ГЛАВА 12
– Почему же вы не сказали вчера, что работаете архитектором? – тихо спросила Клер у Джанкарло, когда вино разлили по бокалам.
– Не хотел выглядеть так, словно изо всех сил пытаюсь произвести на вас впечатление. И еще хотелось знать, согласитесь ли вы принять приглашение, думая, что я…
– Что вы простой официант?
– Да, – улыбнулся Джанкарло.
И Клер почувствовала, как затрепыхалось у нее сердце.
Она вздохнула и оглядела огромную комнату, где они обедали. Высокие потолки в барочном стиле, свечи на столе, откуда-то издалека доносится музыка Вивальди, вокруг, точно тени, скользят официанты. Помимо Маурицио и Ренаты на званом обеде присутствовала Габриэлла, а еще четыре профессора, прибывшие на конференцию, и младшая сестра Джанкарло Стефания, которую посадили рядом с Гвен.
Лишь один момент портил этот замечательный вечер. Прямо напротив Клер сидел за столом человек, которого ей меньше всего хотелось видеть. Эндрю Кент собственной персоной. Его появление в доме Бальдессари стало для нее неприятным сюрпризом. Джанкарло, познакомив гостий с сестрой, устроил им небольшую экскурсию по дому. А вернувшись в гостиную, Клер так и застыла на пороге, увидев, что ее враг мило беседует с Маурицио. Последний поманил девушек к себе.
– Мы уже имели удовольствие познакомиться, – заметил Эндрю с ироничной, но беззлобной улыбкой. – Хотя без всяких формальностей.
Клер тоже попыталась выдавить улыбку, а сама уже подумывала об удобном предлоге покинуть гостеприимный дом, но Кент спросил:
– Маурицио сказал, что вы изучаете Венецию семнадцатого века. Какова тема вашей диссертации?
– Ну, э-э, я изучаю активизацию пиратства в Адриатике и… э-э… миллионы различных отрицательных воздействий на перевозку грузов морем в Венеции.
– Миллионы? Неужели одного пиратства недостаточно?
– Да, пираты, конечно, сильно доставали мореходов.
– Я так и думал. – Он отпил глоток шампанского, долго смотрел в пол. Потом поднял голову и заглянул ей прямо в глаза. – Считаете, это может пролить свет на тогдашнее положение населения?
Он снова смеялся над ней. Краска бросилась в лицо Клер, и она, снедаемая злобой, силилась придумать достойный ответ, который бы обозначал ее неудовольствие и одновременно был бы достаточно вежлив. К счастью, Рената пригласила гостей за стол до того, как она успела сморозить какую-нибудь очередную глупость. Джанкарло подвел ее к столу и усадил рядом с собой. Усевшись, Клер увидела, что Эндрю Кент разместился как раз напротив. Она старалась не смотреть на него, целиком сконцентрировать все свое внимание на Джанкарло. Это было совсем не трудно, она не уставала любоваться его профилем.
– Но почему? – спросила Клер. – Зачем вам понадобилось притворяться кем-то другим?
– Венеция – город маленький, – ответил Джанкарло. – Здесь все меня знают, знают мою семью, мою… ситуацию. И я заметил, что иногда нравлюсь людям по причинам, не имеющим ко мне никакого отношения. Впрочем, венецианцы во все времена были людьми неискренними, – с улыбкой добавил он.
Из скупых его ответов Клер легко сделала простой вывод. И живо представила себе бесконечную процессию потенциальных невест, матери которых посылали их на завоевание цитадели Бальдессари, где мужским представителем этого почтенного рода был красавец Джанкарло. Переживания людей красивых и богатых обычно не трогали ее, но откровения молодого итальянца убедили, что порой и он чувствовал себя одиноким и почти несчастным, и это только добавило ему очарования.
Он также оказался блестящим собеседником. Они говорили о его работе – уже два года Джанкарло трудился в архитектурной фирме, специализирующейся на реставрации старинных зданий и сооружений, – затем о работе Клер (она с ходу сочинила несколько занимательных пиратских историй). Затем обсудили проблемы проживания в Венеции (бесконечные наводнения, туристы), преимущества жизни в Венеции (почти полное отсутствие автомобилей) и извечный вопрос о том, как долго еще просуществует Венеция с учетом глобального потепления и повышения уровня вод в морях и океанах.
– Неужели итальянское правительство совершенно об этом не задумывается? – возмутилась Клер.
– Всякий раз, как только задумывается и решает, что предпринять, мы избираем новое правительство. И оно начинает рассматривать все заново, – с улыбкой сказал Джанкарло. – Создался даже оборот речи, который вы наверняка оцените. “Передавать ведро”.
