ГЛАВА 12
Из темной ниши на парчовый плат
Явилась драгоценная посуда.
И разливался пряный аромат
В ночной, прохладной тишине...
Китс. Канун Святой Агнессы.
Пей за тяжкие грехи,
За тебя, сестрица смерть!
Теннисон. Видение греха.
Филипп не спал. Прокравшись в его спальню, я увидела, что он сидит в халатике на кровати, не отрывая глаз от двери. В камине весело горел огонь, который должен был потухнуть несколько часов назад. Занавеси, закрывающие высокую дверь на балкон, были раздвинуты, и лунный свет ложился косой широкой, как свет театрального прожектора, полосой на изголовье кровати.
Лунные лучи ярко освещали сидящего мальчика, окрашивая его лицо в желтоватый, почти восковой цвет, черные глаза казались огромными. Он выглядел очень хрупким.
Но он казался очень оживленным и, едва увидев меня, сказал:
— Вас не было целый век.
— Ты сказал «в самую полночь», помнишь? Полночь только что наступила.
— Полночь? Правда? — Он был очень доволен. — Я развел огонь, зная, что вы придете.
— Конечно. Как это тебе удалось не заснуть до сих пор? — Увидев нетронутую чашку какао на столике у кровати, я засмеялась: — Понятно, на голодный желудок не спится. У тебя не слипаются глаза?
— Немножко, — признался он. — Но мне хотелось, чтобы горел огонь.
— Ты все время сидел вот так?
Он смущенно отвел от меня большие черные глаза и стал щипать покрывало.
— Я надеялся... я думал, не посидите ли вы со мной, если уж пришли?
— А в чем дело, Филипп? Что-нибудь случилось? — спросила я, сев к нему на кровать.
Он энергично покачал головой, но потом бросил на меня один из своих загадочных взглядов искоса. Я потянулась к нему и взяла за руку:
— Что случилось, малыш?
— Кошмары! — сердито пробормотал он.
— О господи, а я и не знала. Какой ужас! Какие кошмары?
— Кто-то заходит ко мне, — ответил он, — трогает меня.
Как ни странно, его слова испугали меня больше, чем рассказ об обычном кошмаре, когда снится, что тебя преследуют, а ты бежишь, но не можешь сдвинуться с места.
Немного передернув плечами, словно холодок пробежал у меня по спине, я сказала, кажется, слишком уверенным тоном:
— Ну, Филипп, это просто сны. Никто к тебе не приходил и не трогал. Правда, я иногда захожу к тебе, когда ты спишь...
— Нет, — упрямо сказал Филипп, — не вы. Если бы вошли вы, я бы не испугался.
— И часто у тебя бывает этот сон?
Он кивнул.
— Ты не просыпаешься от него? Если проснешься, позови меня, и я приду.
— Я зову, но меня не слышно.
Я похлопала его по руке. Она была очень маленькая и холодная.
— Значит, ты еще не проснулся. Это просто сон. И вполне может быть, что во сне ты видишь меня. Я обычно захожу к тебе перед сном. Ты всегда крепко спишь.
— Правда?
— Как бревнышко. И храпишь.
— Спорим, что не храплю.
— Спорим, что храпишь. А теперь послушай. У меня есть к вам предложение, мсье граф де Вальми. Раз ваша милость не соизволит спуститься в столовую на ужин в праздничную ночь, не угодно ли вам, чтобы ужин явился к вам сюда?
— Ужин? Но я уже поужинал.
— Это было несколько часов назад, — сказала я, а я совсем не ужинала. Не будет ли ваша милость так любезна принять участие в полуночном пире вместе со мной и вашим кузеном Раулем?
— Полуночный пир? О, мисс Мартин! — Большие черные глаза радостно блеснули в лунном свете, потом их взгляд стал неуверенным. — Вы сказали, с моим кузеном Раулем?
Я кивнула:
— Он сказал, что принесет еду сюда и... о, вот и он.
