Книга: Остров на краю света
Назад: 18
Дальше: 20

19

Пришла Пасха, и «Бриман-1» начал делать два рейса в неделю. Очень вовремя для Ле Салана, потому что из-за всех перестроек и ремонтов у нас кончились материалы. Аристида и Ксавье во Фроментине встретили с распростертыми объятиями, они раздали все листовки и оставили сведения о нас во всех туристических конторах. Через пару недель они поехали еще раз, на этот раз взяли с собой вдвое больше листовок и доехали до самого Нанта.
Остальные с нетерпением ждали новостей, наводя завершающие штрихи на рукоделия и бдя на предмет уссинских шпионов. Шпионы были совершенно реальные: Жожо Чайку несколько раз видели на Ла Гулю, где он что-то вынюхивал, вокруг деревни иногда слышался треск мотоциклов, а Жоэль Лакруа завел обыкновение прогуливаться по дюнам вечерами, пока кто-то не влепил в него заряд соли с обоих стволов. Началось вялое следствие, но — как сказал Ален Пьеру Лакруа, глядя на него совершенно честными глазами, — на острове столько народу с винтовками, стреляющими солью, что нет никакой возможности найти виновного, даже если предположить, что это саланец.
— Это с тем же успехом мог быть какой-нибудь приезжий с материка, — согласился Аристид. — Или даже уссинец…
Лакруа сердито поджал губы.
— Смотрите у меня, Бастонне, — остерег он.
— Кто, я? — возмутился Аристид. — Неужели вы могли подумать, что это я напал на вашего сына?
Никого не покарали. Может, Лакруа поговорил с сыном, а может, уссинцы были слишком заняты собственной подготовкой к сезону, но в Ла Уссиньере царило какое-то зловещее затишье, необычное по времени года. Даже банда мотоциклистов на время пропала из виду.
— Вот и хорошо, э! — сказала Туанетта, у которой тоже в углу за передней дверью, рядом с дровами, стояла заряженная солью винтовка. — Пусть только кто-нибудь из этих шалопаев попробует тут ошиваться. Получат в задницу порцию доброй морской соли из обоих стволов.
Теперь для полного триумфа Аристиду недоставало лишь одного — официального объявления о помолвке его внука с Мерседес Просаж. Были резоны этого ожидать: их вечно видели вместе — Ксавье, онемевшего от любви, и его обожаемую в сногсшибательных туалетах, которая с ним хладнокровно кокетничала. Одного этого было достаточно, чтобы жители деревни начали строить предположения. Однако был и более конкретный факт — Оме относился к этому браку благосклонно. Он, ревностный родитель, этого не скрывал. Он благодушно объявил, что мальчик перспективный. Саланец, хороший парень. Уважает старших. И деньги есть — хватит, чтоб зажить своим хозяйством. Аристид уже выделил Ксавье некоторую сумму на обзаведение — в сплетнях сумма бешено преувеличивалась, но, по слухам, у Аристида были отложены приличные деньги, а Ксавье преуспел в восстановлении под будущее жилье заброшенного дома, от которого когда-то оставались только стены.
— Пора уже ему обзавестись хозяйством, э, — говорил Аристид. — Мы, знаешь ли, не молодеем, и мне хотелось бы при жизни увидеть правнуков. Ксавье один остался из потомков моего бедного Оливье. Я рассчитываю на него в смысле продолжения рода. Без него…
Мерседес хорошенькая, и притом саланка. Оме и семейство Бастонне дружат много лет. А Ксавье в нее влюблен по самую мачту, сказал Аристид, игриво блестя глазами; правнуки будут.
— Я рассчитываю на дюжину, — добродушно говорил он, очерчивая руками в воздухе подобие песочных часов.
Широкие бедра, крепкие бабки; Аристид разбирался в племенном скоте не хуже любого другого островитянина. Жители Колдуна, говаривал он, должны выбирать себе жен как племенных кобыл. А если она при том еще и хорошенькая, тем лучше.
— Дюжину, — повторил он, довольно потирая руки. — А может, и больше.

