ГЛАВА 22

Клер и Эндрю Кент сидели друг против друга за столом в читальном зале библиотеки. Между ними лежала стопка писем четырехсотлетней давности, каждое письмо для сохранности было вложено в пластиковый конверт.

Клер подняла глаза от письма, которое сейчас переводила, – она уже убедилась, что ничего представляющего хоть какой-то интерес в нем нет, – и украдкой покосилась на своего коллегу. Эндрю Кент с головой ушел в работу, глаза устремлены на лежащий перед ним документ, время от времени он сверялся со словарем, и строчки перевода так и лились на бумагу. Работая, он закусывал нижнюю губу и время от времени, похоже совершенно бессознательно, откидывал непослушную прядь волос, падающую на лоб, или поправлял очки, слишком низко сползшие на нос.

Он надел эти очки с каким-то раздосадованным, даже смущенным видом, что не укрылось от внимания Клер. И ей стало немного смешно, и еще она была растрогана этим проявлением смущения. Может, потому, что они у него сломаны, или же Кент считает, что очки старят его? Но ведь он совсем не старик. Сколько ему? Лет под сорок – самое большее. И лицо довольно симпатичное, даже красивое, решила она после некоторого размышления, особенно когда он так сосредоточен. И нет в нем злобы и обычно присущего ему сарказма. Ну, в точности такое лицо, как вчера, когда он сказал… что он там говорил? Может, только потому, что был пьян? Да нет, вроде не был, но теперь, украдкой рассматривая его, она просто представить не могла, что этот мужчина, сидящий напротив, говорил ей такие вещи.

И еще одна поразительная деталь. Он сидел в каких-то трех футах от нее и при этом не замечал ее вовсе. Словно ее не было. Это Клер отметила с нарастающим раздражением. Она будет смотреть ему прямо в лоб, сверлить взглядом, собрав всю волю в кулак, чтобы внушить этому странному типу: посмотри же на меня, посмотри! Но, несмотря на все ее старания, он так и не оторвался от бумаг. Что ж, неудивительно, она и прежде знала, что этот мужчина ни за что не поддастся ее молчаливому гипнотическому зову. Они уже провели полдня вместе, но он не обмолвился и словом о том… о чем говорил вчера, почему это сказал. Он вообще не упомянул ни разу о вчерашнем вечере, не мог произнести даже такой тривиальной, ни к чему не обязывающей фразы, как, например: “Приятно было повстречаться с вами вчера вечером”. Или: “Ну как, есть новые мысли о письме Россетти?” Словом, выдать любую фразу, которая неизбежно вывела бы на вчерашний разговор. Словно напрочь забыл обо всем, точно этого не было вовсе. Что ж, раз он не желает говорить, то и она уж тем более не обмолвится ни словом. Хотя… если долго смотреть на него вот так, может, он поднимет наконец глаза и скажет…

– Ну, вы со своим закончили? – спросил он, подняв на секунду глаза. И нетерпеливым кивком указал на лежавшее перед ней письмо.

– Почти, – коротко ответила Клер, вернулась к письму и перевела несколько оставшихся слов.

– И что? – Он устало потер лоб.

Клер откашлялась и прочла сделанную в блокноте запись: “Пожалуйста, прошу сразу прислать и бархат, и тесьму. Два муслиновых платья понадобятся только после Великого поста. Также прошу подобрать туфли под бархатное платье. Искренне ваша, и так далее, и тому подобное”. Она толкнула к нему письмо через стол.

– Адресовано Симоне Монтечелли.

– Ее портнихе?

– Очевидно. А что у вас?

– “Моя дорогая Изабелла, – начал читать Эндрю, – страшно рада, что могла посетить эту грандиозную вечеринку в четверг. И лишний раз убедиться, насколько впечатлили мой эскорт все твои приготовления, декор, а также изумительные блюда, что подавали к столу…”

Эндрю откашлялся и продолжил:

– “Да и программа развлечений оказалась такой разнообразной и впечатляющей! Где, скажи на милость, ты набрала столько талантливых карликов? Их представление на античные темы оказалось столь комичным, что я едва со смеху не умерла…” Ну что, продолжать?

– Нет.

– Я тоже так думаю. Полагаю, это письмо баронессе ди Кастильоне написано из вежливости, в знак благодарности за прием.

– Но могли быть и другие женщины, которым она доверяла. Близкие подруги…

– Но кто? Ее портниха, что ли?

– Почему бы нет? Парикмахеры традиционно являются самыми доверенными лицами женщин. Так почему бы еще и не портнихи?

– Вы что же, считаете, можно найти что-то значимое в списке нарядов?

– Нет. Но может, есть и какое-то другое письмо?

– О! Есть идея. Возможно, это код. И на самом деле “муслиновые платья” означают “вооруженные легионы”.

– Очень умно.

– Благодарю.

– Я имею в виду, с ее стороны. И всякие сомнительные шуточки тут не помогут. – Эндрю вздохнул и отложил авторучку. – Думаю, мы лишь напрасно тратим время.

– Но мы пока что разобрались лишь с двенадцатью письмами. – Клер кивком указала на стопку на столе. – И просматривали их в хронологическом порядке. Почему бы не попробовать другой подход? Посмотреть, может, есть среди них письмо, адресованное подруге, а не портнихе или маникюрше? – Она стала просматривать письма, обращая внимание на имена и адреса. – Как это вам? Звучит впечатляюще. “Синьоре Барбериджо, Кастелло”.