Дверь спальни бесшумно открылась, и вошел Рауль, нагруженный бутылками, за ним следовал один из официантов с подносом. Рауль поднял длинную аристократическую бутылку с золотым горлышком, шутливо приветствуя нас.
— Привет, мсье граф де Вальми! Пожалуйста, поставьте сюда поднос, хорошо? — обратился он к официанту. — Спасибо. Как вы думаете, вы сможете потом унести отсюда остатки? Тайно, конечно.
— Конечно, мсье.
Лицо официанта оставалось совершенно неподвижным. Что-то перекочевало из руки Рауля в его ладонь.
— Прекрасно. Тогда это все. Спасибо.
— Благодарю вас, мсье.
Официант наклонил голову, проскользнул между мной и кроватью, вышел и закрыл за собой дверь.
— Значит, у нас действительно будет полуночный пир? — спросил Филипп, немного исподлобья глядя на двоюродного брата.
— Без всяких сомнений. — Рауль ловко открывал бутылку с золотым горлышком. — Тайный... А, вот и все. Громкий звук, а, Филипп? У тебя здесь очень уютно, лучше не бывает. И прекрасный огонь. Тебе не холодно, Линда?
— Нет, спасибо.
Рауль наливал мне шампанское. Филипп, забыв о своих сомнениях, выпрыгнул из кровати:
— Это лимонад?
— Это царица всех лимонадов.
— Шипучее, правда? Выстрелило как ружье.
— Ружье или не ружье, но я сомневаюсь, чтобы это было вашим привычным напитком, кузен. Я принес тебе настоящий лимонад. Возьми.
— Это больше похоже на лимонад, — согласился Филипп, принимая из рук Рауля высокий стакан с шипящим желтым напитком. — Мадемуазель, хотите немного моего настоящего лимонада?
— Выглядит чудесно, — сказала я, — но мне не хотелось бы обижать твоего кузена.
Рауль, ухмыльнувшись, подал мне бокал шампанского:
— Не думаю, что вы привыкли к этому, но не могу же я сделать залогом вашего обета что-нибудь другое.
— Залогом обета? — спросил Филипп. — А что это такое?
— Это когда клянутся, — ответила я. — Дают обещание.
— А сейчас тост, — сказал Рауль, поднимая бокал, так что в тысяче пузырьков словно заплясали языки пламени. — Встань, Филипп, чокнись с мисс Мартин, потом со мной... а теперь выпей за наши обеты и за то, чтобы мы их соблюдали как можно дольше.
Филипп, удивленный словами Рауля, послушно отпил лимонад, потом нерешительно перевел глаза с Рауля на меня, посмотрел вниз, на поднос, который официант поставил на низенький столик перед камином.
— А когда мы начнем наш пир?
— Прямо сейчас, — решительно сказала я и уселась на кровать.
Даже без царицы всех лимонадов это был самый чудесный пир. Празднование нашей помолвки, состоявшееся в спальне моего питомца, при лунном свете, в отблесках огня, жарко пылавшего в камине, — для меня это был такой же волшебный праздник, как пир, устроенный Порфиро для Модлин в канун дня Святой Агнессы сотни лет назад. Но еда была намного лучше. Не помню, ели ли вообще что-нибудь влюбленные в Святую Агнессу, но мы с Филиппом уничтожили устрашающее количество деликатесов, которые щедрая рука Рауля положила на поднос.
Он сделал весьма удачную попытку принести «всего понемножку». Помню, там были тоненькие ломтики поджаренного хлеба с холодной, истекающей маслом спаржей; мясные раковинки с начинкой из безе, вкуснейшей смеси крабов и чего-то еще; хрустящие пирожки, пузатые от начинки из жареных грибов, цыплят и омаров; булочки с миндалем; небольшие запотевшие бокалы с чем-то вроде клубничного джема с ликером; покрытые нежным пушком персики, сверкающие в гнездах из темных листьев; виноград, замороженный с сахаром, обволакивающим ягоды корочкой, блестящей в лунных лучах, как россыпь алмазов.
