ГЛАВА 23

– Хотя это слово читается с трудом, – Франческа указала на смазанную арабскую надпись на первом письме, –

значение его ясно. По-арабски это “фургон” или “повозка”.

– Фургон? – удивилась Клер.

– Ну, древний фургон, повозка или телега, которыми пользовались еще в библейские времена.

– Для чего пользовались? Для перевозки скота, птицы или чего-то другого?

– Нет, это было транспортное средство для перевозки людей. Небольшая такая повозка, в которую запрягали ослов. И людям приходилось ехать стоя. Немного напоминала колесницу.

Клер переглянулась с Эндрю. На лице его читалась растерянность.

Франческа взяла второе письмо Алессандры кузине, датированное 5 марта.

– А вот это слово

перевести будет трудней. Оно означает человека-одиночку… ну, возможно, отшельника. Есть у него и второе значение, возможно, оно покажется странным. Это тот, кто не ест ничего, кроме меда.

– Как Иоанн Креститель, – вставил Эндрю.

– Да, возможно, значение именно таково: мудрый человек, философ, какой-то святой или отшельник. Но самое главное – человек, живущий вне общества. – Франческа виновато улыбнулась, – Я не сумела вам помочь, верно? Если хотите, могу позвонить одной даме, профессорше. Она арабистка, училась вместе со мной. Она наверняка сможет рассказать вам больше, только не знаю, как скоро. Возможно, только на следующей неделе.

Эндрю вопросительно взглянул на Клер. Ваша идея, вам и решать, говорил его взгляд.

– Да нет, это не обязательно, – сказала она Франческе. – Мы думаем… впрочем, я не уверена, но мне кажется, от нового перевода толку будет не много.

Они забрали письма, снова уселись за стол. И погрузились в задумчивое молчание. Клер была разочарована, хоть и не могла толком сказать, на что именно надеялась. Одно ясно – она была разочарована. Утро начиналось так оптимистично, но все их труды и старания оказались лишь напрасной тратой времени. Хуже того – перевод писем лишний раз подтверждал, что гипотеза, выдвинутая в ее диссертации, очень шатка. Она уже жалела, что прибегла к помощи Эндрю Кента.

– Вы же не думаете, что эти странные арабские слова есть своего рода ключ к коду? – вдруг спросил он.

Он что, умеет читать ее мысли?

– Понимаю, предположение мое выглядит глупо. Но во все времена венецианцы славились своим умением и искусными методами зашифровывать разного рода послания. Переписку и все прочее. Причем речь идет не только об официальной переписке. Купцы использовали коды для шифрования своих деловых писем, хотели защитить от конкурентов и жуликов торговые секреты и утаить перемещение денежных средств. Отец Алессандры был купцом. Если от него она научилась арабскому, то вполне могла научиться и технике шифрования.

– Да, но только все эти письма Алессандры вовсе не зашифрованы, – возразил Эндрю. – Если бы она использовала эту технику, прочесть их было бы невозможно. Мы бы увидели там полную абракадабру.

– Шифрование – не единственный способ передачи секретных посланий. В конце шестнадцатого – начале семнадцатого века стали популярны сборища посвященных и интеллектуалов. Уолсингем в Англии, кардинал Ришелье во Франции, Совет десяти здесь, в Венеции. Применялась масса способов защиты информации, и шпионы – часто служившие дипломатами – искали все новые и новые способы вуалирования передаваемых ими сведений. И еще следует учесть вот что. Если бы Алессандра послала зашифрованное письмо, любому, перехватившему его, стало бы ясно: там содержится какое-то тайное послание. Даже если бы его не смогли расшифровать, оно выглядело бы крайне подозрительно, согласны? Рискованное это дело, посылать зашифрованные письма. Возможно, именно поэтому она старалась, чтобы они выглядели как обычные письма.

Эндрю пожал плечами.

– Думаю, мы только что столкнулись с тем, как искажают историю ее исследователи. Если верить всем этим вашим рассуждениям, ничто не является тем, чем выглядит с первого взгляда. Дневники – не что иное, как искусная мистификация, письма… в них между строчками написан совсем другой текст невидимыми чернилами. Может, если прочесть знаменитое письмо Россетти задом наперед, мы увидим примерно такой текст: “Пол мертв”, а?