Тут к ним обратилась Рената и задала Джанкарло вопрос о том, как продвигаются дела по реставрации в палаццо. Клер знала итальянский, довольно бегло говорила на нем. Но понять венецианский акцент могла не всегда. А потому даже не стала прислушиваться к беседе, которую повели между собой Джанкарло, его мать и Габриэлла Гризери.
По всей видимости, Рената всеми доступными средствами пытается помешать их дальнейшему сближению, подумала Клер. И сразу спохватилась: все это время, что они сидели за столом, она старалась не смеяться слишком громко, не склоняться слишком близко к красавцу Джанкарло, воздерживалась и от прочих штучек, к которым могла прибегнуть – или прибегала – сто лет тому назад, еще до того, как начала встречаться с Майклом. К кокетству, довольно, впрочем, невинному, и так далее. Джанкарло был очень внимателен к ней, и это вдруг показалось ей странным. Он не походил на мужчин, которые нахально ухлестывают за приглашенной на обед девушкой. И Клер решила: если она действительно нравится ему, он не станет обращать внимания на то, что думает по этому поводу его мамаша.
Джанкарло продолжал говорить с Ренатой, и настроение у Клер упало. Что, если интерес Джанкарло к ней продиктован какими-то более обыденными причинами? Пока что он не проявил себя с романтической стороны. К тому же Маурицио сказал, что это он попросил Джанкарло пригласить их к себе в дом. И появление Джанкарло в гостинице, на следующее утро после их знакомства, объясняется тем, что он просто выполнял желание отца. Как она не подумала об этом прежде?
Но она вспомнила, как Джанкарло смотрел на нее, когда она спускалась по лестнице в вестибюль, и глаза у него были такие… влюбленные. Или ей просто показалось? В конце концов Клер решила, что ни в чем не уверена. Да и немудрено – она так давно не встречалась с мужчинами, что разобраться, нравится ему или нет, просто не в силах.
Тут сидевший по левую руку от нее Ходдингтон Хампширс-Тодд вдруг наклонился к ней.
– Как может компания из одиннадцати человек нормально общаться, сидя за столом размером с крикетное поле? – спросил он с добродушной улыбкой. – Я почти не слышу, что говорят все эти люди. И это чертовски раздражает. Особенно когда происходит столько интересного.
Хампширс-Тодд, или просто Ходди, как он настоятельно рекомендовал обращаться к себе, когда их представили друг другу, был высоким и элегантным господином с привлекательным точеным лицом. Он считался в Европе одним из виднейших специалистов по творчеству Пьетро Аретино, писателя шестнадцатого века. А потому регулярно появлялся на ежегодной конференции в Ка-Фоскари и постоянно приглашался на званые обеды в доме Бальдессари. Он кивком указал на двух женщин, сидевших на другом конце стола.
– Похоже, это моя старая добрая подруга Инесс. – Клер поняла, что слова эти относятся к темноволосой женщине с дерзким мальчишеским лицом, она была профессором из Сорбонны и тоже изучала Венецию. – А рядом с ней Катарина фон Крупп. – И он кивком указал на женщину, сидевшую рядом с Инесс.
Фон Крупп – фамилия показалась Клер знакомой. Да, эта дама преподавала в Берлинском университете. Короткие светлые волосы, белоснежный мужской летний пуловер – выглядела она очень эффектно, даже вызывающе сексуально в таком простом наряде.
– Прискорбно, что они сегодня вместе. Потому как ее бывшая любовница, Гриффид, совершенно выдающаяся исполнительница народных уэльских танцев, гораздо больше в моем вкусе. У нее потрясающие ноги!
Клер изучала двух женщин, поглощенных беседой с Маурицио. Однако не заметила между ними никакого намека на более чем дружеское общение.
– Вы уверены? – рассеянно бросила она.
– Абсолютно, – ответил Ходди. – У меня настоящий талант распознавать любовников. Особенно на ранних стадиях романа, когда они поглощены, ослеплены страстью, ее новизной. Или же, напротив, когда дело близится к драматической развязке и они на грани разрыва, причем, как правило, предпочитают делать это публично. Хотя порой чутье, сколь это ни прискорбно, вдруг отказывает мне. И я становлюсь слеп и глух. Ну, взять, к примеру, Энди, – он указал на сидевшего напротив Эндрю Кента, – и Габриэллу. До сегодняшнего вечера понятия не имел, что между ними что-то есть. А судя по всему, началось это далеко не вчера.
Клер тоже удивило, что Эндрю Кент явился вместе с Габриэллой Гризери. Они прибыли последними. Габриэлла выглядела весьма эффектно, распущенные темные шелковистые волосы ниспадали ей на плечи и спину сверкающей волной.
– Вся так и светится. Так выглядят женщины после хорошего секса, – не унимался меж тем Ходди. – Ну а вы и ваш молодой прелестник Джанкарло?