Мы с Филиппом ели, издавая радостные восклицания, болтали конспиративным шепотом. Рауль, сидя в непринужденной позе в кресле у огня, курил и пил шампанское, созерцая наши восторги снисходительно и немного свысока, словно мы с Филиппом были ровесники, а он — добрый дядюшка, с удовольствием наблюдающий за тем, как мы наслаждаемся.
Я сказала это Раулю и добавила обвиняющим тоном:
— Объевшийся дух принес всю эту роскошь Аладдину, умирающему от голода у себя на чердаке; или он жил в подвале?
— Насколько я помню, — лениво сказал Рауль, — он был в прачечной своей матушки. Сегодня вы очень романтичны, мисс Мартин.
— Напомни мне об этом позже, когда я буду чувствовать себя... более приземленной.
— Еще шампанского? — засмеялся он.
— Нет, спасибо. Это было чудесно. Чудесное шампанское, чудесный ужин. Филипп, если сегодня ночью тебе привидится какой-нибудь кошмар, утешайся тем, что ты это заслужил.
— Мне кажется, что господин граф де Вальми уже мирно спит, — сказал Рауль.
Филипп, свернувшийся калачиком на ковре, прислонив голову к моему колену, уже некоторое время подозрительно молчал. Я нагнулась над ним. Длинные ресницы веером раскинулись по детским щечкам, он дышал мягко и ровно. Я подняла глаза на Рауля и кивнула. Он встал, потянулся и бросил сигарету в догорающий огонь.
— Давай положим его в постель. — Рауль немного постоял, глядя на спящего на полу ребенка. Он казался очень высоким в отсвете тлеющих в камине углей рядом с Филиппом, лежащим у его ног. — У него бывают кошмары?
— Так он говорит. Кто-то приходит к нему ночью и трогает его. Довольно неприятно.
Глаза Рауля на минуту остановились на моем лице, но казалось, что он меня не видит.
— Ну, раз ты так говоришь...
Наклонившись, он взял на руки ребенка, легко поднял и понес к постели.
Угол комнаты, где мы сидели, находился в глубокой тени, его освещали лишь слабые блики догоравших в камине поленьев. Позади нас белый столб лунного света медленно приблизился к нам. Кровать теперь была целиком освещена белым сиянием.
Рауль пронес спящего Филиппа через всю комнату. Он был уже рядом со светлой полосой лунного света на полу, отделяющей светлую часть комнаты от темной, — граница между ними была похожа на черту, отделяющую белый квадрат от черного на шахматной доске. Но в это время еще одна тень вклинилась в полосу света, разделив ее надвое. Кто-то подошел к балконной двери и остановился, преграждая путь лунному лучу.
Тень, которая словно бросилась под ноги Раулю, напугала его. Он резко повернулся. Голова мальчика, мертвенно-бледного в белом зареве луны, беспомощно качнулась у него на плече. Истерически-визгливый голос Элоизы де Вальми произнес:
— Рауль? Что ты здесь делаешь? Что случилось?
Она стояла к свету спиной, и я не могла видеть ее лица, но рука, крепко сжавшая портьеру, была похожа на когтистую лапу коршуна. Другой рукой она схватилась за грудь жестом, который я уже видела раньше.
— Ничего. А что должно было случиться? — медленно сказал Рауль, не отрывая от нее взгляда.
— А что с Филиппом? — хрипло спросила она.
— Милая моя Элоиза, абсолютно ничего. Он спит.
Я сочла лучшим не ждать, пока меня обнаружат, и встала. Заметив движущееся белое пятно моего платья, она конвульсивно дернулась и вскрикнула, словно задыхаясь.
— Потише, — сказал Рауль, — ты его разбудишь.
Я вышла вперед, к освещенному пространству.
