ГЛАВА 4

GLI AMANTI
(ВЛЮБЛЕННЫЕ)

— Мы похожи на единорогов, — шутливо заметила Беатриче, стремясь развеять мрачность кузины.

День стоял солнечный и ясный. Дамы и кавалеры свиты облачились в охотничьи костюмы зеленых тонов, придуманные Беатриче. Меньше всего на свете ей хотелось провести день своего триумфа в бесплодных попытках поднять унылый дух герцогини миланской.

Неожиданно Изабелла Арагонская развернула коня к Беатриче и сделала вид, будто хочет боднуть кузину выступающим надо лбом рогом. Беатриче натянула поводья. Лошади, недовольные слишком близким соседством и своими хозяйками, решившими порезвиться, фыркнули и отпрянули.

Беатриче поправила головной убор, сделав кузине знак, чтобы та последовала ее примеру. Негоже давать повод длинным языкам придворных судачить о том, как нелепо они выглядят со сбившимися набок головными уборами, напоминающими рога. Приободренная легкомысленной выходкой кузины, Беатриче решила, что ей удалось развеять ее грусть. По милости Изабеллы, Беатриче, несмотря на свой прелестный наряд и солнечный денек — всадники то попадали в благословенную тень, то снова оказывались под палящими лучами, — чувствовала себя не в своей тарелке. Впрочем, для полного счастья ей достаточно было ощущать прикосновение шелковой зеленой вуали, которая каскадом спадала с плеч до самой земли, когда Беатриче стояла, и закрывала круп лошади, когда она сидела в седле.

— Говорят, все француженки носят головные уборы именно так, — промолвила Беатриче. — Однако, несомненно, придумали их здесь.

— Несомненно, — уныло отвечала Изабелла, глядя прямо перед собой.

Беатриче видела, что Изабелла Арагонская избегает смотреть на своего супруга Джана Галеаццо. Он всю дорогу срывал цветы и фрукты для смуглого любовника, скакавшего рядом. При этом юный герцог постоянно вываливался из седла. Потянувшись за очередным даром природы, которым герцог хотел порадовать нескладного юнца, Джан в очередной раз свалился в грязь. Придворные только сконфуженно улыбались, в то время как юный любовник громко хохотал над проделками своего дружка.

Зеленый атласный дублет Джана пятнала грязь, особенно заметная на фоне сияющих новизной камзолов придворных того же оттенка. Усеянный алмазами и изумрудами драгоценный пояс после очередной неудавшейся попытки герцога дотянуться до цветка давно уже спрятал от греха подальше верный паж. Джан пьет не переставая со вчерашнего вечера, делилась Изабелла с кузиной, которая предпочла бы не выслушивать бесконечные жалобы, а любоваться превосходно обученными гончими и соколами Лодовико. Дядя снисходительно относился к выходкам племянника, всякий раз прося его быть осторожнее.

— Как он любит природу! — после очередного пьяного падения Джана с лошади обратился Лодовико к свите, которая тщетно пыталась скрыть ухмылки. — Только не убейтесь насмерть, ваша милость. Все эти Божьи дары не стоят вашей драгоценной жизни.

С каждым замечанием Лодовико гордое лицо Изабеллы все больше мрачнело.

Беатриче раздражало поведение Лодовико, но если сравнивать ее мужа с Джаном, чей разум был затуманен вином и страстью к деревенскому юнцу, то Беатриче было не на что жаловаться. Лодовико велел сшить по ее эскизу костюмы для сорока придворных, собрав всех швей и мастеровых, которые занимались отделкой его бесчисленных дворцов и усадеб. Перед отъездом из Милана он привел жену в сокровищницу и выбрал драгоценности, чтобы украсить ее охотничий костюм. Сотни жемчужин, изумрудов, бриллиантов и рубинов усеивали головной убор, лиф, камору и рукава.

— Вы должны затмить собою французскую королеву, — сказал Лодовико.

— Не думаю, что королева будет принимать участие в охоте, мой господин, — отвечала Беатриче.

— Если все пойдет по плану, скоро вы станете лучшими подругами, — возразил Лодовико.

Он нежно поцеловал жену в лоб, но больше ничего не сказал. Несомненно, у него были большие виды на Беатриче.

Сейчас все эти самоцветы сияли под ленивым майским солнцем, словно нимб над головой святого. Беатриче велела останавливаться у каждого пруда, чтобы полюбоваться своим сверкающим отражением и роскошными пейзажами охотничьих угодий. Весь день всадники продвигались по периметру широкого озера, пересекая ручьи и потоки и часто останавливаясь, чтобы дать лошадям отведать сочной травы. И всякий раз, ловя на поверхности воды сияние, Беатриче боялась, что упадет в воду и утонет подобно Нарциссу, заглядевшемуся на свое отражение.

Лодовико непременно должен обратить внимание на ее прелестное платье и ту стать, с которой Беатриче держалась в седле. Неужели он останется равнодушным к великолепному контрасту между ее длинными темными волосами, оливковой кожей и зеленью шелкового платья — цвета, который делал Беатриче похожей на нимфу, неожиданно выглянувшую из кустов. Если у него есть глаза, он непременно заметит, как идет ей жемчужно-алмазное колье, как подчеркивает платье стройность ее талии — самой тонкой среди дам, за исключением дочери Лодовико, тринадцатилетней Бьянки Джованны. Лодовико должен оценить, как Беатриче опекает Бьянку и позволяет ей целиком завладеть вниманием жениха, мессира Галеазза. И тогда Лодовико непременно впустит ее в свое сердце. Разве не он несколько часов подбирал драгоценности для ее сегодняшнего наряда? Разве это не знак их нарождающейся любви?

Лодовико был неизменно вежлив, щедр и обходителен с Беатриче. Хотя его забота о жене больше напоминала отцовскую нежность, с которой он относился к Бьянке Джованне. Лодовико по-прежнему видел в Беатриче ребенка, который умилял его, но нисколько не задевал чувств. Он приходил в ее спальню только после совета астролога, быстро исполнял супружеский долг и уходил к Цецилии. Сыну его любовницы уже исполнился год. После неустанных молитв Святой Деве боль, причиняемая Лодовико, уже не казалась Беатриче такой нестерпимой. Впрочем, коротать ночи в одиночестве в широкой супружеской постели Беатриче так и не полюбила.

Беатриче знала, какой тип женщин нравится ее мужу. Знала и то, что не относится к этому типу. Она помнила, как смотрел Лодовико на цветущую грудь Изабеллы, однако ее крошечных сосков он почти не касался, даже когда они любили друг друга, если подобным возвышенным словосочетанием можно описать механический ритуал, который время от времени супруги совершали в темноте. Говорили, что Цецилия как две капли воды похожа на Изабеллу — женственная красавица с фонтаном золотых волос, большая почитательница литературы и искусства. Разве это справедливо — наделить одну из сестер достоинствами, к которым так влечет мужа другой? Лодовико делил свой досуг между ласками любовницы и перепиской с Изабеллой, и у него совершенно не оставалось времени для жены. Поэтому он и велел Галеаззу развлекать Беатриче.

Она скакала рядом с арагонской молчальницей, а Галеазз показывал восхищенной Бьянке, как его сокол Озирис хватает добычу. Птицы гомонили в ветвях старого дуба, листья трепетали, словно кто-то разворошил гнездо шипящих змей. Галеазз осторожно стянул кожаный колпак, который украшала крошечная буква «V» из темных сапфиров, обнажив лохматую умную головку птицы. Сокол, как на жердочке, восседал на белой перчатке Галеазза, но Беатриче видела — птица готова к охоте. Взгляд Озириса обратился к дереву, и сокол уже не сводил с него глаз.

