Глава девятнадцатая
Утро принесло туманное солнце и медсестру. Моложавая коренастая женщина выглядела доброй и квалифицированной. С облегчением я передала ей Роберту и спустилась к завтраку.
Когда я вошла в столовую, повернулись головы. Миссис Каудрей-Симпсон быстро спросила: «Девушка… как она?»
Я улыбнулась. «Пока хорошо, спасибо. Сестра говорит, что все нормально».
«Я так довольна. Очень боялась, что волнения ночью…»
«Ничего страшного не произошло. Я не уследила за огнем в камине, а инспектор услышал, что сержант спускается по лестнице за дровами».
Больше во время завтрака никто со мной не заговаривал, и замечательно. Я обнаружила, что избегаю взглядов. Только я налила себе вторую чашку кофе, как рядом появилась Эффи с широко раскрытыми глазами. «Если позволите, мисс, инспектор говорит… Когда будете готовы, говорит, но не прерывать вас…»
Ее пронзительный высокий голос обладал потрясающей способностью привлекать внимание. Я ответила в мертвую напряженную тишину: «Сразу же навещу инспектора. Спасибо, Эффи».
Я подняла «Золотую ветвь», завернутую в обрывки «Автомобиля», в другую руку взяла чашку кофе и удалилась из неловкой тишины. Мое лицо горело. Карантин прошлой ночи, кажется, еще не закончился. Насмешливая фраза Николаса шуршала мне вслед. В каждом взгляде я чувствовала ту же злобу. В одной паре глаз, возможно, был страх. Мои щеки все еще пылали, когда я добралась до временного кабинета инспектора.
Он меня весело приветствовал и посмотрел проницательным взглядом. Это побудило меня едко сказать: «Я бы могла обойтись без рекламы того, что не являюсь подозреваемой, инспектор».
Он остался невозмутимым. «Неужели? Разве им это не нравится?»
«Конечно, нет! Я чувствую себя… изолированной, и самое смешное то, что именно я ощущаю себя виноватой. Как бы мне хотелось, чтобы все закончилось!»
«Мне тоже, – он протянул руку. – Это для меня?»
Я вручила ему «Золотую ветвь». Почему-то я почувствовала, что, поступая так, связываю себя обязательствами, отправляюсь по тропинке, с которой возврата нет. Села. «Я отметила место». Согнулась над чашкой кофе, мешая его без надобности, сосредоточила внимание на коричневом водовороте жидкости у голубых краев чашки.
Инспектор издал странный звук, затем резко спросил: «Где вы это нашли? – Я рассказала. – А когда вы обнаружили это отмеченное место?»
«Вчера ночью». Я ему рассказала и об этом, но не о смятом конверте, который затаился в моем кармане. Не могла я так далеко заходить по этой тропинке. Еще нет.
«Это вы отметили разделы?»
«Да».
«Знаете, чья это книга?»
Конверт жег мне руку. «Нет».
Наступила пауза. Я подняла глаза от чашки, чтобы встретиться с его внимательным взглядом. Он сказал: «У вас еще было о чем рассказать мне. Вы говорили об этом прежде, чем нашли книгу. Итак, мисс Брук, – в это утро он был очень официальным, – мне следует знать, о чем вы думаете».
«Первое касается разрезанной веревки, которая погубила Марион Бредфорд».
«Да?»
Я начала рассказывать ему о своем путешествии вниз по лестнице в темноте в первую ночь в отеле, и как Джеймси Фарлейн и Алистер были в подъезде. «Мистер Корриган рыбачил с ними. Алистер сказал, что он уже вернулся, но вчера его жена говорила, что он не возвращался в ту ночь до трех часов. А я разговаривала с Алистером примерно в половине третьего».
Инспектор быстро записывал. Когда я замолчала, он поднял глаза. «Вы пытаетесь сказать, что каждый из троих мог воспользоваться случаем и перерезать веревку за ночь до восхождения».
«Да», – жалко сказала я.
«Тогда какова роль третьего альпиниста Даугала Макре?»
«Возможно, он не виновен, только испугался. Увидел, что они падают…»
«Ну-ну. – Инспектор посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. – А больше вы ничего не собирались сказать?»
Я задумалась. Конверт? Нет, не сейчас, пока не буду. А другое? Полуправда моего рассказа о случившемся у второго костра? Я с отчаянием убеждала себя, что это не доказательство, значит, не нужно ему. Несомненно, я не обязана говорить? Пока нет.