— Мне очень жаль, что я напугала вас, мадам.
— Вы тоже здесь? Что происходит? Что-то случилось?
Рауль улыбнулся ей:
— Просто праздничный ужин, вот и все. Тайная вечеря втроем. Филипп чувствовал себя немного одиноким и оставшимся без праздника, поэтому мы с мисс Мартин решили включить его в число веселящихся, вот и все. Он только что уснул. Подними одеяло, Линда, и помоги мне снять с него халат.
— Я услышала голоса. — Элоиза де Вальми как-то затравленно огляделась. — Мне показалось, что я слышу разговор. Я хотела узнать... — Ее взгляд упал на столик рядом с камином, на котором стоял поднос с бутылками, пустыми бокалами и уже опустошенными серебряными блюдами. Она повторила: — Праздничный ужин? Вы действительно устроили праздничный ужин?
Рауль натянул одеяло на Филиппа, укрыв его до самого подбородка, похлопал по одеялу и повернулся.
— Конечно. Утром у него может немного заболеть живот от этих пирожков с омарами, но, думаю, это не такая уж высокая плата за испытанное удовольствие. — Посмотрев на меня, он добавил: — А теперь давай снова спустимся в зал.
Его взгляд был уверенным и немного насмешливым, но я беспокойно взглянула на мадам де Вальми:
— Вы меня искали?
— Я? Нет. — Она все еще была растеряна. — Я пришла посмотреть, уснул ли Филипп.
— Вы... ничего не имеете против того, что мы пришли сюда... и принесли ему все это?
— Абсолютно ничего.
Она не смотрела на меня, а наблюдала за Раулем.
— Давай спустимся, — повторил он довольно резко и, обойдя кровать, направился ко мне.
«Вниз? Леон де Вальми, мсье Флоримон, поднятые брови?»
Я покачала головой:
— Нет, спасибо. Я... уже поздно. Я больше не буду танцевать, сейчас лягу.
— Как хочешь. — Он посмотрел на мадам. — Элоиза?
Она наклонила голову и пошла к двери. Я открыла дверь и держала ее. Когда она проходила мимо меня, я неуверенно сказала:
— Спокойной ночи, мадам. И благодарю вас... за чудесный бал. Это было... Я получила огромное удовольствие.
Она остановилась. В полутьме ее лицо казалось очень бледным, глаза запали. Никогда еще Элоиза не выглядела такой отчужденной и недоступной.
— Спокойной ночи, мисс Мартин, — невыразительно сказала она.
— Мадам... — быстро, почти умоляюще произнесла я.
Она отвернулась и ушла. Юбки ее богатого туалета прошуршали в тишине громко, как струя текущей воды. Она не оглянулась.
Рауль стоял рядом со мной. Я тронула его за рукав:
— Видишь, все обстоит, как я сказала. Я не ошиблась.
Рауль отвернулся от меня, глядя вслед Элоизе. Он ничего не ответил.
— Рауль, не говори им, — быстро сказала я, задыхаясь. — Я не могу встречаться с ними... не вынесу... Не сейчас. Я... я просто не могу.
Мне показалось, что он колеблется.
— Мы поговорим об этом завтра.
— Пусть они уволят меня, — сказала я быстро. — Я уеду в Париж. Я могу остаться там, конечно ненадолго. Может быть, тогда мы сможем...
Положив руки мне на плечи, Рауль повернул меня к себе.
— Дорогая, — прервал он меня, — если я сегодня не скажу Элоизе, лучше будет, если мы сейчас расстанемся. Не волнуйся, все будет хорошо. Я ничего не скажу, пока мы не поговорим с тобой подробно. — Наклонившись, он поцеловал меня; это был жаркий поцелуй. — Спокойной ночи, малышка, спи спокойно...
Дверь за ним закрылась. Я слышала его быстрые шаги по коридору, словно он очень спешил догнать Элоизу.