– Ну, что ж, можно посмотреть.

Клер подвинула к нему письмо.

– С чего начинается?

Эндрю прочел первое предложение, потом перевел ей.

– “Мне необходимо доставить две дюжины коробок ваших лучших пирожных…” – Ага, понятно. Синьора Барбериджо – кондитерша.

– Ну а как насчет этого? – Клер протянула ему еще одно письмо. – Адресовано синьоре Джованне Донателло.

– Но адресат проживал в Падуе, а не в Венеции.

Клер на секунду призадумалась.

– В первом дневнике… том, что написан еще до всей этой истории с заговором, Алессандра упоминает свою кузину из Падуи. Может, они выросли вместе в Венеции. Может, были близкими подругами. Потом повзрослели, и Алессандра стала куртизанкой, а Джованна вышла замуж и переехала в Падую.

– И это не помешало им сохранить близкие и доверительные отношения? – закончил за нее Эндрю.

– Именно!

– А у вас богатое воображение, верно?

– Вы так сказали… словно это плохо.

– Лишь потому, что наша работа – искать истину, а не придумывать ее.

– Я просто выдвинула гипотезу. Нам всего-то и надо, что перевести письмо и выяснить, есть там что интересное или нет.

Пока Эндрю трудился над переводом письма в Падую, Клер успела просмотреть еще несколько, правда бегло. Минут через двадцать или около того он вдруг поднял на нее глаза и рассеянно пригладил волосы.

– Приготовьтесь к разочарованию, – сказал Эндрю, и придвинул к ней блокнот с переводом.

Клер прочла следующее:

– Не слишком захватывающее чтиво, верно? – заметила Клер.

– Да уж.

– Однако один факт мы установили доподлинно. Джованна – ее кузина.

– Да.

– Чувствую, вы просто умираете от желания сказать нечто вроде: “Ну, что я вам говорил?”

– Возможно, другими словами. Однако должен обратить ваше внимание вот на что… Письмо датировано первым марта тысяча шестьсот восемнадцатого года, и еще советую взглянуть на второй абзац, где она пишет…

– “ Предпочитаю безопасно сидеть дома”, – прочла вслух Клер.

Да, конечно, она обратила внимание на это предложение, ведь Алессандра написала о том, что находится в безопасности, как раз в то время, когда заговор набирал силу.

– А вы уверены, что перевели правильно? – спросила она и потянулась через стол к оригиналу.

– Ну разумеется! – обиженным тоном ответил Эндрю.

– Может, то была ложь во спасение, чтобы кузина не слишком за нее волновалась.

– Вы цепляетесь за соломинку.

– Есть и еще одно.

– Что одно?

– Еще одно письмо кузине. – И Клер протянула ему пластиковый конверт. – Думаю, мы должны перевести и его.

– То есть я должен?

– Просто у вас получается быстрей.

– Сдаваться, как вижу, вы не собираетесь?

– Нет.

Эндрю пробежал глазами письмо.

– А это длиннее, чем первое. Так что придется повозиться.

Клер принялась работать над несколькими более короткими письмами – подобно тем, что она уже перевела, речь в них шла в основном о повседневных хозяйственных нуждах дома Россетти. Наконец Эндрю закончил перевод второго письма Алессандры кузине. И со вздохом протянул ей лист бумаги. При этом на губах его играла улыбка – очевидно, он находил забавным эпистолярный стиль куртизанки.

“Моя дражайшая Джованна!

– Из всего этого ясно, что Алессандра очень любила свою кузину, – заметила Клер.

– Я бы сказал, даже, пожалуй, слишком.

– Но толку нам от этого никакого, верно?

– Боюсь, что так.

Клер продолжала рассматривать письмо. Датировано оно было пятым марта 1618 года – то есть днем раньше, чем пресловутое письмо Алессандры в Большой совет. Возможно, это лишний раз подтверждало правоту Эндрю Кента в том, что якобы “тайное” письмо Россетти было сфабриковано или вовсе выдумано историками. И поиски конфидентки Алессандры ни к чему не могли привести.

– А это что? – воскликнула вдруг Клер.

Подтолкнув письмо к Эндрю через стол, она указала на странную пометку, что красовалась чуть ниже подписи Алессандры.

– Понятия не имею… Может, просто клякса от чернил? – предположил Эндрю.

– Да нет, не думаю.

Клер взяла со стола первое письмо кузине. Оно больше пострадало от времени, некоторые буквы были неразборчивы, но под подписью Алессандры красовались все те же странные черточки с точками.

– Это напоминает… – начала Клер.

– Арабскую вязь, – подхватил Эндрю.

– Вы случайно арабского не знаете?

– Нет. А вы?

– Тоже нет. – Клер оглядела помещение библиотеки. – Может, найдется человек, который знает?…

И она поднялась из-за стола.

– Как вы собираетесь его искать? Вскочить на стол и заорать во весь голос: “Кто тут знает арабский? А ну, выходи!”

– Нет, я спрошу у Франчески.

– Кто такая эта Франческа?

– Библиотекарша.

– Но с чего вы взяли, что она может это знать?

– Спросить не помешает.

Клер подбежала к столику дежурной, о чем-то переговорила с Франческой, затем так же быстро вернулась к столу. Сгребла с него все письма и сделала знак Эндрю следовать за ней.

– Только не говорите мне, что вы нашли арабиста, – проворчал он, вставая с места.

– Представьте себе, нашла!

– И кто же он?

– Франческа.