ГЛАВА 13
– Папа! – взвизгнула Гвен. Сидя на постели в гостиничном номере, она крепко прижимала телефонную трубку к уху. – А я как раз собиралась тебе звонить!
Клер только что вернулась с утренней пробежки по набережной. Вернуться пришлось раньше, чем она намеревалась. Примерно на полпути она обнаружила, что навстречу ей бежит трусцой какой-то мужчина. Он приблизился, и Клер увидела, что это не кто иной, как Эндрю Кент собственной персоной. Она развернулась и бросилась бежать назад, к площади. Нет, если уж сталкиваться с профессором лицом к лицу, она предпочитала делать это подготовившись – по крайней мере, подкрепившись кофе и завтраком.
– Полет прошел просто чудесно, – продолжала щебетать в трубку Гвен и покосилась на Клер. – Ты имеешь в виду лодки? Нет, еще не каталась. Зато знаешь, пап, я познакомилась с совершенно чудесной девушкой, ее зовут Стефания…
Клер уже знала, что последует дальше. Вчера вечером, уходя из дома Бальдессари, Гвен спросила, нельзя ли ей завтра, прямо с утра, поехать на пляж в Лидо вместе со Стефанией. Клер, разумеется, ответила отказом. Поскольку представляла, в какие неприятности может попасть Гвен, если оставить ее без присмотра на целый день. По дороге в гостиницу Гвен не переставала ныть и уговаривать ее, причем каждые пять минут не забывала заметить, что ее родители непременно разрешили бы.
– И она спросила, смогу ли я пойти с ней на пляж сегодня, – продолжала Гвен, – и я очень хотела пойти, но Клер не разрешила, и вот я подумала, может, ты поговоришь с ней… Да не со Стефанией, с Клер, конечно! И скажешь, что я в любое время могла ходить со своими друзьями куда угодно…
Стоит ли объяснять Эдварду Фраю, почему именно она запретила Гвен идти со Стефанией, подумала Клер. Нет, наверное, это невозможно, поскольку тогда придется рассказать о нескольких любопытных выходках его дочурки. С другой стороны, если отпустить Гвен в Лидо, весь день она сможет посвятить исключительно своим делам, просидеть, к примеру, в библиотеке, и никто не станет мешать ей и докучать – весьма сильный аргумент в пользу того, что экскурсия Гвен должна состояться. К тому же за последние двадцать четыре часа ее подопечная не была замечена ни в мелких кражах, ни в распитии спиртного, ни в обжимании с татуированными парнями. Да, это смело можно назвать настоящим достижением, и про себя Клер уже решила: если Эдвард Фрай даст согласие, она с удовольствием отпустит Гвен и займется своими делами. И что бы там ни натворила Гвен, ответственность в этом случае целиком падет на ее отца.
Гвен протянула ей телефонную трубку.
– Он хочет с вами поговорить, – шепнула она, а на губах ее играла торжествующая улыбка.
***
За стойкой дежурного консультанта в читальном зале сидела все та же эффектная и элегантная Франческа и сверяла стопку книг и документов со списком, поданным ей вчера Клер.
– “Выписки из заседаний Большого совета за март тысяча шестьсот восемнадцатого”. – С этими словами Франческа выложила перед Клер огромный том в кожаном переплете. – А также “Донесения маркиза Бедмара”.
Эту сравнительно небольшую книгу в полинялой и запятнанной бумажной обложке выпустил в восемнадцатом веке некий итальянский издатель. Бытовало мнение, что данное издание является прямым переводом подлинных “донесений” Бедмара, то есть его официальных докладов, которые он регулярно отправлял из посольства королю Испании. Иными словами, перевод был весьма близок к оригиналу, а сам оригинал находился в испанских архивах.
Затем Франческа осторожно взяла со стола пожелтевший листок пергамента в прозрачной пластиковой упаковке.
– Авто письмо Алессандры Россетти в Большой совет.
