Как только мы оделись, Джулиано повел меня вниз, мы шли по огромному пустому дворцу, и звук наших шагов эхом отражался от сияющего мрамора. Коридоры показались мне опустевшими — большая часть произведений искусства исчезла.

— Наверное, мне лучше не ходить с тобой, — прошептала я, держа мужа под руку. — Пьеро захочет обсудить политические вопросы.

В действительности меня волновала перспектива встречи с родственниками. Несмотря на заверения Джулиано, я вовсе не была уверена, что старший брат Медичи с восторгом согласился на наш брак. После болезненной стычки с отцом я не готова была вытерпеть еще одну, на этот раз с Пьеро.

Джулиано словно прочел мои мысли.

— Это правда, брат поначалу даже слышать не хотел о моей женитьбе на тебе. Но я настаивал. Я убедил его, что такой шаг имеет огромный политический смысл. Народ ведь выражал недовольство тем фактом, что Пьеро был наполовину Орсини да и женился на представительнице этого семейства. И тогда я сказал брату: «Ты уже заключил сильный союз со знатным родом Орсини, а Джованни стал кардиналом, что делает нашими союзниками Папу и церковь. Пришла пора заключить связи с народом, показать, что мы не считаем себя королями, как все говорят». И брат, в конце концов, прислушался. И хотя Альфонсина и Джованни против, я не сомневаюсь, что твое обаяние поможет тебе их завоевать.

Мы остановились перед темной полированной дверью, украшенной резьбой. Джулиано распахнул створки и жестом пригласил меня войти.

Я окунулась в тепло и свет. У противоположной стены ярко пылал огонь в огромном камине, на длинном обеденном столе стоял канделябр с дюжиной свечей, источавших аромат нагретого воска. Все стены были украшены фресками с пасторальными сценами: Вакх с виноградом, нимфы и сатиры, скачущие под мелодии, которые пан наигрывал на своей дудочке.

В комнате находились двое. Первый расхаживал перед камином, оживленно жестикулируя. Одет он был как принц: в тунику из толстого сапфирового бархата с пурпурной атласной отделкой. На шее у него висела толстая золотая цепь с огромным аметистом, на пальцах поблескивали бриллианты, в которых отражались языки пламени. Он был широкоплеч и узок в талии, рейтузы обтягивали сильные бедра и мускулистые икры. Его легко было представить гоняющим мяч на улицах Флоренции.

— Как они смеют так меня оскорблять! — бушевал он. — Как они смеют, ведь я только что спас город! Меня нужно встречать как героя, а вместо этого…— Он поднял на нас взгляд и нахмурился, недовольный тем, что его прервали.

Второй человек сидел за столом и невозмутимо отделял мясо жареного фазана от костей. На нем была алая кардинальская сутана, красная шелковая шапочка и кольцо с рубином. Когда мы вошли, он развернулся вполоборота на стуле, чтобы получше нас разглядеть. У него были толстые пальцы, полные губы, большая голова и широкая грудь. Отставив нож и вилку, он поднялся.

— Джулиано! Кто это? — Он был удивлен, но держался вежливо. Говорил он низким, завораживающе красивым голосом, хотя лицо у него было простое, а глазки маленькие, подозрительные.

— Кто это? — как эхо повторил за братом Пьеро. Он шагнул в круг света от канделябра, открыв лицо совсем как у его матери — с узкими губами и безвольным подбородком.

— Пьеро, ты помнишь. Это моя жена, мадонна Лиза ди Антонио Герардини. Лиза, это мой брат Пьеро ди Лоренцо де Медичи.

Ответ моего мужа поразил Джованни.

— Антонио, торговец шерстью? Ты, наверное, шутишь?

— Не оскорбляй мою жену, — грозно ответил Джулиано. — Семейство Герардини добропорядочное. Пьеро давно дал нам разрешение пожениться.

Пьеро небрежно махнул рукой.

— Действительно, я разрешил. Но сейчас вряд ли подходящее время для знакомства с молодой дамой, когда нас обложили со всех сторон…— Он коротко мне поклонился. — Простите, мадонна, нам нужно обсудить срочное дело, касающееся только нас. Джулиано, ты сможешь представить нам свою нареченную позже.

— Она никуда не уйдет, брат. Она тоже член семьи. Сегодня утром состоялась свадебная церемония.

Пьеро тихо охнул. Джованни рухнул обратно на стул и приложил руку к пухлой груди. Он и заговорил первым, своим мелодичным голосом, который, несмотря на волнение его владельца, был очень приятен для слуха.

— Тебе придется аннулировать брак. Ты не должен растрачивать семя Медичи на простолюдинку.

Я вспыхнула от гнева, позабыв о своих страхах. Джулиано ответил брату запальчиво:

— Никакая она не простолюдинка. Она моя жена и останется здесь, в доме своего мужа. Брак совершен по всем правилам, и я больше не потерплю разговора об аннулировании. — Он обратился к Пьеро: — Что касается нашего разговора, то моя жена уже все знает и потому останется здесь. И вы оба сейчас поцелуете ее и примете в семью.