И он вопросительно приподнял брови.
– О… мы только что познакомились, – растерянно пробормотала Клер, пытаясь придумать, чем можно отвлечь Ходди от вмешательства в ее личную жизнь. – Ваш доклад состоится завтра, я не ошиблась?
– Да, завтра в четыре, – кивнул Ходди. – Называется “Трое амичи : дружба Аретино, Тициана и Сансовино”. В основном речь пойдет, конечно, об Аретино, но пришлось подсоединить еще двух, чтобы пробудить больший интерес аудитории.
– Вы, должно быть, шутите, – рассмеялась Клер.
– Ничуть. Мне просто нравится ездить в Венецию задарма, а организаторы так разборчивы. Да и кандидатов всегда полно. По большей части этот трюк всегда срабатывал безотказно. Вы знакомы с Аретино или ваши интересы строго ограничиваются семнадцатым веком?
– Я читала “Диалоги”, те, что о куртизанках.
– А-а, “Диалоги”. Строго говоря, речь идет действительно о куртизанках, но Аретино умудрился описать через них все венецианское общество. Мне кажется, он испытывал тесное сродство душ с куртизанками, часто сравнивал их существование со своим, служил их агентом. Сам предпочитал жить с целой группой женщин, которые, возможно, были куртизанками, называл их “аретинки”, или “женщинами Аретино”, хотя доподлинно неизвестно, какие именно отношения между ними существовали.
– Вы слышали когда-нибудь о куртизанке по имени Ла Селестия?
– Знакомое имя… только не припомню, где и когда его слышал. Но почему вы спрашиваете?
– Не далее как сегодня вычитала его в “Дневниках” Фаццини. Там же упоминалось еще одно имя – Ла Сирена.
– Да, что-то знакомое… никак не припомню. Хотя погодите. Фаццини жил в начале семнадцатого века, и описания его относились к этому периоду, то есть более позднему, чем у Аретино, так что у меня не было причин изучать его труды. Хотя… кое-что из дневников читал. И должен сказать, он был заправским скандалистом и – сплетником, а не сатириком. Фаццини просто сообщал о каких-то фактах, Аретино их обобщал. И писал зло, хлестко, как и подобает настоящему сатирику.
– Да, у меня создалось впечатление, что Аретино никто никогда не нравился.
– Верно, и он мог нести несусветную чушь, когда считал нужным. Вообще Аретино никого не щадил. Особенно тех, кто состоял при власти. – Заговорив на милую его душе тему, Ходди весь так и расцвел. – Да, верно, он был большим негодяем, но я не мог не заинтересоваться человеком, умершим от приступа безудержного хохота, услышав непристойную шутку о своей сестре. Его еще называли “бичом государей”, ведь его сатирические стихи были чрезвычайно популярны, настолько популярны, что он мог серьезно влиять на общественное мнение. Даже короли побаивались его, и он стал чудовищно богат, поскольку они и другие могущественные люди постоянно пытались задобрить его подарками и взятками, чтобы он не писал о них. Что, надо признать, весьма умно. Не думаю, что какой-либо другой писатель в истории человечества мог разработать столь безотказный способ хорошего заработка. Стоило кому-то увидеть, как он хватается за перо, его моментально осыпали деньгами с головы до пят, лишь бы только он выпустил его из рук.
– Отлично сказано, – заметил Эндрю Кент и приподнял бокал в знак приветствия.
– Слышу ревность в голосе, или мне показалось? – спросил Ходди.
– Да нет, ничего подобного, – ответила за Кента Габриэлла. – К чему ему ревновать? Он уже получил три предложения по публикации книги. – Она улыбнулась Эндрю. – Настаиваю, чтобы первое интервью после выхода книги в свет он дал именно мне.
– Ты его получишь, – галантно произнес Эндрю.
– Габриэлла ведет телевизионную программу, – напомнил Джанкарло, обернувшись к Клер.
– Да, знаю, говорили на конференции, – кивнула Клер. И обратилась через стол к Габриэлле: – И каким же темам посвящены ваши передачи?
– Ну, все что касается истории, культуры и искусства, так что они весьма разнообразны, – ответила Габриэлла. – Я брала интервью у самых выдающихся художников и артистов нашего века: Умберто Эко, Лучано Паваротти, Роберто Бениньи… – Она покачала головой, как бы давая понять, что это лишь малая часть из списка ее выдающихся гостей. – А у вас в Америке есть аналогичные программы?
– Не знаю, не скажу. Впрочем, я почти не смотрю телевизор.
– Ну конечно, это и понятно. Должно быть, очень трудно создать такую программу в Америке, поскольку у вас в стране история и культура лишь в зачаточном состоянии.
