежду на то, что судьба может перемениться. Она вступила в личную переписку с Наполеоном, и сегодня был получен его ответ на последнюю ее мольбу. Пакет, присланный на адрес отеля, даже содержал его миниатюрный портрет. Несколькими днями позже — что не было случайностью, по ее мнению, — она удостоилась личной аудиенции у Талейрана. Они с Фергюсоном разработали план, по которому Мэри собиралась обратиться к премьер-министру с просьбой обменять Элджина на генерала Бойера. Когда она высказала ее, Талейран, к ее великому удивлению, изъявил согласие.

— Бонапарт выражает свое сочувствие вам, мадам Элджин, — сказал премьер-министр. — Несмотря на свое горячее желание, он не может встретиться с вами лично, но уверяет вас, что хотел бы оказать вам помощь. Его первейшей заботой является народ Франции. Наши страны ведут войну между собой, и ваш супруг, лорд Элджин, знает, какова участь военнопленных.

Талейран был к ней суров, но вежлив, и что-то в его облике побуждало Мэри не бояться этого человека, несмотря на его дурную репутацию. В информированных кругах его считали величайшим притворщиком, какого только знала французская история, но ей он мог помочь.

Мэри покинула канцелярию премьер-министра окрыленная. Она немедленно написала своей и Элджина матерям, а также обратилась к лорду Хоуксбери и тем важным лицам, кого могла просить о ходатайстве перед королем. Мэри питала твердую уверенность, что не пройдет и нескольких недель, как Элджин будет освобожден — как раз вовремя, чтобы быть свидетелем появления на свет своего четвертого ребенка.