Когда головная боль немного утихла, я скатилась с матраса и попыталась привести мысли в порядок. Список необходимых дел был короток, но отличался поистине геркулесовским размахом: попасть в «Усадьбу» и уговорить Дейрдре пойти со мной в лес. При этом мама ни в коем случае не должна меня заметить. Еще я постоянно думала о том, что сейчас происходит в отделении. Маме уже наверняка позвонили. Копы отправятся меня искать, вопрос только, когда именно. Мне вспомнилась криминальная телепередача, как копы с собаками-ищейками вместе с местными жителями прочесывали лес в поисках пропавшей девочки. Моя физиономия появится на экране в местных новостях — мысль об этом приводила меня в ужас.

Я почему-то была уверена, что сегодня воскресенье. И поскольку часов при мне не было, решила определить время по солнцу. Жара и укороченные тени, отбрасываемые деревьями, указывали на то, что время приближалось к полудню. Конор набивал опавшими листьями очередной мешок для мусора. Неожиданно я услышала знакомый голос:

— Она здесь?

— Да. Отдыхает в шалаше.

Элби! Я выползла из шалаша, навстречу из-за деревьев вышел Элби. Подал мне руку, я крепко ухватилась за нее.

— Ты здесь! — воскликнула я.

Еще никогда я так не радовалась при виде Элби. Рядом с Конором он выглядел щуплым недоразумением. Костлявые ноги, взъерошенные волосы. Но сейчас мне в нем все нравилось — и прыщики на лице, и сутулая спина, и даже пропотевшая одежда. Я радовалась как ненормальная. Ко мне пришел друг.

— Привет, Пенни. Слушай, прикольный прикид.

Я оглядела пижаму и стыдливо прикрыла руками грудь, загораживая дурацкий рисунок с якорями.

— Еле вырвался, — сказал Элби. — Там у нас такое творится! Весь Прэри Блафф следит за мной.

— К тебе приходили копы?

— Вместе с твоей мамашей. Они уже знают, что ты сбежала. Через сорок восемь часов начнут прочесывать лес.

— Надо сматываться отсюда, — сказала я.

— Жилище, конечно, жалкое, но… — пробормотал Конор.

— В чаще будет безопаснее. Они обязательно придут меня искать. Эти типы из больницы могут даже…

Конор вскочил на ноги, сердито сверкнул глазами.

— Великий король еще никогда ни от кого не убегал!

— Я не говорю, что ты должен убегать, — заметила я.

В присутствии Элби я вновь начала ощущать себя собой, прежней. Но с Конором надо обращаться повежливее. Ведь только благодаря его храбрости мне удалось бежать из отделения. Я достаточно внимательно читала Толкина, чтобы понимать: Конором движут гордость и честь.

— Я имею в виду, что я буду чувствовать себя лучше, если мы спрячемся в чаще, когда нашу стоянку обнаружат.

— Не знаю, Пенни, — произнес Элби. — Они уже близко. Может, вам и правда лучше отступить. В глубину леса, там, где мы строили форт. Им я сказал, что ничего о вас не знаю и не слышал. Признался только, что ты один раз звонила мне из больницы, но давно. Они ведь могут отследить телефонные звонки и…

— Черт, Элби! Прости, что втянула тебя во все это!

— Еще хорошо, что родители сейчас в Биаррице. Иначе моя мамаша просто с ума бы сошла. А бабушка все время пылесосит. И когда явились копы, тоже пылесосила наверху. Но я вправил ей мозги. И она не пикнет.

— А как ты выбрался из дома?

— Она пошла в церковь. Меня с собой не потащила. Сказала, что ей стыдно появляться перед представителями высшего епископата с мальчишкой, у которого неприлично длинные волосы. А после службы у них будет ланч.

Элби оглянулся сначала через одно плечо, затем через другое. Так всегда делают самые крутые герои его любимых комиксов.

— Есть одна идейка, как облапошить копов. Я ведь подслушивал, о чем они говорят. Все время спрашивали твою маму, не было ли от тебя записки, что ты ударилась в бега. Если сбежала, то они не особо будут стараться найти тебя. А если подумают, что тебя похитили, тогда, конечно, совсем другое дело. Возьмут ищеек — и вперед.

— Так что, написать записку?

— Да. Я подброшу ее Грете. Тайком. Тогда они успокоятся хотя бы на время.

— А как они объясняют мое исчезновение?