– Ну вы уже дошли до абсурда!

– Ах, это я, оказывается, дошел до абсурда! – Эндрю взял письмо от 1 марта. – Я не слишком много знаю о шифровании, но, честно говоря, ума не приложу, как это может быть тайным посланием! Ну, разве что оно представляет собой грандиозную анаграмму, для создания которой потребовалась масса времени и умения.

– Есть гораздо более простые способы. К примеру, некоторые используют специальный шаблон. Он представляет собой лист бумаги, где прорезаны отверстия. Когда накладываешь такой шаблон на письмо, буквы и слова в этих отверстиях и составляют тайное послание.

– Стало быть, и у отправителя, и у адресата должны быть одинаковые шаблоны?

– Да.

– И без них письмо расшифровать невозможно?

– Практически да. Просто я подумала… может, это арабское слово – своего рода инструкция?

– К примеру: “Читайте только те слова, что начинаются с буквы "к"”, так, что ли?

– Ну да, что-то в этом роде.

– Но зачем ей понадобилось помещать ключ к шифру в письмо?

– Венецию населяли люди разных национальностей, но среди них и здесь, и в Падуе было не так уж много тех, кто умел читать по-арабски. Возможно, Алессандра считала, что никто ничего не поймет. Но если это действительно ключ, тогда слова “фургон” или “повозка” и то, второе, что бы оно там ни означало, могли иметь смысл, знакомый только ей и кузине. Вернее, могли иметь отношение к тому, что являлось ключом.

– Если так, то у нас нет никаких шансов расшифровать содержащееся здесь послание?

– Увы, нет.

Эндрю задумчиво потер подбородок.

– Я тут вспомнил кое-что… Известна вам история о сэре Джоне Тревельяне?

Клер покачала головой.

– Нет.

– Сэр Джон Тревельян был роялистом, Оливер Кромвель приговорил его к смертной казни, и он стал узником Колчестерского замка. Сидел он себе там в ожидании казни и однажды получил письмо, внутри которого содержалось тайное послание, вернее, инструкция к побегу. Если не ошибаюсь, метод расшифровки заключался в том, что надо было читать каждую третью букву после знака пунктуации. Когда он сложил все эти буквы, получилось примерно следующее: “панель у восточного края церковного алтаря”. И вот он попросил разрешения помолиться в одиночестве перед смертью, ну и, по всей очевидности, умело распорядился полученной информацией, поскольку совершил побег и жил еще долго и счастливо, рассказывая эту историю.

– Вы же говорили, что мало знаете о шифрах и кодах.

– Знаю мало, однако эту историю запомнил. Поскольку это один из тех случаев, когда молитва действительно спасла человеку жизнь. – Эндрю улыбнулся и какое-то время молчал. – Но загадка так и осталась загадкой. До сегодняшнего дня неизвестно, кто послал Тревельяну это спасительное письмо, кому было известно, что ему знаком этот метод расшифровки.

– Похоже, он знал его давно, задолго до того, как получил письмо. Думаю, и у нас тот самый случай. – Клер взглянула на два письма Алессандры и вздохнула. – И без правильного ключа нам ни за что их не расшифровать. Можно, конечно, перепробовать дюжину разных способов – третья буква за знаком пунктуации, четвертая буква следом за чем-то там еще, и получить дюжину различных вариантов. Но это вовсе не означает, что они правильные.

– И прежде всего, что эти письма вообще зашифрованы.

– Смеетесь надо мной?

– Нет. Мне действительно любопытно знать, обожаю всякие головоломки. Вот было бы здорово, если б у нас получилось, верно? И потом, это уж куда занимательнее, чем читать какие-то дневники. – Он взглянул на часы. – Бог ты мой, уже почти четыре. Могу я пригласить вас на поздний ланч?…

– Идея неплохая, – заметил Эндрю, когда они оказались у стойки бара в маленьком кафе на углу, в нескольких кварталах от пьяццы.

– Какая идея? – рассеянно спросила Клер, разглядывая бутылки с ликерами и прочими спиртными напитками, выставленными у задней стены старомодного бара, и решая, стоит ли выпить глоток чего-нибудь бодрящего, если на закуску они берут лепешки с ветчиной и сыром. Может, хоть это как-то встряхнет ее, позволит избавиться от щемящего чувства разочарования.

