ГЛАВА 48

Эйдену О'Коннеллу пришлось одно за другим обходить все злачные места, часто посещаемые великосветскими шалопаями, высматривая высокого мужчину с длинными черными волосами. В ухе золотая серьга, облик — пиратский Расселл Йейтс был обнаружен в клубе «Джексон» на Бонд-стрит. Минуту Эйден спокойно и молча стоял в стороне, наблюдая за боксерским поединком между чемпионом и бывшим пиратом.

Этот человек был подлинной загадкой. Благородного происхождения, обладающий к тому же вполне приличным состоянием, он развлекался тем, что хлестал ром, как шкипер, и совершал отчаянные вылазки под самым носом сторожевых кораблей флота его величества, разыгрывая из себя французского шпиона. Подобными делами занимались и другие, кто из жадности, кто из оскорбленного патриотизма. Расселл Йейтс занимался разбоем ради забавы.

Эйден дождался, пока пират набросил на шею полотенце и оставил ринг, затем бесшумно приблизился к нему.

— Необходимо поговорить, — сказал он тихо.

Йейтс отнял полотенце от мокрого лица, его глаза сразу загорелись интересом.

— В чем дело?

— У одного из наших общих знакомых возникла необходимость оставить страну.

Когда подали визитную карточку мистера Расселла Йейтса, Кэт была занята тем, что разбирала бумаги в бюро. Первым импульсом было отказать посетителю, объявив, что ее нет дома, но, минуту подумав, она подавила это желание. Ради интересов расследования, предпринятого Себастьяном, этого человека следует принять.

— Какой неожиданный визит, мистер Йейтс, — проворковала Кэт, поднимаясь навстречу гостю, которого Элспет ввела в гостиную — Прошу, садитесь. Должно быть, припомнили что-нибудь любопытное о вашей «Гармонии»?

Йейтс уселся в одно из кресел у камина — крупный мускулистый мужчина, облик которого дышал силой и чертовской отвагой.

— Отнюдь. Прийти к вам меня надоумила тема той интересной беседы, что произошла у меня нынче утром с Эйденом О'Коннеллом. Он утверждает, что вы, мадам, собираетесь отправиться за границу. Навсегда.

Кэт приподняла бровь.

— Но почему он надумал поделиться подобными сведениями с вами?

— Мистер О'Коннелл и я имели честь содействовать такого рода путешествиям и раньше.

— Ах, понятно. — Кэт грациозно опустилась в кресло напротив посетителя. — И вы можете организовать для меня такую поездку? Я должна уехать не позднее чем в ночь на послезавтра.

— Вы предпочитаете отправиться во Францию, я надеюсь, а не в Америку? Американцы, они так смертельно… э-э…, не провинциальны даже, а, так сказать, колониальны. Я бы даже назвал их несколько ограниченными.

— Да, Францию я нахожу более приятной страной.

Голос Кэт звучал подавленно. Она понимала, как важно, где ей придется жить, покинув Лондон, но не могла заставить себя сосредоточиться на этой заботе. Мысль о жизни без Девлина — где бы она ни протекала — была невыносима. Кэт не могла думать о разлуке с Себастьяном без того, чтобы мысленно не поддаться искушению сказать «да» на любое его предложение.

— У меня есть шлюп, который с завтрашним приливом выходит из Дувра. Через четыре часа он может доставить вас в Кале.

Кэт почувствовала, как боль острым жалом пронзила ее грудь. Одно дело — принять решение о бегстве, и совсем другое — пуститься в него.

— Отлично, — отрезала оно коротко, встала и потянулась к сонетке, чтоб вызвать Элспет. — Теперь, милорд, прошу извинить меня. У меня есть дела, которые нужно уладить до отъезда…

— О'Коннелл также рассказал мне о тех причинах, что гонят вас из Лондона, — продолжал Йейтс.

Она медленно обернулась и взглянула на него.

— Я видел объявление, которое лорд Девлин поместил в утренней «Пост». Не много найдется на свете актрис, которые согласятся расстаться со всем, что дорого — дом, театральная карьера, друзья, — ради спасения возлюбленного. Вы замечательная женщина.

— О, я так не думаю.

— Не сомневался в том. — Он оперся локтями об изящно выгнутые подлокотники кресла, сомкнул перед собой вытянутые кончики пальцев. — В настоящую минуту перед вами три альтернативы. Первая — вы пытаетесь сразиться с лордом Джарвисом. Это не очень умная мысль. Вторая — вы соглашаетесь выйти за виконта Девлина, его жизнь при этом погублена. Альтернатива третья — вы уезжаете из этой страны. Но есть и четвертая.

У нее вырвался короткий нерадостный смешок:

— Это?..

— Мы с вами могли бы помочь друг другу.

Она склонила головку набок и спросила:

— В чем будет заключаться моя помощь вам?

— Объясню. До вас, без сомнения, доходили нелестные слухи обо мне. — Ее заминка вызвала у него усмешку. — О, не конфузьтесь. Этими слухами земля полнится уже не один год. Басни о моих подвигах в южных морях на время затмили их, но только на время. Сплетни возникли вновь, став более злобными и более обидными для меня. Я постоянно чувствую, что за мной наблюдают, и боюсь, моральный климат нашего времени становится все более нетерпимым. Вы не замечали этого?

— Склонности, о которых вы упоминаете, никогда не встречали одобрения. По крайней мере, при определенном образе мыслей.

— Как вы правы, мадам. Кто-то позволяет себе проиграться до последней рубашки за карточным столом, кому-то случилось напиться до белой горячки. Кто-то содержит чуть не дюжину любовниц или развращает молоденьких поселянок в своем поместье, но в свете ими никто и не подумает заниматься. Но стоит заподозрить вас в гомосексуальных отношениях, наказание, которое последует, не ограничится остракизмом. Вы будете приговорены к смерти. Смерти не менее постыдной, чем та, которой пугает вас Джарвис.