— Смотри, Изабелла, Галеазз выпускает Озириса! — воскликнула Беатриче, снова пытаясь вовлечь кузину в развлечения.

Но Изабелла только кинула на сокола небрежный взгляд, а затем снова раздраженно уставилась на мужа.

Впрочем, герцогине не удалось испортить Беатриче одну из ее любимейших забав. Даже изящные грейхаунды и тявкающие спаниели насторожились, предчувствуя, что предстоит нечто увлекательное. Стая серых цапель взвилась из своего укрытия в воздух и направилась к озеру, что виднелось впереди. Беатриче знала, что аисты гнездятся на деревьях, и надеялась, что вместе со взрослыми особями в воздух не поднялись малыши. Как опытная охотница, она не одобряла убийства детенышей. Длинношеие птицы медленно и размашисто скользили по воздуху, не подозревая о грозящей опасности.

Галеазз слегка приподнял запястье. Большего не потребовалось — Озирис взмыл ввысь. Пажи в костюмах, в которых сочетались темно-зеленые и бледно-зеленые цвета, устремились с собаками вперед. Всадники перешли на галоп. Беатриче перегнала мрачную кузину, которая методично охаживала лошадь хлыстом, затем Лодовико и его дочь, пока не оказалась рядом с Галеаззом. Озирис вцепился в длинную шею первой цапли. Тем временем еще четверо всадников сняли колпаки с голов своих птиц и отпустили их в небо. Не успел первый достичь стаи, а Озирис уже поразил свою жертву, камнем кинулся вниз, затем снова взмыл ввысь и бросился к следующей. Другие соколы тоже атаковали добычу. Птицы падали на землю, собаки устремлялись к ним. Чтобы не дать им разорвать добычу и сделать ее непригодной для приготовления в пищу, собачьи поводыри выливали из жестких кожаных мешков кровь, собранную на скотобойнях, в собачьи миски, а пажи тем временем подбирали птиц с земли. Дальнейшая судьба цапель не слишком заботила Изабеллу, хотя считалось, что тушенная с вином, чесноком и луком цапля весьма недурна на вкус.

От созерцания убийства сердце Беатриче бешено стучало. Серые перья падали с небес, касаясь ее лба, носа и плеч. Соколы убили столько цапель, что несколько мгновений казалось, будто с неба сыплется перьевой дождь. Длинные, безжизненные конечности птиц болтались, словно бахрома, в руках пажей, хватавших цапель за окровавленные шеи.

Озирис вернулся к хозяину, который предложил своей нареченной посадить сокола на ее узкое, затянутое перчаткой запястье. Правое крыло Озириса кровоточило, он потерял много перьев. Наконец Бьянка Джованна позволила соколу усесться на своем запястье и принялась нашептывать ему ласковые слова, пока Галеазз надевал на голову птицы колпак.

Беатриче обожала Бьянку и с радостью смотрела, как нежен со своей нареченной Галеазз. Их отношения напоминали Беатриче Франческо и Изабеллу до свадьбы. Почему муж Беатриче влюблен в другую? И не в одну, а, если уж быть откровенной, в двух женщин.

Разве не видела Беатриче, как Лодовико не сводит глаз с лебедей, подаренных Изабеллой? Беатриче была превосходной лучницей, и ей ничего не стоило двумя меткими выстрелами поразить этих изящных белых птиц. Если бы только они не были так прекрасны! Она могла бы спустить на них самых безжалостных соколов и смотреть, как лебеди испускают последний жалобный крик. Пусть лебеди и глупы, но они защищают друг друга с исключительной отвагой. По крайней мере, это будет честная битва, совсем непохожая на ту, которую ей приходится вести с Цецилией Галлерани и собственной сестрой.

Беатриче казалось, что Франческо тоже догадывается обо всем. Лодовико без устали приглашал Изабеллу в Милан, якобы ради Беатриче, хотя не считал нужным даже посоветоваться с ней по этому поводу. Франческо в ответ приводил бесчисленные резоны, почему его жена должна оставаться в Мантуе. Сначала он сам уезжал в Болонью на свадьбу брата Джованни, который сочетался браком с Лаурой Бентивольо, и в Мантуе должен был остаться кто-то, кому Франческо мог доверить государственные дела и заботы. Затем Франческо собрался в Урбино, чтобы навестить сестру Элизабетту. Беатриче была уверена, что Франческо специально искал предлоги, чтобы не пускать Изабеллу в Милан. Вернувшись домой, муж Изабеллы заболел непонятной болезнью и настоял, чтобы жена ухаживала за ним. При миланском дворе болтали, что Франческо не устает напоминать жене, что они «не так богаты, как эти Сфорца» и не могут себе позволить путешествовать с пышностью, к которой привыкла Изабелла. Обычно старшая из сестер д'Эсте выезжала в сопровождении сотен слуг, полностью обновив гардероб, чтобы ни в чем не уступать младшей. В последнее время сплетники болтали, будто Изабелла заявила Франческо, что если он не позволит ей заказать себе новый гардероб, она явится в гости к сестре в одной сорочке.

Наконец недовольство Лодовико проявилось в скандальном поступке. Он в сердцах отменил все турниры и увеселения, которыми собирались отметить рождение сына герцога и герцогини миланских — маленького графа Павии. Изабелла Арагонская, считавшая, что ее сыну нанесли оскорбление, была в ярости. Она писала грозные письма родным в Неаполь, требуя, чтобы Лодовико лишили регентства. Беатриче узнала эти подробности от болтливых секретарей. Говорили, что родственники Изабеллы и рады были бы прислушаться к ее гневным просьбам, если бы не Джан. По своему скудоумию и любви к крепким напиткам он был не только неспособен управлять таким городом-государством, как Милан, но и вряд ли довел бы до водопоя собственную лошадь.

В это мгновение Джан вновь чуть не свалился с лошади, пытаясь ущипнуть своего любимчика за небритую щеку. Что ж, по крайней мере, Беатриче приходится соперничать с двумя прекрасными и образованными женщинами, а не с деревенским увальнем с длинными нескладными конечностями, не умеющим ни читать, ни писать.

Слуги снова подсадили Джана в седло, и Лодовико протянул ему фляжку с вином. Беатриче наблюдала, как глаза Изабеллы стрельнули в Il Moro, словно язык ядовитой кобры. Кровь бросилась Изабелле в лицо, покраснели даже шея и грудь, высоко поднятая корсажем платья. Герцогиня судорожно задышала. Беатриче знала, что Изабелла обвиняет Лодовико в плачевном состоянии мужа. Но что оставалось делать Лодовико? Отдать Милан в руки полоумного пьяницы, ничего не смыслящего в государственном правлении? Безропотно подарить город первому встречному, который без труда свергнет глупого мальчишку?

Беатриче знала, что Лодовико любит власть, однако даже она считала, что ее муж относится к этому недалекому юнцу с большим терпением, чем тот заслуживает. Другой правитель на его месте давно бы уже покончил с бедным Джаном. Итальянская история полна подобных примеров. Даже ее собственный отец пытался отравить своего племянника Никколо, который замышлял заговор против герцога Эрколя. Сторонники Никколо потерпели поражение, и Эрколь велел отрубить им головы. И никто после этого не стал меньше уважать ее отца, напротив, влияние герцога еще больше возросло. Эрколь вместе со своей супругой Леонорой и детьми благоденствовали, а не гнили в гробнице феррарского собора, как множество благородных семейств, не сумевших за себя постоять. После того как герцог Эрколь покарал мятежников, улицы Феррары огласились приветственными криками: «Алмазный! Алмазный! Да здравствует Эрколь!» Тогда горожане и дали герцогу его второе прозвище — Северный Ветер — за холодную решимость, с которой Эрколь спас их землю от кровавой междоусобицы.