Он серьезно наблюдал за мной через стол. Я начала рассказывать об истории с куклой Марсии, но остановилась и уставилась на него с несчастным видом. «Но, возможно, вы знаете?»
Он кивнул. «Миссис Персимон мне сказала. Но можно забыть об этом. Это и не было загадкой. Это результат личной вражды миссис Корриган и мисс Мэйлинг».
«Думаете, это сделала Альма?»
«Да. Призналась сегодня утром. Она сделала это, чтобы напугать мисс Мэйлинг и заставить уехать. По личным причинам».
«Понимаю… – Я вспоминала лицо Альмы, когда она наблюдала за движением машины по долине. – Кажется, это сработало».
Выражение его лица смягчилось. «Вполне. – Он посмотрел в свои записи. – Ну, я очень обязан вам за то, что вы рассказали об этом. Думаю, вы поступили правильно. А еще что-нибудь есть?»
«Нет», – ответила я, но недостаточно хорошо следила за собой, и его глаза поднялись от бумаг, посмотрели на меня с острым интересом.
Он сказал решительно: «Вы лжете, не так ли? Есть что-то еще…»
«Нет», – заявила я слишком громко.
Несколько секунд он мрачно меня изучал, затем положил карандаш на бумаги, а ладони на стол. «Девочка… – Его тон не был больше официальным. Очень добрый. – Думаю, вчера вечером вы меня обманули, а?»
«Я? Обманула? Что…»
«Когда сказали, что не угадали, кто убийца. – Я закусила губу и выпрямилась, опустив глаза. Он продолжил: – Вы действительно думаете, что женщина с таким опытом, как Марион Бредфорд, не заметила бы, что веревка повреждена, когда обвязывалась? Вы действительно считаете, что веревку перерезали в ту ночь в подъезде отеля?»
«Я… Возможно, была…»
«Возможно. Но вы так не думаете».
«Н-н-нет».
Он помолчал. «Я расскажу, как, по нашему мнению, совершено убийство, – сказал он, наконец. – Вы поняли, конечно, что Роберта Саймз вообще не взбиралась на Спутан Дгу? – Он уточнил, так как я вытаращила глаза. – На ее теле не было веревки, не так ли?»
Я медленно ответила: «Нет. Не было. Конечно… Если бы она была на веревке, убийца не мог бы перерезать ее между ней и Марион. Знаете, мне это не приходило в голову. Как глупо!»
«Хорошо, что нет, а то вы искали бы в другом месте».
«Что же случилось?»
«Мы думаем, что он предложил Марион Бредфорд совершить восхождение вместе, чтобы Роберта наблюдала. Когда он дал Марион добраться до наклона, которого не видно с другой стороны, там есть козырек…»
«Поняла. Он перерезал веревку, и его не было видно».
«Он, вероятно, потянул Марион и перерезал веревку. Роберта видела, как подруга падает. Затем убийца крикнул, что возвращается, и сделал это, поднявшись повыше. Наверное, она ждала его в сильнейшем волнении на краю ущелья. А он пришел и сбросил ее вниз, и она исчезла из вида. Если бы он подозревал, что она жива, он бы спустился и прикончил ее. – Я ничего не ответила, не могла ни говорить, ни думать, кажется, закрыла глаза. – Девочка, – сказал инспектор очень нежно, – ни один убийца не стоит того, чтобы его защищали, вы знаете».
Задыхаясь я сказала: «Верность…»
«Он отверженный. Вы должны быть верны всем остальным, нормальным обычным людям, которые хотят, чтобы его изолировали ради их безопасности».
«Ну, так почему вы не арестовываете его, если так уверены?»
«Я говорил. Не могу сделать и шага без доказательств. Жду информации из Лондона и еще… есть Роберта».
«Почему вы оставили меня с ней, если так уверены, что я прикрываю убийцу?» – закричала я.
«Потому что довольно хорошо знаю людей, и знаю, что, когда наступит нужный момент, развязка, вы поступите правильно, несмотря на свои… верности».
«Вы имеете в виду, что мной управляют инстинкты, – горько сказала я. – Если бы вы были вчера вечером в комнате отдыха, услышали бы, как я много и красиво говорю о принципах, но сейчас… – Я встала. – Кто-нибудь когда-нибудь говорил вам, что для женщин люди значат больше, чем принципы? Я женщина, инспектор Маккензи».
