Глава двадцать первая
Временная потеря рассудка обошлась мне довольно дорого. Я попала в трясину, о которой однажды говорил Родерик, и обнаружила, что не имею представления, как далеко зашла и откуда бежала. Снова страх распростер свои крылья летучей мыши. Я упрямо качала головой, словно это могло отогнать его, стояла, не шевелясь, старалась не замечать зловещего качания почвы и услышать звуки реки.
Но это было бесполезно. Чем больше напрягался слух, тем беспорядочнее звуки клубились и вертелись в тумане. Приглушенное бормотание текущей воды, казалось, доносится сразу со всех сторон. Заглушая его, безостановочно шептала и клокотала невидимая жизнь болота – тихое бормотание, всасывание, миллион маленьких хлопающих пузырьков, тревожные вздохи.
Ноги погружались в грязь. С почти физическим усилием я собрала последние крохи самоконтроля, затем осторожно переместилась на пучок вереска за несколько ярдов. Ощущение упругих прочных стеблей под ногами очень даже успокаивало, но тело бесконтрольно тряслось и стучали зубы. Я стояла на холмике вереска, напрасно вглядываясь во все стороны. Несколько футов болотистой зелени колыхалось и раскачивалось под предательским туманом.
Но необходимо двигаться, покинуть маленькую безопасную кочку и идти в каком-нибудь направлении – в любом. Я сказала себе, что болото вряд ли действительно опасно, но доводы разума не помогали. Думаю, именно то, что я ничего не могла разглядеть, вызывало такую сильную панику. Если бы видеть хоть на четыре ярда перед собой, видеть, куда принесут ноги через четыре или пять шагов, было бы уже не так плохо. Но придется двигаться вслепую по отвратительному, колышущемуся болоту, не зная реальной опасности, чтобы очутиться, возможно, еще в худшем месте…
Я сжала руки в ледяные узелки, повернула туда, где, казалось, находилась река, и медленно пошла вперед.
Было так безумно трудно заставлять себя двигаться медленно, что, мягко говоря, я не могла думать больше ни о чем. Хотелось бежать, милый Боже, как хотелось бежать! Но я заставляла себя проверять каждый шаг. Однажды я опрометчиво ступила на кочку более светлой зелени и провалилась в черную грязь по колени. И к тому времени, как я обошла светлое пятно, шагая устало с одной кочки мха на другую, я снова полностью потеряла чувство направления, так что, когда из тумана выплыло очертание призрачного скелета, все мое тело вздрогнуло от страха, как у марионетки. Это было только бледное очертание молодой березки, которая лежала и гнила на болоте, крошилась и разрушалась. Но она выглядела твердой, высокий темный камыш рядом обещал безопасность.
И я вздохнула с надеждой. Силуэт, который казался таким нереальным, был мне уже знаком. Конечно, мы с Родериком проходили очень близко от сваленной березы в первый вечер. Она лежала слева, не слишком далеко, между нами и рекой. Если вспомнить, как она расположена по отношению к дороге, можно безотлагательно пройти в безопасное место.
Я устало приблизилась к березе, стараясь мысленно увидеть ее со стороны. Вполне возможно, это было другое дерево, но в лишающем рассудка водовороте тумана даже этот намек на спасение был, как столб огня в пустыне.
Береза лежала, если грубо прикинуть, с севера на юг. В этом я уверена. И конечно, я все еще нахожусь на стороне реки. В таком случае, безопасная почва за ней, ярдов на тридцать сзади. Если выбраться туда, рано или поздно обнаружится овечья тропа вниз в долину и будет слышно море. Или можно найти ручей, и он безошибочно приведет к реке и отелю.
Черный призрак вынырнул из тумана и понесся, кружась, в невидимость. Куропатка. Я ругнула ее, задыхаясь, и еще раз успокоила частый пульс, затем осторожно перешагнула через березу и стала вглядываться в туман.
И только тогда я почувствовала что-то, что какое-то время привлекало мое внимание. Почва качалась. Я стояла совершенно тихо, но почва качалась.
Погрузившись в новый страх, я совсем забыла, что где-то в глухом мире убийца ждет меня с ножом. И вот он тихо двигается по чавкающему болоту. Я легла лицом вниз за скелетом березы. Ветви ее были толстыми и высокими. Подо мной почва дрожала и дышала. Я лежала без страха, окаменевшая, ледяная, глухая. Даже нож, сверкнувший в тумане, не смог бы сдвинуть меня с места.
«Джианетта…» Слабый шепот, не больше, чем резкий выдох. Должно быть, это дыхание болота, выделение болотного газа миллионами мельчайших пузырей. «Джианетта…» Теперь ближе. «Джианетта…» Ветер шелестит моим именем. Оно плывет маленькими сухими шепотами, словно падающие листья, слегка кружится, чтобы отдохнуть на качающейся почве.
Он медленно двигался. Под собой я чувствовала мерные вибрации его поступи. Очевидно, его руки были вытянуты, и он нащупывал меня. Его шепот зондировал тишину и протягивался, чтобы поймать меня в ловушку…
Я узнала его, конечно. О да, я знала его теперь, без сомнений. Моя несчастливая догадка совершенно правильна. Вот почему инспектор жалел меня. И Алистер две ночи назад бросил взгляд невыразимого сострадания.
«Джианетта…» Снова это имя, которым больше никто меня не называл… Имя, которое я услышала в темноте рядом с погребальным костром Рональда Бигла. Голос плыл сквозь туман, сейчас немного слабее, словно он повернул голову. «Джианетта, где ты? Ради Бога, где ты?»
Родерик, конечно, тоже угадал. Я удивлялась, прижимаясь еще сильнее к сырой земле, почему он так уверен, что мне единственной из всех в «Камасунари» ничего не грозит.
«Ты там, Джианетта? Не бойся же…»
Не думаю, что я боялась теперь, когда знала наверняка, что это Николас. И не потому, что соглашалась с Родериком, что во имя прошлого Николас ни за что не тронет меня. Просто, как только этот ужасный шепот подтвердил подозрения и превратил их в реальность, стало все равно… Меня уже ничто не волновало.
«Джианетта… Джианетта… Джианетта…» Слова стучали сквозь туман фантастическим грохочущим контрапунктом. Я приложила холодную щеку к сырой траве и тихо заплакала, а туман колыхал и шептал мое имя, призрачными серыми пальцами вдавливал меня в болото.
И затем он ушел. Ищущий голос затихал, повторялся эхом и снова затихал. Чавканье болота прекратилось. Молча сорвалась какая-то птица и благополучно полетела над травой. Он ушел.
Я, задыхаясь, встала и пошла, как привидение, бессмысленно поплелась, не думая, куда, через болото, прочь от последнего издевательского эха его голоса.
И почти сразу я очутилась на твердой почве среди камней и высокого вереска. Я инстинктивно ускорила шаги. Местность равномерно поднималась вверх, туман перемещался и рассеивался. Я пошла по склону все быстрее, так как могла видеть намного дальше. Сзади туман редел, отступал и убывал.
Быстро, как выныривает сквозь пену волны пловец, чтобы вздохнуть, я вырвалась из последнего клуба тумана на яркий солнечный свет.