Кэт не сводила пристального взгляда со смуглого, с квадратными челюстями лица собеседника, затем спросила:

— У вас есть враги, которые мечтают разделаться с вами?

— Есть. Один, но представляющий собой большую опасность. Он не осмелится выступить против меня в открытую, но манипулировать слухами и клеветой — задача не из сложных.

Кэт снова опустилась в кресло, ее взгляд вновь и вновь устремлялся к Расселлу Йейтсу.

— Ваш враг — это Джарвис?

— Откровенность за откровенность. Да.

— Не понимаю. Почему он не осмелится выступить против вас открыто, как вы сказали?

— Потому что этот человек сам вынужден кое-что скрывать. И это «кое-что» является весьма опасной тайной. Настолько опасной, что стань она известна, и влиянию этого человека при дворе пришел бы конец. А с ним, возможно, и смерть.

— У вас есть доказательства?

— Если б у меня их не было, со мной бы давно расправились. Но Джарвису известно, что моя смерть неизбежно приведет к публикации тех сведений, которые он так тщательно скрывает. Отсюда и его осторожность.

— По моему мнению, такая перспектива скорее могла бы заставить его милость душить в зародыше всякие слухи о вас, а не вскармливать их.

— Вы рассуждаете правильно. Но в этой строгой логичности есть один нюанс. Если я попытаюсь свалить его милость, он, ища утешения, отдаст приказ убить меня. То есть мы покончим друг с другом.

— Но какое отношение эта история имеет ко мне?

— Видите ли, мне на днях пришло в голову, что наилегчайший и наибыстрейший путь покончить со всякого рода сплетнями обо мне — обзавестись женой. Женой — известной красавицей и обольстительницей. Такой женой, о которой мечтали бы многие.

— Вы говорите это несерьезно, — рассмеялась Кэт.

— Напротив. Я, как никогда, серьезен. Наш союз мог бы стать обоюдополезным для нас с вами: я защищаю вас от Джарвиса, а вы обеспечиваете мне своего рода маскировку. Состоя в браке со знаменитой актрисой Кэт Болейн, я окажусь вне подозрений. Любого, кто подвергнет сомнению мои сексуальные склонности, просто высмеют.

— Но почему я? Почему бы вам не выбрать себе невесту из геральдического альманаха?

— Наше с вами соглашение, — улыбнулся он, — не того рода, которое я бы осмелился изложить перед невинной дебютанткой, едва оставившей классную комнату. Вы, я уверен, не ожидаете, что я намерен осуществлять свои брачные права. Ни в коем случае. Все, что я вам предлагаю, — это дружелюбные и приятные беседы за обеденным столом. Наши любовные предпочтения, разумеется, будут лежать совершенно в других областях. Единственное, что я хотел бы от вас, — следовать им с известной осторожностью. Как буду делать это и я.

Кэт поднялась на ноги и принялась ходить по комнате. Возможно, ей следовало бы выбросить из головы это странное предложение, но она не могла так поступить. Вместо строгой отповеди ее собственный голос неожиданно произнес:

— Девлин никогда не простит мне такого поступка.

— А побег во Францию он вам простит?

Не дождавшись ответа, Йейтс продолжил:

— Наш брачный контракт сохранит за вами контроль над имуществом, которым вы обладали на день свадьбы, и тем, которое вы приобретете впоследствии.

— Нет. Это невозможно.

— Не отбрасывайте мое предложение, не обдумав его. Дайте себе время на размышления.

Она прижала ладони к вискам.

— Доказательство, о котором вы говорили. Те пагубные для Джарвиса документы, которыми владеете. Откуда мне знать, что они на самом деле существуют?

— Вы недоверчивы, мадам, — усмехнулся он, но я предвидел это и захватил их с собой. — Небрежно сунув руку в карман, он извлек из него коричневый сафьяновый бумажник, перетянутый ремешком. — Можете взглянуть.

Бумаги, которые хранились под коричневым сафьяном, оказались смертельно, непоправимо и неоспоримо обличающими.

— Боже милосердный! — едва слышно прошептала Кэт, окончив чтение.

— И я такого мнения. — Йейтс убрал документы и неторопливо поднялся на ноги. Окинул многозначительным взглядом элегантно обставленную гостиную с уютными шелковыми кремовыми драпри и многочисленными театральными сувенирами. — Вам не придется расставаться со всем этим.

— Но ваше предложение в высшей степени странно.

Он пожал плечами.

— Тем не менее подумайте о нем.

Кэт осталась на месте. Она стояла не двигаясь, лишь крепко обхватила плечи руками. У двери ее гость приостановился и оглянулся. Луч сентябрьского солнца, скользнувший в высокое окно, упал на лицо Расселла Йейтса, в ухе сверкнуло пиратское золото.

— Ах, как же я мог забыть! Мне удалось восстановить в памяти фамилию того кают-юнги, которым вы давеча интересовались. Припоминаю, юношу звали Форбс. Гедеон Форбс.

Когда Йейтс ушел, Кэт вызвала посыльного и, вручив шиллинг, попросила отнести коротенькую записку на Брук-стрит. В ее единственной строчке она сообщала Себастьяну ставшее ей известным имя. Затем решила было поручить Элспет подняться на чердак и начать укладывать сундуки, но вместо этого продолжала стоять у окна, глядя на Харвич-стрит, на знакомые силуэты крыш, каминные трубы над ними, на почерневшие шпили церквей. Смотрела на город, который вот уже больше десяти лет звала своим.