– Просто уверен, таких шоу, как ваше, в Америке нет лишь по одной причине. Там нет подобных вам телеведущих, в том-то вся и проблема, Габриэлла, – дипломатично заметил Ходди.
– Вы очень любезны.
– Думаю, Ходди прав, – подхватил Эндрю. – Габриэлла обладает большими знаниями в области искусств и истории, чем кто-либо из известных мне людей. Сколько у тебя дипломов, дорогая? Три?
– Да, три. Я слишком, даже чересчур образованна.
Эти слова Габриэлла адресовала Клер и произнесла их с каким-то удивлением, точно для нее самой это было открытие. И одновременно – с торжеством в голосе.
“Габриэлла ненамного старше меня, – с грустью подумала Клер. – По крайней мере, на вид. Три диплома? Не женщина, а супермен какой-то! Разве это честно, когда все достается одному человеку – и красива, и умна?… ”
– Нет, конечно, я не считаю Венский университет, – продолжила Габриэлла, – поскольку я получила там лишь почетную степень.
– Последний раз, когда был в Америке, – вмешался Эндрю, – несколько раз смотрел там телевизор. И каждое ток-шоу заканчивалось дракой. Уверен, не все американцы столь безнадежны, этого просто быть не может, но впечатление создалось такое, будто там любой человек с улицы может стать телеведущим и при этом совершенно неважно, обладает ли он хоть какими-то знаниями.
– Тогда я с легкостью могла бы стать там звездой? – спросила Габриэлла с ослепительной улыбкой.
– Не только там, но и где угодно, дорогая, – галантно заметил Эндрю, хотя у Клер создалось впечатление, что он смущен бесстыдным эгоизмом и самоуверенностью Габриэллы. Она вела себя так, словно постоянно находилась в свете прожекторов. Настырность, напор, даже некоторая наглость – может, в телестудии это и уместно, но только не здесь, в столовой среди гостей.
– Еще вина? – Джанкарло не стал дожидаться ответа. Взял со стола бутылку и подлил в бокал Клер. – Ее порой трудно выносить, верно? – тихо спросил он и украдкой покосился на Габриэллу.
– Слишком уж много у нее имен.
Джанкарло с трудом подавил смешок.
– Да, это звучит крайне претенциозно. Здесь, между собой, мы называем ее Ла Контесса – Графиня.
– Это из-за ее, э-э, манер?
Клер выпустила все прилагательные, которые могли бы характеризовать Габриэллу: высокомерная, эгоистичная, самовлюбленная.
– Нет, потому что она на самом деле графиня. Но “контесса” – это австрийский титул, не итальянский, – пояснил Джанкарло с еле заметной гримасой неудовольствия, по-видимому означавшей, что с австрийскими графинями не все так просто. – Впрочем, думаю, у нас есть более интересные темы для разговора, не правда ли? – тихо спросил он и словно ненароком положил руку ей на колено.
О боже! Это ведь уже не просто дружеский жест?…
Ходди наклонился и заглянул Джанкарло в глаза.
– Почему сегодня здесь не видно роскошной твоей невесты, а, Джанкарло? Натали, если не ошибаюсь?
Невесты?
Клер взглянула на Джанкарло – тот словно язык проглотил. Затем откашлялся и сказал:
– Уехала в Милан, по делам.
Рука его соскользнула с колена Клер.
– Ты вроде бы говорил, она работает в индустрии моды? – не унимался Ходди.
– Она маркетинговый управляющий в фирме “Дольче и Габбана”.
– Потрясающе! И что, у нее есть скидки на все эти замечательные туалеты?
– Вообще-то это демонстрационные образцы. Сотрудники должны носить их на работе.
– Лично я считаю Натали исключительно красивой девушкой. Я вообще всегда считал итальянских женщин самыми красивыми в мире.
Клер молча сидела между этими двумя собеседниками, и ей ничего не оставалось, как терпеливо слушать дифирамбы Ходди в адрес элегантных и прекрасных итальянок. Целый поток новой информации: у него есть невеста, она шикарная женщина, настоящая красавица, зовут ее Натали, и, очевидно, она очень неплохо устроилась в этой жизни. Клер заметила также, что упоминание имени Натали вызвало живейший интерес у Ренаты, та навострила ушки и с любопытством поглядывала через стол на сына и Ходди, боясь пропустить хоть слово.
Клер взглянула на Джанкарло. Он выглядел смущенным. Должно быть, это правда, раз он не отрицает ни слова из сказанного ранее. И еще, очевидно, он не хотел, чтобы она узнала о его невесте. Что ж, это многое объясняет. Настроение у Клер было хуже некуда, и терзала ее теперь лишь одна проблема: в какой момент ей лучше вежливо распрощаться и убраться ко всем чертям из этого дома.
