ПРАВОСУДИЕ

– Мы проплывали мимо островов, тех, что к югу от Истрии, и на нас напали пираты из Далмации, – говорил Пьеро де Пьери, не поднимая глаз и нервно сжимая в руках шляпу.

“Волнуется, и правильно делает”, – подумал Джироламо Сильвио. Венецианский адмирал стоял один-одинешенек в центре Зала Четырех дверей, что находился во дворце, и докладывал дожу, синьории и Совету десяти. Он вспомнил, что за все время службы адмирал докладывает дожу впервые – ведь когда корабли благополучно возвращаются в гавань, в том просто нет нужды. Но прошли слухи, что последняя вылазка адмирала потерпела полный провал, что корабли его даже не успели покинуть Адриатику.

Сильвио заерзал в кресле и по очереди осмотрел лица других членов Совета десяти. И вдруг интуитивно почувствовал, что сообщенное адмиралом противоречит его собственным планам и интересам. Конечно, мало кому понравится вдруг узнать, что пираты хозяйничают так близко к дому. Но когда другие узнают то, что было известно ему, все сразу поймут – угроза куда как серьезнее. Но поймут ли они, с горечью подумал он. Слишком уж часто в прошлом мудрые его советы игнорировали люди менее информированные. Только не в этот раз, поклялся он про себя. Само существование республики под угрозой.

– Они называют себя “ускоки”, то есть “беглые”, – сказал де Пьери, невысокого роста мужчина с широкими плечами и темной, словно задубевшей, кожей.

Он поднялся с самого низа, прошел через все чины и звания, и суровая жизнь моряка оставила неизгладимые следы на его лице, все оно было прорезано глубокими морщинами. И несмотря на то что находился он сейчас перед представителями верховной власти Венеции, обилие красных мантий его, похоже, ничуть не смущало. Впрочем, наблюдательный Сильвио заметил, как подергивается у него веко в уголке глаза, как крепко сжимают пальцы поля шляпы, а на висках выступили мелкие капельки пота.

– Это христиане, беженцы из тех частей Далмации, что были захвачены турками, – продолжил адмирал. – И хотя находятся они на службе у Габсбургов, помогают защищать их границы от турков, платят им редко и сущий мизер. Выживают они за счет разграбления проходящих мимо кораблей. Устроили из этого целое предприятие. А некоторые так просто разбогатели на пиратстве, в том числе церкви и монастыри. У этих ускоков сотни маленьких суденышек, по десять весел с каждой стороны, они быстрые и очень маневренные. Вот и вышли против нас сотнями, и скоро мы были побеждены.

Дож приподнял тонкую белую руку, и де Пьери тотчас умолк. Подобно большинству дожей, Джованни Бембо был избран на трон уже на склоне лет. Дожем он был уже два года, и Сильвио подозревал, что третий год он просто не протянет.

– Неужели нельзя было поднять паруса и уйти? – спросил дож.

Адмирал заметно взволновался.

– Их женщины – сущие фурии, ваша светлость! – воскликнул он. И оглядел зал в надежде, что эта его эмоциональная характеристика будет понята и оценена столь важным собранием. – Они прячутся в пещерах вдоль всего берега и завывают так страшно, точно грешники, которых мучают в аду, насылают на нас проклятия, призывают боро, северный ветер…

– Неужели вы верите в столь… – начал было дож.

– Никогда бы не поверил, ваша светлость, если б не слышал сам. Едва успели эти фурии завыть, как поднялся страшный холодный ветер, началась буря, огромные волны так и швыряли наши корабли. И тут нас атаковали ускоки. Суденышки у них маленькие, но на каждом весле сидят по десять гребцов, к тому же сильные, как черти. И за каких-то два часа они захватили все четыре наших корабля. На трех из них команды были наемными, не имели своей доли в перевозимом грузе. Разбойники обещали сохранить им жизнь, они легко согласились на это условие и даже помогали пиратам перегружать награбленное добро. Команда четвертого судна пыталась оказать сопротивление. – Де Пьери опустил глаза. – Многие были убиты. А капитан… – Он снова поднял глаза и взглянул на дожа, синьорию из шести членов, на членов Совета десяти, разместившихся на скамьях вдоль стен. И Сильвио заметил, как гневно сверкнули глаза адмирала. – С капитана эти убийцы живьем содрали кожу, прямо на палубе его корабля.

Тихий ропот разнесся по комнате.

– Живьем содрали кожу? – изумился дож.

Тонкие, словно пергаментные, веки на миг сомкнулись, затем он снова открыл бесцветные глаза.

“Он похож на большую старую черепаху”, – подумал Сильвио.