 

Тем не менее в нашем радужном настрое был привкус отчаяния. Для поддержки военных действий одних воинственных речей недостаточно, а наши противники в Ла Уссиньере казались чересчур хладнокровными, не заинтересованными в драке, и от этого становилось не по себе. Бримана несколько раз видели на Ла Гулю в компании Жожо Чайки и мэра Пино. Может, Бримана и расстроило состояние пляжа, но виду он не подал. Он сохранял беззаботный вид и приветствовал встречных своей обычной благодушной отеческой улыбкой. Однако до нас доходили слухи. Кажется, в Ла Уссиньере не все ладилось. «Я слыхал, «Иммортелям» пришлось отказать кому-то из гостей, забронировавших номера, — сказал Оме. — Из-за сырости в стенах».

 

К концу недели меня одолело любопытство насчет «Иммортелей». Я отправилась туда под благовидным предлогом — заказать художественные принадлежности с материка, — но на самом деле я шла, чтобы проверить правдивость слухов, уже принявших катастрофические размеры, насчет ущерба, причиненного отелю.
Слухи, конечно, были преувеличены. Но все равно «Иммортели» заметно пострадали со времени моего последнего визита. Сама гостиница выглядела все так же, если не считать лесов с одного бока, но слой песка истончился еще сильнее, резко обрываясь к каменистому берегу.
Я понимала, как это случилось. Видела цепочку событий, которая привела к этому моменту, наши труды в Ле Салане, сочетание инертности и самонадеянности, не позволившее уссинцам увидеть истину, хоть она и была у них перед глазами. Наше коварство было таким масштабным — и таким дерзким, — что его невозможно было предугадать. Даже Бриман, несмотря на его попытки что-то разведать, не увидел ничего у себя под носом.
Разрушение уже началось — оно будет быстрым и необратимым. Волны, бьющиеся о стену, утащат весь оставшийся песок далеко от берега, в подводные течения, обнажая валуны и булыжники, и в конце концов останется только плавный откос древней дамбы. Несколько лет — и все будет кончено. Может, и двух лет хватит, если ветер поможет.
Я огляделась в поисках Жожо, Бримана или еще какого-нибудь носителя новостей. Улица Иммортелей была почти пуста. Пара туристов покупала мороженое с лотка у скучающей, жующей жвачку девицы под выцветшим зонтиком фирмы «Шоки».
Подойдя поближе к волнолому, я заметила на оскудевшем пляже группу отдыхающих — ранние пташки, судя по всему, — семья, с младенцем и собакой, — они, дрожа, сбились в кучку под хлопающим на ветру зонтиком. Апрель на островах — месяц своенравный, и сегодня дул пронизывающий ветер, отнимая тепло у воздуха. Маленькая девочка — лет восьми, сплошные кудряшки и фиалковые глаза — карабкалась на камни в дальнем конце пляжа. Увидев меня, она помахала рукой и крикнула:
— Вы тут отдыхаете?
Я покачала головой.
— Нет, я тут живу.
— А, тогда вы где-нибудь в другом месте отдыхали? Наверно, вы ездите в отпуск в город, когда мы приезжаем сюда? Вы купаетесь в море по выходным, а на праздник ходите в piscine?
— Летиция! — одернул ее отец, которому пришлось вывернуть шею, чтобы увидеть происходящее. — Не приставай к тете с вопросами.
Летиция оценивающе посмотрела на меня. Я ей подмигнула. Этого было достаточно; она тут же взлетела по тропинке на эспланаду и бесстрашно уселась рядом со мной на стене волнолома, подобрав под себя одну ногу.
— А у вас возле дома есть пляж? Больше, чем этот? И вы можете ходить на пляж, когда захотите? И построить замок из песка на Рождество?
— Да, если захочется, — улыбнулась я.
— Дзенско!
Я узнала, что маму девочки зовут Габи. Отца — Филипп. Пса — Петроль. Его вечно тошнит, если плыть с ним на корабле. Еще у Летиции был старший брат Тим, который учился в университете в Ренне. И еще один брат, Стефан, но он еще маленький. Она скривила рот в неодобрительную гримаску.
