Когда Мейси поднялась наверх, Джем и Томас сгибали длинную ясеневую палку для спинки виндзорского стула. У самого Джема еще не хватало ни силы, ни умения делать это самому, но он мог закреплять металлические шпеньки, удерживавшие ясеневую заготовку, которую его отец выгибал на раме. Томас, напрягаясь и постанывая, изгибал заготовку, которую он только что пропарил, чтобы та была податливее. Тут нужна была сноровка: перегнешь заготовку — она треснет и все труды пойдут прахом.

Мейси знала, что в этот критический момент их лучше не трогать, а потому осталась в гостиной — принялась копаться в коробке матери, где та держала всякие пуговичные материалы: колечки различных размеров, осколки овечьих рогов для пустышек, льняной клубок для придания формы круглым пуговицам, кусочки материи, острые и тупые иглы и нити разного цвета и толщины.

— Последний шпенек, — пробормотал Томас. — Вот так — отлично!

Они отнесли раму с обручем в сторону и прислонили ее к стене, где она должна была высохнуть и сохранить новую форму.

Мейси выпустила из рук жестянку с кусочками рога, и когда та долетела до пола, крышка соскочила и округлые роговые заготовки разлетелись повсюду.

— Ой! — вскрикнула она и, усевшись на колени, принялась собирать рассыпавшееся.

— Помоги ей, Джем. Мы тут пока закончили, — сказал отец.

— Пришла мать Магги и спрашивает, не видели ли мы ее, — прошептала Магги, когда Джем присел рядом с ней. — Что мы будем говорить?

Джем потер пальцами полированный сероватый диск, нарезанный из овечьего рога.

— Не скоро же она отправилась на поиски, а?

— Мама так ей и сказала. Не знаю, Джем. Магги, похоже, вполне счастлива там, где она теперь, но ведь она должна быть со своей семьей. Разве нет?

Джем ничего не сказал. Он встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Мейси присоединилась к нему. Оттуда им был хорошо виден летний домик Блейков, рядом с которым сидела Магги — по другую сторону стены от Анны Келлавей и Бет Баттерфилд.

— Она слушала нас! — воскликнула Мейси. — Она всё это слышала.

— Может, теперь, когда она знает, что мать ищет ее, она вернется домой.

— Не думаю — она чертовски упряма.

Мейси и Джем пытались уговорить Магги вернуться домой, но она уперлась и сказала, что проживет у Блейков все лето.

— Она должна вернуться домой, — решил Джем. — Не может же она оставаться там навсегда. Блейки неправильно поступают, разрешая ей оставаться, правда? Мы должны сказать миссис Баттерфилд.

— Точно! — Мейси хлопнула в ладоши. — Слушай, Джем, мама показывает миссис Баттерфилд, как делать пуговицы!

И в самом деле — пока Мейси была наверху, Бет Баттерфилд подалась вперед и с завистью смотрела, как умелые пальцы Анны Келлавей наматывают нить на крохотное кольцо. При виде такой тонкой работы все ее существо готово было взбунтоваться и показать миру: изъеденные щелочью руки Бет могут не только отжимать простыни.

— Дайте мне одну штучку попробовать, — попросила она. — Чтобы успокоиться.

Анна Келлавей начала обучение с простого бландфордского колеса, стараясь не рассмеяться при виде неловких пальцев прачки. Бет удалось только обмотать нитью кольцо, но тут урок был прерван внезапным звуком — что-то громыхнуло в домах Бастильского квартала за полем Астлея, отдавшись в задней части стены. Бет почувствовала, как подпрыгнула грудь, словно ее ударили. Она уронила пуговицу, нить с которой тут же размоталась, и встала.

— Дик! — воскликнула она.

От грохота зубы Анны клацнули — так случалось, когда ее трясло в лихорадке. Она тоже встала, но сохранила достаточное присутствие духа, чтобы собрать пуговицы с колен.

Остальные Келлавеи, услышав взрыв, от которого задребезжали стекла в рамах, замерли на своих местах в мастерской.

— Господи Иисусе, что это такое было? — воскликнула Мейси.

Они с Джемом выглянули из окна, но не увидели ничего необычного, кроме реакции других людей. Миссис Блейк, например, замерла со своей тяпкой среди грядок и повернула на звук голову.