Однако краса Арагона не разделяла чувств Беатриче к Лодовико. Она не желала признавать, что, взяв власть в свои руки, Лодовико спас Милан от разрушения, к которому неминуемо привел бы город беспомощный Джан Галеаццо.

Подхлестнув лошадь, Изабелла Арагонская вплотную приблизилась к Беатриче.

— Поехали со мной, кузина, — прошипела она. Это была не просьба, а скорее приказ. — Здесь неподалеку есть прелестный пруд, где наши лошади смогут утолить жажду.

Беатриче не желала выслушивать гневные тирады Изабеллы, но последовала за ней, негодуя на собственную безропотность. Она позволила Изабелле увлечь себя на узкую тропинку, где чертополох тут же вцепился в вуаль и лошадиные бока. Наконец они достигли пруда — грязной лужи с гниющим мусором.

— Отвратительно! — возмутилась Беатриче. — Я не позволю Драго пить эту гадость!

— Удивительно! Природные явления вас возмущают, тогда как деяния вашего мужа оставляют равнодушной!

— Не знаю, о чем вы.

Беатриче развернула Драго назад — подальше от зловонного пруда и ядовитых слов, слетавших с губ герцогини.

— Разве вы не видите, что Лодовико намеренно спаивает моего мужа, чтобы и дальше узурпировать его власть?

Беатриче молчала, хотя ей хотелось возразить Изабелле, что, если бы Джан захотел управлять своим герцогством, он мог бы вступить во владение Миланом еще два года назад, когда достиг совершеннолетия.

— Лодовико всех нас предал, — продолжала Изабелла.

Беатриче молчала. Возможно, стоит дать кузине возможность выговориться?

— Вы же не станете утверждать, будто не знаете о том, что Лодовико везде появляется с Цецилией Галлерани, словно с законной женой? Неужели вам не хотелось бы сопровождать своего мужа, вместо того чтобы сидеть взаперти в замке, как неразумному ребенку?

Беатриче знала, что по ночам Лодовико посещает Цецилию, но она и не подозревала, что он появляется с ней на публике! Вонзить бы шпоры в бока Драго и умчаться подальше от этого зловещего пруда… Увы, она не могла сдвинуться с места.

— Думаете, люди не спрашивают себя, отчего Лодовико так беззастенчиво выставляет любовницу и своего ублюдка на обозрение всему городу?

Беатриче развернула Драго. Вуаль зацепилась за куст боярышника. Головной убор съехал набок. Беатриче раздраженно сорвала украшение.

— Мы поссоримся, кузина, если вы будете настраивать меня против мужа, пересказывая все эти сплетни.

— Какие сплетни, кузина? Это чистая правда! Мы с вами — самые обездоленные, самые несчастные женщины во всем королевстве! — Изабелла Арагонская надвинула украшение в виде рога на лоб. — Не стоит бодаться, Беатриче. Вместе мы могли бы побороться за наше будущее и за будущее Италии!

Беатриче молчала. Отец учил ее, что только глупцы распускают языки, а умный держит язык за зубами.

— Разве вы не знаете, что ваш муж сговаривается с французским королем Карлом против вашего деда? — спросила Изабелла, многозначительно понизив голос. — Всем известно, что французам нужен Неаполь. Лодовико считает, что, если он поможет французам захватить Неаполь, Карл сделает его миланским герцогом. Вы понимаете, что будет в таком случае со мной и моим мужем? Лодовико отправит нас в изгнание или просто прикажет убить во сне. Только подумайте, Беатриче, ваш муж задумал сместить вашего деда, короля Ферранте! Неужели вы этого хотите?

— Это просто нелепо. Я вам не верю.

Несмотря на гордый ответ, в голове Беатриче вертелась фраза Лодовико, обещавшего ей, что вскоре она станет лучшей подругой французской королевы, если, конечно, все пойдет по плану. Теперь, в свете обвинений Изабеллы, слова Лодовико звучали совсем по-иному.

— Беатриче, станьте моей союзницей, — продолжала Изабелла. — Ферранте любит нас. Если он узнает, что обе его внучки страдают от унижений, причиняемых мужьями, он пошлет армию, чтобы нас освободить. Мы происходим из самых знатных европейских семей — Арагон и Эсте. Мы родные по крови, Беатриче. А Лодовико? Сын простого наемника, сумевшего присвоить власть в нужное время! Мы отплатим ему за то, что он втоптал наши имена в грязь!

— Я должна подумать, кузина, — пробормотала Беатриче, стараясь не встречаться взглядом с гневными глазами Изабеллы.

Теперь Беатриче по-настоящему боялась их обоих — и мужа, и кузину, причем не знала, от кого ждать большей беды. В глазах Изабеллы застыла ненависть, а голос был исполнен такой злобы, что Беатриче поневоле задумалась, не способна ли кузина убить ее, Беатриче, если она откажется ей помогать. Неужели Лодовико действительно так далеко зашел в своих планах?

Словно отвечая на невысказанный вопрос, Изабелла промолвила:

— Лодовико Сфорца будет союзником самого дьявола, если это поможет ему стать миланским герцогом. Он с легкостью предаст вас, вашу семью, меня, моего мужа, да кого угодно, лишь бы удовлетворить свое честолюбие!

Беатриче не могла больше смотреть на кузину.

— Говорю вам, мне нужно подумать.

— Думайте, пока можете. — Слова Изабеллы, словно жужжащие злобные мухи, влетали в уши Беатриче, ища места побольнее, чтобы ужалить. — Если Лодовико объединится с французами против Неаполя, что будет с вами? Неужели вы никогда не задумывались над этим? Так послушайте меня: вас отошлют обратно к отцу, а французская невеста, выбранная Карлом, заберется в вашу еще теплую постель. И то, если раньше Лодовико не накормит вас какой-нибудь отравой!

Беатриче хотелось сказать, что Лодовико никогда не сделает этого, но вряд ли кузина была настроена слушать. Беатриче ничего не ответила Изабелле; с силой вдавив шпоры в бока коня и вытянувшись, словно неуклюжий птенец, задумавший взлететь, она рванулась назад, на звуки охоты.

Мысли проносились в голове, словно ветер, заставляя сердце биться чаще. Беатриче чувствовала, что готова взорваться изнутри. Она не могла, не хотела думать о том, что услышала от Изабеллы Арагонской.

Всадница скакала во весь опор по узкой тропе, но звуки, которые издавали охотники, удалялись быстрее. Наконец Беатриче выехала на поляну и увидела, что Лодовико, Галеазз и еще несколько охотников гонят по лугу стаю бурых волков, а дамы расположились под небольшим зеленым шатром, который защищал их от солнечных лучей.

Беатриче пришпорила Драго, устремляясь напрямую к охотникам. Лошади и собаки прижимали волков к реке. Гончие лаяли, как безумные, а волки — Изабелла насчитала семерых — злобно выли в ответ. Охотники кричали пажам, чтобы те несли луки и копья.

Лодовико улыбнулся, увидев, как Беатриче во весь опор несется через луг. Он поднял руку, призывая ее остановиться, однако Беатриче продолжала галоп, чуть не сбив с ног пажа, который натягивал тетиву лука из темного дерева.

— Стреляй! — крикнула Беатриче пажу, но испуганный юнец словно врос в землю.

Беатриче объехала пажа, наклонилась вправо и, почти не сознавая, что делает, выхватила лук из его рук.