Клер изумленно, почти с благоговением взирала на листок пергамента. Четыреста лет назад Алессандра написала это письмо, она рисковала жизнью, чтобы спасти Венецию от заговора. Клер взглянула на черные буквы, выведенные витиеватым почерком, и поняла, насколько трудная ей предстоит задача. И дело даже не в том, что с рукописным текстом всегда сложней работать, чем с печатным. Эти архаичные слова и буквы с завитушками казались не поддающимися расшифровке, как какой-нибудь санскрит. Она вглядывалась в страницу с нарастающим волнением – да все это вообще не похоже на слова.
Ход ее размышлений нарушила Франческа.
– К сожалению, дневник, который вы заказывали, в настоящее время недоступен.
Клер была настолько сосредоточена на рассматривании письма, что слова Франчески дошли до нее не сразу.
– Дневник?…
– Ну да, вы же заказывали. – И девушка ткнула пальцем в список Клер. – Дневник Алессандры Россетти, январь тысяча шестьсот восемнадцатого года…
– Но мне крайне необходим этот материал. Если не считать письма, это самый важный документ в моих исследованиях. Вы что же, хотите сказать, у вас его просто нет?
– Есть, но уже заказан другим читателем. Материалы у нас разрешается выдавать на неделю. Как только дневник вернут, мы тотчас предоставим его вам. Это будет… в следующий понедельник.
– Но в субботу я уже улетаю.
– Сожалею. Понимаю, насколько все это для вас огорчительно, но он подал заказ первым. И мы просто были обязаны…
– Кто это “он”? – спросила Клер, и от дурного предчувствия у нее замерло сердце. Она и без того уже знала ответ.
Франческа сверилась с записью в журнале.
– Эндрю Кент.
“Ну конечно”, – подумала Клер. Он прибыл в библиотеку первым, опередил ее лишь потому, что ей с Гвен пришлось торчать в этой длиннющей очереди в аэропорту, а сам благополучно прошел паспортный контроль у стойки для членов Евросоюза. Да, во всем можно винить только его. Он наверняка выдумал всю эту историю о том, что здесь их с Гвен не пропустят лишь потому, что у них нет европейских паспортов. Сочинил ее специально, словно еще тогда знал, что она первым делом отправится в Библиотеку Марчиана заказывать этот проклятый дневник. В глубине души Клер понимала, что ее предположения сомнительны, однако была слишком разгневана и не могла мыслить здраво.
– У нас есть дневник Алессандры Россетти более раннего периода. Возможно, он будет вам интересен, – сказала Франческа и протянула ей небольшой потрепанный альбомчик в кожаном переплете ржавого цвета. – Покрывает период с июля по октябрь тысяча шестьсот семнадцатого года.
Клер кивнула в знак согласия. Пусть там не содержится описаний роковых событий начала 1618 года, но, возможно, ей удастся лучше понять внутренний мир Алессандры.
– И потом, не исключено, что доктор Кент закончит знакомиться с материалами раньше, – заметила Франческа. – И вы успеете получить дневник до отъезда.
Она оглядела полки с книгами и рукописями, что находились у нее за спиной. Высокую стопку толстых томов венчала небольшая потрепанная книжица в кожаном переплете, похожая на ту, что Клер держала сейчас в руках. То были книги, заказанные Эндрю Кентом, и небольшая книжица – второй дневник Алессандры Россетти. Он находился так близко и одновременно был недоступен. Ждал не ее, а Эндрю Кента, чтобы раскрыть ему все свои тайны.
– Нельзя ли хотя бы взглянуть на него? – спросила Клер.
И снова Франческа отрицательно покачала головой и смягчила свой отказ лучезарной улыбкой.
– Простите, но мы очень строго следим за прохождением материалов. Раз уж они заказаны кем-то другим, выдавать просто не имеем права. За последнее время участились кражи из библиотек Италии, и нас заставляют строго следовать всем инструкциям. – Она снова доверительно улыбнулась и придвинулась поближе к Клер. – Может, вы попросите его как следует, и он вернет дневник пораньше. Уверена, вы сумеете его уговорить, у вас получится.