Магги подскочила, но тут же снова присела, опасаясь, как бы мать не увидела ее голову над стеной: она никак не хотела быть обнаруженной.

— Что бы это могло быть? Господи, что бы это могло быть? — пробормотала она себе под нос, вытягивая шею в направлении взрыва.

Она услышала, как Бет Баттерфилд прошла дальше по саду со словами:

— Откуда же так грохнуло? Черт бы подрал этот ракитник — из-за него ничего не видно! Слушайте, если мы дойдем до конца сада, то что-нибудь увидим. Вот так! А что я вам говорила? Я никогда не видела столько дыма, разве что когда горел один дом в Саутуорке, где мы жили, — дотла сгорел, и следа не осталось. Господи милостивый, надеюсь, Дик тут ни при чем. Пойду-ка я, пожалуй, домой.

Филип Астлей сразу же понял, что это за звук. Вставал он обычно рано, но предыдущим вечером выпил кислого вина и теперь страдал от несварения. Он лежал в кровати и то дремал, то просыпался, ноги его запутались в простыне, живот напоминал запеленатую бочку. Но когда раздался взрыв, он тут же проснулся и вскочил на ноги. Определив направление, откуда пришел звук, он закричал:

— Фокс! Седлай моего коня!

У Геркулес-холла всегда вертелось несколько мальчиков из цирка на случай, если будут какие-то поручения. Несколько мгновений спустя один из них был отправлен к Джону Астлею — тот в это время должен был репетировать новую программу, которую цирк скоро собирался представить публике, но его отвлекли от репетиции другие дела и он все еще оставался дома и даже был раздет.

Филип Астлей опрометью бросился из дома, натягивая на ходу плащ и не успев даже застегнуть все пуговицы на брюках. Джон Фокс следовал за ним по пятам. В это же время другой мальчишка вывел белого коня и попридержал, пока Филип Астлей садился в седло. Необходимости в этом не было, потому что туда, куда он собирался, быстрее было дойти пешком: обогнуть Геркулес-холл и через поле свернуть в проулок между домами Бастильского квартала. Именно таким путем и направились Джон Фокс и один из цирковых мальчишек. Но Филип Астлей всегда думал о том впечатлении, какое производит на публику. Не годится владельцу цирка и бывшему кавалеристу появляться на месте катастрофы пешим. Все ждали от него руководства, а руководить всегда лучше сидя в седле, чем стоя на земле, запыхавшимся, с раскрасневшимся от бега лицом да еще с таким животом, как у него.

Другой цирковой мальчик вывел гнедую кобылу Джона Астлея и повел ее по тропинке к крыльцу — и это тоже было частью шоу. Астлей старший скоро присоединился к ним у дома № 14 Геркулес-комплекса, а увидев, что его сын так и не появился, закричал в открытое окно:

— А ну, вставай, идиот проклятый, сыночек мой безмозглый! Ты что — не понимаешь, что это был за грохот? Скажи мне, что тебя хоть на йоту волнует судьба цирка, которым ты когда-нибудь должен будешь управлять! Скажи мне хоть теперь, что он значит для тебя больше, чем твое пьянство и бабы!

В дверях дома появился Джон. Волосы у него были всклокочены, но в остальном вид он имел вполне обычный. Слова отца, казалось, не произвели на него никакого впечатления. Он неторопливо закрыл дверь, отчего Филип рассвирепел еще сильнее.

— Черт тебя подери, Джон! Если ты так относишься к нашему бизнесу, то я тебя выкину из него. Обещаю!

В этот момент раздался еще один взрыв — послабее, а за ним — серия хлопков и тресков, одни громкие, другие потише, сопровождаемые свистом и высокими воплями. Эти звуки произвели эффект, гораздо более сильный, чем все слова Филипа Астлея: Джон бегом бросился к своему коню, запрыгнул в седло и галопом проскакал мимо Геркулес-комплекса, оставив позади своего более тяжелого отца.

Никто из них не оглядывался, а то они увидели бы головку мисс Лауры Девайн, лучшей танцовщицы на канате в Европе. Она высовывалась из окошка второго этажа в доме Джона Астлея, глядя, как они скачут по дороге, а затем поворачивают направо — к Вестминстерскому мосту. Лунообразное лицо мисс Девайн в окне видела только старуха с корзинкой клубники. Старуха подняла корзинку повыше.

— Вкусная сочная ягода для вас, моя дорогая. Вы уже один раз уступили искушению. Попробуйте еще.