В считанные секунды она нашла цель — самого крупного зверя, который уставился на нее с ледяной злобой в глазах. Беатриче показалось, что на короткое мгновение в глазах волка отразился окружающий пейзаж. Зверь взвыл. Драго испуганно отпрянул. Галеазз выстрелил, и один из волков упал на землю. Стая взвыла еще яростнее. Беатриче чуть не обезумела от этого слитного хора. Пора заставить умолкнуть по крайней мере одного волка, пора прервать эти душераздирающие завывания. Чтобы удержать равновесие, Беатриче крепко прижала ноги к бокам Драго и выпустила стрелу. Она сразу поняла, что это был не самый лучший ее выстрел. Беатриче поразила зверя в верхнюю часть грудины. От ярости и боли волк подпрыгнул вверх и вцепился в шею Драго. Конь опрокинулся на землю, передние копыта взмыли над головой, словно Драго исполнял сложный акробатический трюк. Беатриче почувствовала, что выскальзывает из седла. Словно сокол, она рванулась вверх. Драго взбрыкивал передними копытами, пытаясь разжать волчью хватку. Беатриче видела, как на шерсти зверя блестит кровь. Вечернее небо синело лазурью, лавандового цвета почки свисали, словно драгоценные камни, с веток глицинии. Последнее, что успела увидеть Беатриче, был ужас, застывший в глазах Лодовико. Руки его застыли в жесте отчаяния, словно у древнего оратора. Наверное, она даже вскрикнула: «Нет!», затем тело стукнулось оземь, и свет померк в глазах Беатриче.

Нежное щебетание прервало тишину. Вот и утро, решила Беатриче. Открывать глаза не хотелось. Лоб холодила влажная ткань, тело покоилось под тяжелым одеялом. Наверное, она в Неаполе, и нянька укрыла ее от ночной прохлады. А почему на лбу влажная тряпка? Разве у нее лихорадка? Теперь нянька будет бранить ее за то, что она выезжала верхом без плаща, а день выдался прохладный. Беатриче вспомнила конные прогулки по ветреному берегу залива и короткие частые простуды, которые считала невысокой платой за безумные танцы со свежим океанским бризом. На лоб легла незнакомая тяжелая рука.

— Беатриче? — Мужской голос перекрыл щебет птиц. — Ты слышишь, милая женушка?

Беатриче открыла глаза. Лицо мужа было в дюйме от ее лица, а взгляд так напряжен, словно Беатриче воскресла из мертвых. Испугавшись его близости и озабоченного взгляда, она отпрянула. Голова упала на подушку. Память медленно возвращалась: ужасный разговор с Изабеллой на берегу стоячего пруда, оскаленная волчья пасть, кровь, вопли боли, Драго, взвившийся на дыбы, словно безумный танцор, и подбросивший ее в воздух. Беатриче поморщилась. Выходит, они отнесли ее во дворец Виджевано. Ей захотелось снова закрыть глаза, так душили гнев и унижение.

— Болит? — спросил Лодовико. — Доктор сказал, что кости не сломаны и череп цел.

Беатриче выдавила слабую улыбку и отвернулась. Почему он смотрит с такой заботой, если на самом деле собирается заменить ее своей французской невестой или даже отравить? Заботливость Лодовико удивила бы Беатриче, даже не наслушайся она злобных обвинений Изабеллы. Неужели он действительно успел привязаться к ней?

Ставни были открыты, шторы подняты. Беатриче смотрела, как солнце завершает свое дневное путешествие. Небо стало багровым, и в комнате потемнело. Кто-то зажег маленькую лампу. Лодовико возвел глаза к небесам, по-латыни — на языке, угодном Создателю, — благодаря Бога за то, что он не забрал его маленькую женушку, а вернул «к тому, кто любит ее больше всех на свете».

Рядом с постелью Беатриче возник Галеазз. В руках он держал позолоченную клетку, в которой сидел маленький красный зяблик. Галеазз опустил клетку ниже, чтобы Беатриче увидела, как трепещут алые крылья.

— Я говорил, что пение птиц вернет вас обратно.

Он улыбнулся, белоснежные зубы сверкнули в темноте комнаты.

— Мадонна Беатриче, вы должны кое-что рассказать нам, — раздался холодный и неприятный голос.

Астролог Лодовико мессир Амброджо выступил из тени. Беатриче его не жаловала. Мессир Амброджо был тощ, как и ее отец, но худоба астролога заставляла гадать, не набита ли его утроба червями, которые поглощают все, что он проглатывает. Беатриче никогда не понимала, почему Лодовико доверяет этому человеку.

— Отойдите, сударь, вы загородили мне солнце.

Беатриче сказала именно то, что хотела сказать. Наверное, от падения с лошади и удара о землю в голове у нее все перемешалось. От сознания своей дерзости Беатриче чуть не прыснула от смеха. За спиной астролога Лодовико с Галеаззом ухмыльнулись.

— Смотри-ка, кто здесь, — сказал Лодовико.

Просунув руку ей под шею, он помог Беатриче сесть. В комнату с дьявольским хохотом влетела Матильда и сделала стойку на руках. Карлица никогда не носила белья. Матильда поболтала ногами в воздухе, бесстыдно показывая свою волосатую промежность, затем радостно вскочила на ноги.

Беатриче слабо похлопала любимой карлице.

— Ты выздоровела, герцогиня, верно?

У Матильды на лице была написана та же озабоченность, какую чуть раньше Беатриче прочла в глазах Лодовико. Они оба вглядывались в Беатриче с таким напряжением, словно искали вшей в волосах у ребенка.

— Да, Матильда, я здорова. Ты можешь идти. Скажи дворецкому, что я велю ему выдать тебе бутылку красного вина из погреба. Лучшего вина, которое мы недавно получили из Остерии.

Демонстрируя свою радость, Матильда выкатилась из комнаты кувырком, показывая господам голый зад и кудахтая, как курица.

Галеазз поставил клетку на столик, опустился на колени у постели Беатриче и взял ее руку в свою.

— Вы самая храбрая женщина на свете. Вы были великолепны. Мы сделаем из этого волка чучело. Прекрасный трофей!

— А Драго?

— Повреждения неглубокие, — отвечал Лодовико. — Дикому зверю не одолеть такого коня. Сейчас он в конюшне, а его раны смазали целебной мазью.

— Я приготовил для ее милости сонный порошок, — провозгласил мессир Амброджо.

— Нет, теперь, когда я проснулась, я собираюсь бодрствовать так долго, как смогу, — сказала Беатриче.

— Но ее милости нужен отдых…

Беатриче перебила астролога:

— Господа, если вы не возражаете, я хотела бы остаться наедине с мужем.

Галеазз несколько раз поцеловал руку Беатриче, прижимая ее к лицу. Ни сказав больше ни слова, он улыбнулся и вышел вон. Астролог остался на месте. Оглох он, что ли? Или голос Беатриче стал таким слабым и неразборчивым? Она вежливо подождала еще несколько секунд, затем спросила:

— Разве вы мой муж, сударь?

— Ваша милость нездорова или вы изволите шутить?

— Я прошу вас уйти.

Мессир Амброджо замер, возмущенный ее приказом, затем повернулся к Лодовико. Тот кивком головы дал ему понять, что пока не нуждается в услугах астролога. Возмущенно стуча каблуками по плитам пола, мессир Амброджо без дальнейших пререканий покинул комнату.

— Вы заставили нас испугаться. — Лодовико снял повязку со лба Беатриче и поцеловал ее. — Хвала Господу, вы не пострадали!

Беатриче показалось, что слова Лодовико не начало долгого задушевного разговора, как хотелось ей, а прощальная фраза, небрежно брошенная перед уходом. В ней заклокотало возмущение. Неужели Цецилия Галлерани скрывается где-то во дворце Виджевано?