Клер смотрела на библиотекаршу широко раскрытыми глазами. Франческа предлагала воспользоваться женскими чарами, чтобы заполучить столь необходимый ей дневник. И, судя по всему, ничуть не сомневалась, что ничего постыдного в том нет и все у нее получится.
– Но это… просто невозможно, – пробормотала Клер.
– Отчего же? Вы женщина, он – мужчина…
И Франческа игриво повела плечом.
Клер глупо захихикала против собственной воли.
– Я кажусь вам смешной? – спросила Франческа.
– Нет. Просто подумала, что прежде и представить себе не могла, чтобы работница библиотеки предлагала использовать сексуальные чары для получения нужной рукописи.
– А что толку в сексуальности, если не желаете ею воспользоваться?
– Э-э… Ну, в общем, да. Определенный смысл в этом имеется. Но вам не кажется, что это как-то… нехорошо? Большинству американок претит сама мысль об этом. А библиотекари, дающие подобные советы, должны призадуматься. Можно, знаете ли, нарваться и на судебное преследование.
– Вы, американцы, воспринимаете все слишком серьезно. Это просто игра, ничего больше, – сказала Франческа. – Вы женщина. Вы должны знать, как добиться своего.
Все так, и все было бы прекрасно, если б речь в данном случае шла не об Эндрю Кенте. Уж он-то определенно не пробуждал в ней пылких женских инстинктов. Уже не говоря о том, что она, Клер, вовсе не была уверена в своей неотразимости.
Она собрала все материалы и пошла искать уединенное местечко, где можно спокойно поработать. Время было раннее, и в читальном зале находились кроме нее всего два посетителя – окруженные книгами, сидели, прилежно склонив головы, за массивными деревянными столами, целиком погрузившись в работу. Она выложила книги на стол в заднем ряду, подальше от высоких окон. День выдался погожий, солнечный, и Клер опасалась, что манящий вид на лагуну будет отвлекать ее. Ничего, развлечений ей в Венеции уже хватило.
Она решила начать с перевода отчетов Бедмара, а не с письма Алессандры. Надо хоть немного отточить мастерство перевода, и в этом случае всегда лучше начинать с печатного текста. Клер достала из сумки распечатку своей диссертации, выложила рядом блокнот, книги и документы. Узкие желтые полоски почтовой бумаги с буквой “Б” использовались в качестве закладок и отмечали те места в ее работе, где она использовала цитаты из докладов Бедмара, выписанные ранее из других источников.
Она так долго ждала этого момента – сравнить эти цитаты с фразами из подлинника, с первоисточником. То был очень важный шаг на пути к завершению диссертации. Еще в Харриоте она мечтала о том, как окажется в этом зале старинной библиотеки, будет сидеть, погрузившись в бумаги и фолианты, целиком уйдя в прошлое, и мысль ее будет работать четко и плодотворно, как никогда прежде. Но стоило ей открыть перевод книги Бедмара, как перо застыло над блокнотом, а в голову не приходило ни одной стоящей мысли. И возбуждения, которое охватывало ее перед началом интересной работы, не ощущалось. Нет, видно, она слишком долго ждала этой минуты и перегорела. Надо собраться, сосредоточиться.
В высокие окна читального зала врывались лучи солнечного света, в них танцевали пылинки, кругом стояла благоговейная тишина, а Клер вдруг овладело беспокойство. Она ощутила непреодолимое желание выйти на улицу, на набережную, сесть где-нибудь под полосатым зонтиком в уличном кафе и, неспешно попивая кофе, смотреть на лагуну. Или же сесть на вапоретто и плыть по Большому каналу. Или бесцельно брести по узеньким венецианским улочкам, глазеть на витрины лавок и магазинов, потом зайти и купить какую-нибудь вещицу, которая ей совершенно не нужна. Чего там только не продается – и венецианское стекло, и карнавальные маски, и туфли на высоченных каблуках из мягкой, точно перчаточной кожи. А что, если пойти на ланч или съесть где-нибудь мороженого, а затем провести несколько часов в Академии, разглядывая только те картины, которые она любит, и игнорируя все остальные, пусть даже они и считаются великими произведениями искусства? А еще можно было бы посидеть с Гвен на берегу, погреться на солнышке. Сидеть и наблюдать за шумной гламурной толпой на набережной.