Джованни поднялся и, бросив на меня любопытный взгляд, шагнул вперед, после чего взял мои руки в свои мягкие, мясистые ладони. Потом улыбнулся, как ни в чем не бывало, и произнес:

— Я поцелую вас, вы ведь такая красавица, Лиза. — Он приподнял бровь и, бросив быстрый взгляд на Джулиано, добавил: — Но я легко могу все устроить…

— Даже слушать об этом не желаю, — предостерегающим тоном заявил Джулиано.

— Тогда ладно, — дипломатично согласился Джованни. — Вы сядьте со мной, мадонна Лиза. И ты тоже присаживайся, Джулиано. Ведь сейчас полагается устроить свадебный пир? После такой церемонии, проведенной по всем правилам, обязательно следует пиршество. Позвольте мне позвать слуг. — Он поднялся и дернул за цепочку, висевшую в одной из стенных ниш, после чего вернулся к столу и жестом пригласил нас присоединиться.

Пьеро был слишком взбудоражен для рукопожатий или поцелуев. Он так и остался стоять по другую сторону стола, пока мы с Джулиано рассаживались рядом с кардиналом.

— С приветствиями придется подождать. Я только что вернулся из синьории. — Пьеро раздраженно развел руками, словно говоря: «Я сделал все, что мог… чего же им еще?» — Я спас Флоренцию… очень небольшой ценой, отдав всего несколько крепостей и немного денег…

— Сколько же? — поинтересовался Джованни.

— Двести тысяч дукатов, — неожиданно тихо ответил Пьеро.

Джулиано никак не отреагировал, а просто продолжал смотреть на старшего брата изучающим взглядом; видимо, об этой сумме он уже знал.

Джованни резко отставил бокал, выплеснув немного вина на стол.

— Черт возьми! — выругался кардинал. — О чем только ты думал? Не удивительно, что в синьории отказались с тобой говорить! Не удивительно, что они послали этого типа, мелющего чепуху о конце света, — этого Савонаролу — в Пизу.

Пьеро встрепенулся.

— Савонаролу? В Пизу? Теперь они открыто надо мной насмехаются!

— Ты хотя бы прочел мое письмо? — усталым голосом спросил Джулиано.

Пьеро снова отвел взгляд куда-то в сторону.

— Ты даже не представляешь, как я был занят, меня осаждали со всех сторон… я не виноват, что упустил кое-какие детали.

— Да ты даже его не распечатал, — спокойно заявил Джулиано. — Иначе знал бы, что синьорию расстроила новость о передаче крепостей и денег. Французы смеются над нами, брат. Вряд ли они надеялись получить Сарцану, не говоря уже о Сарцанелле, Пьетрасанте и куче золота. Синьория по праву гневается. В моем письме я просил тебя немедленно вернуться, чтобы мы вместе разработали стратегию, как теперь наладить с ней отношения.

Пьеро безвольно обмяк. Тонкости дипломатии и переговоров были вне его понимания, но, тем не менее, он продолжал слабо сопротивляться.

— Братишка, — тихо произнес он, — я должен был поехать сам. Я должен это дело довести самостоятельно. Иначе кто станет меня уважать? Я ведь не отец…

— Никто из нас не может занять его место, — ласково ответил Джулиано. — Но вместе мы, трое, можем с ним сравняться. — Он явно преувеличивал, так как третий, Джованни, давно вернулся к трапезе, разделывал своего фазана и слушал лишь вполуха как сторонний наблюдатель.

Тут появился слуга, и все разговоры смолкли. Джованни велел ему принести вина и еды «для наших двух влюбленных». Как только человек удалился, братья возобновили разговор. После короткой паузы Пьеро немного воспрянул духом и выразил свое возмущение:

— Что бы ты там ни говорил, а я остановился перед нашим дворцом, когда въехал в город, — я ведь не полный идиот. В лоджии собралась целая толпа, ожидавшая услышать от меня отчет. Я сообщил им хорошую новость: что с Карлом все улажено. Я сделал все, как ты предлагал: заказал сласти, которые швыряли в толпу, приказал подать вина, в точности как сделал отец, вернувшись после переговоров с королем Фердинандом. Но, видимо, ни у кого не было настроения праздновать. Люди пили мое вино, уписывали мою еду, а сами молча глазели на меня, словно я сделал что-то дурное. Тогда я отправился во Дворец синьории. — По традиции высшие члены флорентийского правительства переезжали жить во дворец на все время пребывания в должности, там они и ели, и спали. — Знаешь, что сделали приоры? Дали мне от ворот поворот! Прислали слугу к порогу сказать: «Возвращайтесь завтра, сейчас они ужинают». Я показал ему жестом, что я об этом думаю! — Он презрительно фыркнул. — Я не полный дурак. Я знаю о недовольстве людей. Я не стал рисковать. Заранее договорился с Паоло. Восемьсот солдат Орсини — пять сотен всадников и три сотни пехотинцев — разбили лагерь у ворот Сан-Галло и ждут моего сигнала, если случится заварушка.