– Я о том, что надо было прочесть эти письма.

– Не знаю. Сильно сомневаюсь. Ведь мы не нашли там ничего стоящего, убили практически весь день.

– Но вы заметили эти арабские слова, уже какая-то ниточка. А что до отсутствия “стоящей”, как вы изволили выразиться, информации, что ж, с историками это случается чаще, чем с остальными людьми. Вообще, не думаю, что мы так уж плохо провели этот день. Лично мне не пришлось работать над очередной лекцией – уже радость.

– Вы что же, не знаете, о чем будете говорить завтра на лекции?

– Не до конца. Как и у вас, у меня есть предчувствие, что письмо Россетти было не тем, чем казалось. Впрочем, никаких доказательств этому я пока не нашел.

– Ну и что же вы будете делать?

– Говорить о том, что знаю наверняка, надеяться, что вопросов и, следовательно, ответов будет немного.

Эндрю умолк – в кармане его пиджака звонил мобильный телефон. Он извлек его, приложил к уху.

– Да? О, привет! – несколько удивленным тоном произнес он. – Прости, совсем забыл позвонить тебе раньше. Ну, как там на конференции? Удачно прошел день?

Габриэлла, догадалась Клер. Как-то неловко было подслушивать, а потому она залпом допила капуччино и, перейдя через узенькую улочку, стала разглядывать витрины магазина напротив.

– Нет, весь день проторчал в библиотеке… – донесся до нее через улицу голос. – Да, придется поработать еще… Боюсь, что прямо сейчас не получится, не смогу… возможно, позже…

Интересно, подумала Клер, как Габриэлла отреагирует на то, что ее отвергли сегодня вечером. Возможно, рассердится или обидится. Судя по извиняющемуся тону, каким говорил Эндрю, она уже рассердилась. Клер попристальнее вгляделась в витрину и увидела, что в магазине продаются предметы старины вперемежку с различными мелочами века современного – карнавальными масками, марионетками на веревочках, стеклянными флакончиками духов из Мурано, фигурками херувимов. Были здесь и статуи Будды, и азиатские гонги, и тибетские молельные барабаны. А Мередит наверняка обрадуется вот такому флакончику из Мурано, подумала она. Раздвинула занавеску из бусин на входе и шагнула в полумрак лавки, где пахло пачулями и царила немного таинственная атмосфера.

Глаза Клер понемногу привыкли к темноте, и она оглядела небольшое помещение, ища полку, где выставлены на продажу флакончики с духами. Внезапно внимание ее привлекли два больших цветных плаката, висевшие на задней стене. Поначалу она приняла их за произведения средневекового искусства; затем, подойдя поближе, поняла, что перед ней две увеличенные репродукции карт Таро с изображениями луны и солнца. Рядом с этими плакатами размещалась полочка, заполненная колодами карт Таро всевозможных размеров и рисунков, а рядом с ней – третий плакат, где в уменьшенном виде были изображены все двадцать две основные карты старших арканов из того же средневекового набора Таро.

Ну конечно же! Клер так и расплылась в радостной улыбке. Она развернулась и выбежала на улицу.

– Где это вы пропадали? – спросил Эндрю.

– Идемте со мной, – ответила Клер и поманила его за собой, к магазинчику.

– Что происходит? – удивленно озираясь по сторонам, спросил Эндрю, когда оказался в полутемном помещении.

– Вот. – Она подвела его к третьему плакату, где изображались двадцать две карты. – Это из Таро. Взгляните-ка!

Она указала на карту во втором ряду сверху.

– “Иль Карро”, – прочел вслух Эндрю. – “Колесница”!

– А эта, – Клер снова указала, – “Отшельник”. Вроде бы соответствует переводу Франчески, верно?

– Да, это я понимаю. Но как тогда узнать, к чему относится то или иное слово? И что все это вместе означает?

– Карты пронумерованы! – сказала Клер.

В нижней части каждой из двух карт были отчетливо видны цифры, семерка и девятка. Клер взяла с полки колоду и выложила на прилавок перед кассиром.

Только тогда Эндрю стали ясны ее намерения.

– Библиотека закрывается через двадцать минут.

– Придется поспешить.