– Да, ваша светлость, именно так, живьем, как у Брагадина, – ответил адмирал. – Должно быть, научились этим штукам у турков, не иначе.

“Да пошли они все к дьяволу”, – подумал Сильвио. Призрак Маркантонио Брагадина снова витал над комнатой. Уж лучше его не вспоминать. Всем был известен печальный конец командующего венецианскими войсками на Кипре. После долгих месяцев осады, в августе 1571 года Брагадин был вынужден сдать Кипр туркам. Явился на встречу с турецким пашой, чтобы подписать соглашение о капитуляции, и его тотчас схватили и пытали. А затем привезли в центр города, раздели донага, привязали к столбу и содрали с него кожу живьем. Мясники начали с ног, говорили, что Брагадин не терял сознания, пока они не добрались до талии. А после этого палачи набили содранную кожу соломой и возили чучело по городу. Венецианцы пришли в ярость – наверное, именно это и помогло им победить турок в битве при Лепанто ровно два месяца спустя. Сильвио надеялся, что страшное известие, которое сообщил адмирал, вызовет тот же гнев против пиратов-ускоков.

Дож взмахом руки отпустил адмирала, и, когда тот вышел, в помещении сразу стало шумно. Все наперебой высказывали свое мнение.

– Прошу тишины, – скомандовал Бембо. – Каждый получит возможность высказаться.

Еще до того, как члены совета и синьории начали высказывать свои соображения дожу, Сильвио понял, к чему они сведутся. Все предсказуемо. Сенаторы Фоскарини, Бальби и Градениго будут советовать нанести по пиратам немедленный и мощный удар. Горячие головы, неодобрительно подумал о них Сильвио, готовы вступить в войну по самому ничтожному поводу. Сенатор Корнер, один из членов Совета троих, предложит поискать союзников, прежде чем начинать войну с пиратами.

“Союзники?… Какие еще союзники? – мрачно размышлял Сильвио, дожидаясь, когда начнут говорить Корнер и остальные. – Разве союзники хоть когда-нибудь сделали что-то полезное для Венеции?” Он смотрел на стену напротив, где висело огромное полотно, отображающее прибытие Генриха III в 1574 году. Венеция устроила королю Франции сказочную встречу. Едва не разорили все казначейство, не знали, чем и угодить, понастроили каких-то идиотских триумфальных арок и статуй, закатывали роскошные пиры. Причем на одном из них гостей собралось около трех тысяч, и все убранство, вплоть до салфеток, было сделано из позолоченной сахарной пудры. Собрали во дворце Ка-Фоскари все самые драгоценные ковры, роскошные гобелены, картины, постельное белье из тонкого шелка. Просто из кожи лезли вон, чтобы угодить, и что это им дало? В последующие несколько лет Венецию просто преследовали напасти. Сначала – пожар, едва не уничтоживший Дворец дожей, затем – эпидемия чумы, убившая более пяти тысяч человек. И союз с королем Франции ничем не помог.

Но вот все вроде бы закончили выступать. И единодушно советовали нанести опостылевшим пиратам смертельный удар. Сильвио с отвращением подумал, что ни одному из них и в голову не пришло, что надо просто постараться держаться подальше от берегов Далмации. Такое простое решение. Почему это он всегда должен охлаждать воинственные головы?…

– А что скажете вы, сенатор Сильвио? – спросил дож.

Сильвио поднялся, встал лицом к дожу и синьории.

– Все эти события, о которых сообщил нам адмирал де Пьери, весьма прискорбны, – начал он. – Но затевать войну против ускоков было бы ошибкой. Пиратство распространено чрезвычайно широко. Венецианским купцам и мореходам надо как следует подумать, как справиться с этой напастью.

– Но ведь это произошло в нашей части Адриатики! – воскликнул Бальби, не в силах сдержать эмоции.

– Тем легче будет их избегать, – отрезал Сильвио. – Мы знаем, где они. Их маленькие корабли, о которых поведал нам адмирал, наверняка не способны отплывать далеко от берега. Да, пираты – сильный раздражающий фактор. Но настоящей угрозы они для нас не представляют.

– Если и дальше позволим им разбойничать в Адриатике, это будет означать нашу слабость, – возразил ему Градениго.

– Но мы действительно слабы, – парировал Сильвио, – а потому должны с осторожностью выбирать врагов. Нам, господа, грозит куда более серьезный враг, нежели кучка каких-то далматинских крестьян. Так, например, я узнал, что герцог Оссуна строит новый флот. Всем вам, разумеется, известно, что за последний год он не раз вытеснял наши корабли с целью монополизировать торговлю. Но эти новые его суда вовсе не предназначены для перевозки мирных грузов. Это самый настоящий военный флот. К тому же он повсюду насадил своих шпионов, которые передают ему нашу секретную информацию об Арсенале.