— Господин мой, — сказала Беатриче, — я хочу поведать вам свой страшный сон.

— Что за сон, дитя мое?

Дитя. Ничего, скоро он забудет о том, что некогда называл ее так.

— Мне снилось, ах, нет, это так страшно и удивительно, — начала Беатриче, пытаясь найти верный тон. — Мне снилось, что вы вступили в заговор с французским королем Карлом против моего деда Ферранте. Вы должны понять, что это причинило мне страшную боль, ведь я выросла при его дворе. Я знаю, многие его не любят, но я все детство провела, сидя у него на коленях и играя с его бородой. Ферранте обожает меня. В моем сне вы собирались воевать с Неаполем. Это привело в ярость мою кузину Изабеллу Арагонскую, и она предложила мне объединиться с ней и с домом Арагона, чтобы выступить против вас, моего собственного мужа!

Беатриче слегка улыбнулась, словно спрашивая Лодовико, ну не глупа ли эта Изабелла? Она ждала ответа. Лодовико мрачно смотрел на нее.

— И как же закончился ваш сон?

— Плохо, мой господин, по крайней мере для вас. В моем сне я приняла предложение Изабеллы. Вы же знаете, моя мать родом из дома Арагона, к тому же меня поддержала родная Феррара. Тогда и Мантуя не осталась в стороне. Однако самое печальное, что у Венеции появился повод напасть на Милан, ведь Франческо — командующий венецианской армии. Венецианцы вас не любят, мой господин, и уж это-то мне вовсе не приснилось!

Казалось, Лодовико заинтересовал ее детский лепет. Лодовико присел на постель и задумчиво спросил:

— Скажите, Беатриче, в чем состоял ваш план? Вы сбежали вместе с Изабеллой Арагонской в Неаполь?

— Ах нет, мой господин. Мы послали за неаполитанцами. Мой дядя Альфонсо скакал впереди армии, ведь всем известно, как он вас ненавидит. Нет, мы не оставили Милан — нас освободила неаполитанская армия! Они подошли с юга, а венецианцы под командованием Франческо при поддержке Феррары и Мантуи атаковали с востока. Вы не поверите, но мне снилось, будто бы, сидя на коне у стен замка, Франческо громко обвинял вас в том, что вы хотели отнять у него жену!

— Вряд ли Франческо стал бы вести себя так даже в вашем сне. — На лице Лодовико появилась тонкая улыбка, но глаза оставались серьезными.

— Он ужасно ревнив. Если мужчина просто заговаривает о его жене, причем гораздо реже, чем это делаете вы, Франческо воспринимает это как оскорбление! В любом случае, в моем сне Франческо не пришел вам на помощь, и неприятель захватил Милан!

Беатриче спокойно ждала. Понял ли Лодовико ее уловку? Следовало открыто обвинить мужа в сговоре с французами и тайной страсти к ее родной сестре, но она предпочла обходной маневр.

К ее удивлению, Лодовико не стал защищаться, а степенно возразил:

— Не стану отрицать, что ваша сестра часто прибегает к моим советам. Маркиз переложил на ее плечи управление Мантуей, а ведь Изабелле только восемнадцать!

— О, я прекрасно вас понимаю, мой господин. Я ни за что не позволила бы себе лишить сестру ваших мудрых советов! Однако мы не можем запретить Франческо думать иначе. Он глух к доводам рассудка, когда речь заходит о его жене!

— Я тоже слышал об этом, — вздохнул Лодовико. К удивлению Беатриче, в его тоне не было никакой издевки. — Что ж, сон действительно ужасный. А в конце вашего сна я, должно быть, умер?

— Не припомню, — уже более уверенно ответила Беатриче. Лодовико не рассмеялся ей в лицо, не прикрикнул на нее, не отослал в гневе прочь. — После того как армия захватила замок, вас отправили в изгнание. Город остался в руках Джана Галеаццо и Изабеллы Арагонской, а правителем стал мой дядя Альфонсо. Именно этого и добивалась Изабелла — избавиться от вас, а самой стать правящей герцогиней. Во сне она уверяла меня, что вы готовы вступить в сговор с самим дьяволом, чтобы стать миланским герцогом.

— Неужели вы поверили ей, Беатриче? Во сне или наяву?

Беатриче молчала. Когда на руках у тебя хороший, но не бесспорный расклад, рисковать стоит только в крайнем случае. Если противник пойдет ва-банк, ты можешь потерять все. Беатриче боялась, что Лодовико так и поступит, поэтому медлила и старательно подбирала слова.

— Нет, мой господин. Я знаю, что вы умны. Если бы вы действительно захотели стать законным правителем Милана, то прежде всего доверились бы жене. Раз этого не случилось, я не думаю, что вы хотите стать миланским герцогом. Не верю я в пустые сплетни. Мне кажется, вас вполне удовлетворяет место регента при Джане Галеаццо.

Слова, что слетали с губ Беатриче, удивляли ее саму. Откуда взялось это красноречие и смелость? Она смотрела на Лодовико, пытаясь прочесть его мысли.

— А если предположить, что я действительно хочу стать миланским герцогом? Для чего мне нужна жена-союзница?

— Потому что во всей Италии нет человека, который был бы предан вам больше, чем я. Многие вас уважают, многие боятся, но большинство с радостью будет наблюдать за вашим падением.

— Почему же вы не присоединитесь к ним?

— Я обещала отцу, что мой брак свяжет дома Эсте и Сфорца. Это мой долг перед семьей.

— Вы такая послушная дочь?

И тут маска упала с лица Беатриче. Она устала притворяться. Беатриче сжала ладони в кулачки и заколотила по кровати.

— Нет, мой господин, я не послушная дочь! Почему вы не хотите увидеть, что я люблю вас и хочу быть вашей любимой женой?

Беатриче закрыла руками горячее от стыда лицо и зарыдала. Пусть теперь смеется над ней, сколько захочет!

Вместо этого Лодовико обнял ее, так сильно сжал Беатриче, словно хотел сделать ей больно.

— Я вижу, я все вижу, — прошептал он. — Успокойся, маленькая. Сегодняшний день выбил тебя из колеи. Дурной сон расстроил. Ты должна поспать. Завтра утром ты на все посмотришь иначе.

Беатриче хотела возразить, что дело вовсе не в дурном сне, что она пошла на все это только из-за любви к нему, но Лодовико не дал ей возможности.

— Астролог говорит, что сегодня ночью расположение звезд благоприятно для зачатия наследника. Как раз в этом деле мне и нужен верный союзник. Сейчас отдохни, а ночью постарайся сделать все, чтобы зачать здорового сына.

Ну почему он опять ускользает от нее? Снова и снова Беатриче терпела поражение. Лодовико не боялся, что она вступит в сговор с Изабеллой Арагонской, он по-прежнему не хотел видеть в ней женщину, жену, союзника, а только бездушное приспособление для деторождения! Такой расклад Беатриче не устраивал.

— Завтра ничего не изменится, если вы не начнете относиться ко мне как к жене.

— У тебя ведь и так есть все, что пожелаешь! — воскликнул он.

— У меня есть все, кроме мужа. С таким же успехом я могла бы вернуться домой к отцу. Вы этого хотите? — Беатриче вытерла слезы и в упор взглянула на Лодовико. За несколько секунд она снова превратилась из хитроумного игрока в хнычущего ребенка, но уже не боялась смело бросать Лодовико в лицо гневные слова. — Вижу, что именно этого вы и добиваетесь! Завтра же я пошлю мессира Тротти к отцу с вестью о том, что Лодовико Сфорца не заботится о своей жене Беатриче д'Эсте! И можете сколько угодно сговариваться с вашими бесценными французами, пока они не предадут вас! Надеюсь, мой сон окажется явью. Тогда вы увидите, что потеряли, оттолкнув меня!