— Все копы в один голос твердят, что будто бы утром в палату зашла медсестра и увидела, что тебя нет.

— А санитары не проболтались? — спросила я.

Элби отрицательно помотал головой.

— А они тут при чем?

— Долгая история. Просто, наверное, стыдно было признаваться, что какому-то всаднику удалось ворваться в отделение и выкрасть меня через окно.

Элби достал из кармана пачку сигарет.

— Да уж, им лучше помолчать. Иначе сами станут пациентами.

Конор поднял мешок с листьями и подошел к нам.

— Ну а Дейрдре? Можешь привести ее сюда?

— В первый раз слышу… — растерянно пробормотал Элби.

— Дейрдре мы займемся завтра, обещаю, Конор. Потерпи всего денек. — Я обернулась к Элби. — У меня ручки нет!

Элби достал из заднего кармана записную книжку, вырвал листок, протянул мне. Потом оттуда же вынул шариковую ручку.

Я огляделась в поисках ровной поверхности, на которой можно писать, и выбрала поваленный ствол дерева с ободранной корой. Я понятия не имела, что сделают со мной копы, если найдут, но почему-то была уверена, что мама больше не отдаст меня в психушку. А Келлер вряд ли сможет вернуть меня в отделение без ее согласия. Я присела на корточки, расправила листок и нацарапала записку следующего содержания:

— Что у тебя с рукой? — спросил Элби.

Рука сильно дрожала, вместо фраз выходили какие-то каракули.

— Наверное, отхожу от лекарств, которыми меня пичкали.

— И на что тебя подсадили?

— Сама толком не знаю. Может, на торазин или что-нибудь в этом роде. — Я протянула ему записку.

— Мой двоюродный брат сидел на нем. Сильная штука, доложу тебе. — Он сунул записку в карман, вытащил из пачки «Мальборо» плотно свернутый косячок, прикурил.

— Это поможет снять ломку.

— Правда?

— По крайней мере, расслабишься. — Он кивком указал на вьющийся дымок. — Прочистишь мозги. Правда, не знаю, что будет с великим королем Ольстера, если попробует затянуться.

— Так он тебе представился?

Элби ухмыльнулся.

— Типа того. Перечислил все свои титулы. Король того, повелитель сего. Потом расскажешь подробнее. Пошли покурим за железной дорогой.

— Но у меня нет обуви.

Элби пригнулся, замахал руками, как дикая обезьяна.

— Лезь на спину!

— Нет!

— Давай! Ты же мне как сестра. И весишь всего два фунта.

— А ты — три.

— Вот именно. Значит, я больше и тяжелее.

Похоже, это судьба — скакать то на лошади, то на спине мальчишки. Впрочем, Элби прав. Я не хотела курить травку в присутствии Конора, но была слишком слаба, чтобы уйти подальше. А Элби заслуживал объяснений, особенно после всего, что для меня сделал. Я залезла на его костлявую спину, обхватила ногами за талию. Не зная, куда девать руки, я просто положила их Элби на плечи. Он выпрямился и, пошатываясь, зашагал вперед, удерживая меня за ноги для равновесия.

— Чем вас кормили?

— Жрачка была паршивая.

Мы стали подниматься по насыпи, я обернулась и крикнула Конору:

— Мы скоро вернемся!

— Странный у тебя транспорт!

Элби перебрался через рельсы, пересек сломанный мостик, пролегавший над канавой рядом с путями. Мы вышли из леса и оказались на залитом солнцем лугу. Я не приходила сюда с того самого дня, как исчезла Фрэнни. С тех пор прошло два года, и меня вновь охватило чувство вины. И время года то же самое. Покачивались на ветру пурпурные соцветия чертополоха, огромные подсолнечники никли на высоких стеблях. Элби галопом несся по лугу, пыхтя и отдуваясь, потом остановился, чтобы отдышаться. Несмотря на жару, я невольно содрогнулась при виде леса по ту сторону железной дороги, поглотившего Фрэнни.

— Давай здесь и остановимся, — предложила я. — Ты устал.

Элби не возражал. Все же привычка к курению вредна для легких, быстро начинаешь задыхаться. Он уселся на шпалу, скрестил ноги. Я устроилась напротив, вытянула ноги, поставила ступни на разогретые мелкие камушки. Было здорово сидеть на железнодорожных путях посреди луга, щурясь от солнца, отражающегося в рельсах. Вроде и не опасно — если появится поезд, его будет видно за милю, — а все же риск есть, и это приятно щекочет нервы. Настроение портила лишь «матросская» пижама — постоянно напоминала, что я сбежала из сумасшедшего дома.

