Глава 8

Всю рабочую неделю в офисе компании «Констэбл Стил энд Майнинг» Мэри Хортон, поддерживаемая самодисциплиной, провела так, как будто Тим Мелвил никогда не входил в ее жизнь. Как обычно, она сбрасывала пиджак перед тем, как войти в туалет, вела все дела Арчи Джонсона, а также снимала стружку со всех семнадцати машинисток, посыльных и клерков. Но по вечерам, дома, она обнаруживала, что книги не увлекают ее, и проводила время на кухне, изучая кулинарные рецепты и экспериментируя с кексами, соусами и пудингами. Наставления Эмили Паркер дали ей лучше понять вкусы Тима, и она хотела, чтобы когда он придет в субботу, ей было чем его угостить.

Один раз во время обеденного перерыва она поехала в северную часть Сиднея к декоратору и купила очень дорогой кофейный столик рубинового стекла. Затем нашла диванчик, обитый давленым бархатом такого же цвета. Этот удар яркого, вибрирующего цвета сначала подействовал ей на нервы, но попривыкнув, она вынуждена была признать, что гостиная только выиграла. Голые, жемчужно-серые стены вдруг потеплели и она подумала, что, может быть, Тим, как многие примитивные люди, обладает инстинктивным чувством красоты. Возможно, когда-нибудь она возьмет его с собой в музей и посмотрит, что там откроют его глаза.

В пятницу она легла очень поздно, ожидая, что вдруг позвонит его отец и скажет, что не хочет, чтобы его сын работал садовником в свои выходные дни. Но звонка не последовало, и на следующее утро, ровно в семь часов разбудил ее стук Тима. На этот раз она сразу завела его в дом и спросила, не выпьет ли он чаю, пока она одевается.

— Нет, спасибо, все в порядке, — ответил он, его синие глаза сияли.

— Тогда зайди в маленький туалет, там за прачечной и переоденься, пока и я оденусь. Я хочу тебе показать, что нужно сделать в саду.

Вскоре она, как всегда кошачьей поступью; вернулась в кухню, тихо остановилась в дверях и смотрела на него, вновь пораженная его абсолютной красотой. Как ужасно, как несправедливо, думала она, что такая удивительная оболочка скрывает такое простодушное существо. Затем ей стало стыдно. Возможно, это и было причиной его красоты, возможно, его путь к греху и остановился, когда он был еще невинным ребенком. Если бы он развивался нормально, он, возможно, выглядел бы совсем по-иному, действительно, как на полотнах Ботичелли — самодовольно улыбающийся, с жизненным опытом, который просвечивал бы за взглядом, голубых глаз. Тим не принадлежал к числу взрослых людей, он был только намеком на них.

— Пойдем, Тим, я тебе покажу, что надо сделать в саду перед домом, — сказала она, выходя из задумчивости.

Цикады вопили и трещали из каждого куста и с каждого дерева. Мэри заткнула уши, сделала гримасу Тиму и бросилась к своему единственному оружию — к шлангу.

— Не помню другого года, когда бы цикады так буйствовали, — сказала она, когда шум немного стих и тяжелые капли, как дождь, полился вниз с олеандров на дорожку.

«Бри-ии-ик!» — прозвучал захлебывающийся бас хормейстера, когда все другие уже замолчали.

— Вот опять, ну старый негодяй!

Мэри подошла к ближайшему от двери олеандру и, раздвинув мокрые ветви, стала внимательно вглядываться в глубину растения, похожую на готический собор.

— Никогда не могу его найти, — объяснила она, садясь на корточки, и улыбнулась Тиму, который стоял за ней.

— Он нужен тебе? — спросил серьезно Тим.

— Очень даже. Он начинает весь этот концерт, без него они бы молчали.

— Я его тебе достану.

Его голое тело легко проскользнуло между листьями и ветвями и верхняя его часть исчезла из виду. В это утро на нем не было ни сапог, ни носков, поскольку он работал не на цементе, от которого трескалась кожа. Сырая земля кое-где прилипла к его ногам. «Бри-ии-ик!» — прогудела цикада, достаточно высохнув, чтобы попробовать голос.

— Поймал! — заорал Тим, выбираясь, в его правой руке было что-то зажато.

Мэри никогда не видела живых цикад, а только их сброшенную коричневую шкурку в траве, и поэтому осторожно и боязливо приблизилась, потому что, как большинство женщин, она боялась пауков, жуков и всяких ползучих существ.

— Вот он, посмотри на него! — гордо сказал Тим, осторожно разжимая пальцы, пока цикада не открылась совсем, придерживаемая за кончики крыльев между большим и указательным пальцами Тима.

— Фу! — вздрогнула Мэри, отступив и так и не взглянув как следует.

— О, не бойся его, Мэри, — попросил Тим, улыбаясь и мягко поглаживая цикаду. — Посмотри, разве он не прелесть — весь зеленый и красивый, как бабочка?

Золотая голова склонилась над цикадой. Мэри посмотрела на них обоих, и ее вдруг охватила щемящая жалость. Тим, казалось, имел какую-то связь с этим существом, ибо оно лежало у него на ладони без страха и паники и было действительно красиво, если, конечно, не обращать внимания на марсианские щупальца и щитки, как у омара. У цикады было толстое ярко-зеленое тельце длиной в два дюйма, как бы обсыпанное золотым порошком, глаза сверкали, как два больших топаза. Над спиной были сложены прозрачные крылья с золотисто-желтыми, как на листе, прожилками. Они сверкали всеми оттенками радуги. А над ним склонился Тим — такой же чуждый и красивый, и такой же живой и блестящий.

— Ты правда хочешь убить его? — просящим голосом спросил Тим, глядя на нее печально.

— Нет, — ответила она, отворачиваясь. — Посади его назад в куст, Тим.

К ланчу он закончил переднюю лужайку. Мэри дала ему два гамбургера, полную тарелку жареной картошки, затем, вдобавок, горячий пудинг с банановым кремом.

— Думаю, я все закончил, Мэри, — сказал Тим, когда выпил третью чашку чая. — Но мне жаль, что работа так быстро кончилась.

Широко расставленные глаза задумчиво смотрели на нее.

— Ты мне нравишься, Мэри, — начал он. — Ты мне нравишься больше, чем Мик и Гарри, или Джим, или Билл, или Кели, или Дейв. Ты мне нравишься больше всех, кроме папы и мамы и Дони.

Она похлопала его по руке и сказала ласково:

— Это очень любезно так говорить, Тим, но я не думаю, что это правда, ты же меня знаешь совсем немного.

— Больше нечего косить, — вздохнул он, игнорируя ее отказ принять комплимент.

— Трава опять вырастет, Тим.

— А? — этот короткий вопрос был сигналом, что надо говорить медленнее, что чего-то он не понял.

— А можешь ты выполоть клумбы в саду?

— Могу, наверное. Я это все время делаю для папы.

— Тогда, хотел бы ты приходить каждую субботу и делать в саду все, что нужно: косить траву, когда надо, сажать семена, полоть цветочные клумбы, опрыскивать кусты, чистить дорожки, вносить удобрения?

Он схватил ее за руку и пожал ее, широко улыбаясь:

— Ой, Мэри, ты мне так нравишься! Я буду приходить каждую субботу и присматривать за садом, обещаю, я присмотрю за садом!

Когда он ушел в три часа, в кошельке у него было тридцать долларов.