Беатриче попыталась подняться. После падения с лошади тело болело, однако она была юной и сильной и больше ни минуты не собиралась оставаться рядом с Лодовико! Не сводя с мужа глаз, Беатриче встала, но от резкого движения закружилась голова. Она пошатнулась, оперлась о кровать, потом, собрав волю в кулак, выпрямилась.

— Ваша милость, я вижу, вы решили отвесить мне поклон? Уверяю вас, я не хочу с вами враждовать, — произнес Лодовико.

— Вы снова смеетесь надо мною?

— Ни в коем случае. — Теперь он улыбался ей широко и открыто. В лице не было и следа насмешки. — Вы великолепны, Беатриче! Вы так храбры и отважны! Бесстрашная воительница и капризная барышня! Вы… о, я знаю, кто вы — вы моя маленькая амазонка!

Лодовико медленно поднялся и, обойдя кровать, взял руки Беатриче в свои. Она почувствовала головокружение и прислонилась к нему, чтобы не упасть. Хорошо бы это мгновение никогда не кончалось…

— Что мы должны сделать, чтобы ваши дурные сны больше не возвращались?

Беатриче по-прежнему не доверяла Лодовико: действительно ли он хочет утешить ее или ведет хитрую политическую игру? Но сейчас ей было все равно. Главное, чтобы он научился любить ее.

Беатриче вцепилась в бархатный камзол и притянула мужа к себе.

— Падение с лошади растревожило мое лоно, Лодовико. К чему нам расчеты астрологов? Люби меня прямо сейчас. Тебе не нужна другая. Я — твоя жена. Обещаю, что любая женщина, которая захочет занять мое место, тут же вылетит из дворца! Иначе я немедленно отправляюсь в Феррару, в Неаполь, да куда угодно, лишь бы не испытывать больше этих унижений!

— Но, моя дорогая…

— Ничего не говори, Лодовико. Мы не оставим твоих детей. Видит бог, мой отец всегда был добр к своим внебрачным сыновьям. Но я не потерплю в доме другую женщину! Если она все еще будет оставаться в замке к нашему возвращению, я отправлюсь сначала к своей кузине, затем к Франческо в Мантую, а после вернусь в Феррару к отцу. И не дай бог вам увидеть, во что выльется гнев герцога Эрколя, мстящего за бесчестье любимой дочери!

Беатриче передвигалась по городским улицам в новом экипаже, изготовленном для нее по заказу Лодовико. Превосходное тяжелое дерево он велел покрыть по краям позолотой. Легкий навес, цвет которого Беатриче меняла каждый день в тон платью, защищал лицо от сентябрьского солнца.

Когда Беатриче думала о том, как изменилась ее жизнь за это короткое лето, ей хотелось петь. Не тихо и слитно, как поют в церквях и дворцах, а громко и непристойно, как орут карлики во время ночных попоек. Беатриче жаждала сбросить с себя тяжелые одежды и голой, как Матильда, пройтись колесом, бесстыдно показывая первым встречным свой зад в ямочках. Иногда Беатриче казалось, что ее маленькое тело не выдержит груза счастья, которое свалилось на нее так нежданно.

Беатриче рискнула и одержала победу. Как бы ни угрожала она Лодовико, меньше всего на свете ей хотелось оставить мужа и вернуться к отцу, который отшлепал бы ее, словно ребенка, и отослал в монастырь.

Хвала Господу, Лодовико об этом даже не догадывался!

Вместо того чтобы рассердиться, Лодовико растрогался. Больше всего на свете мужчины любят, когда ими восхищаются, твердила Беатриче мать, и теперь дочь убедилась в справедливости этого суждения. В тот вечер, с невысохшими на щеках слезами, едва держась на ногах от боли в спине, Беатриче вцепилась в камзол Лодовико и потянула его на кровать. Покрывая лицо мужа лихорадочными поцелуями, яростно орудуя языком у него во рту и ощущая, как внутри все сладко замирает, она взобралась на Лодовико сверху. Внезапно Беатриче пришла в голову присказка, которую любила повторять Матильда, — присказка, которая неизменно заставляла Беатриче стыдливо опускать глаза. «Скачи на муже, как на коне, и все, что желаешь, получишь сполна». Раньше Беатриче только смущалась, особенно не задумываясь над словами карлицы. Теперь, чувствуя, как возбуждение Лодовико нарастает, Беатриче решила проверить мудрость старой присказки. Никто так не разбирался в любовной науке и не отдавался с такой страстью любовным утехам, как маленький народец.

С глаз Беатриче словно упала пелена. Мужчины и женщины без конца говорили, писали, пели и мечтали о любовном наслаждении, но впервые Беатриче осознала его власть. Она без стыда разделась перед Лодовико и заставила его последовать своему примеру. Затем Беатриче взобралась на мужа сверху и немедленно ощутила, как его возбужденный пенис скользнул в ее увлажнившуюся щель.

— Бархат, — простонал Лодовико, возбудив Беатриче еще сильнее.

Она вспомнила Матильду, вспомнила Драго и теплые весенние деньки за городом — и пустилась в легкий галоп. Сначала Беатриче двигалась медленно и неуверенно, затем, отбросив осторожность, понеслась вскачь. Ей уже не было дела, кто под ней — человек или конь. Внезапно Беатриче почувствовала: еще мгновение, и внутри ее что-то взорвется. Вместо того чтобы испугаться, она задвигалась еще быстрее, желая приблизить неминуемую развязку. И вот наконец это случилось — взмокшая от пота Беатриче громко вскрикнула. Не тот ли это молитвенный экстаз, о котором толкуют монашки? Впрочем, вряд ли монашки достигают экстаза подобным способом.

Беатриче и Лодовико не расставались все лето. Они до изнеможения скакали верхом и охотились, исследуя каждую пядь парков Виджевано. Дичи было предостаточно: зайцы, олени и косули на земле, цапли и прочие речные птицы в облаках. Иногда они ловили с лодки рыбу: громадную макрель и маленьких пятнистых форелей. Лодовико не уставал восхищаться всем, что делала Беатриче: обучала Драго, натаскивала охотничьих собак, одной стрелой сражала наповал оленя-самца. Его до колик смешили шутки и проказы молодой жены. Лодовико задаривал Беатриче подарками. Он преподнес ей жемчужные сережки, четки с большим алмазным крестом, молодую кобылу из конюшен Франческо Гонзаги — будущую подругу Драго. Когда Галеазз попытался похитить Беатриче на соколиную охоту, Лодовико посоветовал ему уделять больше внимания своей нареченной, а его жену оставить в покое. Сказано было в шутку, но юная Бьянка Джованна так смутилась, что ей пришлось спрятать зардевшееся личико в ладонях. Тем не менее Беатриче видела, что Лодовико серьезен, как никогда: от Галеазза больше не требовалось ухаживать за Беатриче, отвлекая ее внимание от любовницы Il Moro.

Когда за неделю до возвращения Лодовико заторопился в Милан, объяснив, что должен разобраться «с делами, не терпящими отлагательства», Беатриче встревожилась. Однако, вернувшись домой, она узнала от слуг, что Цецилия Галлерани вместе с сыном Чезаре переехала в палаццо неподалеку от собора Дуомо. Говорили также, что Лодовико собирается выдать Цецилию за графа Бергамини — одного из своих самых преданных сторонников. Свадьба была назначена на следующий месяц.