При упоминании о шпионах все сразу снова возбудились и заговорили хором, и Сильвио пришлось повысить голос.

– Лично я считаю, герцог Оссуна положил глаз не просто на Адриатику. Он планирует захват Венеции.

Заслышав это, несколько сенаторов громко ахнули, а члены совета и синьории пустились в споры. Дож взмахом руки успокоил всех, затем обратился к Сильвио.

– У вас что же, есть доказательства того, что Оссуна планирует нападение на Венецию?

– Нет, ваша светлость, не доказательства. Кое-какие признаки, свидетельствующие…

– Признаки? Филипп Третий, может, не стоит и мизинца своего великого отца. Но Лерма – тот человек, с которым можно считаться, а сама Испания богата и процветает, как никогда. Вы что же, предлагаете вступить в войну с Испанией лишь на основе каких-то там признаков?…

– Я предлагаю не разбрасываться средствами и силами, которые еще очень и очень могут пригодиться здесь.

Дож сложил пальцы рук, опустил на них подбородок и впал в задумчивость. Потом поднял глаза и бросил:

– Контарини?

“Разрази тебя гром”, – выругался про себя Сильвио. Дарио Контарини был любимым советником дожа. Мало того, он соответствовал идеальному образу венецианского нобиля: розовощекий, в теле, цветущий, богатый, популярный, жизнерадостный, к тому же обладающий поразительным политическим чутьем. Это последнее качество помогло ему войти в состав синьории еще в совсем “нежном” возрасте – в сорок два года. Сильвио порой казалось – сам он единственный, кто видит истинную сущность этого хитреца и интригана. Двуличный, беспринципный, в любой момент готов поменять мнение, болтается на ветру, точно флюгер, причем всегда поворачивается в сторону более сильных, чтобы не упустить своей выгоды. Но отсутствие всякого уважения к Контарини ситуации никогда не меняло. Все его доводы и возражения молодой сенатор отвергал небрежным пожатием плеч и, казалось, использовал любую возможность, чтобы противостоять ему. Хуже того, он испытывал при этом явное наслаждение. И вот Контарини поднялся, готовясь обратиться к собранию, и на тонком, породистом его лице возникла столь хорошо знакомая Сильвио ехидная полуулыбка. Она предназначалась именно ему.

– Сенатор Сильвио прав, указывая на то, что у нас нет сил и средств вести войну сразу на два фронта, – начал Контарини. – Но в отсутствие реальной угрозы от Оссуны мы не можем игнорировать тот факт, что пираты угрожают материальному благополучию Венеции и отнимают жизни у наших граждан.

“Будь ты неладен”, – выругался про себя Сильвио, а Контарини продолжал все в том же убедительном тоне, подпустив в него для пущей убедительности немного озабоченности. Он продолжал рассуждать о сомнительности намерений Оссуны, но подспудный смысл был ясен: Сильвио – не кто иной, как старый дурак и псих, которому повсюду мерещатся заговоры. Сильвио с трудом сдержался, чтобы не заскрежетать зубами от ярости. Не подобает открыто выказывать здесь свои чувства.

– А поскольку ускоки продолжают пребывать на службе у Габсбургов, – заключил Контарини, – мы можем обрести союзника в лице герцога Савойского.

Дож закивал в знак согласия. Сильвио вдруг почувствовал острую боль в висках. Тупость этих так называемых государственных мужей приводила в отчаяние. Единственным утешением служила мысль: наступит день, и они станут благодарить его за дальновидность. Да куда они денутся, конечно, будут кланяться и благодарить и изберут его дожем.

– Возможно, Оссуна как раз и добивается того, чтобы армии Савойи и Венеции начали боевые действия по другую сторону Адриатики, – хриплым голосом заметил Сильвио. – Если таково будет ваше решение, мы даже можем организовать специальный комитет по торжественному приему герцога в Маламокко.

– Довольно, Сильвио, – оборвал его Бембо. – Мы должны положить конец этим наглым вылазкам ускоков, и ваши предупреждения тоже учтем. Если “Тройка” вдруг обнаружит доказательства, указывающие на то, что Оссуна действительно замышляет заговор, надеюсь, вы сразу же поставите нас в известность.

– Разумеется, ваша светлость, – ответил Сильвио.

Он не сдержался – украдкой покосился на Контарини. Тот смотрел в сторону с притворно рассеянным видом. Но Сильвио был уверен, Контарини прекрасно расслышал распоряжение дожа о том, что надо продолжать разведывательные действия и сбор информации. И Сильвио позволил себе выдавить усмешку. Разумеется, он будет продолжать. Он даже знает, с чего надо начать.