Мисс Девайн улыбнулась и покачала головой, а потом, скользнув по улице взглядом, скрылась в доме.

В доме № 6 Бастильского квартала на кухне сидели Дик и Чарли Баттерфилд, а между ними стояла сковорода со свининой. Они вылавливали куски ножами и макали в жир ломти хлеба. Услышав первый чудовищный взрыв, отец с сыном вскочили на ноги. Звук донесся откуда-то с другой стороны приюта для сирот-девочек, стоявшего фасадом к домам Бастильского квартала. Мгновение спустя все стекла в квартале обрушились на землю и по всей улице зазвенело. Не пострадал только дом № 6, потому что в этот момент в нем не было стекол: пьяный Чарли разбил их как-то вечером, когда пытался своими башмаками попасть в кота.

Теперь, не сказав ни слова, они положили свои ножи, отодвинули стулья от стола и вышли на улицу. Чарли отер жирный подбородок рукавом. Они стояли бок о бок у дверей своего дома.

— Где это громыхнуло? — спросил Дик Баттерфилд.

— Там.

Чарли показал в сторону Сент-Джорджс-филдс.

— Нет, там. Я уверен.

Дик указывал на восток.

— Если ты так уверен, то зачем спрашиваешь?

— Ты следи за своим языком, парень. И питай немного уважения к отцу и его слуху.

— А я уверен, что это там.

Чарли энергично махал в сторону Сент-Джорджс-филдс.

— Да там и взрываться-то нечему.

— А чему взрываться в той стороне?

— Там Астлеев цех фейерверков.

От дальнейшего спора их избавили клубы дыма, поднимающиеся в том направлении, куда указывал Дик Баттерфилд.

— Точно, Астлеев, — подтвердил он. — Вот уж он попляшет. Эх, будет на что посмотреть.

Он зашагал в сторону дыма, Чарли более размеренным шагом последовал за ним. Дик оглянулся на сына.

— Шевели ногами, парень.

— Может, сначала доедим свинину?

Отец остановился как вкопанный.

— Свинину?! Свинину в такое время! Господи Иисусе, мне стыдно называть тебя Баттерфилдом. Сколько раз я тебе говорил о важности скорости? Мы с этого ничего не получим, если будем тянуть время и жевать свинину — другие нас опередят! Что же тут такого непонятного? Ответь-ка мне, парень.

Дик обвел сына взглядом, отметил его почти никогда не сходившую с губ ухмылку, его не находящие покоя руки, подбородок с невытертым жиром и хуже всего — глаза, похожие на разложенные, но так и не зажженные костры, не воспламенившиеся даже от этого взрыва.

Дик Баттерфилд не в первый раз поймал себя на мысли: «Эх, жаль нет здесь Магги, ей это было бы любопытно! Жаль, что она не парень. Где она может быть теперь? Услышав этот взрыв, она наверняка понеслась бы туда сломя голову».

Потом он бы устроил ей трепку за то, что она убежала, хотя, может, и похвалил бы. Дик повернулся спиной к Чарли и зашагал в сторону поднимающегося к небу дыма. Мгновение спустя сын последовал за ним, продолжая думать о свинине, остывающей на сковородке.

Магги в конечном счете и в самом деле понеслась сломя голову. Когда она услышала гвалт, устроенный носившимися туда-сюда цирковыми мальчишками в Геркулес-холле, крики Филипа Астлея, приказания Джона Фокса, хлопки и крики оттуда, где прогремел взрыв, она уже не могла сдерживаться. Такое зрелище по соседству пропустить нельзя, даже рискуя попасться на глаза родителям. Магги побежала в задний конец сада Блейков, подтянулась, перепрыгнула через стену и побежала вдоль поля Астлея, присоединившись к другим жителям, устремившимся в сторону дыма и шума.

Джем увидел, как побежала Магги, и понял, что не может оставаться дома.

— Идем, Мейси! — Он потащил сестру за собой вниз по лестнице.

Оказавшись на улице, они услышали цокот копыт — мимо них верхом пронеслись сначала Джон, а потом и Филип Астлей.

— Ой! — воскликнула Мейси и бросилась следом за ними.

Суконный чепец с рюшиками слетел с ее головы, и Джему пришлось остановиться, чтобы поднять его, после чего он поспешил за сестрой.