Элби достал косячок, прикурил, глядя на рельсы.

— Может, сядешь в проходящий товарняк, а?

— Да уж, представляю себе. Тур по Штатам в пижаме и босиком.

Он щелкнул зажигалкой «Зиппо» и произнес с деланым английским акцентом:

— Обувь есть гениальное изобретение человечества. — Еще раз затянулся и передал сигарету мне. — Мой двоюродный брат запросто избавился от побочного действия лекарств с помощью травки.

Я глубоко затянулась, кончик сигареты зашипел. Дым наполнил и обжег легкие. Моргая и хмурясь, я откашлялась и передала окурок Элби.

— Ну, ты, полегче! — со смехом сказал Элби. — Забыла, чему я тебя учил? Видела бы тебя твоя мать! — Он зажал окурок между пальцами. — Держать надо так.

Несмотря на нелепую внешность, Элби отличался истинной элегантностью движений, когда курил травку. Втянув дым, он начал постепенно выдыхать его сквозь стиснутые зубы.

— Придержи его немножко, секунд пять, а потом медленно выдыхай. — Элби не спеша выпустил дым изо рта, привстал и протянул окурок мне. — Можешь оборвать бумагу на кончике. И вообще, скажу я тебе, хорошая травка куда более безвредна, чем то, что предлагают эти долбаные фармацевтические компании. Во всяком случае, никакой химии.

Обычно, покуривая травку в компании Элби, я не особенно стремилась словить кайф. Но на этот раз постаралась сделать все правильно: задержала дыхание, досчитала до пяти, выдохнула медленно и старательно, точно пытаясь затушить свечу на именинном торте. И внезапно ощутила, как обострились все чувства. Травы стали особенно буйными, приобрели золотистый оттенок, а на галстуке Элби клубились радужные пятна. Даже птицы запели громче. Влажность больше не казалась тяжелой, словно шерстяное одеяло, а стала частью атмосферы, по которой я свободно скользила.

— Птицы раскричались, — заметила я.

— А тебя забрало! — рассмеялся Элби.

Я ощущала внутреннюю легкость и раскрепощенность, от сладковатого дымка казалась себе более легкой, воздушной, обтекаемой. Мне хотелось рассказать Элби обо всем. Мысли текли, обгоняя друг друга, и неожиданно для себя я вдруг выпалила:

— Элби, ты должен знать. Наверное, ты не поверишь, но к нам в дом приходят героини. С ума можно сойти. Это…

— О чем речь, подруга? Что-то я не врубаюсь.

И я рассказала ему все. Элби реагировал на мой рассказ совсем не так, как Кристина. Та с жадностью и почти с благоговением впитывала каждое слово. Элби же оставался спокоен, просто время от времени многозначительно кивал, точно мудрец. Единственным его комментарием было:

— Я всегда подозревал, что с твоей мамашей что-то неладно.

Я рассказала ему о Скарлетт, о госпоже Бовари, о Дейзи Бьюкенен и Бланш, но никак не могла заставить себя признаться, что же произошло с Фрэнни. Очевидно, сказалось действие травки. Мною овладел параноидальный страх, даже шепотом я не могла произнести ее имя, казалось, его тут же услышат в лесу по другую сторону путей.

— Сколько лет тебе было, когда все это началось? — спросил Элби.

— Пять. Как-то мама усадила меня рядом и рассказала о Рапунцель. Как она приходила к ним в дом, когда мама была еще малышкой.

— Но ведь они не появлялись, пока ты не умела читать?

— Почему же, появлялись. Или только начали появляться. Когда пришли Эстер Принн и Перл. — Я почти забыла о них. А тут вдруг вспомнила.

— Она пришла с ребенком?

— Они всегда были вместе.

— Мрак, — пробормотал Элби. — «Алая буква» — грустная история.

— Тогда я толком не понимала, что происходит. А в прошлом году взяла в руки книжку и начала припоминать, о чем они говорили. Понимаешь, я что-то помнила, но отрывочно и думала, что это ничего не значит.

— Вообще-то мне это знакомо. Ну, когда не можешь вспомнить, происходило ли что-то на самом деле или просто приснилось.

— Думаю, что не приснилось.