Беатриче направлялась в мастерскую magistro. Лодовико пожелал, чтобы художник нарисовал ее портрет. Сначала Беатриче заявила, что не станет позировать Леонардо. И вовсе не из-за слов Изабеллы — она не боялась сравнения с любовницей Лодовико, ведь художник рисовал Цецилию в те времена, когда Беатриче была еще непослушной крохой. Правда заключалась в том, что в присутствии magistro Беатриче чувствовала себя не в своей тарелке. Ей казалось, что, если художник нарисует ее портрет, безмерному счастью придет конец. Она не понимала, откуда у нее взялись подобные предрассудки. В этой идее не было никакого смысла, к тому же Беатриче не хотелось обижать Лодовико. Для того чтобы magistro смог запечатлеть его жену «в расцвете юности и красоты», как выражался Лодовико, он готов был разрешить художнику отложить работу над конной статуей. Поэтому Беатриче и согласилась нанести magistro визит — она должна была понять, готова ли позировать Леонардо.

Войдя во двор замка, Беатриче увидела, что художник не слишком продвинулся в своих трудах. Гигантские части статуи по-прежнему громоздились в разных концах двора. Беатриче пугала громадная голова и лошадиные ноги, стоявшие прямо, ожидая, когда magistro соединит детали в единое целое. Она вспомнила разговоры о том, что Леонардо нравилось препарировать трупы перед зрителями. Чего можно ждать от человека, который любит копаться в человеческих внутренностях? Беатриче неслышно проскользнула в открытую дверь мастерской. Подмастерья молча трудились над картинами. Двое завершали портреты благородных жителей Милана. Леонардо набрасывал основные черты, затем отдавал полотна для доработки подмастерьям. Беатриче знала, что если Леонардо возьмется писать ее портрет, то не станет поручать работу ученикам. Из уважения к своему господину и покровителю Леонардо, скорее всего, сам закончит портрет Беатриче. А вот богатый торговец, желающий заказать льстивое изображение дочери-невесты или жены в дорогом ожерелье, вряд ли может рассчитывать на то, что художник будет трудиться над картиной от начала до конца. В лучшем случае заказчики могли надеяться на несколько торопливых завершающих мазков, сделанных рукою мастера.

Беатриче рассматривала картины на стенах мастерской. В основном на них были изображены уроды и калеки. Почему мастер отдавал предпочтение отклонениям от нормы, хотя был способен создать совершенную красоту? Калеки, слепцы и старики с изъеденными страшными болезнями лицами — уж не с мертвых ли рисовал художник эти портреты? Беатриче заметила закономерность в том, как Леонардо велел развесить по стенам картины. Рядом с рисунками морщинистых стариков висели изображения прекрасных юношей в расцвете сил. Контраст вызывал почти отвращение. Размещение картин, очевидно, преследовало определенную цель. Художник будто спрашивал: какая польза в подобной красоте? Совсем скоро юность поблекнет, а красота разрушится. Леонардо словно затеял шутливый спор с самим Господом о несправедливом устройстве этого мира. Беатриче это не нравилось — ей казалось, что художник подвергает сомнению божественный порядок, не желая соглашаться с судьбой, предназначенной Создателем человеку.

Леонардо сидел на низком табурете, склонясь над рисунком, которого Беатриче видеть не могла. Художник был полностью поглощен работой. Над рабочим столом Леонардо Беатриче заметила написанный каллиграфическим шрифтом девиз: «Упорство до конца».

Юноши трудились усердно, молча и сосредоточенно — подражая учителю и в этом. Беатриче слышала даже дыхание подмастерьев, склонившихся с угольными карандашами над бумагой, и шелест, с которым они обмакивали кисти в краску. Перед Леонардо стояла статуя Леды, вероятно, античных времен. Лодовико приобрел ее в римском поместье одного недавно умершего кардинала. С тех пор как Изабелла прислала ему в подарок лебедей, Лодовико стал одержим этими птицами. Беатриче слышала, что муж велел Леонардо очистить и отполировать статую. Однако художник еще не исполнил веление своего господина — статуя стояла перед ним грязная и покрытая птичьим пометом. Леонардо то бросал пристальный взгляд на Леду, то снова склонялся к бумаге.

— Сударь! — наконец не выдержала Беатриче.

Леонардо обернулся. Он тут же поднялся на ноги и поклонился.

— Ваша милость, весьма польщен.

— Что вы рисуете? — спросила Беатриче.

Вряд ли мужа обрадует известие о том, что Леонардо не торопится завершать работу над конной статуей.

Рисунок поразил ее. Он был гораздо непристойнее, чем античная статуя. Обнаженная Леда обладала пышными формами. Лебедь был огромен, ростом со свою возлюбленную. Он окружал ее роскошными белыми крыльями, словно мужчина, обнимающий женщину и никому не желающий уступать свою собственность. Круглые бедра Леды идеально совпадали с изгибом крыльев, вяло свисавших книзу. Раньше Беатриче не понимала, что эротичного может быть в совокуплении с птицей, но рисунок Леонардо смутил ее. Женщина робко отворачивалась от лебедя, словно стесняясь того, что произошло между ними. Она казалась зачарованной. Беатриче почувствовала, как краснеют щеки. Выражение лица Леды живо напомнило ей саму себя — совсем недавно на ее лице было написано такое же наслаждение.

— А, лебеди… — Беатриче пыталась сказать что-нибудь безобидное. — Муж очарован этими созданиями. Уверена, если вы решите написать картину, то не вызовете его неудовольствия.

— Он уже заказал ее мне, — отвечал Леонардо.

Художник отложил уголь и весьма манерно взмахнул руками. Юный подмастерье заспешил к нему, держа в руках чашу с водой и кусочком лимона, чтобы учитель смог стереть уголь с длинных изящных пальцев.

— Неужели?

Впервые за несколько месяцев Беатриче ощутила укол ревности. Имела ли новая страсть Лодовико отношение к его недавней одержимости ее старшей сестрой?

— Как вы думаете, ему понравится? — спросил художник.

— Он прекрасен. Я говорю о лебеде.

— О да, разумеется. Неудивительно, что Зевс воспользовался обликом лебедя, чтобы соблазнить Леду. Очарованию этой птицы нельзя противиться. Невозможно разгадать его истинные намерения, ведь лебедь выглядит таким невинным. Я бы не стал доверять ему, — добавил художник шепотом.

— А женщине?

— Вы только посмотрите на нее. Ей все равно. Она поглощена наслаждением.

Беатриче возмутилась подобной оценкой. Ей не понравились также слова magistro о двуличии прекрасных птиц. Неужели Изабелла, преподнеся в дар Лодовико лебедей, к которым он так привязался, сделала это с неким тайным умыслом?

— Разве может лебедь быть нечестным созданием? Вспомните историю о том, как охотник похитил перья красавицы-лебедя и тогда она превратилась в женщину и стала его женой? Лебеди безупречны, потому что прекрасны!

— А затем она оставила влюбленного в нее охотника, как только представился случай! Все это детские сказки. Есть совсем другие истории. Я наблюдал этих птиц. Они приковывают взгляд изяществом и красотой, но если потревожить их, лебеди тут же бросаются в атаку. Что можно сказать о таких ненадежных созданиях?

— А разве вы не слышали истории о том, что лебедь, увидев свое отражение в пруду и поняв, что должен умереть, утешает сородичей, прося их не оплакивать его уход?

— Вы считаете, что эти создания природы так же глупы, как мы, люди? — мягко спросил художник. На лице его появилась легкая печальная улыбка. — Лебедь знает, когда придет его час, знает, что все в этом мире не вечно. Этот непреложный закон ускользает только от человеческого разума! Люди задумываются о нем только тогда, когда их жизнь разрушают силы, превосходящие их понимание.