Гвен. При мысли о ней Клер озабоченно нахмурилась. Не только красоты Венеции мешают ей сосредоточиться, но и люди. Живые люди во плоти и крови, они занимают все ее мысли, вызывают слишком много эмоций. Что за страшная несправедливость: ей удалось выкроить какой-то один несчастный день для себя, а она сидит и беспокоится о Гвен. Причем беспокойство это постоянное, выматывающее, похожее на ожидание беды или катастрофы, которая непременно должна подстерегать эту глупую девчонку здесь, в Венеции.
Ну а Джанкарло? О нем лучше вообще не думать, иначе она не сможет и строчки написать и никогда не закончит работу. Но Клер никак не могла забыть о том, как неприятно закончился вчерашний вечер. Ее вопросы остались без ответа, Джанкарло испытывал явную неловкость. И не то чтобы он лгал ей, нет, просто не сказал всей правды. Или сказал?… “Ну и поделом мне, – подумала Клер, – никогда не стоит западать на красивых мужчин”. Ей следовало бы догадаться, что в его жизни существует другая женщина – такие мужчины, как Джанкарло, на дороге, как говорится, не валяются. И довольно часто у них бывает не одна подруга, а сразу несколько.
Он смутился, это очевидно. И для Клер этого было достаточно, чтобы держаться от него подальше все оставшееся время пребывания в Венеции. Возможно, она никогда больше не увидит его, и при мысли об этом на нее нахлынула тоска. Нечего расслабляться, тут же одернула она себя. Неважно, что она чувствует по этому поводу. Явно не прилив счастья, это и дураку понятно. В других обстоятельствах – ну, скажем, если бы она путешествовала одна, а не в компании избалованной девчонки-подростка, и если бы Джанкарло не был помолвлен… И что тогда? Флирт? Страстный роман всей жизни?… Она не знала. Возможно, именно поэтому ею и овладело беспокойство; все отношения между ними закончились прежде, чем она сумела разобраться, чего именно хочет и во что все это может вылиться.
Еще одним источником беспокойства служил тот факт, что Эндрю Кент сразу же по приезде бросился в библиотеку. Клер села на своего любимого конька и понимала, что выглядит все это довольно смешно. К примеру, зачем ей было поворачивать назад утром, завидев на набережной бегущего трусцой Кента? Глупо провести остаток времени в Венеции, стараясь избегать его.
Нет, решила она минуту спустя, вовсе не так уж глупо. Решение по мере возможности избегать Эндрю Кента принесло чувство облегчения. Хотя следовало признать: ей по-прежнему было бы интересно как можно больше узнать о его книге. Кстати, прошлым вечером Габриэлла упомянула, что книга еще не закончена. Но как скоро он ее закончит? Через месяц, год, два года? И как спросить его об этом и когда? До того, как она попробует выманить у него дневник Алессандры или после? Но если она решила его избегать, ни о каких расспросах не может быть и речи. Черт!…
Клер чувствовала, что совершенно запуталась, ощущала полный эмоциональный разброд. Впрочем, не удивительно, ведь она привыкла жить в одиночестве. В голову пришли сухие строки из характеристики: “по натуре скрытна, сдержанна, одинока, точно устрица в своей раковине”. Наверное, так было написано в недавно прочитанном ею романе. Вот только чьем? Фостера? Джеймса? Уортона?… Она никак не могла вспомнить, но слова показались утешительными и как нельзя лучше подходили романтической героине. “По натуре скрытна, сдержанна, одинока, точно устрица в раковине”. Да, такая уж она, и ничего с этим не поделаешь.
Тогда почему в Венеции она чувствует себя совсем иначе, чем дома? Нет, этому определенно следует положить конец. Ей всего-то и надо, что сосредоточиться, сфокусировать внимание на работе, и она снова станет собой. И, полная решимости, она открыла книгу Бедмара.
Работа – вот ответ на все вопросы. Работа всегда ответ.