Он поднялся и его глаза спокойно встретили мой взгляд. «Геза Макре тоже была женщиной».
При этих словах я сверкнула на него глазами. «Не знаю, что это вы читаете мне проповеди о верности! Даже если я все же и догадалась, кто убийца, это только догадка! Как, по-вашему, я смогла бы помочь поймать его? Я сказала все…»
«Нет. – Его голос был мягким, но заставил меня замолчать. – Я все еще не верю вам. И если факт, какой бы он ни был, который вы скрываете, мог бы служить уликой… Тогда я должен предупредить…»
«Уликой? У меня нет улик! Клянусь, нет! И если бы она была у меня… О, Боже мой, нужно время, чтобы подумать…» – сказала я потрясенно и почти выбежала из комнаты.
В холле, наверно, были люди, но я их не видела. Как слепая, я бесцельно направилась в стеклянный подъезд, на свежий воздух и свободу долины. Но в дверях я столкнулась лицом к лицу с Даугалом Макре. Он мрачно приветствовал меня: «Доброе утро, хозяйка. Прекрасное утро для этого, несмотря на то, что небольшой туман надвигается с залива. Хотите сейчас пойти?»
«Пойти?» – я бестолково посмотрела на него.
«Сегодня я обещал взять вас на рыбалку, хозяйка. Вы разве забыли?»
«На рыбалку? О… – Я начала смеяться, а затем извинилась: – Простите. Но кажется странным думать о рыбалке после… после всего этого».
«Конечно. Но вы не можете просто сидеть и ждать, что случится, хозяйка. Лучше побыть на свежем воздухе, порыбачить на реке Камасунари и выбросить все из головы. Отлично это знаю».
«Да, думаю, знаете… Хорошо, мистер Макре, я приду. Через пять минут».
Спустя сорок пять минут я стояла в вереске, где река Камасунари вытекает из озера, и думала, что Даугал прав.
Туман, который покрывал долину рано утром, поднялся и ушел, откатился, лег длинной вуалью пара на нижние склоны Блейвена и Сгар на Стри. Ант Срон почти исчез в этом саване. У его основания озеро мерцало бледным светом и сливалось с туманом в движущуюся опаловую мглу. Марско исчез. Куиллин отдалился за тем же невидимым покровом, но прямо над головой небо было голубым и чистым, и солнце ярко сияло. Река, вытекая из озера большим скользящим веером серебра, сужалась там, где мы стояли, в узкий канал, шумела и сверкала среди валунов, которые превращали ее воды в пену или выставляли свои бока, в точности похожие на спины прыгающих лососей. Близко к берегу, в маленьких заводях, спотыкались и качались горы пены на воде, коричневой, как пиво. Запах сухого вереска и торфяной воды, крепкой и свежей, разбавлялся острым ароматом болотного мирта.
Даугал был хорошим инструктором. Вскоре он показал, как собирать взятую напрокат удочку, закреплять катушку и насаживать муху, а затем, с бесконечным терпением, начал учить меня забрасывать леску. Мы не сказали ни слова о чем-нибудь, кроме того, чем занимались, и даже об этом говорили мало. Очень быстро, к моему удивлению, я поняла, что трудное дело, которое я пыталась освоить, действительно так затягивает, что прошлое блекнет, будущее отходит на задний план и весь мир сужается до раскинувшейся, мерцающей воды и мухи на крючке. Вечное время и вечный голос воды гипнотизировали, отель с его обитателями и проблемами казался далеким и несущественным. И даже если моя собственная проблема не отошла на задний план вместе со всеми другими, она, так страстно я отказывалась думать о ней, немного ослабила хватку.
Даугал запасся удочкой и для себя, но сначала не пользовался ею. Сидел на берегу, курил и наблюдал за мной. Временами он вставал и показывал, как надо забрасывать. Конечно же, я ничего не поймала. У меня даже не было ничего похожего на клев. Но так сильно подействовали спокойствие и вечность местности, что когда наконец Даугал начал разворачивать бутерброды, я могла думать и говорить достаточно спокойно.
Сначала мы ели молча, вода катила коричневые пузырьки у ног, а глубокое течение раскачивалось вверх и вниз в середине реки. Сверкающей серебряной дугой прыгнула рыба. «Это как раз там, где я ловила, – сказала я робко. – Должно быть, я забрасывала леску над этой рыбой все время, а не поймала ее».