— Вы хотите сказать, что Господь создает нас и он же нас разрушает?

Беатриче старалась, чтобы голос не звучал раздраженно. Ах, если бы тут оказалась Изабелла, она наверняка помогла бы ей выпутаться из этого спора. Уж она бы нашла достойный ответ!

— Нет, ваша милость. Я хотел лишь сказать, что ничто в этом мире не вечно. Все вокруг столь же мимолетно, как и наши чувства. Только способность человека видеть окружающее в розовом свете не позволяет ему это осознать.

Беатриче давно уже хотелось сменить тему. Пребывание в мастерской Леонардо угнетало ее, а от разговоров о лебедях и бессмертии Беатриче и вовсе стало не по себе. Она никогда не любила рассуждений об отвлеченных материях и теперь испытывала легкое головокружение.

— Какие мрачные мысли, сударь, — собравшись с мыслями, отвечала она. — Разве можно сохранять присутствие духа, постоянно размышляя о подобных материях? Да, со временем человек становится прахом, но после себя он оставляет на этой земле след. Разве творения Гомера, сокровища Греции и Рима не доказывают это?

— Ваша милость, простите мою грубость, но оставить след способны очень немногие. Обычно люди оставляют после себя только свои испражнения. — Наверное, Леонардо смутило потрясенное выражение на лице Беатриче, поэтому он поспешно добавил: — Впрочем, вы и герцог, известные своей щедростью, составляете исключение из правил.

— А как же прекрасные творения искусства? — мягко возразила Беатриче.

— Краска осыпается с полотен, как кожа сползает с костей. Человечеству свойственно уничтожать собственные творения, а об уцелевшем позаботится время. Если хоть что-то уцелеет.

Беатриче отвернулась, но созерцание Леды и других рисунков magistro не вернуло ей душевного равновесия.

— Наверное, вы пришли, чтобы позировать мне? — прервал Леонардо тщетные попытки гостьи найти успокоение для глаз на стенах своей мастерской.

— Да, — глухо ответила она.

На самом деле Беатриче хотелось бежать. Если репутация художника оправданна, вряд ли он отыщет время, чтобы написать ее портрет.

— Сначала вы, затем ваша сестра, прославленная маркиза мантуанская. Прошу вас, объясните ей, что сам я не беру заказов, хотя меня глубоко трогают ее письма. Я жду указаний вашего мужа. Мне известно, что он согласился удовлетворить просьбу маркизы только после того, как я нарисую ваш портрет, что представляется мне единственно верным шагом.

Комната завращалась перед глазами Беатриче. Так вот в чем дело! Лодовико и Изабелла скрывали от Беатриче свои истинные намерения, a magistro неожиданно выдал их. На самом деле Лодовико вовсе не хотел, чтобы художник нарисовал Беатриче, но не мог же он так явно оказать предпочтение ее сестре! Что ж, какими бы изощренными игроками ни были эти двое, тайное со временем всегда становится явным.

На смену гневу пришла решимость. Беатриче поборола тошноту. Посмотрев вниз, она с удивлением заметила на ногах художника изящные замшевые туфли с пряжками. Беатриче чуть не прыснула от смеха. Внезапно она осознала, какую силу дает знание тайных мотивов, что движут людскими поступками.

— Спасибо, что показали мне рисунки, — сказала Беатриче, смело встречая пристальный взгляд magistro. — Я дам вам знать, когда буду готова позировать.

Казалось, Леонардо удивился, что гостья так быстро покидает мастерскую. Они ведь еще не обсудили детали будущей картины!

Беатриче искренне не понимала, почему художник так смущал ее, ведь у него были такие добрые глаза! Одно она знала твердо: никто и никогда не заставит ее переступить порог его мастерской.

Лодовико ждал ее на легкий ужин. Когда Беатриче вошла, он невинно улыбнулся и уселся за стол напротив жены.

— И ни единого поцелуя своему мужу и господину? — спросил Лодовико.

Его темные глаза сверкнули в пламени свечей.

Беатриче встала и небрежно поцеловала его в щеку.

— Ну и как тебе magistro? Выбрала время позировать?

Беатриче сделала честное лицо.

— Нет, мой господин. Этот человек мне неприятен, и я совсем не хочу ему позировать. Такое чувство, словно он способен похитить душу. Говорят, magistro уже проделал этот трюк с душой Цецилии Галлерани.

— Дорогая моя, я имел возможность наблюдать за Цецилией те десять лет, что прошли со времени написания портрета. Уверяю тебя, ее душа осталась при ней!

— И все же, мой господин, вряд ли мне стоит равняться с бывшей любовницей мужа. Это будет не слишком благоразумно.

Если бы сестра могла слышать ее сейчас!

Беатриче показалось, что Лодовико рассердило ее решение.

— Что ж, как пожелаешь. Однако помни, что Леонардо состоит у меня на службе и он — величайший мастер нашего времени. Неужели тебе не хочется получить свой портрет его кисти? Даже твоя гордая сестра заявляет, что мечтает, чтобы magistro увековечил ее облик!

— Ах нет, мой господин, — испуганно промолвила Беатриче, изображая искренний ужас, — мы не можем позволить моей сестре опуститься до уровня вашей бывшей любовницы! Она не должна так рисковать своей репутацией! Вы же знаете людей. Вашу доброту к Изабелле и так уже многие истолковывают превратно!

— Ты преувеличиваешь, дорогая моя, — ответил Лодовико. — Изабелла одержима живописью. Все, чего она хочет, — это позировать Леонардо.

— Я была бы счастлива доставить удовольствие Изабелле. — Беатриче задумчиво склонила голову, словно эта мысль впервые пришла ей в голову. — Однако мы не можем этого допустить. Если мы позволим Леонардо нарисовать портрет Изабеллы, слухи только усилятся. Злые языки и так уже толкуют об измене.

— Что нам за дело до злых языков, если мы уверены в нашей любви?

— Но, господин мой, мы должны взвешивать наши поступки! О нет, не из-за меня! Надеюсь, в начале следующего года в нашей семье грядет прибавление.

Лодовико стремительно встал, опершись на стол — пальцы побелели и напряглись. На его лице медленно проступила улыбка.

Призывая его прислушаться к своим словам, Беатриче подняла палец.

— В это время мы должны особенно заботиться о том, чтобы выглядеть пристойно в глазах людей. Мы должны производить впечатление крепкой семьи, способной противостоять кривотолкам. Новость о появлении наследника только усилит ваш авторитет в Милане.

Лодовико тряхнул головой.

— Ты — чудо!

Он стремительно обогнул стол и крепко обнял жену. Как же Беатриче любила, когда он вот так сжимал ее в объятиях! Ей нравился запах его духов, привезенных с Востока и напоминавших ладан и специи, она обожала прижиматься щекой к мягкому бархату камзола. Беатриче показалось, что впервые Лодовико обнимает не только ее, но и маленькую жизнь, что теплилась у нее внутри.

— Нужно подождать еще несколько недель, прежде чем делать официальное объявление. Просто чтобы удостовериться.

— Как скажешь, — согласился Лодовико, — хотя утаить такую новость будет непросто. — Он торжественно поднял руки. — Тогда вопрос с magistro закрыт.

Беатриче была почти уверена, что про себя Лодовико уже подыскивает аргументы, которые станет приводить настойчивой Изабелле.

— Кроме того, — протянул Лодовико, словно убеждая самого себя, — теперь magistro сможет полностью сосредоточиться на конной статуе.