— Кто велел тебе так поступить? — Джулиано в ужасе закрыл на секунду лицо руками.

— Довици.

Пьеро Довици был ближайшим советником Пьеро Медичи.

— Я снова повторю: нельзя доверять Довици! Думаю, он больше не печется о наших интересах. — Джулиано возмущенно запыхтел. — Неужели ты не видишь, как все теперь выглядит? Синьория и народ обозлены тем, что ты действовал, не получив их одобрения. Ко всему прочему ты привел с собою армию. Что помешает им решить, будто ты намерен полностью захватить власть в свои руки?

— Я бы никогда не сделал ничего подобного!

— Но они-то этого не знают. Наши враги пользуются любой возможностью, лишь бы разогреть слухи. Нам следует проявлять чрезвычайную осторожность и думать, каков будет ответный удар на любое наше действие. Любой крестьянин, любой горожанин, живущий возле ворот Сан-Галло, увидит расположившуюся там армию. Они знают, что на нас идут французы, а здесь поджидают солдаты Орсини. Так что они подумают? — Джулиано покачал головой. — Ты знаешь, о чем твердит Савонарола в своих проповедях? После того, как на прошлой неделе сюда дошла весть, что французы разграбили Фивиццано и пролили там много невинной крови?

Я сразу вспомнила Микеланджело, который сидел тихонько в огромной толпе в Сан-Лоренцо, прислушивался и тщательно запоминал услышанное.

— Савонарола заявил толпе, что предсказал приход Карла еще два года тому назад, когда говорил, что меч Господа обрушится с небес и покарает всех флорентийских грешников. Другими словами, покарает нас и любого, кто не согласен с фра Джироламо. Разве ты не понимаешь, Савонарола играет на их страхе, внушая им, что Флоренция и Франция вступят в войну. Именно так все и подумают, когда увидят войско Орсини у ворот. Почему ты не посоветовался со мной, прежде чем что-либо предпринимать?

Пьеро понурил голову, устремив взгляд в огонь, в его лице не осталось и следа высокомерия или гнева.

— Я всю жизнь старался быть таким, каким хотел видеть меня отец. Но все мои старания ни к чему не приводили. Я поступил, как ты советовал: попытался договориться с королем Карлом о беспрепятственном проходе — и теперь Альфонсина на меня сердится и отказывается со мной разговаривать. Подозреваю, она собирается навсегда остаться в Поджио а Кайано. Мне пришлось солгать Паоло Орсини, чтобы получить его воинов. Он не подозревает о моем намерении позволить Карлу пройти. И Папа возненавидит нас, когда обо всем узнает. Что же мне теперь делать?

— Во-первых, держи себя в руках, — деловито велел Джулиано. — Больше никаких опрометчивых жестов. Давайте сегодня обговорим план, как подступиться к приорам, а завтра вместе отправимся во Дворец синьории. Что касается Альфонсины, Орсини и его святейшества — будем искать у них прощения позже. В первую очередь нужно заняться Флоренцией.

— По крайней мере хоть ты способен сохранять хладнокровие, — печально заметил Пьеро, сдаваясь.

В эту минуту вошла служанка с вином и бокалами, а за ней потянулась целая вереница слуг с блюдами, полными всевозможных деликатесов — птицы, зайчатины и оленины, сыров и сладостей. Пьеро, в конце концов, присоединился к трапезе, но выглядел встревоженным и даже не пытался участвовать в нашей беззаботной беседе за столом. Я тоже поела, но, как и Пьеро, не могла отделаться от беспокойства и все время не сводила глаз с Джулиано.

Ту ночь я провела одна в спальне Лоренцо, пока мой муж обсуждал с братьями, как быть дальше с синьорией. Я несказанно устала, проведя без сна предыдущую ночь, но все же теперь никак не могла заснуть. Мало того, что я грустила об отце, так еще и ужасно скучала по Дзалумме, я чуть с ума не сошла, представляя себе, какому наказанию он подвергнет девушку за то, что она помогла мне. Меня также волновало, что случится с Джулиано, когда он отправится с братом в синьорию. В конце концов, я решила убедить его никуда не ходить — черт с ней, с этой Флоренцией — или позволить мне пойти вместе с ним. Я, как ребенок, боялась, что если отпущу его, то больше никогда не увижу.

Я лежала в кровати, подоткнув под себя одеяло, не смыкая глаз. На столике горела лампа, в очаге пылал огонь, отбрасывая на стены и картину «Битва при Сан-Романо» играющие тени. Я долго смотрела на окруженного врагами капитана, точно так, как многие годы на него смотрел Лоренцо.

Огонь горел жарко — челядь Медичи не экономила на дровах, — и меня прошиб пот под бархатными и меховыми одеялами. Я поднялась и пошла открывать окно.

Небо заволокло облаками, заслонившими все звезды, в холодном воздухе чувствовался запах дождя. Я вытянула в окно руку, потом убрала, и она оказалась влажной от мороси.

— Ессе ego adducam aquas diluvii super terram, — невольно прошептала я. — Смотрите, я низвергаю водные потоки на землю.