— Он никогда ничего не делает. Иногда спит. Такой ску-у-учный. Я буду каждый день ходить на пляж, — воскликнула она, просветлев. — Буду копать, пока не найду глину. Чтобы делать из нее всякие штуки. Мы так делали в прошлом году в Ницце. Это было дзенско. Супердзенско.
— Летиция! — донесся голос откуда-то с пляжа. — Летиция, что я сказала?
Летиция картинно вздохнула.
— Пфе. Мама не любит, когда я лазаю так далеко. Я лучше пойду обратно.
Она соскользнула вниз, беспечно игнорируя завалы битого стекла, нанесенные морем к подножию волнолома.
— Пока!
Через несколько секунд она уже была у края воды и кидалась водорослями в чаек.
Я помахала в ответ и принялась дальше разглядывать эспланаду. С тех пор как я тут побывала в последний раз, на улице Иммортелей вновь открылось несколько магазинов, но кандидатов в покупатели, кажется, не было совсем, если не считать Летиции с семьей. На скамье с видом на море сидели в своих старинных суровых одеяниях сестра Тереза и сестра Экстаза. Через дорогу был небрежно припаркован мотоцикл Жоэля Лакруа, но владелец отсутствовал. Я помахала рукой монахиням, подошла и села рядом.
— О, да это опять малютка Мадо, — сказала одна из монахинь — сегодня обе были в белых чепцах, и я обнаружила, что почти не способна отличить одну от другой. — Сегодня не рисуешь?
Я покачала головой.
— Слишком ветрено.
— Дурной ветер для «Иммортелей», э, — сказала сестра Тереза, болтая ногами.
— Но не такой уж дурной для Ле Салана, — добавила сестра Экстаза. — Мы слыхали…
— …всякое разное. Ты не представляешь…
— …какие вещи до нас доходят.
— Они думают, мы вроде этих бедненьких старичков, что живут в отеле, выжили из ума и не соображаем, что происходит. Конечно, soeur, мы старей холмов, то есть…
— …если б тут были холмы, но тут нет холмов, только дюны…
— …хотя песку стало поменьше, ma soeur, да-да, намного меньше.
Воцарилось молчание, и две монахини уставились на меня, как птички, из-под полей белых чепцов.
— Я слыхала, Бриману пришлось отказать кое-кому из тех, кто зарезервировал у него номера, — осторожно сказала я. — Это правда?
Сестры синхронно кивнули.
— Не всем. Но некоторым.
— Да, кое-кому. Он был очень-очень сердит. Гостиницу залило, верно, ma soeur? Сразу же после…
— …весенних приливов. Затопило погреба и просочилось на фасад. Архитектор говорит, что в стенах сырость, из-за…
— …ветра с моря. Зимой будут делать ремонт. А до тех пор…
— …туристов будут селить только в комнаты на задней стороне, ни вида на море, ни пляжа. Это…
— …очень-очень печально.
Я неловко согласилась.
— Но все-таки, если святой будет угодно…
— О да. Если святой будет угодно…
Я ушла, а они махали мне вслед, издали еще больше похожие на птичек — чепцы словно две белые чайки, качающиеся на волнах.
Переходя дорогу, я увидела Жоэля Лакруа — он наблюдал за мной, стоя в дверях «Черной кошки». Он курил «житан», по-рыбацки пряча кончик сигареты в горсти. Мы встретились взглядами, он вежливо поздоровался: «Э», — но ничего не сказал. За ним в дверном проеме виднелась окутанная дымом фигура девушки — длинные черные волосы, красное платье, длинные жеребячьи ноги в босоножках на высоком каблуке, — которая показалась мне знакомой. Но у меня на глазах Жоэль отступил от двери, и девушка вместе с ним. Я подумала тогда: он отвернулся, словно ему было что скрывать, и загородил ее.
Только потом, уже по дороге в Ле Салан, я поняла, почему девушка показалась мне такой знакомой.
Это была — я почти не сомневалась — Мерседес Просаж.
Назад: 18
Дальше: 20