«Еще, возможно, поймаете. Случаются иногда очень странные вещи», – сказал Даугал. Вряд ли это можно назвать ободряющим ответом, но я посчитала, что подобные слова из уст шотландского горца, возможно, даже считаются похвалой. Он посмотрел на небо. «Многовато солнца для рыбы. Если бы спустился туман и притушил немного свет, было бы лучше».
«Странно желать, чтобы солнца не было».
«Если снова будете ловить рыбу, то и не заметите».
Мы молча закончили трапезу, затем Даугал вынул древнюю трубку, я поискала сигареты в кармане. Пальцы нащупали остатки вчерашних довольно мятых сигарет «Плейерс» и что-то еще, металлическое и незнакомое. Я вскрикнула, когда вспомнила что это. Даугал повернулся, вопросительно взглянул в мою сторону через слабый туман из табачного дыма.
«Полагаю, следовало отдать это инспектору, – сказала я, отдернув руку от брошки с карнгормом. – Совсем забыла. Это брошь Роберты, и…»
«Где вы ее взяли?» Голос большого шотландца прозвучал резко. Его трубка упала в вереск, а рука мелькнула и схватила брошь с моей ладони. Он поворачивал и поворачивал ее, а рука дрожала.
«Ну… На горе, вчера, – сказала я неуверенно. – На осыпи возле Спутан Дгу. Я… Я думала, что это мисс Саймз уронила ее там».
«Это Гезина». Голос Даугала звучал нетвердо.
«Гезы?» В замешательстве я пыталась вспомнить, где подобрала брошку… Да, она лежала на осыпи ниже выступа, где нашли девушку. Неужели безделушку уронили или отшвырнули ногой с кучки металла в углу?.. Я повернулась посмотреть на Блейвен. Туман скатывался по склонам, как прилив дымящейся лавы. Гора стала невидимой, огромная стена тумана равномерно простиралась по долине за нашей спиной, уничтожая день.
«Я подарил ее дочке на день рождения, – сказал Даугал неестественно громко и грубо. – Брошка была на ней в тот вечер… – Еще какой-то момент он смотрел на брошку, потом сунул ее мне. – Лучше возьмите ее, хозяйка. Дайте инспектору и скажите, где нашли. Бог знает, поможет ли ему это, но… – Он внезапно замолчал, опустил голову и принялся искать трубку. К тому времени, как он ее снова зажег, лицо его снова стало спокойным, а руки твердыми. Он посмотрел вокруг на тихо стелющийся туман. – Вот сейчас хорошо ловить рыбу», – сказал он.
Солнце село, а с ним исчезло спокойствие. Находка этой трогательной броши слишком ярко оживила в памяти ужасы, которые населили эту прекрасную долину. Жалкие сомнения и страхи снова навалились на меня вместе с серым туманом. Другой берег реки стал невидим. Казалось, мы находимся в центре мира катящихся серых облаков, на острове между громкой рекой и озером, чье спокойное и мрачное мерцание постепенно переходило в серую дымку. Я дрожала. «Не кажется ли вам, что лучше вернуться, мистер Макре? Думаю, следует сразу отдать брошь инспектору».
Он встал. «Как хотите, хозяйка. Тогда собирать удочки?»
Я задумалась. Возможно, это просто жуть окутанной туманом долины, но вдруг я очень захотела уйти. Больше не могла этого выносить. Следует посмотреть проблеме в глаза и успокоиться любым образом, чего бы это ни стоило. «Мы должны вернуться, – наконец сказала я. – Есть и другие причины… чтобы увидеть инспектора. Больше не могу откладывать. И я… не люблю тумана».
«Мы не можем заблудиться, если пойдем вдоль берега. Не забивайте себе голову. Только подождите спокойно минуточку, пока я возьму удочку, и пойдем обратно».
Он повернул вниз к реке и не прошел и десяти ярдов, как его поглотил туман. Я загасила сигарету об уже остывший камень и следила за серым вихрем, в котором исчез Макре. Обволакивающее облако давило на вереск, скалу, журчащую воду.
Оляпка предупредила меня первой. Она вынырнула и исчезла вверх по течению с пугающими тревожными криками, так что нервы мои задрожали. Затем за сплошной стеной тумана послышался шум. Проклятие. Глухой стук падения, задыхающийся крик и слабый звук удара. Громкий вопль Даугала: «Девочка! Беги!»
Затем страшное, резкое дыхание, задыхающееся, дребезжащее в сдавленном горле. Еще один глухой стук. И тишина.
